IstoriaRPC
.pdfгорели свечи. В течение трех дней тысячи богомольцев подходили к раке и прикладывались к мощам преподобного.
Оберегая святыни Церкви, Патриарх Тихон обратился 10 марта 1920 г. в Совнарком с письмом, в котором говорилось, что "закрытие лаврских храмов и намерение вывезти оттуда мощи является вторжением гражданской власти во внутреннюю жизнь и верования Церкви", и противоречит декрету об отделении Церкви от государства, и "неоднократным заявлениям высшей центральной власти о свободе вероисповеданий" 110.
Но благоприятной реакции на это письмо не последовало. Более того, 25 августа Наркомат юстиции издал очередной циркуляр местным исполкомам о передаче мощей в музеи: "Во всех случаях обнаружения шарлатанства, фокусничества, фальсификации и иных уголовных деяний, направленных к эксплуатации темноты как со стороны отдельных служителей культа, так равно и организаций бывших официальных вероисповедных ведомств, прокуратура возбуждает судебное преследование против всех виновных лиц, причем ведение следствий поручается следователям по важнейшим делам, а самое дело разбирается при условиях широкой гласности"111. Мощи многих святых были впоследствии со всей России перевезены в Ленинградский музей атеизма и религии, расположившийся в помещениях Казанского собора. Именно здесь чудесным образом были вновь обретены в 1991 г. святые мощи преподобного Серафима Саровского и святителя Иоасафа Белгородского.
* * *
После захвата Киева петлюровцами в декабре 1918 г. были арестованы находившиеся там митрополит Киевский Антоний и архиепископ Волынский Евлогий. Петлюровцы передали узников в руки польских властей, и только через посредство стран Антанты эти архиереи были освобождены и переправлены на юг России, занятый белыми армиями.
Петлюровская директория, объявив об отмене постановления Всероссийского церковного Собора об автономии, провозгласила Украинскую Церковь автокефальной. Был составлен самочинный синод во главе с архиепископом Екатеринославским Агапитом (Вишневским), который первым делом запретил поминовение за богослужением Патриарха Тихона и митрополита Киевского Антония. После прихода в Киев Красной Армии украинский синод распался. Архиепископ Агапит, оказавшийся вскоре на территории, занятой Добровольческой армией, и лишенный сана за учинение раскола, принес покаяние. Автокефалисты на Украине остались без архиерея. Но воспользовавшись оккупацией Киева теперь уже польской армией, в апреле 1920 г., клирики и миряне нескольких приходов объявили о создании новой Всеукраинской церковной рады, которая отвергла всех епископов как ставленников Москвы и вновь провозгласила автокефалию. Большую активность в церковных делах проявил тогда бывший петлюровский премьер-министр, профессор В. М. Чеховской, ставший ведущим деятелем церковной рады. Выйдя из социал-демократической партии Украины, которую он возглавлял, и приняв звание "благовестника", Чеховской стал настойчиво внушать церковной общественности мысль о возможности рукоположения во епископа "громадой"
— собором священников, диаконов и мирян. Пропаганду своих еретических воззрений Чеховской прикрывал недобросовестными или невежественными ссылками на примеры епископских хиротоний в древней Александрийской Церкви.
Митрополит Гродненский Михаил (Ермаков), назначенный патриаршим экзархом в 1921 г., с 28 августа проводит в Киеве непрерывные заседания Собора епископов Украины, в которых участвовали епископы Уманский Димитрий (Вербицкий), Черкасский Николай
(Браиловский), Лубенский Григорий (Лисовский). Церковная рада по настоянию более умеренных деятелей обратилась к Собору с требованием экстерриториальности для своих епископов. Получив отказ, предводители рады направили двух священников Павла Погорилко и Степана Орлика в Грузию для переговоров о даровании раде епископов. По пути посланники сделали остановки в Полтаве и Симферополе, у епископов Парфения (Левицкого) и Агапита. Но до Грузии они так и не добрались.
14 октября в Киеве вожди рады созывают Всеукраинский церковный Собор, на котором преобладают убежденные автокефалисты во главе с Чеховским и изверженным из сана бывшим протоиереем Василием Липковским. Владыка Михаил отказался от участия в деяниях лжесобора, однако явился на заседание с архипастырским словом увещевания. Но призывы митрополита остались втуне.
