Присутствовали:
Члены-учредители: А.Ахиезер, А.Давыдов, Е.Туркатенко, И.Гр.Яковенко.
Участники: А.Авилова, Ю.Вешнинский, Р.Евзеров, В.Земсков, И.Ионов, С.Кирдина, Л.Куликов, Ю.Липец, Р.Максудов, С.Наумова, С.Патрушев, А.Пелипенко, Ю.Пивоваров, М.Рац, Н.Федотова, В.Чертихин, Я.Шемякин.
А.Ахиезер: Сегодня два соавтора - И.Гр.Яковенко и А.Пелипенко - познакомят нас со своей шестисотстраничной книгой, в которой излагается новая культурологическая концепция. Сформулировать культурологию как некую систематическую науку - чрезвычайно актуальная задача. Авторы обещают, что методология, содержащаяся в этой концепции, позволит проводить цивилизационный анализ, и прежде всего - России.
И.Гр.Яковенко: Культурология - наука о смыслах и их структурно исторической самоорганизации, о принципах и механизмах смыслообразования. Человек реально имеет дело не с объектами как таковыми и не с идеями, а со СМЫСЛАМИ. Смысл оказывается той универсалией, которая позволяет, в частности, пересмотреть ряд философских вопросов под иным гносеологическим углом.
Наша методология базируется на традиции европейского рационализма, одним из краеугольных камней которого выступает принцип бинарной антиномичности. Эта универсальная характеристика бытийственного пространства неотменима, как закон Ньютона, сколь не уводили бы ее в тень и не объявляли бы частным случаем.
Наряду с известными и традиционными категориями и терминами мы вводим ряд новых. Среди наиболее значимых - "первотектон" - некий структурный инвариант, просвечивающий сквозь толщу семантических напластований культуры. Вторая категория - "культурно-бессознательное". Это обозначение той сферы ментальности, которая лежит за пределами рефлексии, сферы объективных форм смысловой самокодификации культуры. Третья категория - "истинно благо", то есть синкретическое экзистенциальное состояние субъекта в момент наиболее полного партисипационного переживания, ситуативно снимающего дуальность актуального существования. Дуальность воспринимается субъектом как состояние мучительного и трагического разрыва с миром.
Чрезвычайно важный момент нашей системы представлений - синкрезис и механизмы его распада. Понятие синкрезиса существует давно, но у нас оно помещается едва ли не в самый центр онтологических представлений. Механизм распада синкрезиса оказывается тем всеобщим процессом, который охватывает всё: от эволюции ментальности до развития мирового цивилизационного процесса.
Наша задача - опрокинуть структурную морфологию и антропологию культуры на ось истории и выявить некоторые закономерности разворачивания исторических процессов в их системной взаимосвязи.
А.Пелипенко: Нашу теорию можно отнести к разряду постулативных. Положения и выводы не дедуцируются из некоего, определенным образом развернутого материала. Они постулируются, а затем апробируются на их гносеологическую продуктивность будучи спроецированы на этот самый материал.
Одним из основополагающих постулативных моментов является принцип изоморфизма ментальности и культуры. Традиционно неразрешимая антиномия бытия и мышления, идеального и реального здесь гносеологически переосмысляется. Принцип изоморфизма позволяет поставить вопрос о категоризации самого понятия "смысл". Единичный смысл - это такое дискретизованное переживание сознания, которое может быть выражено в знаковых кодах культуры. Единичный смысл - квант культурного пространства. Пространство смыслов - это то, в чем снимается дуализм идеального и реального. Культура - континуум смыслов, обладающий свойством самоорганизации.
Постулируется принцип единства онто-, фило-, и культурогенеза. Одной из наглядных опорных точек косвенного обоснования этого триединства является концепция родовой травмы. При выбросе человека из утробы во внешний мир происходит не просто травматический шок, имеющий чисто психологические последствия, а имеет место прохождение фундаментального экзистенциально-онтологического барьера. Внешний мир, в отличие от непротиворечивого континуального внутриутробного состояния, дан в виде актуально переживаемой антиномичности. Изначальное экзистенциальное единство распадается и первичным продуктом этого распада выступает метаоппозиция Я - ДРУГОЕ. _Я_ в данном случае - просто языковая маркировка первичного обращения сознания на себя, которое изначально выступает абстрактно и почти бессознательно, но тем не менее, де факто уже отделяется от иноположенного мира объектов. Суть же принципа в том, что выпадение человека из континуального в дуально разорванное противоречивое состояние изофункционально выходу homo sapiens из доистории в историю.
