Б. Спиноза: учение о субстанции

Слабым пунктом учения Декарта был неопределенный статус субстанций: с одной стороны, подлинным бытием обладала только бесконечная субстанция - Бог, а конечные, то есть сотворенные, субстанции находились в зависимости от бесконечной. Это затруднение попытался преодолеть нидерландский философ Бенедикт Спиноза (1632-1677), испытавший на себе сильное влияние Декарта, но не принявший его дуализма и создавший монистическое учение о единой субстанции, которую он назвал Богом или природой. Спиноза не принимает субстанциальности единичных вещей и в этом смысле противостоит традиции номинализма и эмпиризма. Его учение - пример крайнего реализма (в средневековом его понимании), переходящего в пантеизм. Спиноза определяет субстанцию как причину самой себя (causa sui), то есть как то, что существует через само себя и познается из самого себя. Именуя субстанцию Богом или природой, Спиноза тем самым подчеркивает, что это не Бог теистических религий, он не есть личность, наделенная сознанием, могуществом и волей, не есть Творец природных вещей. Бог Спинозы - бесконечная безличная сущность, главным определением которой является существование, бытие в качестве начала и причины всего сущего. Представление о слиянии Бога и природы, которое лежит в основе учения Спинозы, называется пантеизмом; Спиноза продолжает ту традицию, которая была намечена у Николая Кузанского и развернута у Бруно.

Мышление и протяжение, согласно Спинозе, суть атрибуты субстанции, а единичные вещи - как мыслящие существа, так и протяженные предметы - это модусы (видоизменения) субстанции. Уже у Декарта было развито учение о своего рода параллелизме материальной и духовной субстанций. Согласно Декарту, каждому состоянию и изменению в материальной субстанции (например, в человеческом теле) соответствует изменение в субстанции духовной (в человеческих чувствах, желаниях, мыслях). Сами субстанции, по Декарту, не могут непосредственно влиять друг на друга, но их действия строго скорректированы благодаря Богу, наподобие того, как два (или несколько) часовых механизма могут показывать одно и то же время, будучи заведены мастером, который синхронизировал их часовые стрелки. Аналогичное рассуждение мы находим у Спинозы: все явления в физическом мире, будучи модусами атрибута протяжения, развиваются в той же последовательности, как и все модусы в сфере мышления. Поэтому порядок и связь идей, по словам Спинозы, соответствует порядку и связи вещей, причем и те и другие суть только следствия божественной сущности. Отсюда вытекает спинозовское определение души как идеи человеческого тела.

Весь мировой процесс, таким образом, совершается в силу абсолютной необходимости, и человеческая воля ничего не в состоянии здесь изменить. Спиноза вообще не признает такой способности, как воля: единичная человеческая душа не есть нечто самостоятельное, она не есть субстанция, дух человека - это не что иное, как модус мышления, а потому, согласно Спинозе, "воля и разум - одно и то же" [Спиноза Б. Избранные произведения: В 2 т. М., 1957. Т. 1. С. 447.]. Человек может только постигнуть ход мирового процесса, чтобы сообразовать с ним свою жизнь и свои желания, полагает Спиноза. В этом сказалась известная близость его миросозерцания учению стоиков. "Не смеяться, не плакать, не проклинать, а понимать" - вот максима спинозовской этики.

4, Монадология Лейбница

Тут, однако, возникает вопрос: если Лейбниц мыслит монаду по аналогии с человеческой душой, то чем же его концепция отличается от учения Декарта, тоже рассматривавшего разумную душу как неделимое начало в отличие от бесконечно делимого протяжения, или материи?

Различие между ними весьма существенное. Если Декарт жестко противопоставил ум как неделимое всей остальной природе, то Лейбниц, напротив, считает, что неделимые монады составляют сущность всей природы. Такое утверждение было бы заведомо абсурдным (поскольку оно вынуждало допустить разумную, наделенную сознанием душу не только у животных, но и у растений, и даже у минералов), если бы не одно обстоятельство. В отличие от своих предшественников, Лейбниц вводит понятие так называемых бессознательных представлений. Между сознательно переживаемыми и бессознательными состояниями нет резкого перехода: Лейбниц считает, что переходы в состояниях монад постепенные. Бессознательные "малые восприятия" он уподобляет дифференциалу: лишь бесконечно большое их число, будучи суммированным, дает доступную сознанию "величину", подобно тому как слышимый нами шум морского прибоя складывается из бесчисленного множества "шумов", производимых каждой отдельной каплей, звук движения которой недоступен нашему слуху.

Монады по своему рангу различаются, согласно Лейбницу, в зависимости от того, в какой мере их деятельность становится ясной и отчетливой, то есть переходит на уровень осознанной. В этом смысле монады составляют как бы единую лестницу живых существ, низшие ступеньки которой образуют минералы, затем - растения, животные, наконец, человек; на вершине лестницы Лейбниц помещает высшую монаду - Бога. Возрастание степени сознательности, или разумности, - вот критерий для определения степени развитости монады.

Наиболее поразительным в учении Лейбница является тезис о замкнутости каждой из монад. Монады, пишет он, "не имеют окон", поэтому совершенно исключено воздействие монад друг на друга; каждая из них подобна самостоятельной, обособленной вселенной. В этом смысле каждая из монад Лейбница подобна субстанции Спинозы: она есть то, что существует само по себе и не зависит ни от чего другого, кроме, разумеется, Бога, сотворившего весь мир монад. И в то же время любая монада воспринимает, как бы переживает в самой себе весь космос во всем его богатстве и многообразии, только далеко не все монады обладают светом разума, чтобы отчетливо это сознавать. Даже разумные монады - человеческие души - имеют в себе больше бессознательных, чем сознательных представлений, и только божественная субстанция видит все сущее при ярком свете сознания.

Синхронизируется ли как-нибудь поток состояний, сменяющих друг друга в каждой монаде, а если да, то как это возможно? Здесь Лейбниц вводит понятие так называемой предустановленной гармонии, которая сходна, в сущности, с учением Декарта о параллелизме процессов, протекающих в протяженной и мыслящей субстанции, и учением Спинозы о параллелизме атрибутов. Синхронность протекания восприятий в замкнутых монадах происходит через посредство Бога, установившего и поддерживающего гармонию внутренней жизни всего бесконечного множества монад. Как и у Спинозы, у Лейбница поэтому степень разумности, сознательности монады тождественна со степенью ее свободы; прогресс в познании определяет прогресс нравственности и служит главным источником развития человеческого общества. В этом пункте учение Лейбница - один из источников философии Просвещения, господствовавшей в Европе на протяжении XVIII века.

Семинар 8

1, Сущность и смысловые ориентиры западной философии XIX-XX вв. Сциентизм и антропологизм

Рационалистические теории Бэкона и Декарта, Спинозы и Локка, Канта и Гегеля при всем различии прославляли разум, утверждали, что познание мира является обязательным условием осуществления гуманистических идеалов, решения коренных проблем человеческого бытия. Со второй половины XIX века возникают философские теории, критически относящиеся к предшествующим классическим рационалистическим системам, отрицающие способность последних ориентировать индивида в сложном мире, учитывать существенные стороны его жизни. Современная философия ведет свой отсчет от рубежа XIX-XX вв., с возникновения и развития неклассических форм мышления, которые, несмотря на продолжающиеся развитие традиционных идей и концепций (неокантианство, неогегельянство, неотомизм и другие), становятся определяющим фактором в развитии европейской и мировой философской мысли. Основными тенденциями в развитии современной философии выступают сциентизм и антропологизм. Первая проявляется в позитивизме, "философии науки", структурализме и других. Вторая представлена экзистенциализмом, "философией жизни", персонализмом. Существуют также направления, не поддающиеся жесткой дифференциации — прагматизм, феноменология, фрейдизм и некоторые другие. Через взаимодействие указанных тенденций рассматриваются различные проблемы развития философского знания.