Не сумев заставить владыку даровать им епископов, раскольники совершают 10 октября 1921 г. в Софийском соборе Киева действо, небывалое в истории православной Церкви. Изверженный из пресвитерского сана Нестор Шараевский посвящает в "митрополита всея Украины" такого же, как и он, церковного преступника, лишенного сана Василия Липковского. На голову "ставленника" вместе с Нестором Шараевским возлагали руки все присутствовавшие священники и диаконы, вкупе с мирянами. Через день Василий Липковский, облачившись по-архиерейски, в митре и с двумя панагиями на груди, сам "поставил во епископа" рукоположившего его накануне Нестора Шараевского, изверженного из сана и женатого. Потом Нестор и Василий вдвоем стали "рукополагать" остальных. Вскоре на Украине появилось 30 самосвятских епископов, среди которых были женатые и разведенные. Патриарший экзарх митрополит Михаил обратился к православной пастве с призывом не поддаваться обману, не следовать за смутьянами, разорителями святой Церкви. И все-таки около полутора тысяч приходов и до 3 млн. прихожан самосвятам удалось вовлечь в раскол.
В годы гражданской войны в среде духовенства в епархиях центральной России появились группировки, призывавшие к "революции в Церкви" и к "всестороннему обновлению". Еще при Временном правительстве в Петрограде под покровительством обер-прокурора Синода В. Н. Львова был образован "Всероссийский союз демократического православного духовенства и мирян", издававший на синодальные средства газету "Голос Христа" и журнал "Соборный разум". В своих публикациях обновленцы ополчались на традиционные формы обрядового благочестия, на канонический строй церковного управления. Обосновались они в храме святых Захария и Елисаветы, где настоятелем служил священник Александр Введенский. Он писал в газете "Знамя Христа", что после избрания Патриарха в Церкви можно оставаться лишь для того, чтобы уничтожить патриаршество изнутри. Патриарх Алексий I назвал демагогию
обновленцев, объединившихся вокруг А. Введенского, "керенщиной в церковной ограде"112.
В 1919 г. священник Иоанн Егоров создает в Петербурге новую группировку под названием "Религия в сочетании с жизнью". В своей приходской церкви он самочинно вынес престол из алтаря на середину храма, изменял чинопоследования, пытался перевести богослужение на русский язык, учил о рукоположении "собственным вдохновением". Священник А. Боярский в Колпине под Петроградом организовал обновленческую группировку "Друзья церковной реформации". В 1921 г. священник Александр Введенский возглавил "Петербургскую группу прогрессивного духовенства". В среде епископата обновленцы нашли себе опору в лице заштатного епископа Антонина (Грановского), который совершал богослужения в московских храмах с
соблазнительными новшествами, переделывая тексты молитв, за что вскоре и был запрещен Святейшим Патриархом в служении.
ВПензе изверженный из сана и отлученный от Церкви "за неподчинение и презрение канонических правил" бывший епископ Владимир Путята объединил откровенных раскольников в союз под названием "Народная церковь". Впоследствии он рассорился и с обновленцами; поддерживаемый узким кругом своих сторонников, Путята самочинно объявил себя архиепископом Уральским, но в 1928 г. келейно принес покаяние Заместителю Местоблюстителя митрополиту Сергию и безуспешно просил о восстановлении в епископском сане. Затем он уехал в Омск, где жил на средства своих поклонниц, которые вскоре покинули его. По воскресным и праздничным дням Путята стоял на церковной паперти и, протягивая руку, просил: "Ради Христа, подайте на пропитание потерпевшему за правду".
ВЦарицыне бывший иеромонах Илиодор (Труфанов), вернувшийся в Россию, объявил себя основателем "Новой живой церкви" и "всероссийским патриархом" и начал свое "патриаршее служение" с провозглашения многолетия советским вождям. Еще в начале века он прославился на всю Россию своей политической деятельностью крайне правого направления. Сначала друг Распутина, а потом его враг, иеромонах Илиодор сложил с себя монашество и духовный сан, бежал за границу и там напечатал антираспутинскую брошюру под названием "Святой черт".