Пусковым механизмом и perpetuum mobile всех без исключения интенций человеческого существования и, соответственно, всех видов его культурной активности является в той или иной степени осознанное стремление вырваться из дуального пространства, то есть вернуться в состояние непротиворечивой континуальности. Здесь возникает инвариантная триадическая структура, которую мы называем Великим триадическим принципом. Пространство человеческого существования оформляется в виде триады. Середина - второй член триады - это актуальное пространство культуры с его имманентным дуализмом, пронизывающим все пространственно-временные срезы. Две другие зоны - первый и третий члены триады - это области трансцендентного. Они не даны в эмпирической наличности и онтологически противопоставлены срединной зоне, выступая ее отрицанием. Семантически эти зоны связаны с идеальными образами до- или посткультурного непротиворечивого существования, то есть такого мира, где все противоречия оказываются сняты. Трансцендирующее бегство из культуры может осуществляться либо под лозунгом _Назад к природе_, либо _Вперёд к Богу_. Разумеется, эти установки проявлялись и выкристаллизовывались на протяжении долгих веков и тысячелетий. Ретроспективная ориентация безраздельно господствовала в классической древности, когда еще мерцала живая связь с архаической мифо-ритуальной системой. С эпохи Осевого времени оформляется идея перспективного трансцендентного проекта - социального или эсхатологического. Однако, в любом случае, трансцендирование направлено на выход из дуального пространства культуры. Означенный великий триадический принцип нашел выражение в метамифе: рай первозданный - рай потерянный - рай обретенный. В значительной степени вся архетипическая топика может быть рассмотрена как фрагментация этого метакода в различных отпадающих от синкрезиса срезах культуры.
Дуальное пространство включает следующие фундаментальные оппозиции: ИММАНЕНТНОЕ/ТРАНСЦЕНДЕНТНОЕ, САКРАЛЬНОЕ/ПРОФАНИЧЕСКОЕ И ДИСКРЕТНОЕ/КОНТИНУАЛЬНОЕ. Они задают то координатное поле, в котором обретает содержание всякий единичный смысл.
Понятие первотектона вводится для исследования универсальной онтической связи, которая, имея форму структурных универсалий, априорно присутствует в ментальности субъекта как чистая интенция (направленность "на"). Первотектон - это априорная интенция к смыслообразованию. Снимая в себе весь опыт природной самоорганизации, он выступает и структурной матрицей формо- и смыслообразования, то есть переходным звеном между природным психизмом и культурным сознанием. Первотектоны имеют первичный уровень семантизации - так называемый _нулевой цикл_. Ряды этого нулевого цикла группируются по принципу восхождения от абстрактного к конкретному.
Процесс перманентного распада синкрезиса, который мы принимаем за стержневую системообразующую линию в истории, не есть процесс сугубо линейный и однонаправленный. Параллельно происходит регенерация синкрезиса (что не следует смешивать с процессами синтетическими). Дискретизация первичных неосмысленных прафеноменальных блоков осуществляется культурным сознание в зоне, которую мы называем фронтом рефлексии. Проходя через фронт рефлексии, всякий феномен осмысляется как дискретный, приобретает знаковый эквивалент (репрезентант) и затем отходит в область рутинного употребления, пополняя пассивный культурно-смысловой ресурс. В этой области позади фронта активной рефлексии измельченные атомизованные и знаково оформленные феномены стихийно складываются в новый синкрезис. Это - классический пример совпадения противоположностей: предельное измельчение в процессе дискретизации переходит по достижению критического рубежа в новый континуум. Многие процессы в современной культуре проходят под знаком неосинкретических тенденций. Однако современный неосинкрезис в отличие от синкрезиса изначального представляет собой не мир отчужденных природных прафеноменов, а вторичный конгломерат диффузных реалий самой культуры, достигших недифференцированного состояния. Вот когда культура становится в полном смысле второй природой.