2, Позитивизм и его исторические формы

Одним из наиболее влиятельных направлений буржуазного философского мышления является позитивизм. Как самостоятельное течение позитивизм оформился уже в 30-е годы XIX в. Понятие “позитивизм” обозначает призыв философам отказаться от метафизических абстракций, т. к. метафизические объяснения, считают позитивисты, теоретически неосуществимыми и практически бесполезными, и обратиться к исследованию позитивного знания. Позитивизму противостоит интуиционизм (учение об интуиции как самом главном и самом надежном источнике познания).

В центре внимания позитивистов неизменно находился вопрос о взаимоотношении философии и науки. Главный тезис позитивизма состоит в том, что все подлинное, положительное («позитивное») знание о действительности может быть получено лишь в виде результатов отдельных специальных наук или их «синтетического» объединения и что философия как особая наука, претендующая на содержательное исследование особой сферы реальности, не имеет права на существование.

Первая историческая форма позитивизма.

В 30— 40-е годы XIX в., во Франции возникла философская школа, которая тоже претендовала на создание «научной философии» и заявила о решительном разрыве с прежней философской («метафизической») традицией (о «революции в философии»). Этой школой и был позитивизм, основанный О. Контом

Конт высказал убеждение в способности науки к бесконечному развитию и в неограниченности предметной области, к которой применимы научные методы мышления.

Осуществленная Контом классификация наук во многих отношениях может рассматриваться как реализация завета энциклопедистов. По Конту, науки распределяются согласно естественной иерархии

(энциклопедический закон): Математика - астрономия - физика –химия - биология - социология.

Психологию Конт разделяет на биологию и социологию; каждая из этих наук предполагает наличие элементарных фактов предшествующих наук. Конт ввел термин “социология”; благодаря - нему социология впервые была разработана в определеную научную систему.

Основные принципы:

1. от простого к сложному

2. от абстрактного к конкретному

3. временной

Представителями первой, «классической» формы позитивизма 19 в., кроме

Конта, были Э. Литтре, Г. Н. Вырубов, П. Лаффит, И. Тэн, Э. Ж. Ренан – во Франции; Дж. С. Милль, Г. Спенсер – во Великобритании. Немецкие позитивисты-Л. Фейербах, Дюринг, Йодль, Шуппе, Авенариус.

Вторая историческая форма позитивизма.

В результате попыток отказаться от контовско-спенсеровской ориентации и вместе с тем сохранить основную позитивистскую направленность — резкое размежевание областей науки и философской «метафизики» — возникает вторая историческая форма позитивизма — махизм, эмпириокритицизм (Э. Мах, Р., Авенариус и др.).

Эмпириокритицизм (философская система “чистого опыта”, критический эмпиризм, который стремиться ограничить философию изложением данных опыта при полном исключении всякой метафизики с целью выработки и естественного понятия о мире). Данная стадия сохраняет основную установку позитивизма на описание позитивного, опытного знания. Его представители настаивают на необходимости борьбы в науке с засильем метафизических подходов, на изъятие из науки таких понятий, как “субстанция”, “причинность”, “материальное”,“идеальное”.

На стадии махизма позитивизм ставит в центр внимания такие проблемы: природа познания, опыта, проблема субъекта и объекта, характер категорий «вещь», «субстанция», природа основных «элементов» действительности, взаимоотношение физического и психического и т. д.

«Третья историческая форма позитивизма», неопозитивизм, возникает в 20-е годы ХХ в. Идейным ядром явился Венский философский кружок, который предложил программу развития научной философии. В него входили М. Шлик, Р. Карнап, Г. Фейгель, О. Нейрат, Э. Нагель, А. Айер, Ф. Франк, Л. Витгенштейн. Философия неопозитивизма (или логический позитивизм) развивается как аналитическая философия, которая в свою очередь разрабатывается в двух направлениях: логический анализ философии и лингвистическая философия. Основной принцип неопозитивизма - принцип верификации, т. е. сравнение всех положений науки с фактами опыта.

3, Философия экзистенциализма: проблемы и противоречия

Экзистенциализм – направление философии, главным предметом изучения которого стал человек, его проблемы, трудности, существования в окружающем мире.

Экзистенциализм как направление философии начал зарождаться еще в середине ХХ в., а в 20-е – 70-е годы ХХ в. приобрел актуальность и стал одним из популярных философских направлений в Западной Европе.

Основные проблемы, рассматриваемые экзистенциализмом.

Экзистенциалистская философия распространилась в ответ на эти явления. Можно выделить следующие проблемы, которым уделяли внимание философы – экзистенциалисты:

уникальность человеческой личности, глубина его чувств, переживаний, тревог, надежд, жизни в целом;

разительное противоречие между человеческим внутренним миром и окружающей жизнью;

проблема отчуждения человека (общество, государство стали для человека абсолютно чужими, реальностью, которая полностью пренебрегает человеком, подавляет его «Я»);

проблема одиночества, заброшенности человека (человек одинок в окружающем мире, у него нет «системы координат», где он чувствовал бы себя нужным);

проблема бессмысленности жизни;

проблема внутреннего выбора;

проблема поиска человеком своего как внутреннего «Я», так и внешнего – места в жизни.

4, Психоанализ и философия неофрейдизма (З. Фрейд, К.Г. Юнг, А. Адлер, Э. Фромм)

З. Фрейд (1856-1939). Основные работы: "Массовая психология и анализ человеческого Я”, "По ту сторону принципа удовольствия”, "Я и Оно”, "Психология бессознательного”, "Неудовлетворенность в культуре”.

Был убежденным сторонником детерминизма, т.е. учения о всеобщей причинной обусловленности всех, в т.ч. и психических явлений. Утвердил бессознательное как важнейший фактор человеческого измерения и существования. Психическая деятельность бессознательного подчиняется принципу удовольствия, а психическая деятельность подсознательного – принципу реальности. Сообразуясь с реальностью внешнего мира, подсознательное вытесняет обратно в бессознательное неприемлемые желания и идеи, сопротивляется их попыткам проникнуть в сознание.

Психика человека состоит из трех пластов. Нижний и самый мощный слой – "Оно”, находится за пределами сознания. В нем сосредоточены различные биологические влечения и страсти, прежде всего сексуального характера, и вытесненные из сознания идеи. Затем следует сравнительно небольшой слой сознательного – это "Я” (Ego) человека. Верхний пласт человеческого духа – "Сверх-Я” (Super Ego) – это идеалы и нормы общества, сфера долженствования и моральная цензура. По Фрейду, личность, челоевеческое "Я” вынужденно постоянно терзаться и разрываться между Сциллой и Харибдой – неосознанными осуждаемыми побуждениями "Оно” и нравственно-культутрной цензурой "Сверх-Я”. Т.о. оказывается, что собственное "Я” – сознание человека не является ‘хозяином в своем собственном доме’.