Деятельность подобных авантюристов провоцировалась и направлялась ВЧК. "Церковь разваливается,— писал Ф. Дзержинский М. Лацису в декабре 1920 г.,— этому нам надо помочь, но никоим образом не возрождать ее в обновленной форме. Церковную политику развала должна вести ВЧК, а не кто-либо другой. Лавировать может только ВЧК для единственной цели разложения попов"113. Заведующий отделом ВЧК Самсонов отчитывался в письме Дзержинскому в декабре того же года о проделанной работе, а также предлагал свой план тайной борьбы с Церковью: "Исполкомдух принял ложное направление и стал приспособлять православную Церковь к новым условиям и времени, за что был нами разгромлен, а отцы духовные, вроде архиепископа Владимира (Путяты) Пензенского, оказались несостоятельными по той простой причине, что у него как у заклятого врага советской власти не оказалось достаточной смелости духа и воли для того, чтобы развернуть свою работу во всю ширь и глубь и нанести Церкви сокрушительный удар; вместо этого Путята склочничает и нашептывает в ВЧК на Тихона, в то же время сам практически ничего не делая для разрушения Церкви. Даже такой решительный и смелый вояка в рясе, как Илиодор Труфанов, даже он в паутине Церкви не нашел присутствия духа для того, чтобы открыто ударить церковной иерархии прямо в лоб. Исходя из этих соображений, а также приняв во внимание и то, что низшее молодое белое духовенство, правда, в незначительной своей части, безусловно, прогрессивно, реформистски и даже революционно настроено по отношению к перестройке Церкви, секретный отдел ВЧК сосредотачивает все свое внимание именно на поповскую массу, и только через нее мы сможем путем долгой напряженной и кропотливой работы разрушить и разложить Церковь до конца"114.
Вероятно, самыми большими успехами в своей "кропотливой работе" чекисты считали случаи публичного ренегатства. Так, в журнале "Революция и Церковь" было напечатано странное заявление диакона Носова о том, что он снимает с себя дарованный Николаем Романовым сан диакона и желает быть честным гражданином РСФСР. "Церковные законы и молитвы составлены под диктовку царей и капитала! Долой милитаризм, царей, капитал и попов! Да здравствует диктатура пролетариата!"115
Давая отпор посягательствам раскольников всех мастей, Патриарх Тихон 17 ноября 1921 г. обратился к пастве с особым посланием "о недопустимости богослужебных нововведений в церковно-богослужебной практике". "Божественная красота нашего истинно назидательного в своем содержании и благодатно действенного церковного богослужения, как оно создано веками апостольской верности, молитвенного горения, подвижнического труда и святоотеческой мудрости и запечатлено Церковью в чинопоследованиях, правилах и уставе, должна сохраниться в святой Православной Русской Церкви неприкосновенно, как величайшее и священнейшее ее достояние"116.
* * *
Летом 1921 г. в Поволжье, Приуралье, на Кавказе, в Крыму, на юге Украины разразилась жестокая засуха. В 34 губерниях России царил голод. К маю 1922 г. голодало уже около 20 млн. человек, около миллиона скончалось, 2 млн. детей остались сиротами. Жители вымирающих деревень кто на телегах, кто пешком покидали голодающие районы, и, обессиленные, падали, устилая дороги трупами. В газетах появились сообщения о случаях людоедства. Пройдет несколько месяцев, и советская власть сумеет использовать народное бедствие для борьбы с Церковью, но в начале положение оказалось настолько серьезным, что большевики обратились к Патриарху Тихону, чтобы привлечь Церковь к кампании помощи голодающим. Для переговоров направили А. М. Горького. Он вошел в кабинет Патриарха и, по свидетельству присутствовавшего при встрече архиепископа Илариона, смутился, не зная, как вести себя: принять благословение у Святейшего или протянуть руку. Патриарх Тихон приветливо улыбнулся, и, сказав: "Давайте поздороваемся!", первым подал гостю руку.
Сострадая великому народному горю, святитель Тихон обратился к своей пастве, к Восточным Патриархам, к папе Римскому, к архиепископу Кентерберийскому и епископу Йоркскому с посланием, в котором во имя христианской любви призывал провести сбор продовольствия и денег для вымирающего Поволжья: "Помогите! Помогите стране, помогавшей всегда другим! Помогите стране, кормившей многих и ныне умирающей от голода. Не до слуха вашего только, но до глубины сердца вашего пусть донесет голос мой болезненный стон обреченных на голодную смерть миллионов людей и возложит его и на вашу совесть, на совесть всего человечества. На помощь немедля! На щедрую, широкую, нераздельную помощь!"117
Вответ на обращение Патриарха в храмах начались сборы денег для голодающих.