Механизм культурной динамики - спиральный по своей временной конфигурации процесс, включающий в себя следующие основные фазы. Опосредование первотектональных интенций и матриц нулевого цикла конкретным семантическим материалом - фаза роста и развития культурной системы. В какой-то момент слой семантических наслоений становится критически плотным, и переживающее сознание оказывается не способно _дотянутся_ до первотектонов и осуществить полноценную партисипацию в режиме _истинно-благо_. Это период усталости культуры, потери ориентиров, разочарования, апатии и всего, что обычно называется духовным кризисом. Далее обычно следует частичный или глобальный сброс и расчистка сферы культурно-бессознательного параллельно с семантико-семиотической деструкцией самого предметно-смыслового тела культуры. Болезненная ситуативная партисипация широких социокультурных групп к хаосу - вполне объяснимое явление в этой ситуации. Первотектоны обнажаются, дразня возможностью абсолютного трансцендирования. Социальные конфликты революционного типа, в форме которых и происходит указанная расчистка, обычно сопровождаются взрывом эсхатологической истерии, утопическими фантазиями, завиральными проектами и т.п. Далее наступает фаза быстрого опосредования первотектональных матриц (первотектоны надолго не обнажаются). Но в качестве опосредующего материала используются уже не просто обломки разрушенного, а качественно новые, уплотненные в культурно-смысловом отношении феноменологические блоки. В этом - поступательная составляющая спиральной конфигурации. От цикла к циклу, при всей видимости откатов назад и глубочайших провалов в архаизацию, регенерация культурного слоя становится всё более собственно культурно-знаковой на микроэлементарном уровне, всё дальше уводит переживающее сознание от первозданной природной синкретичности.
Из всего корпуса историософских представлений обозначим коротко лишь несколько пунктов.
Предлагаемая концепция эволюции культурного субъекта во многом не традиционна. В соответствии с положениями либеральной культурно-антропологической доктрины, "единым и неделимым" предметом всех "человековедческих" наук стал некий абстрактный человек. Всеобщность биологического происхождения и антропологическое единство homo sapiens служит основанием для презумпирования абстрактного равенства в историко-культурной сфере. Идея равенства (в широком понимании) особенно дорога, поскольку именно с ней связано неизбывное и подсознательное стремление к гомогенизации как способу снятия бинарного характера культурного бытия и трансцендирования за его пределы. Идея равенства выступает непреходящей идеологемой человека в его борьбе с дуальностью и гетерогенностью существования в культуре. Меняются и усложняются лишь пути оформления рассматриваемой мифологемы в различных исторических ситуациях.
Мы полагаем, что с образованием вида homo sapiens процесс последовательного опредмечивания паттернов перешел из области природно-морфологической в историко-культурную (цивилизационную). Но направленность на разворачивание сферы идеального во всё более и более локальных и свернутых материальных структурах продолжает осуществляться. Здесь имеется в виду общеэволюционная закономерность, в соответствии с которой мир идеальный разворачивается параллельно со сворачиванием мира материального: от гигантской космической пыли к образованию относительно автономных галактик и солнечных систем, далее к планетам, далее - возникновение жизни. И, наконец, выделение из живой природы человека разумного, создающего цивилизацию. Та же логика действует и внутри цивилизации в направлении всё большей индивидуализации. Именно эта направленность характеризует линейный аспект прогрессии эйдетических форм.
У основания эволюционной пирамиды стоит родовой человек или архаический индивид. Здесь синкрезис силен еще настолько, а переживаемая картина мира настолько целостна, что для полноценного трансцендирования достаточно энергии партисипации к родовому коллективу (общинному телу).
Паллиат (промежуточное звено между индивидом и личностью) - продукт манихейской революции. Это субъект, партисипирующийся к социальному абсолюту или эсхатологическому проекту. Мир для паллиата жестко разделен на полюса, собирающие в себе все частные значения размножившихся в предшествующую эпоху бинарных оппозиций. Паллиативный тип мышления рождает логоцентрическую культуру, теократическую государственность, религию спасения, автомодель культуры и презумпцию должного.
Третьим типом субъекта культуры, завершающим эволюционную пирамиду, является личность. Как паллиат не выводится из родового человека, так и личность не выводится из паллиата, хотя именно паллиативно-государственническая социальность служит для нее тем жизненным фоном, на котором последняя возникает. Личность - это субъект, фундаментальной чертой которого является автономность.