Именно сфера "Оно”, всецело подчиненная принципу удовольствия и наслаждения, оказывает, по Фрейду, решающее влияние на мысли, чувства и поступки человека. Человек – это прежде всего существо, управляемое и движимое сексуальными устремлениями и сексуальной энергией (либидо). Драматизи человеческого существования усиливается тем, что среди бессознательных влечений имеется и врожденная склонность к разрушению и агрессии, которая находит свое предельное выражение в ‘инстинкте смерти’, противостоящем ‘инстинкту жизни’. Эрос и Танатос рассматриваются Фрейдом как две наиболее могущественные силы, определяющие поведение человека. В итоге биологическое бессознательное начало оказывается определяющим. Человек, по Фрейду, - это прежде всего эротическое существо, управляемое бессознательными инстинктами.

Поведением людей управляют иррациональные психические силы, а не законы общественного развития, интеллект – аппарат маскировки этих сил, а не средство активного отражения реальности, все более глубокого его осмысления. Инстинктивный импульс м.б. или разряжен в действии, или неразряженным вытеснен обратно в бессознательное, или лишен своей энергии посредством реактивных образований (стыд, мораль) и сублимации (переключение энергии с неприемлемых целей и объектов на приемлемые).

Под культурой (=Сверх-Я) Фрейд понимал, по сути дела, совокупность социальных свойств людей, их знания и умения в различных видах деятельности, нормы поведения, совокупность материальных и духовных ценностей, политических и государственно-правовых институтов и т.д. Культура основана на отказе от удовлетворения желаний бессознательного и существует за счет сублимированной энергии либидо. Т.о. прогресс культуры уменьшает человеческое счастье, усиливает у человека чувство вины из-за ограничения его природных желаний.

Неофрейдизм. К философам неофрейдизма относят К.Г.Юнга, А.Адлера, Э.Фромма.

А.Адлер (1870-1937). Подверг критике учение Фрейда, преувеличивающего биологическую и эротическую детерминацию человека. Перенес акцент на с сексуально-бессознательного на бессознательное стремление к власти как основное побуждение людей, проявляющееся в их поведении в рамках семьи, межличностных отношений и отношений социальных групп. По нему, человек – не только биологическое, но и социальное существо, жизнедеятельность которого связана с сознательными интересами, поэтому "бессознательное не противоречит сознанию”, как это имеет место у Фрейда. Т.о., Адлер в определенной степени уже социологизирует бессознательное и пытается снять противоречие между бессознательным и сознанием в рассмотрении человека.

К.Г.Юнг (1875-1961). Ученик А.Адлера. Выступил против трактовки человека как существа эротического и попытался более глубоко дифференцировать фрейдовское "Оно”. Юнг выделил в нем помимо ‘личностного бессознательного’ как отражения в психике индивидуального опыта еще и более глубокий слой – ‘колективное бессознательное’, которое является отражением опыта предшествующих поколений. Содержание коллективного бессознательного составляют, по нему, общечеловеческие первообразы – архетипы (например, образ матери-родины, народного героя, богатыря и т.п.). Совокупность архетипов образует опыт предшествующих поколений, который наследуется новыми поколениями.

Архетипы лежат в основе мифов, сновидений, символики художественного творчества. Сущностное ядро личности составляет единство индивидуального и коллективного бессознательного, но основное значение имеет все-таки последнее. Человек, т.о., - это прежде всего существо архетипное.

Юнг считает, что общую структуру личности создает архетип, и духовная жизнь личности несет в себе архетипический отпечаток. И хотя архетип как способ связи образов переходит из поколения в поколение с древних времен, он всегда у каждого человека наполняется конкретным содержанием, хотя нейтрален к добру и злу.

Архетипы по Юнгу невозможно осмыслить осознанно, они противостоят сознанию и не поддаются выражению в языке. Психология может лишь описывать их и осуществлять возможную типизацию.

Либидо по Юнгу – это не просто некое половое влечение, а поток витально-психической энергии. Поэтому все феномены бессознательной и сознательной жизни человека рассматриваются им как в качестве различных проявлений единой энергии либидо.

Э.Фромм (1900-1980) (американский неофрейдист, социальный психолог и социолог). Основные работы: "Бегство от свободы”, "Человек как он есть”, "Искусство любви”, "Революция надежды”, "Кризис психоанализа”, "Человек для самого себя”.

Выступил против биологизации и эротизации бессознательного и подверг критике теорию Фрейда об антагонизме между сущностью человека и культурой. Но вместе с тем он отверг и социологизаторские трактовки человека. По его мнению, его точка зрения является "не биологической, и не социальной”. Одним из наиболее важных факторов развития человека, по Фромму, является противоречие, вытекающее из двойственной природы человека, который является частью природы и подчинен ее законам, но одновременно это и субъект, наделенный разумом, существо социальное. Это противоречие он называет "экзистенциальной дихотомией”. Она связана с тем, что ввиду отсутствия сильных инстинктов, которые помогают в жизни животным, человек должен принимать решения, руководствуясь своим сознанием, но результаты при этом не всегда оказываются продуктивными, что порождает тревогу и беспокойство, которые есть ‘цена за сознание’.

У Фрейда имеет место абсолютизация бессознательного, квинтэссенцией человека оказалось либидо. После него представители психоанализа все больше отходили от его концепции, склоняясь в сторону все большего признания роли сознания и влияния социального фактора на развитие личности. По Фромму новая эпоха, связанная с функционированием рыночных отношений в условиях ‘развитого капитализма’, рождает и ‘человека нового типа’, который он описывает как ‘рыночный характер’. "Человек, обладающий рыночным характером, - пишет он, - воспринимает все как товар, - не только вещи, но и саму личность, включая ее физическую энергию, навыки, знания, мнения, чувства, даже улыбки… и его главная цель – в любой ситуации совершить выгодную сделку”. Альтернативой обществу "обладания”, порождающего "рыночного человека”, должно быть общество, в котором на первое место ставится бытие самого человека. Изменение способа существования человека и его характера связывается им как раз с изменением самого общества, в котором основным принципом существования человека будет ‘быть’, а не ‘иметь’.

В связи с разработкой проблемы бессознательного, индивидуального и общественного сознания следует упомянуть такое понятие как менталитет (от лат. mens – ум, мышление, душевный склад). Под ним понимается глубинный уровень индивидуального и коллективного сознания, включающий и бессознательное. Он содержит в себе совокупность установок и предрасположений индивида или социальной группы действовать, мыслить и воспринимать мир определенным образом. Для менталитета характерна инертность. Известный французский философ и психолог Л.Леви-Брюль (1857-1939), одна из основных работ которого "Первобытное мышление”, выделяет два типа менталитета – дологический и логический. Первый тип рассматривается в связи с мышлением первобытных людей, оно является ‘пралогическим’, ибо не стремится избегать противоречий, и мистическим, потому что содержит в себе коллективные представления, мистические по своему существу. В отличие от него наше мышление (логический тип менталитета) перестало быть пралогическим, ибо стремится избежать противоречий, а также мистическим, по крайней мере, в том, что касается большинства окружающих нас предметов.

Семинар 9

1, Истоки, традиции и особенности русской философии. Полемика славянофилов и западников в становлении русской философии

В России первой половины XIX в. самым острым был вопрос об исторических судьбах страны, о ее роли и назначении. В его решении сложилось два теоретических и общественно – политических направления: славянофильство и западничество. В полемике их представителей было много чувства, в основных пунктах они существенно расходились, но и те и другие способствовали переменам, благотворным для общества, а их диалог определил характер русской мысли не только XIX в., но и XX в.