Врезультате переговоров с А. М. Горьким под председательством Патриарха Тихона был организован "Всероссийский комитет помощи голодающим" (Помгол), в обязанности которого входило распределение помощи голодающим, в том числе и той, что поступала из-за рубежа. Но вскоре активная деятельность Помгола вызвала решительное недовольство властей, и 27 августа 1921 г. этот комитет распустили декретом ВЦИК, а собранные им денежные средства конфисковали. Вместо него стала действовать государственная "Центральная комиссия помощи голодающим" при ВЦИКе. В декабре эта комиссия обратилась к Патриарху с призывом к пожертвованию ценностей, принадлежащих Церкви, на нужды голодающих. 19 февраля 1922 г. Патриарх Тихон издает новое воззвание к православной пастве, в котором призывает церковно-приходские советы и общины жертвовать для голодающих любые драгоценные церковные украшения, если они не имеют богослужебного употребления.
Вгазетах, однако, появлялись статьи, обвинявшие церковных иерархов в безразличии к бедствиям народа, хотя российское духовенство, православные миряне ни на один день не
прекращали сбор денег, ценностей и продуктов питания. Как оказалось, обвинения и нападки готовили почву появлению 23 февраля декрета ВЦИК о порядке изъятия церковных ценностей, находящихся в пользовании групп верующих. На этот декрет Патриарх Тихон ответил посланием, в котором говорится, что "с точки зрения Церкви подобный акт является актом святотатства... Мы не можем одобрить изъятия из храмов, хотя бы и через добровольное пожертвование, священных предметов, употребление коих не для богослужебных целей воспрещается канонами Вселенской Церкви и карается ею как святотатство: миряне — отлучением от нее, священнослужители — извержением из сана (73-е апостольское правило, 10-е правило Двукратного Вселенского Собора)"118. Послание Патриарха было разослано епархиальным архиереям с предложением довести его до сведения каждого прихода, власти же сочли это нелегальной акцией и ужесточили давление на Церковь.
6 марта митрополит Петроградский Вениамин (Казанский) вместе с юрисконсультом Александро-Невской лавры И. М. Ковшаровым явился в Помгол в Смольный и оставил там заявление, в котором было сказано, что Церковь готова пожертвовать все, но что верующие должны жертвовать добровольно. Митрополит требовал, чтобы во избежание кровавых столкновений в комиссию по изъятию введены были верующие люди, представители духовенства и мирян. Если же власти все-таки решат провести насильственное изъятие, то он, митрополит, благословить насилия не может. Сперва в Помголе благожелательно отнеслись к инициативе митрополита. В газетах появились сообщения о соглашении с Церковью, но через несколько дней все переменилось. Холодный, враждебный прием ожидал представителей владыки в Смольном. Тогда митрополит Вениамин сделал новое заявление в Помгол, настаивая на соблюдении достигнутых прежде договоренностей, однако ответа не последовало. На Пасху митрополит Вениамин обратился к пастве с воззванием сохранять спокойствие, не волноваться. Владыка разрешал жертвовать на голодающих больше, чем Патриарх: ризы со святых икон и сами иконы, за исключением особо чтимых и кроме того, что лежит на святом престоле.
Комиссии приступили к описи имущества храмов, предстояло изъятие святынь из главных храмов Петрограда. Опасаясь кровопролития, митрополит Вениамин предпринял еще одну попытку уладить отношения с властями и назначил для переговоров с Помголом священников обновленцев Введенского и Боярского. Им удалось добиться некоторых уступок, в частности, возможности заменять равноценным имуществом подлежащие изъятию святыни. Это соглашение напечатали в газете, но комиссия Помгола не соблюдала его, а, наоборот, усилила грабеж особо чтимых святынь Петрограда. Как и везде, возле храмов собирались толпы прихожан, роптали, негодовали, пытались не впускать святотатцев, но власти вызывали милицию и войска, разгоняли беззащитных людей. Эти столкновения послужили поводом для судов над священнослужителями и мирянами, для жестоких приговоров к тюремным срокам и расстрелам.
Деятельным помощником Патриарха Тихона в эти грозные дни был архиепископ Крутицкий Никандр (Феноменов). 7 марта он созвал совещание московских благочинных, на котором заслушано было обращение Святейшего. Столичные и приходские советы выносили решения о недопустимости изъятия богослужебных предметов. Снова, как и в первые месяцы после издания декрета об отделении Церкви от государства, миряне организуются в дружины для охраны храмов. Воззвание Патриарха Тихона встречено было с сыновним послушанием большинством российских архипастырей. Но нашлись и такие, кому совесть позволила повиноваться правительственному декрету, а не посланию Патриарха. Это были преосвященные: Нижегородский Евдоким (Мещеряков), Тульский Виталий (Введенский), Саратовский Иов (Рогожин), Иркутский Анатолий (Каменский),
Вологодский Александр (Надеждин). Епископ Кубанский Иоанн (Левицкий) в своем воззвании благословил декрет, восторженные отзывы о декрете опубликовали в газетах протоиереи Николай Русанов и Сергий Ледовский вместе с группой саратовских мирян. В Петрограде эти мероприятия поддерживались священниками-обновленцами Введенским, Красницким, Боярским, Платоновым. Заштатному епископу Антонину (Грановскому) за его особое рвение в нападках на воззвание Патриарха председатель ВЦИК предложил участвовать в работе Центральной комиссии Помгола, и он согласился.