Три типа субъекта в культуре (индивид, паллиат и личность) создают соответственно три типа цивилизаций. Цивилизация в данном случае - это прежде всего специфический способ жизнеустройства и система устойчивого воспроизводства экзистенциальных ценностей. Или, иначе говоря, особая количественно-качественная структура культурного ресурса.
Первая - цивилизация индивида. Здесь господствует синкрезис, в дуальных отношениях доминирует принцип объектно-объектных связей, поскольку рефлексия и автономная субъективность ещё очень слабы. Для упорядочения оппозиционных членений и космизации цивилизационного пространства достаточно локальной родовой структуры семантико-аксиологических отношений. Род - доминирующая космизующая структура цивилизации индивидов. Исторически цивилизация индивида берет начало с неолитической революции. Этот тип цивилизации завершает формирование своего системного качества во II тыс. до.Р.Х.
Цивилизации паллиата носит манихейский характер. Здесь распад синкрезиса достиг той качественной стадии, когда безмерно размножившиеся семантические формы дуальных оппозиций уже не могли быть интегрированы в рамках родовой партисипации. Культурный космос заполнился слишком большим количеством отпадающих сущностей и смыслов. Оппозиции стали глобализоваться и стягиваться к полюсам.
Паллиат рождается, когда в ментальности субъекта родовой принцип если не умирает, то глубоко сублимируется. Отчуждаясь от рода, человек не теряет окончательно родовых форм партисипации. Они лишь сублимируются, вытесняясь партисипацией к государственной иерархии. Образ власти и властная вертикаль служит универсальным медиатором становящихся метаоппозиций. Здесь доминируют субъектно-объектные отношения. На микроуровне единичный субъект уже достаточно осознал свою субъектность, чтобы рассматривать всякий внешний феномен как изначально отчужденный объект (хотя синкретические связи сдавались крайне медленно).
Период от конца II тыс. до Р.Х. до конца осевого времени, а в широком смысле до ислама, можно назвать великой манихейской революцией. Мани лишь доктринально оформил то, что уже дошло до конца своего развития (так обычно и бывает).
В манихейской цивилизации кристаллизация системного качества происходит на уровне рядополагания глобальных семантических оппозиций, маркированных аксиологическими константами, исторически оформившимися к христианской эпохе как добро и зло. Эта цивилизация, с одной стороны, ассимилирует локальные архаические миры и загоняет индивида в государство. С другой - устанавливает взаимоотношения с цивилизационными принципами личности. Личность как исторический прецедент возникает в середине I тыс. до Р.Х.
Манихейская цивилизация завершает свой имманентный цикл развития в средневековье. Его пиком являются православная и исламская цивилизации. Монистическая идеология здесь не должна вводить в заблуждение. Византия и позднее Россия - выраженно манихейский тип цивилизации имперского типа. Паллиативность доминирует во всём. Паллиат, то есть государственный человек - доминирующий социокультурный тип.
Цивилизации личности - сугубо европейское явление. Доминирующий тип дуальных отношений - субъектно-субъектные. На протяжении веков, начиная с античности, европейская расчленяющая рефлексия последовательно объективировала все формы и феномены бытия. Европейский отчуждающий объективизм был направлен на снятие объективности, которое могло быть достигнуто только по достижению предельной объективированности и отчуждения, включая и самого субъекта во всех его многочисленных аспектах, а также и самих методов и инструментов объективирования. Не случайно, что за предельным сциентистско-технологическим объективизмом XIX и XX веков как бы неожиданно наступила эпоха постмодернизма с ее программным и тотальным субъективизмом. В личностной культуре достигнут реальный монизм на основе интерсубъективности.
В цивилизациях, где синкрезис остался как доминирующее системное качество (Дальний Восток), все последующие цивилизационные формы организации носят обратимый характер. В таких обществах постоянно воспроизводится более или менее устойчивый компромисс между родовыми принципами цивилизации индивидов и манихейской государственной вертикалью, поскольку имманентная глобализация оппозиций вследствие силы синкретических связей недостаточна, а ряд других разнообразных исторических обстоятельств настоятельно требует интеграции культурного космоса в социально-государственных формах.