Никитич Л.А. отмечает одну важную особенность: славянофильство и западничество в России – это по сути противоположности противоречивого целого. Как отмечал А. Герцен, у всех была одна любовь к России, но, идя из одних начал, философы приходили к разным выводам.⁶

Пивоваров Ю.С. отмечает следующее, что если о славянофилах можно говорить как о более или менее целостном явлении, то западники – это пестрый конгломерат. Славянофилов, при всех их различиях, можно представить как единую компанию, но западников – совершенно невозможно. Это зачастую абсолютно несовместимые люди. Например, Тимофей Грановский, благостный, верующий московский профессор – и Михаил Бакунин, анархист и атеист. Можно и другие имена назвать: Герцен, Белинский, Сергей Соловьев, Кавелин, Чичерин… это же совершенно разношерстная компания! По сути, западники – это все те, кто не славянофилы.⁷

Для славянофильства характерно четкое противопоставление исторического пути России и хода общественного развития Западной Европы. Славянофилы были убеждены, что русскому народу свойственны исконная религиозность, приверженность самодержавию, смирение и стремление к самоограничениям. Они рассматривали крестьянскую общину как специфически присущую российскому обществу форму социальной жизни, обеспечивающую наряду с православием и самодержавием его гармоническое развитие. Артельное производство рассматривалось ими в качестве наиболее приемлемой для российской специфики формы организации труда.

Философ, историк, экономист, художник, поэт, литературный критик, А.С. Хомяков был глубоко религиозным человеком, богословом, дорожившим верой как истиной. По его мнению, католическая и протестантская церкви – деформированные явления христианства и, хотя православная церковь не идеальна, только она может осуществить возвращение христиан в лоно единой церкви.

Также в России культивируется концепция «официальной народности». Ее основополагающая формула – «православие, самодержавие, народность» – была предложена министром просвещения С.С. Уваровым. В этой концепции утверждалось, что уклад русской жизни коренным образом отличается от западноевропейского. Для России характерны «семейное равенство», «взаимная любовь между крестьянами и помещиками». Говорилось, что в России существует союз между самодержавием, представляющим собой исконную форму государственной власти, православием, которое составляет «моральный дух» и образ мышления народа, и народом, боготворящим царя за отеческую заботу о нем. Уваров выступал против «учености», «пристрастия к иноземному».

По мнению славянофилов, отсутствие классовой борьбы и взаимной вражды, добровольное согласие и любовь служат исходной базой для российского пути в истории, принципиально отличающегося от западноевропейского, основанного на противоречиях, распрях, вражде, вольнодумстве, склонности к безбожию.⁸

Во второй половине 1830-х гг. в мыслящих кругах общества возникло увлечение немецкой классической философией. В философии Гегеля утверждалась избранность германского народа и превосходство созданной им культуры. Другие как бы выпали из современной истории. Возник законный вопрос о месте России в истории, о ее специфике, путях развития. Те из писателей, философов и общественных деятелей, кто считал западноевропейскую культуру высшим достижением России вперед невозможного без усвоения европейской образованности и буржуазных форм жизни, составили западническое направление (П.Я. Чаадаев, Н.В. Станкевич, Т.Н. Грановский, В.П. Боткин, К.Д. Кавелин и др.).

Один из наиболее видных и ярких выразителей этого течения – Александр Иванович Герцен (1812–1870). Он получил солидное естественно-научное образование и много занимался философскими вопросами естествознания. В своем основном труде «Письма об изучении природы» он применил диалектический метод к объяснению объективной реальности и мышления, подверг критике как диалектический идеализм Гегеля, так и метафизический материализм. Природа, по Герцену, существует независимо от человека, она есть единство многообразного. Законы мышления являются отражением законов бытия, а диалектика составляет основной метод научного познания и способ мышления.⁹

В «Философических письмах» П.Я. Чаадаев характеризует тяжелое положение русского народа и пытается ответить на вопрос о судьбах России, найти корни современной жизни в истории страны. Он считал самой печальной чертой русской цивилизации ее изолированность от общечеловеческого развития. Главные пороки русской жизни Чаадаев видел в самодержавии и крепостничестве – главных свидетельствах ее отсталости. Чаадаев чувствовал отвращение к николаевской России и, как сам впоследствии признался, впал в крайность, придя к национальному нигилизму и искажению русской истории. Вместе с тем он не отрицал общечеловеческую роль русского народа. Божественная идея, лежащая в основе человеческого мира, по его мнению, полнее всего выражена в христианской религии, которую он считал самым непосредственным общественным стимулом. Различием католичества и православия он объяснял неодинаковость западной и русской цивилизации. Россия, приняв византийское православие, замкнулась в своем религиозном обособлении, в стороне от европейских принципов жизни. Чаадаев отдавал предпочтение католицизму, считая, что в нем заложено некое объединяющее начало, которое сформировало западный мир, создало политический уклад, философию, науку, улучшило нравы.¹⁰

Таким образом, Чаадаеву русская философия обязана постановкой проблем, ставших сквозными в последующие десятилетия ее развития. «И многое из того, что передумали, перечувствовали, что создали, что высказали благороднейшие умы эпохи, – Белинский, Грановский, Герцен, Аксаков, Киреевский, Хомяков, потом Самарин и др., – писал Д.Н. Овсянико-Куликовский, – было как бы «ответом» на вопрос, поднятый Чаадаевым. Словно в опровержение пессимизма Чаадаева явилось поколение замечательных деятелей, умственная и моральная жизнь которых положила начало дальнейшему развитию».

Осознание ответственности за историю, искание путей к активному вмешательству в ее ход, секуляризм и политический радикализм – основные черты западников. Они, как и другие представители русской интеллигенции, критиковали идеи славянофилов. По мнению публициста Д.М. Писарева, они проявляют полную беспомощность мысли, более того, фальсифицируют факты.¹¹

В целом славянофилов и западников объединяло чувство недовольства утвердившимися в России политическими и социальными условиями. Их объединяло стремление в поиске путей, которые могли бы исправить неверное, на их взгляд, положение вещей.

2,В одной из своих первых публичных лекций “ Исторические дела философии”В.С.Соловьев(1853—1900) назвал первоначальной философской интуицией провозглашение “нового, неслыханного слова: все есть одно”. Следовательно, обособившееся, разделившееся множество явленностей этого мира социальности есть проявление единой сущности. “Все есть одно — это было первым словом философии, и этим словом впервые возвещались человеку его свобода и братское единение”. Идея всеединства всю жизнь сопровождала В.Соловьева и определяла постановку у него исторических вопросов и проблем человека. Основы учения о всеединстве как начале и цели мирового процесса, концепции истории и человека изложены В.Соловьевым в докторской диссертации “Критика отвлеченных начал” (1880), в работах: “Духовные основы жизни” (1884);

“История и будущность теократии” (1886); “Россия и вселенская церковь” (1889); “Красота в природе” (1889); “Смысл любви” (1892—1894); “Теоретическая философия” (1897—1899);

“Определение добра” (1897—1899); “Три разговора” (1900).

Соловьеву были чужды и славянофильство, и западничество. Широкие перспективы всеединства, в которых ставились вопросы совершенствования мира, преодоления индивидуализма, осуществления христианских идеалов любви, достижения абсолютных ценностей определяли его всемирно-историческую точку зрения. Из идеи всеединства вытекал и принцип свободы.