Между тем кампания по ограблению храмов началась по всей стране. В Смоленске красноармейцы взломали двери собора, арестовали находившихся там священнослужителей и мирян, защищавших его от поругания, и приступили к ограблению храма.
15 марта 1922 г. в "Известиях" появилась беседа с Патриархом под заголовком "Церковные ценности для помощи голодающим", в которой Патриарх объяснял позицию Церкви в этом вопросе. "В церквах нет такого количества драгоценных камней и золота, чтобы при ликвидации их можно было бы получить какие-то чудовищные суммы денег. Боюсь, что около вопроса о церковных ценностях поднято слишком много шума, а на практике намеченная мера не даст ожидаемого результата, при всем благожелательном отношении к делу помощи голодающим со стороны церковных общин... Если наши храмы имеют в своих ризницах не так много драгоценных предметов, то во всяком случае в них хранится немало предметов, имеющих художественное и историческое значение. Заграничный рынок охотно будет скупать нашу церковную старину. Я по своей жизни в Америке знаю, каким спросом пользуются там предметы старины, особенно русской. Даже простой тульский самовар помещается там в богатых семьях, как антикварная редкость, на особом столе, а церковные сосуды, лампады прошлых веков, конечно, найдут немало охотников... Я полагаю, что комиссии надлежит очень внимательно отнестись к ликвидации поступающих в ее распоряжение вещей и приложить все старание, чтобы то, что ценно для нас по своим художественным и историческим данным, осталось в наших общественных собраниях".
В Шуе, когда началось изъятие святынь из собора, к паперти сбежались люди, милиция пыталась разогнать их, тогда в толпе появились колья, которыми люди собирались защитить себя. Но тут на помощь милиционерам подоспели красноармейцы с пулеметами, и раздался залп. Толпа в ужасе разбежалась, на площади остались десятки раненых и пять человек убитых. Комиссия, как ни в чем ни бывало, приступила к разорению храма.
19 марта 1922 г. председатель Совнаркома В. И. Ленин составил секретное письмо по поводу событий в Шуе, которые он назвал лишь одним из проявлений общего плана сопротивления декрету Советской власти со стороны "влиятельнейшей группы черносотенного духовенства".
"Я думаю,— писал он,— что здесь наш противник делает громадную ошибку, пытаясь втянуть нас в решительную борьбу тогда, когда она для него особенно безнадежна и особенно невыгодна. Наоборот, для нас именно данный момент представляет из себя исключительно благоприятный и вообще единственный момент, когда мы можем с 99 из 100 шансов на полный успех разбить неприятеля наголову и обеспечить за собой необходимые для нас позиции на много десятилетий. Именно теперь и только теперь, когда в голодных местах едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов, мы можем (и поэтому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией, не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления. Нам во что бы то ни стало необходимо провести изъятие церковных
ценностей самым решительным и самым быстрым образом, чем мы можем обеспечить себе фонд в несколько сотен миллионов золотых рублей (надо вспомнить гигантские богатства некоторых монастырей и лавр). Без этого никакая государственная работа вообще, никакое хозяйственное строительство в частности и никакое отстаивание своей позиции в Генуе в особенности совершенно немыслимы. Взять в свои руки этот фонд в несколько сотен миллионов золотых рублей (а может быть, и несколько миллиардов) мы должны во что бы то ни стало. Один умный писатель по государственным вопросам справедливо сказал, что если необходимо для осуществления известной политической цели пойти на ряд жестокостей, то надо осуществлять их самым энергичным образом и в самый короткий срок, ибо длительного применения жестокостей народные массы не вынесут. Это соображение в особенности еще подкрепляется тем, что по международному положению России для нас, по всей вероятности, после Генуи окажется или может оказаться, что жестокие меры против реакционного духовенства будут политически нерациональны, может быть, даже чересчур опасны. Поэтому я прихожу к безусловному выводу, что мы должны именно теперь дать самое решительное и беспощадное сражение черносотенному духовенству и подавить его сопротивление с такой жестокостью, чтобы они не забыли этого в течение нескольких десятилетий. Самую кампанию проведения этого плана я представляю следующим образом... Официально выступать с какими бы то ни было мероприятиями должен только тов. Калинин, никогда и ни в каком случае не должен выступать ни в печати, ни иным образом перед публикой тов. Троцкий.
