А.А.Грицанов

ХАОС (греч. chaos -- зияние; от chasco -- разеваю) -- понятие, фундаментальное как для концептуальных, так и доконцептуальных моделей космогенеза (начиная с космогоний эпического и постэпического периодов). В процессе своей культурной эволюции содержание понятия Х. претерпевает существенные трансформации, в рамках которых могут быть выделены три периода: 1. На ранних стадиях развития культуры Х. трактовался в контексте космогонического процесса как изначальное (докосмическое) состояние бытия, амбивалентно характеризующееся, с одной стороны, отсутствием какой бы то ни было оформленности, дифференцированности (“безвидность” Х. у античных авторов), наличия специфицирующих определенных качеств (отсюда традиционная для архаической мифологии апофатическая парадигма описания Х.: бескачественный, аморфный, аструктурный, безначальный, баспредельный и т.п.), с другой -- внутренней потенцией к дифференциации и оформлению в структурированный космос (от понимания Х. как “космической протопотенции” в “Теогонии” Гесиода, “начала всякого бытия” у Акусилая и Ферекида, “причины богов” у Симплиция -- до трактовки Х. в качестве “всеприемлющей природы”, т.е. потенциально готовой к оформляющему восприятию привносимого эйдоса, выступающего одновременно оплодотворяющим импульсом становления, у Платона - см. Гилеморфизм). Именно этот семантический аспект Х. обусловливает то обстоятельство, что в архаических культурах он универсально ассоциируется с символизирующей женское начало водной стихией как “лоном бытия” (Нун в древнеегипетской мифологии, вода в “Брихадараньяха-упанишаде”, Океан в раннегреческих космогониях, сакральная семантика ритуального омовения как “возвращения в первоначальную бесформенность, растворение форм” (Элиаде), “освобождающее и очищающее нисхождение в Х., осененное женским знаком” (Ч.Эвола). Вместе с тем, поскольку важнейшим показателем креативно-эволюционного потенциала Х. выступает в архаичном антропоморфизме его семантическая сопряженность с энергией сексуальности (греч. genesis как порождение), постольку в космогонических моделях архаической мифологии Х. мыслится как имманентно содержащий в себе брачную пару космических прародителей (Нун и Наунет в древнеегипетской мифологии, восемь пар огдоады и т.п.); в этом же смысле Х. соотнесен античной культурой с фигурой диады. В данной системе отсчета Эрос выступает медиатором между Х. и Космосом, и Любовь как архаическая персонификация космотворения возникает “из лона Х.” -- от классической мифологической схемы до ее рецитаций в античной натурфилософии (Эмпедокл), в натурфилософии Возрождения (Пико делла Мирандола), в эстетике романтизма (Х. и Эрос как необходимые основания красоты, мыслимой в качестве становления Х. в космос в результате эротического импульса стремления к совершенству -- у Шлегеля). А поскольку в архаических мифологиях исходная неразрывность брачного слияния Земли и Неба, с одной стороны, и отделение их друг от друга (образование мирового пространства), с другой, семантически тождественны в своем значении креативности (шумерские космогонии, Ригведа, древнекитайский миф о Пань-гу), постольку возникает и трактовка Х. как пустого пространства (Гесиод, Еврипид), вместилища тел (Аристотель). Так, например, у Секста Эмпирика: “Хаос есть место, вмещающее в себя целое”. В этом плане античная интерпретация Х. как смешения стихий (Эмпедокл, Анаксагор) фундирована не презумпцией его беспорядочности, но презумпцией потенциальной семантически-креативной полноты феномена, все в себе содержащего. В более зрелых мифологических схемах Х. мыслится -- вне непосредственного антропоморфизма -- как креативно самодостаточный, что находит свое выражение в фигуре “безбрачного” (Гесиод), т.е. осуществленного без внешнего импульса, порождения им космических прародителей (“Теогония” Гесиода). Аналогичную семантику имеют образ Х.-андрогина в орфизме, интерпретация Х. в качестве желания как такового в ведийских текстах, мифологема плавающего в океане Х. золотого эмбриона -- Хираньягарбхи (древнеиндийская мифология), а также сближение смыслообразов Х. и мирового яйца в орфизме, поздних (эпических) мифологиях, сдвигающих космогонические смыслы от схемы “порождения” к схеме “творения” (см. Античная философия, Демиург), созидательный потенциал Х. выражается посредством идеи имманентного наличия внутри Х. субъекта креации (позднефиникийская и вавилонская космогонические схемы). Процессуально Х. обнимает как процедуры становления космически оформленного мироздания (дифференциация исходной нерасчлененности Х., выделение традиционных пар как противоположностей, возникновение качественно определенных стихий и оформление конкретных предметов), так и процедуры деструкции ставшего космоса (от классической мифологической формулы “я разрушу все, что я создал, мир снова превратится в Х.” в Египетской “Книге мертвых” -- до фигуры апейронизации в натурфилософской модели Анаксимандра и идеи Прокла о Х. как одновременно исходной точке и кончной цели всех эманаций). Включая в себя последовательно сменяющие друг друга космические циклы (от становления до гибели), Х., таким образом, вечно пребывает в качестве воплощающегося в этих циклах, но отличного от них начала, характеризующегося как безграничной открытостью всевозможным вариациям становления, так и вечностью как бесконечной неисчерпаемой потенциальностью: Х. не только извечен во временном плане, но и содержательно вечен в смысле перманентно пребывающей возможности (иных возможных миров) по отношению к действительности, наличию ставшего мира (aidion, т.