Всеединство, по Соловьеву, есть идеальный строй мира, предполагающий воссоединенность, примиренность и гармонизированность всех эмпирических несогласованных, конфликтных элементов и стихий бытия. “Я называю истинным или положительным всеединство такое, — писал Соловьев, — в каком единое существует не за счет всех или в ущерб им, а в пользу всех. Ложное, отрицательное единство подавляет или поглощает входящие в него элементы, само оказывается таким образом пустотою; истинное единство сохраняет и усиливает эти элементы, осуществляясь в них как полнота бытия”. Если “положительное всеединство” потенциально объемлет собой и человека, указывая ему цель и смысл жизни, следовательно, сущность человека не может быть редуцирована, сведена к каким-либо частным его определениям и т.п. Отсюда истинная суть человека есть живое осуществление такого всеединства, которое не только созерцает умом, но само действует в мире как вполне конкретный, но “новый духовный человек”. Осуществление “живого всеединства”, по Соловьеву, свершилось в лице Христа. Оно явилось для людей “как высшая сила, которая овладела ими, но которою они не овладели”. Соловьев уточняет: в том хаосе, которым являлся мир далекого прошлого, истиной Христа овладели “немногие” человеческие души (“избранные”, по Достоевскому). И христианская идея свободного человеческого единения, всемирного братства снизилась до “христианства домашнего”, лишь до индивидуальной жизни немногих душ человеческих. Для основного же большинства Христос как живое воплощение всеединства, гармонии идеального и материального стал далеким и непостижимым фактом. Так христианская идея стала формализмом церковной организации, безуспешно пытающейся одухотворить общество, социальные отношения, самого человека верой в “чудо, тайну, авторитет”, повторяя Достоевского, писал Соловьев. В таком “храмовом, неистинном христианстве” человек, по мысли философа, находится в еще большем духовном рабстве, нежели язычник перед силами природы. Философия идеализма (от Декарта до Гегеля), восстав против лжехристианства, освобождает, по Соловьеву, разум от химер и тем самым открывает путь христианской истине. Богочеловечество, богосовершенство искать надо не в окружающем мире, но в самом человеке, в его “свободно-разумной личности”. Благодаря “рациональной философии” к этой идее человек должен прийти “от себя, сознательно, свободно”. Французский материализм восстановил материю и развил значение материального начала в мире и человеке. С точки зрения Соловьева, тем самым материализм также послужил христианской истине о воскресении и вечной жизни тел.

Разнонаправленными путями философия идеализма и материализма, “делая человека вполне человеком”, восстановила его полноту божественного всеединства. Теперь, по Соловьеву, остаются задачи практического осуществления всеединства для человечества в целом, чтобы христианство стало “всечеловеческим миром”, где исчезнут национальный эгоизм, вражда, разделение человечества на соперничающие народы.

Об “истинности” христианства как осуществлении “всечеловечества”, объединяющем народы не только верой, но и “всемирным общим делом”, Соловьев, в частности, говорит во второй речи памяти Достоевского (1882). Главным окончательным условием такой Бесчеловечности является свобода, гарантом которой является Бог, совершенный человек Христос и “бесконечность души человеческой”.

Мысль Соловьева об изначальной свободе воли, данной человеку, различные аспекты замысла философа о воссоединении бытия со всей очевидностью являются производными библейской мифологемы сотворения человека, Эдема. Всеединство как принцип бытийного устроения, строящегося из многоразличных элементов, связанных и сообразных так, что часть тождественна целому, по преимуществу является философской экзегетикой, рационализированным толкованием новозаветной символической характеристики цельного и совершенного устроения (“да будет Бог во всем” (1 Кор. 15, 28). Так философия всеединства, предполагающая укорененность здешнего бытия в божественном, включается в русло религиозной философии как “светского богословия”.

Поскольку всеединство является центральным онтологическим принципом, постольку смысл сущего и должного рассматривается Соловьевым только в тех измерениях, которые раскрывают их причастность, внутреннюю соотнесенность с божественным. Соловьев в своей онтологии идет за Иоанном Дамаскином, за православием и Платоном. Философ увлекался Кантом и проштудировал все аргументы последнего против эмпиризма, рационализма и мистики. Однако кантовский критицизм, направленный на гносеологическое исследование границ и содержания познания, Соловьев отвергает как субъективизм. Эта установка определяет у него зависимость процесса познания от предпосылок структуры бытия, зависимость гносеологии от онтологии. Поэтому концепция Соловьева (и аналогичные теории) получили название “онтологической гносеологии”. То есть акт познания является развертыванием идеи воссоединения бытия: познание рассматривается здесь именно в качестве воссоединяющей активности, работы воссоединения, в итоге которой устанавливается актуальное единство познающего и познаваемого.

Но если Истина бытия задана, то все остальное при “истинном”, нормальном ходе истории может только свидетельствовать о ней. Отсюда появляется понятие смысла. “Под смыслом какого-нибудь предмета, — писал Соловьев, — разумеется его внутренняя связь со всеобщей истиной”. Смещение внимания философа с проблем анализа бытия на смысл сущего, причастного к Абсолютному, соотнесенного с Ним, кроме религиозных оснований обусловлено реакцией Соловьева против отвлеченного, исключительно теоретического знания современной ему европейской философии. Им руководило стремление укрепить личностное начало в мире, обосновать приоритет субъекта сущего. Ибо только человек как единственное сущее в этом мире может любовно содействовать раскрытию, высвобождению божественных потенций мира и тем самым — утверждать в настоящем идеал будущего. Поэтому в целом теорию Соловьева можно назвать экзистенциологией, учением о сущем. Для самого мыслителя последовательное осуществление и проведение на практике обеих вер — веры в Бога и веры в человека — сходятся в единой, полной и всецелой истине Богочеловечества.

Философской архитектоникой идей Богочеловечества и Всеединства в концепции Соловьева является теургия — мистическое восхождение к Первоединому, Богу. Стремясь к универсальному синтезу науки, философии, религии, Соловьев создает возможность “цельного знания”, которое вместе с “цельным творчеством” образует “цельную жизнь”. Одним из средств к достижению этого является магия любви, эстетическое творчество как “общение с высшим миром путем внутренней творческой деятельности”.

Сам акт творения, преображающий хаос, разрозненный мир в космос, есть длительный процесс мистического соединения “лучезарного небесного существа Софии” с реальной стороной, материей мира. Человек как интенция всеединой сущности в этом процессе является посредником, связующим звеном. Импульсом и реальной силой, просветляющей и перерождающей весь человеческий мир, является искусство, красота которого демиургична по отношению к природе и теургична с точки зрения окончательного состояния будущего мира. Элементы эстетической теургии в учении “ Становящегося Абсолютного”, т.е. Богочеловечества, проявляются в своеобразной эротической утопии Соловьева, в его магической концепции любви и творчества. Задача эротической магии Соловьева — преодоление в единичной человеческой телесности односторонностей мужчины и женщины, что, с его точки зрения, должно способствовать “воскрешению природы для вечной жизни” и восстановлению истинного “цельного” человека. Таким образом магия любви и эстетического откровения у Соловьева являлась теургическим механизмом, приводящим весь мир к Всеединству и Богочеловечеству, являющемуся центральной категорией историософии мыслителя.

Воплощение для философа есть не единичный факт явления Богочеловека Иисуса, а постоянный процесс и общий метод спасения человечества и вместе с тем одухотворения мира. Поднимаясь к Богочеловечеству, люди вместе с собой поднимают природу, которая в конце концов обратится в светлую телесность царства очищенных духом. Но процесс этот длителен. Очищение и возрождение мира должно быть только проявлением свободы воли Запада и Востока. В 3-й речи о Достоевском (1885) Соловьев, отклоняясь от идей писателя, развивает и утверждает свои мысли. Он видит задачу христианства в примирении Запада и Востока. Симптомом “упразднения... многовекового раздора между Западом и Востоком” он считает “упразднение спора между славянофилами и западниками” в русской мысли. “Россия достаточно показала Востоку (нехристианскому — авт.) и Западу свои силы в борьбе с ними, — теперь предстоит ей показать им свою духовную силу в примирении”.