Эти три цивилизационных типа не выстраиваются в примитивно-поступательную цепь и, тем более, в дискретную историческую последовательность. В каждой цивилизации присутствуют все три слоя. Разница лишь в доминанте. Отсюда бессмысленно пытаться привести вектор эволюции к общему знаменателю, беря за точку отсчета ценностные ориентиры того или иного исторического субъекта культуры. Прогресс не в самом восхождении от индивида к личности, прогресс в эволюции типа отношений между разными субъектами культуры и созданными ими типами цивилизаций. Здесь содержится ответ на вопрос об эволюционизме и циклизме, а также прояснение по поводу того невразумительного и по сути хаотического "многоголосия культур" о котором сегодня говорят многие, противопоставляя этот бессодержательный, доходящий порой до абсурда, релятивизм ниспровергнутому европоцентризму.
Итак, три типа культурных субъектов, три соответствующих им типа цивилизаций определяют три основных этапа мировой истории. Каждый из этих этапов отмечен особым периодом революции, когда новое качество, пройдя имплицитную фазу, эксплицируется и устанавливается в качестве устойчивой и воспроизводящейся доминанты в той или иной части историко-культурного пространства.
Первая революция - неолитическая. Разворачивается в полном объеме в VIII-VII тыс. до Р.Х. Она порождает индивида как стадиально первого субъекта культуры и исторического процесса.
Вторая революция - манихейская. Начинается с периода стабилизации после падения первого поколения государств "бронзового века" в конце II тыс.до Р.Х. Длится до возникновения ислама, т.е. до VIIв. Цивилизованный мир, стабилизировавшийся после нашествия кочевников (эта стабилизация заняла тысячелетие) стал миром паллиата. Победа паллиата как доминирующего субъекта культуры со всей ясностью обозначилась в I тыс. до Р.Х.
Третья революция - буржуазная. Границы ее могут быть обозначены сравнительно точно - 1500 - 1648гг.
Буржуазная революция, вызвавшая к жизни цивилизацию личности, началась в Европе в эпоху Ренессанса и Реформации. В результате этого личность, имевшая до этого точечный и эпизодически-периферийный статус, становится здесь доминирующим социокультурным типом.
Макроуровень самоорганизационного процесса культуры как системного целого представляет собой последовательную выработку форм интеграции перманентно распадающегося синкрезиса. В этом смысле паллиат, интегрирующий в своем глобальном дуалистическом космосе горизонтально рассыпающийся мир архаического индивида, и подчиняющий его макросоциальным иерархиям, выступал агентом самоорганизационного процесса.
Естественно, что генезис личности как социокультурного субъекта имеет определенные стадии. Им соответствуют стадии цивилизационной самоорганизации. Личность являет собой следующую ступень интеграции, противостоящей процессу распада синкрезиса. Бесконечно умножающиеся оппозиции снимаются на субъектном уровне, а медиация превращается в интерсубъектный диалог.
Самоопределение культурного сознания в пространстве дуального бытия в целом сводимо к четырем базовым парадигмам: западнохристианской, восточнохристианской, исламской и, условно говоря, дальневосточной.
Первая, вырастая из античности, сформировалась в западном христианстве. Здесь всякое полагание дуальной оппозиции рождает промежуточный блок культурно-смысловых феноменов, образующих своеобразную зону медиации. В восточнохристианской традиции доминирует инверсионная парадигма, блокирующая распад синкрезиса. Исламская парадигма оперирования с бинарными оппозициями строится на своеобразных синкретически-монотеистических основаниях. В основе медиации между трансцендентным монистическим божеством и бесконечным горизонтальным синкрезисом эмпирического, но безусловно подлинного и реально бытийствующего мира, лежит принцип имманентного трансцендирования. И, наконец, парадигма, которую условно можно назвать дальневосточной, выражается в том, что бинарные оппозиции снимаются имманентно, то есть на каждом уровне самополагания без дальнейшей прогрессии к абсолютному синтезу. Такая парадигма также консервирует синкрезис. Но если восточнохристианский синкрезис можно условно назвать отторгающим, то синкрезис дальневосточный - ассимилирующим.
