Мвф перетасовал квоты
Из решений прямого действия, принятых в Сеуле, можно назвать разве что появившуюся определенность с реформой МВФ. Доли развивающихся стран будут перераспределены (общее изменение квот — более чем на 6%), а общая их квота в МВФ вырастет. Правда, реальный переток квот от развитых стран к развивающимся составит лишь 2,8% капитала, а остальное перераспределение произойдет уже между самими странами с развивающейся экономикой.
В частности, позиция России в фонде вырастет с 2,49 до 2,71%, а группы БРИК в целом — на 3,46 п. п., до 14,18%. Особенно сильно вырастет доля Китая (с 3,65 до 6,19%) — она станет третьей, превысив квоты Германии, Франции и Британии, и, что выглядит как политический компромисс, немного не дотянет до Японии. Тем не менее представленность и России, и Китая в фонде останется недостаточной, если исходить из действующей формулы расчета квот.
В разряд «перепредставленных» стран переходит Бразилия. Ее квота вырастет на треть, благодаря чему она войдет в число десяти крупнейших акционеров МВФ. При этом квоты таких стран, как Венесуэла, Аргентина, ЮАР, Саудовская Аравия, Украина, снижаются. Не исключено, что именно стремительное изменение бразильской квоты, которое выглядит как рука помощи этой наиболее жестоко страдающей сегодня от притока капитала стране, и сделало возможным общий компромисс.
В то же время лидерам крупнейших экономик мира не удалось принять никаких значимых решений ни в валютной сфере, ни в области предотвращения протекционистских войн между ведущими державами. Если отсеять традиционные заявления о том, что хорошая экономическая политика сегодня больше нужна миру, нежели плохая (что в переводе на обычный язык означает: надо стимулировать глобальный спрос и занятость, одновременно уменьшив дефицит бюджетов), главные пожелания к друг другу, высказанные «двадцаткой», состоят в том, что было бы неплохо сократить диспропорции платежных балансов; воздерживаться от конкурентной девальвации валют и при этом не позволять протекционизму сдерживать мировую торговлю.
США предлагали лимитировать размеры сальдо текущих счетов платежных балансов 4% ВВП — хотя пока это нереально ни для них, ни для Китая, и совсем еще недавно было бы нереально и для России. Однако довести эти пожелания до каких-то инструментальных «оргвыводов» пока что оказалось невозможно.
«Голландская болезнь» в сша
Укрепление барьеров на пути торговых и капитальных потоков и конкурентные девальвации как их более изощренная разновидность обычно считаются средством для изменения платежного баланса в нужном направлении. Общепризнано, что в среднесрочной перспективе динамика реального курса национальной валюты при прочих равных условиях связана с размером текущего счета платежного баланса страны. Укрепление курса превращает страну в нетто-импортера и наоборот. Особенно четко такое влияние проявляется для стран, которые вынуждены резко менять размеры текущего счета (как, например, Россия, Таиланд, Корея, Индонезия во время кризиса 1997–1998 годов или Мексика чуть раньше).
Но так ли это на самом деле и существуют ли исключения? В среднем за долгосрочный период реальные курсы доллара, евро и иены оставались примерно постоянными, в то время как рубль укреплялся, что в основном можно отнести на движение текущего счета. Если в конце 1990-х Россия следовала общему правилу «бедные страны оплачивают расходы богатых», направляя на кредитование остального мира до 20% своего ВВП, то к настоящему времени наш текущий счет почти сбалансирован.
При этом можно обратить внимание на два значимых отклонения от общих тенденций.
В 2000-х, особенно начиная с 2002 года, доллар не укреплялся, что совершено не адекватно огромному притоку капитала в США. Отчасти это стало результатом ухудшения условий торговли из-за удорожания торгуемых товаров, который виден и в еврозоне, а в Японии маскируется резким ростом инвестиционных доходов в текущем балансе. Но главным образом это результат сокращения экспортного сектора в США, что стало своеобразной формой проявления «голландской болезни» в результате притока капитала, от которого власти США в период правления Джорджа Буша-младшего не смогли или не захотели защититься.
Четыре страны, с которыми у США сложился самый большой торговый дефицит, — это Китай, Германия, Япония и Саудовская Аравия. Они поддерживают промышленный рост во многом благодаря экспорту в США, но, как считают американцы, ничего не делают для стимулирования внутреннего потребления.
Так что в случае смягчения глобальных торговых дисбалансов доллар, возможно, ждет довольно основательное ослабление, причем совершенно независимо от того, мягкую или жесткую политику будет проводить ФРС. Либо там будет создан новый экспортный сектор в каких-либо инновационных, неведомых пока нам производствах, как это произошло в секторе «новой экономики» (доткомов) в 1995–2002 годах, когда доллар интенсивно укреплялся.
В случае смягчения глобальных торговых дисбалансов доллар ждет довольно основательное ослабление, если только в США не будет создан новый экспортный сектор
Другой любопытный кейс — Россия, где значительное реальное укрепление рубля после 2003 года и расширение импорта практически не сопровождалось сжатием сальдо текущего счета. И здесь, как и в случае США, объяснение сводится к усилению экспортного потенциала за счет все того же удорожания вывозимых товаров. Укрепление рубля стало своеобразным проявлением эффекта Балассы—Самуэльсона — рост производительности труда при производстве торгуемых товаров и подтягивание уровня зарплат в неторгуемом, внутреннеориентированном секторе. Там производительность так же быстро, как при производстве подверженных международной конкуренции товаров, обычно расти не может. Наблюдать на практике этот эффект можно, например, по соотношению цены автомобиля со стоимостью поездки в метро (по нашим прикидкам, за последние 20 лет это соотношение изменилось примерно в 20 раз — то есть по цене одного автомобиля класса «Жигулей» сегодня можно сделать в 20 раз меньше поездок в подземке, чем в начале 1990-х). Это примерный индикатор роста цен в неторгуемом секторе по отношению к торгуемому. И как вытекает из формулы расчета реального курса (его можно представить как отношение общего индекса цен к индексу цен на торгуемые товары), примерный показатель реального укрепления рубля за последние два десятилетия.
То, что рост реального курса в значительной мере тождествен росту реальной зарплаты, — совершенно нормальный эффект для стран догоняющего развития. Реальный курс местных валют обычно всегда растет по мере сокращения разрыва в душевом ВВП, приводящем также к росту «третичного», внутреннеориентированного сектора услуг и подтягивания зарплат в нем. Однако российское своеобразие заключается в том, что рост производительности в торгуемом секторе достигнут почти исключительно за счет улучшения условий внешней торговли.