Идея “ взаимной необходимости ” христианского Востока и Запада является развитием “христианской политики” Соловьева в свете очерченной им же всемирно-исторической перспективы человечества, завершающего себя в Богочеловечестве. Идея “вселенской культуры”, культуры богочеловеческой, у мыслителя приобретает теократические черты, характеристики “нового средневековья”, о необходимости наступления которого уже прямо будет писать его почитатель и продолжатель идей Н.Бердяев.

Идея “собирания” христианского общества в живое “всечеловеческое” единство как “внутренняя русская задача”, идея России, “снимающей” все противоречия между Западом и Востоком, сознание неразрывности, единства исторического процесса сохранялись и проповедовались Соловьевым до конца его дней. “Сцена всеобщей истории страшно выросла за последнее время и теперь совпала с земным шаром”, — писал он незадолго до своей смерти.

3, Место религии в философских исканиях Л. Толстого и Ф. Достоевского.

В истории мировой культуры всегда существовали глубокие связи между философским и художественным творчеством. Особенно глубоко и органично философские идеи представлены в литературе. Древнейшие памятники философской мысли часто имеют литературно-художественную форму, в том числе поэтическую. И в дальнейшем философские идеи продолжают играть существенную роль в различных национальных литературных традициях. Так, например, трудно переоценить философское значение немецкой литературы (Гете, Шиллер, романтики) и ее связи с немецкой классической философией. Есть все основания говорить и о философичности русской литературы. Метафизические темы присутствуют в русской поэзии 19 в. (прежде всего у Ф.Тютчева) и, конечно, в творчестве крупнейших русских поэтов начала 20 в. (Вяч. Иванова, А.Белого). Русская литература всегда сохраняла органическую связь с традицией философской мысли: русский романтизм, религиозно-философские искания позднего Гоголя, творчество Достоевского и Толстого. Именно творчество этих двух великих русских писателей получило наиболее глубокий отклик в последующей отечественной философии, в первую очередь - в русской религиозной метафизике конца 19-20 вв. Философское значение художественных творений Ф.М.Достоевского (1821-1881) признавали многие русские мыслители. Уже младший современник и друг писателя философ Вл.С. Соловьев призывал видеть в Достоевском провидца и пророка, 'предтечу нового религиозного искусства'. В 20 столетии проблема метафизического содержания его сочинений - это особая и очень важная тема русской философской мысли. О Достоевском как гениальном художнике-метафизике писали Вяч. Иванов, В.В.Розанов, Д.С.Мережковский, Н.А.Бердяев, Н.О.Лосский, Лев Шестов и др. Подобная традиция прочтения творчества Достоевского отнюдь не превращала его в 'философа', создателя философских учений, систем и т.п. 'В историю русской философии Достоевский входит не потому, что он построил философскую систему, - писал Г.В.Флоровский, - но потому, что он широко раздвинул и углубил самый метафизический опыт... И Достоевский больше показывает, чем доказывает... С исключительной силой показана вся глубина религиозной темы и проблематики во всей жизни человека'. Метафизические идеи и проблемы ('проклятые вопросы') наполняют жизнь героев Достоевского, становятся неотъемлемым элементом сюжетной ткани его произведений ('приключение идеи'), сталкиваются в 'полифоническом' (М.М.Бахтин) диалоге позиций и мировоззрений. Эта диалектика идей ('симфоническая диалектика') менее всего имела отвлеченный характер. Она, в художественно-символической форме, отразила глубоко личный, духовный, можно сказать, экзистенциальный опыт автора, для которого поиск истинных ответов на 'последние', метафизические вопросы был смыслом жизни и творчества. Именно это имел ввиду Лев Шестов, когда утверждал, что 'с неменьшей силою и страстью, чем Лютер и Киркегард, выразил основные идеи экзистенциальной философии Достоевский'. Испытав в молодости влияние социалистических идей, пройдя через каторгу и пережив глубокую мировоззренческую эволюцию, Достоевский как художник и мыслитель в своих романах и публицистике будет следовать тем идеям, в которых он видел суть философии христианства, христианской метафизики. Его христианское миросозерцание воспринималось далеко не однозначно: имели место как резко критические (например, со стороны К.Н.Леонтьева), так и исключительно позитивные характеристики (например, у Н.О.Лосского в книге Достоевский и его христианское миропонимание). Но одно бесспорно: изображая в своих произведениях взлеты и падения человека, 'подполье' его души, безграничность человеческой свободы и ее соблазны; отстаивая абсолютное значение нравственных идеалов и онтологическую реальность красоты в мире и человеке; обличая пошлость в ее европейском и российском вариантах; противопоставляя материализму современной цивилизации и разнообразным утопическим прожектам собственную веру в путь Церкви, путь 'всесветного единения во имя Христово', Достоевский искал ответы на 'вечные' вопросы, выразив с огромной художественной и философской силой присущий христианской мысли антиномизм, ее несводимость к каким-либо рациональным схемам.

Религиозно-философские искания другого крупнейшего русского писателя, Льва Николаевича Толстого (1828-1910) отличались последовательным стремлением к определенности и ясности (в существенной мере - на уровне здравого смысла) при объяснении фундаментальных философских и религиозных проблем и, соответственно, своеобразным исповедально-проповедническим стилем выражения собственного 'символа веры'. Факт огромного влияния литературного творчества Толстого на русскую и мировую культуру бесспорен. Идеи же писателя вызывали и вызывают неоднозначные оценки. Они были восприняты как в России (в философском плане, например, Н.Н.Страховым, в религиозном - 'толстовством' как религиозным течением), так и в мире (в частности, очень серьезный отклик проповедь Толстого нашла у крупнейших деятелей индийского национально-освободительного движения). В то же время достаточно широко в российской интеллектуальной традиции представлено критическое отношение к Толстому. О том, что Толстой был гениальным художником, но 'плохим мыслителем', писали в разные годы Вл.С.Соловьев, Н.К.Михайловский, Г.В.Флоровский, Г.В.Плеханов, И.А.Ильин и др. Однако, сколь бы серьезными подчас ни были аргументы критиков толстовского учения, оно безусловно занимает уникальное место в истории русской мысли, отражая духовный путь великого писателя, его личный философский опыт ответа на 'последние', метафизические вопросы. Глубоким и сохранившим свое значение в последующие годы было влияние на молодого Толстого идей Ж.Ж.Руссо. Критическое отношение писателя к цивилизации, проповедь 'естественности', вылившаяся у позднего Тостого в прямое отрицание значения культурного творчества, в том числе и своего собственного, во многом восходят именно к идеям французского просветителя. К более поздним влияниям следует отнести философию А.Шопенгауэра ('гениальнейшего из людей', по отзыву русского писателя) и восточные (прежде всего буддистские) мотивы в шопенгауэровском учении о 'воле' и 'представлении'. Впрочем, в 1880-е годы отношение Толстого к идеям Шопенгауэра становится критичней, что было не в последнюю очередь связано с высокой оценкой им Критики практического разума И.Канта (которого он характеризовал как 'великого религиозного учителя'). Однако следует признать, что кантовские трансцендентализм, этика долга и в особенности понимание истории не играют сколько-нибудь существенной роли в религиозно-философской проповеди позднего Толстого, с ее специфическим антиисторизмом, неприятием государственных, общественных и культурных форм жизни как исключительно 'внешних', олицетворяющих ложный исторический выбор человечества и уводящих от решения главной и единственной задачи - нравственного самосовершенствования. В.В.Зеньковский совершенно справедливо писал о 'панморализме' Толстого. Этическая доктрина писателя носила во многом синкретический характер. Он черпал вдохновение из различных источников - трудов Руссо, Шопенгауэра, Канта, из буддизма, конфуцианства, даосизма. Но фундаментом собственного религиозно-нравственного учения этот далекий от ортодоксальности мыслитель считал христианскую мораль. Основной смысл религиозного философствования Толстого и заключался в своеобразной этизации христианства, сведения этой религии к сумме определенных этических принципов, допускающих рациональное и доступное не только философскому разуму, но и обычному здравому смыслу обоснование. Собственно, этой задаче посвящены все религиозно-философские сочинения позднего Толстого - Исповедь, Царство Божие внутри вас, О жизни и др. Избрав подобный путь, писатель прошел его до конца. Его конфликт с Церковью был неизбежен и, конечно, носил не только 'внешний' характер: критика им основ христианской догматики, мистического богословия, отрицание 'божественности' Христа и пр. С наиболее серьезной философской критикой религиозной этики Толстого в свое время выступали Вл.С.Соловьев (Три разговора) и И.А.Ильин (О сопротивлении злу силою).