Посланная же от имени политбюро телеграмма о временной приостановке изъятия не должна быть отменяема. Она нам выгодна, ибо посеет у противника представление, будто мы колеблемся, будто ему удалось нас запугать (об этой секретной телеграмме именно потому, что она секретна, противник, конечно, скоро узнает). В Шую послать одного из самых энергичных, толковых и распорядительных членов ВЦИК или других представителей центральной власти (лучше одного, чем нескольких), причем дать ему словесную инструкцию через одного из членов политбюро. Эта инструкция должна сводиться к тому, чтобы он в Шуе арестовал как можно больше, не меньше, чем несколько десятков представителей местного духовенства, местного мещанства и местной буржуазии по подозрению в прямом или косвенном участии в деле насильственного сопротивления декрету ВЦИК об изъятии церковных ценностей. Самого Патриарха Тихона, я думаю, целесообразно нам не трогать, хотя он, несомненно, стоит во главе всего этого мятежа рабовладельцев. Относительно него надо дать секретную директиву Госполитупру, чтобы все связи этого деятеля были как можно точнее и подробнее наблюдаемы и вскрываемы, именно в данный момент. Обязать Дзержинского, Уншлихта лично делать об этом доклад в политбюро еженедельно. На съезде партии устроить секретное совещание всех или почти всех делегатов по этому вопросу совместно с главными работниками ГПУ, НКЮ и ревтрибунала. На этом совещании провести секретное решение съезда о том, что изъятие ценностей, в особенности самых богатых лавр, монастырей и церквей, должно быть произведено с беспощадной решительностью, безусловно ни перед чем не останавливаясь и в самый кратчайший срок. Чем больше число представителей реакционной буржуазии и реакционного духовенства удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше. Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать"119.
30 марта заседало политбюро, на котором по рекомендациям Ленина был принят план разгрома церковной организации, начиная с "ареста Синода и Патриарха. Печать должна взять бешеный тон... Приступить к изъятию по всей стране, совершенно не занимаясь церквами, не имеющими сколько-нибудь значительных ценностей"120.
При изъятии церковного достояния в 1414 случаях власть прибегала к оружию, в итоге награбленное составило: 33 пуда золота, 24 тысячи пудов серебра и несколько тысяч драгоценных камней.
Уже в марте начались допросы Патриарха Тихона, его вызвали в ГПУ на Лубянку и дали под расписку прочесть официальное уведомление о том, что правительство "требует от гражданина Белавина как от ответственного руководителя всей иерархии определенного и публичного определения своего отношения к контрреволюционному заговору, во главе коего стоит подчиненная ему иерархия"121.
В следующий раз Патриарха допрашивали начальник 6-го отделения секретного отдела Тучков, начальник секретного отдела Самсонов, Красиков, Агранов и сам Менжинский. На требование Красикова отдать все церковные ценности, за исключением самого необходимого, Патриарх ответил: "Все? Никогда!" Самсонов потребовал принять меры по отношению к священникам, которые выступили против изъятия церковных ценностей, но Патриарх ответил, что ему неизвестны их фамилии, и конкретных сведений об этих случаях он не имеет. В особенно трудное положение ставили Патриарха вопросы, касавшиеся действий Карловацкого церковного центра. Менжинский предложил Святейшему пригласить митрополитов Антония (Храповицкого) и Евлогия (Георгиевского) в Москву и потребовать объяснений по поводу появления опубликованного ими обращения монархического содержания. "Разве они поедут сюда?"
— не без иронии ответил на это предложение святитель.
По всей стране начались процессы, на которых священнослужители и миряне обвинялись в сопротивлении проведению в жизнь декрета об изъятии церковных ценностей. По указанию Ленина к смертной казни приговорены были верующие, арестованные в Шуе. В Смоленске трибунал приговорил к расстрелу Залесского, Мясоедова, Пивоварова и Демидова. 6 апреля в "Правде" появилось письмо двенадцати петроградских священников, среди них — В. Красницкого, А. Введенского, Е. Белкова, А. Боярского, с обвинениями своих собратьев и архипастырей в равнодушии к голодающим и в контрреволюционных замыслах, от которых они публично отмежевывались.
