Гордыня

1. У одной дамы заболела шея. Она общалась в компании, с новыми знакомыми, и подсознательно сравнивала себя и своего мужа с другими парами. Ей казалось, что другие дамы слишком много «из себя стро­ят», особенно когда пытаются поучать её мужа. В общем, всё так и было, но шея‑то заболела у неё. Ей было по­нятно, что дело в гордыне, но раньше шея не болела при аналогичных реакциях, а теперь вдруг заболела. Обычное извинение в астрале немного ослабило боль, но не убрало её полностью, а потом боль осталась в теле и стала серьёзно угрожать всему здоровью. Надо было менять что‑то глубокое.

Гордыню увидеть удалось — подсказали грамотные знакомые, она явно чувствовалась в медитации, да и во­обще наша дама прекрасно знала, что у неё немалая гордыня. Выражалась она в почти постоянном лёг­ком чувстве превосходства над всеми, кто в чём‑то был ниже, слабее. Частенько, когда женщине удавалось кому‑то что‑то доказать, она испытывала уже не лёгкое, а острое чувство торжества над кем‑то.

Сказать честно, она стремилась к этому, спе­циально создавая ситуации, в которых можно было доминировать над подругами, поучать сверху вниз, блистать наработками, знаниями и т.д. Короче го­воря, когда ей удалось охватить сознанием сверху все проявления, которые требовалось убрать, у неё «волосы встали дыбом», поскольку это была почти вся она, почти весь смысл её человеческой жизни — стремиться торже­ствовать над другими. Это был её главный, любимый «вид спорта».

2. В астрале удалось почувствовать тонкую гриб­ницу, которая пронизывала почти все чувства, про­явления, большую часть состояний. Центр находился в сердце (в её случае). Грибница была живая, она пуль­сировала, впитывая очередную порцию энергии, она голодала, если энергия долго не поступала, и требовала, чтобы дама шла куда‑то, делала что‑то, доказывая себе и всем своё превосходство.

3. В словах законы гордыни выражались пример­но так: «Я лучше, я — совершенство, я — идеал», но ещё глубже, ближе к корню грибницы, законы несколько менялись. Там чувствовалось «Кто лучше?!» Вся жизнь, на довольно глубоком уровне, окрашивалась именно этим сравнением, и нашей героине трудно было даже представить свою жизнь с каким‑то другим смыслом. Она всегда искренне думала, что остальные люди — точно такие внутри, как она, и те из них, кто яростно бросался в бой, самоутверждался, казались ей нормаль­ными, заслуживающими уважения сильными конкурен­тами. А другие — которые уклонялись от «ристалищ», представлялись слабаками, проигравшими, затёртыми куда‑то вниз или просто недоумками.

4. Что ставить на замену — было сначала со­всем непонятно. Чем жить, если не борьбой с другими существами за превосходство?

Но постепенно удалось изучить людей и обна­ружить, что все живут по-разному. «Один любит семью и служит ей, другой — страстно собирает какие‑то не­счастные марки и видит в этом великий смысл, третий обожает лазить по горам, с риском свернуть себе шею, четвёртый воспитывает детей и всё вкладывает в них».

Оказалось, что сердце может быть доверху на­полнено совсем другими чувствами, весьма далёкими от гордыни: радостью, познанием, грустью, музыкой, алчностью, любовью, ненавистью — чем угодно и в лю­бых причудливых сочетаниях.

Пришлось начинать учиться жить иначе — все доступные удовольствия, кроме гордыни. А новый закон формулировался примерно так: «Я есть, и всё. Я есть, и мне хорошо. Мне хорошо, и этого достаточно, потому что я уже есть».

3. Охватывая сознанием все ситуации, где надо было не просто вести себя, а чувствовать мир по-новому, дама фактически придумывала себе совершенно новую жизнь. Она перекрывала дыхание гордыне, что­бы та постепенно высыхала и старалась сильно погру­зиться в новые удовольствия и чувства.

4. В подсознание закладывалось следующее: «Вот я утром встала, ах, какое солнышко! Пошла в душ, в зеркале что‑то сумбурное... стоп! Никаких — «я к ве­черу оживу, накрашусь и им покажу!», только солныш­ко, только приятная тёплая вода в душе. Я пью чай, мне хорошо, чай вкусный-вкусный. Подошла одеваться к зеркалу... стоп! Никаких эффектных поворотов голо­вы в меховом воротнике, никаких воображаемых глаз, которые это видят. Одевается какая‑то женщина, спо­койная, очень увлечённая какой‑то книжкой. Ох, какая у меня книжка!

Выхожу из подъезда, походка как у монахини, а солнышко — восхитительное, а днём я съем вкусное пирожное в новом кафе, нет два пирожных, желе и хо­роший кофе — что угодно, только не выпендриваться, и ещё домой куплю пирожных.

Любые удовольствия для астрального тела, только не сравнивать никого, ничего, ни с кем и ни­когда.

Подруги на работе обсуждают мужчин, я сижу и молчу. Молчу, молчу, песенки пою, спросят — два слова в ответ, и солнышко, солнышко, песенки, книга, сериал, вечером с мужем — это самое. Это самое — это очень хо­рошо, даже очень приятно и даже тени сравнения с кем‑то нет, а потом спать, спать, спать. Ух, как же это тяже­ло! Но надо учиться — тут иного выхода уже не будет».

3. Воплощение в жизнь происходило постепенно, гордыня вылезала, дама снова болела, находила причи­ны, извинялась, в общем, она проделала огромнейшую работу и изменилась, поставила гордыню в узенькие рамки и нашла другие интересы в жизни.