4, Философские идеи Н. Бердяева: проблема свободы, творчества, смысла жизни человека, истории, «русская идея»

Главная проблема философии Бердяева - смысл существования человека и с

связи с ним смысл бытия в целом. Ее решение, по мнению писателя, может быть

только антропоцентрическим - философия “познает бытие из человека и через

человека”, смысл бытия обнаруживается в смысле собственного существования.

Осмысленное существование - это существование в истине, достижимое

человеком на путях спасения (бегства от мира) или творчества (активного

переустройства мира культурой, социальной политикой).

По мнению русского философа Г.П. Федотова, “четыре понятия, взаимно

связанных, в сущности разные аспекты одной идеи, определяют религиозную

тему Бердяева: Личность, Дух, Свобода и Творчество”. (2(

Философия Бердяева носит персоналистический характер; он сторонник

ценностей индивидуализма. “Истинное решение проблемы реальности, проблемы

свободы, проблемы личности - вот настоящее испытание для всякой философии”,

- считает он. Н.О. Лосский пишет: “В особенности же Бердяев интересуется

проблемами личности... она не часть общества, напротив, общество - только

часть или аспект личности. Личность - не часть космоса, напротив, космос -

часть человеческой личности.” (6( Бердяев был поглощен экзистенциальным

интересом к человеку, в “Самопознании” он отмечает: “...экзистенциальная

философия ... понимает философию как познание человеческого существования и

познание мира через человеческое существование...” (2( Однако, в отличие от

других философов-экзистенциалистов, писатель не удовлетворяется

сопереживанием, его волнует не столько трагедия человеческого

существования, сколько свобода человеческой личности и человеческого

творчества. “Свобода для меня первичнее бытия. Своеобразие моего

философского типа прежде всего в том, что я положил в основание философии

не бытие, а свободу.” “Свобода, личность, творчество лежат в основе моего

мироощущения и миросозерцания”,- пишет Бердяев. (2( Он онтологизирует

свободу, выводит за рамки обычных проблем философии. Cвобода, своими

корнями уходящая в иррациональную и трансцендентную безосновность, является

для него исходной и определяющей реальностью человеческого существования.

Бердяев пишет: “Свободу нельзя ни из чего вывести, в ней можно лишь

изначально пребывать.” (1(

Человеческая иррациональная свобода коренится из “ничто”, но это не

пустота, это первичный принцип, предшествующий Богу и миру. Бердяев пишет:

“Где-то несоизмеримо большей глубине есть Ungrund, безосновность, к которой

неприменимы не только категории добра и зла, но неприменимы и категории

бытия и небытия”. (4( Термин “Ungrund” Бердяев заимствовал у немецкого

мистика конца XVI - начала XVII века Я. Беме из его учения “о темном начале

в Боге”.

Философа волнует проблема теодицеи, то есть примирения зла мира

(объективации) с существованием Бога, которая для него также связана с

проблемой свободы. Бердяев считает, что “трудно примирить существование

всемогущего и всеблагого Бога со злом и страданиями мира”. Таким образом,

он приходит “к неизбежности допустить существование несотворенной свободы”.

“Свобода не создана Богом, но он сам рождается... из свободы и из этой же

свободы, из Ничто, которое потенциально содержит в себе Все, от творит

мир.” “Есть какой-то первоначальный исток, ключ бытия, из которого бьет

вечный поток... в нем совершается акт Богорождения”. (4( “Бог присутствует

лишь в свободе и действует лишь через свободу”,- вот мысль писателя. Эта

идея несет у Бердяева двойную службу: объясняет наличие зла в мире

(“несотворенная свобода объясняет... возникновение зла”) и определяет

свободу человека не только по отношению к миру, но и к Богу. Такая

концепция свободы трудно примирима с пониманием Бога как существа

Абсолютного. Так как свобода не создана Богом, он не обладает властью над

свободой. Свобода первична по отношению к добру и злу, она обусловливает

возможность как добра, так и зла. Поэтому Бог-Творец всесилен над бытием,

но не обладает никакой властью над небытием, над несотворенной свободой.

Эта бездна первичной свободы, изначально предшествующей Богу, является

источником зла. Бердяев не мог, подобно Соловьеву, возложить

ответственность за зло в мире на Бога (“Возложить на Творца ответственность

за зло творения есть величайший из соблазнов духа зла...”, (1(). Но он в

равной мере не принимал христианскую схему, укоренявшую зло в самом

человеке. Он предпочитал абсолютизировать свободу, отделить ее от Бога и

человека, чтобы тем самым онтологизировать зло, погрузить его в

добытийственный хаос. Это открывало путь к гармонизации бытия, которая

осуществлялась с помощью творчества. Но поскольку творчество, по убеждению

философа, также проистекает из свободы, то именно противоборство зла и

творчества составляет сущность новой религиозной эпохи - эпохи "третьего

откровения", ожиданием которой наполнено большинство произведений Бердяева.

Н.О. Лосский считает, что Бердяев “отвергает всемогущество Бога и

утверждает, что Бог не творит воли существ вселенной, которые возникают из

Ungrund, а просто помогает тому, чтобы воля становилась добром. К этому

выводу он пришел благодаря своему убеждению в том, что свобода не может

быть создана и что если бы это было так, то Бог был бы ответственным за

вселенское зло. Тогда... теодицея была бы невозможной. Зло появляется

тогда, когда иррациональная свобода приводит к нарушению божественной

иерархии бытия и к отпадению Бога из-за гордыни духа, желающего поставить

себя на место Бога...”

По мнению писателя, личность и субъективное находятся в конфликте с

общим и объективным, личность восстает “против власти объективированного

“общего”. Объективация - одно из основных понятий философии Бердяева, она

означает трансформацию духа в бытие, вечности - во временное, субъекта - в

объект, порождение неподлинного мира явлений, где результаты духовной

активности человека приобретают формы пространства и времени, начинают

подчиняться причинно-следственным отношениям и законам формальной логики.