26 апреля в Москве, в здании Политехнического музея, открылся процесс, на котором судили 20 московских священников и 34 мирянина по обвинению в подстрекательстве к беспорядкам при изъятии церковных ценностей. Послушные воле Святейшего Патриарха, московские благочинные, настоятели храмов, председатели приходских советов отказывались участвовать в расхищении храмов, всячески удерживая прихожан от сопротивления насилию. Сомнительную роль сыграл на процессе видный церковнообщественный деятель профессор Н. Д. Кузнецов, вызванный в качестве эксперта. Он доказывал, что каноны, запрещающие употребление богослужебных сосудов не для богослужения, осуждают только тех священнослужителей и мирян, которые присваивают их в корыстных целях. Пожертвование святынь на благотворительные цели не осуждается этими канонами, и потому, мол, Святейший Патриарх и духовенство поступили бы в рамках канонов, если бы благословили изъятие из храмов даже богослужебных сосудов.
Подсудимые держались на процессе с достоинством и совершенным бесстрашием. В качестве свидетелей к процессу привлекали Патриарха Тихона и архиепископа Никандра. Патриарха допрашивали на суде 5 мая. Председатель трибунала Бек задал вопрос: "Вы считаете, что советская власть поступила неправильно, и вы были вынуждены выпустить воззвание?" "Да",— ответил Патриарх. "Вы признаете,— спросил обвинитель Крыленко,— что церковное имущество не принадлежит по советским законам Церкви?" "По советским законам,— сказал Патриарх,— а не по церковным". "Ваше послание
касается церковного имущества. Значит, с точки зрения закона, оно незаконно".— "Вам лучше знать. Вы советская власть". "А слово "тать",— спросил Крыленко,— что значит по-русски?" "Тать — это вор",— объяснил Патриарх. "Значит "святотать" — это вор по святым местам?" — "Да".— "Такими вы нас и считаете?" — спросил Крыленко. "Нет, простите",— ответил Святейший122. Трибунал приговорил 11 обвиняемых к расстрелу. После вынесения приговора Патриарх Тихон обратился с письмом к председателю ВЦИК Калинину "о помиловании осужденных, тем более, что инкриминируемого послания они не составляли, сопротивления при изъятии не проявляли и вообще контрреволюцией не занимались"123. ВЦИК помиловал шестерых лиц, а пятеро, протоиереи Александр Заозерский, Василий Соколов, Христофор Надеждин, иеромонах Макарий (Телегин) и мирянин Сергей Тихомиров, были казнены в камерах Лубянки, где прежде стояли сейфы страховой компании.
Трибунал вынес постановление о привлечении Патриарха Тихона и архиепископа Никандра к суду в качестве обвиняемых. К расправе над первосвятителем русского народа власти готовились давно. Еще 25 марта "Известия" опубликовали список "врагов народа", где на первом месте стояло имя Патриарха. На процессах, затеянных по всей стране, обвиняемые священнослужители, естественно, ссылались на воззвание Патриарха, которому они и следовали, когда отказывались благословить беззаконное изъятие святынь из храмов, поэтому повсюду трибуналы выносили постановления с требованиями привлечь к суду Святейшего Патриарха. Масло в огонь подливали и неуместные эмигрантские публикации, предсказывавшие скорое падение советской власти в связи с охватившим страну голодом; тогда Святейший Патриарх "возьмет власть" и "передаст ее законному носителю", которого сам и укажет124.
Один из вождей Коминтерна Н. Бухарин в кругу своих единомышленников заявил, что церковный фронт является самым опасным для советской власти, и она бросила на этот фронт 14 тыс. испытанных борцов. Бухарин призывал снести церкви с лица земли, как рассадник контрреволюции. Борьбу против Церкви надо было поручить товарищу Дзержинскому, а гражданин Белавин должен быть казнен.
Последний раз перед арестом Патриарх служил в приходском храме Москвы. Вернувшись с допроса из ЧК, он сказал своим келейникам: "Уж очень строго допрашивали". "Что же Вам будет?" — спросили его с тревогой. "Обещали голову срубить",— ответил Святейший Патриарх125.
* * *
Вождь революции, Троцкий, предложил такой план действий: спровоцировать церковный раскол, устранить Патриарха Тихона и содействовать приходу в высшее церковное управление обновленческих деятелей, тогда можно будет не принимать православную Церковь в расчет как фактор политической жизни России. Но ставка на обновленцев была лишь временной мерой. На заседании политбюро 30 марта 1922 г. Л. Д. Троцкий сказал, что уже сегодня "нам надо подготовить теоретическую, пропагандистскую кампанию против обновленной Церкви. Надо превратить ее в выкидыш", а "с черносотенными попами — расправиться"126.