е. “то, что вечно” -- в противоположность преходящему быванию в рамках того, что понималось как aion -- “век” в смысле конкретной и завершенной судьбы отдельного Космоса). Но и в рамках космически оформленного мироздания Х. сохраняется, задавая своего рода семантико-топологическую периферию: мифологема мирового древа, дифференцирующая мир по вертикали на небо=крону, околоствольное пространство и корни=аид, по горизонтали отграничивает гармонический космический центр от периферического Х. Космогенез, таким образом, есть не процесс преодоления Х., но стадия жизненной пульсации последнего, предполагающей в равной мере как собственную космизацию, так и возврат в исходное, богатое новыми возможностями состояние, что в субъективном человеческом измерении выступает как мировая катастрофа: от архаических представлений о деструкции космоса в сакральную дату календарного праздника (смена года как смена космического цикла, когда мир распадается в Х. и процесс оформления нового мироздания требует от человека магического усилия -- см. Секс) -- до библейского сюжета о потопе как снятии преград с бездны Х. (Быт. VII, 11). В древнегреческой философии рефлексивно зафиксировано, что, будучи невоплощенным и неоформленным, Х. чувственно не артикулируется и может быть помыслен только в качестве умозрительного: “умопостигаемый Х.” у Прокла. На ранних стадиях эволюции античной философии архэ, собственно, и представлено Х. как таковым: умопостигаемое “беспредельное” (наряду с оформляющим и космизирующим “пределом”) у пифагорейцев, апейрон (“то, что бесконечно”) как полнота возможностей космизации у Анаксимандра; аналогичны айдион и т.п. первоначала, фиксируемые на уровне апофатических дескрипций. 2. Второй этап эволюции трактовки Х. в европейской культуре связан с доминированием в классическом рационализме механической системности и линейного детерминизма, в контексте которых понятие Х. выступало как синоним дисгармонической неупорядоченности: трактовка броуновского движения как хаотичного, например (ср. у Канта). Такая интерпретация Х. ни в коей мере не тождественна архаическим представлениям о Х. как о “страшной бездне” (орфизм), “зияющей бездне” (“Старшая Эдда”) и т.п. -- вплоть до отождествления Х. с аидом (древнеримская традиция), ибо таковые базировались не на линейном восприятии бытия и понимании Х. как простого отсутствия линейного порядка, но, напротив, именно та характеристика Х., которая в современной терминологии могла бы быть обозначена как подчиненность закономерностям, носящим вероятностный характер, и была осмыслена в античной культуре как принципиальная непредсказуемость пульсаций Х., страшная в своей содержательной всевозможности и не оставляющая для человека шанса приспособления к ней (в отличие от человекосоразмерной обустроенности античного космоса, подчиненного рационально эксплицируемой закономерности избранного пути эволюции -- см. Космос). 3. В современной культуре может быть зафиксирован феномен своего рода ренессанса понятия “Х.”, связанный с оформлением в неклассической европейской культуре парадигмальной матрицы исследования нелинейных процессов. В сфере естествознания это проявляется в рамках синергетического подхода, основанного на идее креативной самодостаточности Х., заключающейся в способности случайных флуктуаций на микроуровне порождать новые организационные порядки на уровне макроструктур (Х. как фактор самоструктурирования нелинейной среды: “порядок из Х.”, по определению Пригожина и И.Стенгерс -- см. Синергетика). Аналогично, в гуманитарной сфере установка на восприятие Х. как креативной среды, актуализировавшаяся в свое время в эстетике модернизма (Х. как сфера поиска первоначал бытия в раннем экспрессионизме, например: “Идиллия южных морей” Э.Х.Нольде, “Борьба форм” Марка; саморефлексия П.Клее: “Есть логика в том,что я начинаю с хаоса, и это наиболее естественное начало” и др.), развивается в философии постмодернизма в фундаментальную парадигму отношения к тексту, мыслимому как плюральная и подвижная семантическая среда, открытая для бесконечного числа интерпретаций: текст как Х. семантических центров может быть подвергнут систематизации или означиванию, понимаемым в качестве террористического акта по отношению к текстовому семантическому полю (см. Нарратив). Текст реализует себя как аструктурная ризома, каждое плато которой может быть прочитано -- для того, чтобы в тот же момент рассыпаться, сменившись новым (ср. с айоном античной космологии: он возникает, чтобы реализоваться и погибнуть, давая места новым айонам: “свершение, отнимающее время жизни каждого, зовется айоном” -- у Аристотеля). Аналогичен концепт “тела без органов” в методологии постмодернизма: не структурно дифференцированный организм как стабильная система, но моделирующая Х. целостность как “постоянно созидающая себя среда”, оформляющая те или иные органы в соответствии с ритмами внешних импульсов, -- “интенсивная зародышевая плазма” или “яйцо -- среда чистой интенсивности” (Делез и Гваттари) -- ср. с архаическо-мифологическими или позднеорфическими трактовками Х. Таким образом, в современной традиции понятие Х. обретает значимый общекультурный статус, а при его интерпретации на передний план выдвигаются такие семантические аспекты, как внутренняя активность и креативный потенциал. См. Хаосмос, Космос.