Писатель так поясняет свою идею, он говорит, что “объективной реальности не

существует, это иллюзия сознания, существует лишь объективация реальности,

порожденная известной направленностью духа. Объективированный мир не есть

подлинный реальный мир... Объект есть порождение субъекта. Лишь субъект

экзистенциален, лишь в субъекте познается реальность.” В книге “Царство

духа и царство кесаря” Бердяев пишет: “Объективация есть выбрасывание

человека вовне, экстериоризация, подчинение условиям пространства, времени,

причинности, рационализации. В экзистенциальной же глубине человек

находится в общении с духовным миром и со всем космосом.” (7( Таким

образом, объективация представляет собой не раскрытие, обнаружение духа, а,

наоборот, его закрытие, обеднение. В результате человек оказывается в

двойственном положении: как личность он остается в своей глубине носителем

экзистенциального “я”, образа и подобия Бога, как индивид он становится

причастен миру природной и социальной необходимости. Мысль писателя

перекликается здесь с идеями западноевропейских экзистенциалистов о

трагическом положении человека в безучастном, равнодушном к его

существованию мире. сам Бердяев подчеркивает сходство этих идей: “Когда

экзистенциалисты... говорят о выброшенности человека в мир и обреченности

человека этому миру, то они говорят об объективации, которая делает судьбу

человека безысходной, выпавшей из глубокой реальности”. Писатель видит

природное зло не только в жестокости борьбы за существование, в страдании и

смерти, а в самом факте необходимости, несвободы, которая составляет

сущность материи. “Человек с его возможностями духовной свободы брошен в

слепой механический мир, который порабощает и губит его”. (2( Бердяев

отмечает, что у него “есть напряженная устремленность к трансцендентному, к

переходу за грани этого мира.” “Обратной стороной, - пишет он, - этой

направленности моего существа является сознание неподлинности,

неокончательности, падшести этого эмпирического мира”. Философ утверждает

“примат свободы над бытием”. “Бытие вторично, есть уже детерминация,

необходимость, есть уже объект”, - считает автор. В религиозном плане

объективация тождественна с актом грехопадения - отчуждения человека от

Бога, сопровождающегося попаданием субъекта в зависимость от мира объектов.

"Если мир, - писал Бердяев, - находится в падшем состоянии, то это - не

результат способов познания (как это думал Шестов). Вина лежит в глубинах

мирового бытия. Это лучше всего уподобить процессу разложения, разделения и

отчуждения, которое претерпевает ноуменальный мир. Было бы ошибкой думать,

что объективация происходит только в познавательной сфере. Она происходит

прежде всего в бытии самом. Она порождается субъектом не только как

познающим, но как бытийствующим... В результате нам кажется реальным то,

что на самом деле вторично, объективировано, и мы сомневаемся в реальности

первичного, необъективируемого и нерационализированного". Осознание

первичности духа как творческой реальности и составляет, по мысли автора,

задачу философии, указывает путь решения проблемы свободы человеческой

личности.

“Персоналистическая революция”, к которой стремился философ, “означает

свержение власти объективации, разрушение природной необходимости,

освобождение субъектов-личностей, прорыв к иному... духовному миру”. (2(

Преодоление объективации связывается Бердяевым не столько со спасением,

сколько с творчеством как “обнаружением избыточной любви человека к Богу”,

ответом его “на Божий зов, на Божье ожидание”.

Бердяев убежден, что свобода трагична: если она составляет сущность

человека, то, следовательно, она выступает как обязанность; человек

порабощен своей свободой. Она тяжкое бремя, которое несет человек. Он

ответственен за свои поступки и происходящее в мире. “Свобода есть моя

независимость и определяемость моей личности изнутри... не выбор между

поставленным передо мной добром и злом, а мое созидание добра и зла, -

считает автор. - Само состояние выбора может давать человеку чувство

угнетенности... даже несвободы. Освобождение наступает, когда выбор сделан

и когда я иду творческим путем”. Бердяев воспринимает свободу “не как

легкость, а как трудность”. По мысли писателя, даже простая политическая

свобода, свобода выбора убеждений и поступков - это тяжелая и ответственная

обязанность. Он пишет: “В этом понимании свободы как долга, бремени, как

источника трагизма мне особенно близок Достоевский. Именно отречение от

свободы создает легкость...” “Свобода порождает страдание, отказ же от

свободы уменьшает страдание... И люди легко отказываются от свободы, чтобы

облегчить себя”, - эта идея философа, на мой взгляд, действительно

перекликается со взглядами Достоевского на эту проблему, для которого

проблема свободы духа также имеет центральное значение. У Достоевского

свобода - не право человека, а обязанность, долг; свобода - "не

легкость, а тяжесть". Не человек требует от Бога свободы, а наоборот, "и в

этой свободе видит достоинство богоподобия человека". Именно по этой

причине “свобода аристократична, а не демократична”. Бердяев считает, что

“огромная масса людей совсем не любит свободы и не ищет ее”. Великий

Инквизитор у Достоевского, “враг свободы и враг Христа”, считает, что

“десятки тысяч миллионов существ... не в силах будут пренебречь хлебом

земным ради небесного”, он упрекает Христа в том, что возложив на людей

бремя свободы он не жалеет их.

Таким образом, взгляд Бердяева на проблему свободы человеческой

личности мне представляется следующим. Личность - это ноуменальный центр

мироздания, обнаруживаемый через выявление бесконечности и всеобъемлимости

духа конкретного человека. Даже трансцендентное открывается в духе и через

дух личности. Однако присущая ей свобода двойственна: она дана человеку и

от Бога как просветленная свобода к добру, истине, красоте, вечности и от

Божественного “ничто”, которое заключает в себе возможность зла и отпадение

от Бога.

Семинар 10

1, Традиции и особенности казахской философии. Проблема периодизации. Социокультурные детерминанты становления казахской философии

Философические аспекты традиционных представлений и верований (шаманизм, тенгрианство, поклонения Жер-Су, Умай и т.д.). Особенности традиционного мировосприятия и номадической культуры и их отражение в прото-философском знании (Человек и Космос, эпосы, легенда о Коркыте, казахский кюй, обрядовая практика). Философские аспекты творчества: жырау, кюйши. Арабоязычная философия и рациональное исламское богословие в Казахстане. Суфийская традиция и ее роль в становлении казахской философии. Социально-философские аспекты политико-правовых взглядов деятелей Казахского ханства XVII-XVІІI вв. Философский контекст «Жеті Жаргы». Космологические и антропософские учения (Доспамбет, Дулати и др.). Философские взгляды, антропоцентризм и гуманизм классиков казахского Просвещения XIX века (Ч.Ч.Валиханов, А.Кунанбаев, И.Алтынсарин). Социально-философские и этико-гуманистические взгляды общественно-политических деятелей, писателей и поэтов Казахстана конца XIX - первой половины XX века (А.Букейханов, А.Байтурсынов, М.Дулатов, С.Торайгыров, Ж.Акпаев и др.). Философское творчество Шакарима Кудайбердиева. Казахская национальная и профессиональная философия XX века. Достижения казахстанской школы диалектической логики. Развитие исследований в области истории мировой и отечественной философии. Философия в традициях и культуре народов Казахстана. Особенности и основные направления развития современной философии в Казахстане, исследования в области истории философии, философии культуры, философии религии, логики и методологии научного познания, социальной философии, философии политики и права.

2, Философия мусульманского периода. Жусуп Баласагуни. Кожа-Ахмет Яссави. Махмут Кашгари.