В начале мая 1922 г. московский священник С. Калиновский подал во ВЦИК детально разработанный план по претворению в жизнь идей Троцкого, предусматривавший учреждение при ВЦИК особого Всероссийского комитета по делам православной Церкви, духовенства и мирян во главе с уполномоченным в сане православного епископа. Комитет должен был защищать от церковных прещений и судебных кар со стороны патриаршего
управления тех лиц из духовенства и мирян, которые "лояльны по отношению к советской власти"; наблюдать за деятельностью патриаршего управления и способствовать проведению государственных мероприятий, "не затрагивающих религиозного чувства православного человека"127.
Сразу после вынесения приговора по делу московских священников из Петрограда в Москву приехала группа обновленцев — Введенский, Боярский, Белков и псаломщик Стадник. Родственники осужденных просили петроградских визитеров, пользовавшихся расположение властей, похлопотать о помиловании. 12 мая, вечером, петроградские отцыпосредники прямо из тех инстанций, где, по словам самого Введенского, "быть нельзя", появились в покоях Патриарха в сопровождении двух чекистов и вместо известия о помиловании сообщили, что добились разрешения на созыв Поместного Собора при условии, что Патриарх оставит престол. Патриарх в ответ заявил, что патриаршество его тяготит как крест. "Я с радостью приму, если грядущий Собор снимет с меня вообще патриаршество, а сейчас я передаю власть одному из старейших иерархов и отойду от управления Церковью"128. Священники из Петрограда предложили святителю Тихону передать епископу Антонину (Грановскому), который пребывал тогда на покое в Заиконоспасском монастыре, или епископу Леониду (Скобееву) канцелярию. Но Патриарх Тихон категорически отказался от предложенных ему кандитатур, согласившись назначить своим заместителем митрополита Вениамина или митрополита Агафангела. Срочно позвонили в Петроград и узнали, что митрополит Вениамин не может взять на себя заместительство. Прервав беседу, Патриарх Тихон вышел в соседнюю комнату и через несколько минут вынес оттуда письмо на имя председателя ВЦИК о передаче власти митрополиту Ярославскому Агафангелу из-за привлечения его, Патриарха Тихона, к гражданскому суду. А через день успешно выполнившие поручение ГПУ обновленцы напечатали в "Известиях" воззвание, осуждавшее "тех иерархов и тех пастырей, которые виновны в организации противодействия государственной власти по оказанию ею помощи голодающим и в ее других начинаниях на благо трудящихся. Мы считаем необходимым,— заявили провокаторы,— немедленный созыв Поместного Собора для суда над виновниками церковной разрухи, для решения вопроса об управлении Церковью и об установлении нормальных отношений между нею и советской властью"129. Под документом подписались епископ Антонин (Грановский), московские священники С. Калиновский, И. Борисов, В. Быков, священники из Петрограда В. Красницкий, А. Введенский, Ев. Белков, псаломщик С. Стадник и саратовские священники Русанов и Ледовский.
13 мая Патриарх Тихон направил митрополиту Агафангелу письмо, извещавшее о передаче ему "церковного правления впредь до созыва Собора. На это имеется согласие гражданской власти,— писал он,— а потому и благоволите прибыть в Москву без промедления"130. Письмо повез в Ярославль протоиерей Владимир Красницкий. Митрополит Агафангел готов был исполнить волю святителя Тихона, но по распоряжению ВЦИК его задержали в Ярославле. Патриарх между тем оставался под домашним арестом и без разрешения ГПУ к нему никого не пускали. Его отношения с другими архипастырями и оставшимися членами Синода и ВЦС были прерваны. Обновленцы, почувствовав себя хозяевами положения, извещают председателя ВЦИК о создании нового Высшего церковного управления (ВЦУ), "ввиду устранения Патриархом Тихоном себя от власти". 18 мая Введенский, Белков и Калиновский опять явились в покои святителя Тихона, требуя подписать составленное ими прошение о передаче им канцелярии Святейшего Патриарха, "дабы не продолжалась пагубная остановка в делах управления Церковью. По приезде Вашего заместителя он тотчас же вступит в отправление своих обязанностей. К работе канцелярии мы временно привлекаем, до окончательного сформирования управления под главенством Вашего заместителя,