Эти парадигмы, присутствующие в указанных культурах, разумеется, не в абсолютном виде, а в качестве доминант, создавали набор историко-культурных геномов, взаимодействие которых определяло и в каком-то смысле продолжает определять пути истории мировой культуры.
Западноевропейская и дальневосточная парадигмы оказались и географически, и генетически максимально разведенными. Физические контакты этих цивилизаций начались не ранее XVI века. Как известно, максимально генетически разведенные элементы являются наиболее продуктивным материалом для синтеза. Напротив, восточное христианство и ислам наиболее близки генетически, культурно-типологически и исторически.
Каждая из данных парадигм выступала как своеобразная внутренняя историко-диалектическая антитеза: восточное христианство для Западной Европы, а ислам для Дальнего Востока.
Дифференцирование принципов оперирования бинарными оппозициями как универсального метакода смыслообразования выступает одной из базовых отправных точек в цивилизационном анализе вообще и в цивилизационном анализе России в частности.
Для Русской\Российской культуры оказывается характерной такая система оперирования, где доминирует инверсионная парадигма. Это означает, что в оппозитарно разорванном сознании и, соответственно, в самой культуре полюса бинарных оппозиций разводятся сколь возможно далеко и радикально. Медиативные связи слабы и неустойчивы. А это, в свою очередь, блокирует распад синкрезиса. Зато, как реакция на неизбежное "нелегитимное" и спонтанное усложнение картины мира, время от времени происходит инверсионная перекодировка полюсов. В самом процессе такой перекодировки субъект культуры переживает партисипацию к трансцендентному (то есть, в данном случае, к непротиворечивому и не-дуальному), поскольку все имманентные (то есть дуальные) положенности оказываются сняты. По свершению перекодировки вновь обретаемые дуальные состояния онтологизируются, сакрализуются и идеологизируются. При этом каждый из полюсов вновь положенной оппозиции, восстанавливаясь в своем синкретическом качестве, вбирает в себя неосвоенный, неонтологизированный на предыдущем этапе культурный материал. Отсюда - традиционализм и стремление к самовоспроизведению в неизменном, по возможности, качестве, пресловутое хождение по кругу и т.д.
Эта модель, разворачивание которой требует отдельного разговора, способна объяснить многое и в структуре, и в исторических судьбах российской цивилизации, как, впрочем, и в смысле и характере ее взаимодействия с другими цивилизациями. Но это уже "другой этаж" анализа.
Ю.Липец: Есть ли у вас способ вычленения смысла из потока сознания, из смыслового поля?
А.Пелипенко: Концепция структурно-семантического каталога может быть применена к самым различным областям смыслополагания и представляет собой систему герменевтических процедур, с помощью которых происходит генетизация смысловых оснований от их конечных, единичных форм, которые мы берем за отправную точку анализа, до их первотектональных оснований. При этом мы как бы двигаемся от конкретного к абстрактному и всеобщему, понимая, что на каждом уровне имеет место развилка. Изначально мы имеем дело со стереометрическим пространством культуры, в котором трудно ориентироваться. Каждый отдельно взятый смысл представляет собой некоторое средокрестие, где горизонтальная развертка - синхронный ряд, то есть те смыслы, которые с ним рядоположенны в том или ином типологическом ряду, и вертикальная развертка - генетический ряд, то есть цепочка, связывающая данный смысл с серией генетических расчленений, восходящих к первотектональным интенциям, к первосмыслам. Это средокрестие представляет собой как бы некоторый фокус, который мы наводим на единичный смысл и, выбирая некоторый типологический атрибут смысла, начинаем двигаться по цепочке расчленений в вертикальном направлении. То есть цепи структурно-семантического каталога оказываются шурфами, нитями, которые протягивает сознание в этом стереометрическом, разнонаправленном континууме смыслов, извлекая из него генетическую герменевтику в интересующем нас направлении.
И.Ионов: Как вы датируете переход от доистории к истории? К какой стратегии работы с бинарными оппозициями в вашей классификации относится Индия? Там ведь тоже - медиация, иррадиация смыслов, причем с неразличением противоположностей. В то же время мы здесь имеем не архаическую культуру, а культуру, прошедшую осевое время, которая тем не менее не дает искомого прогресса по западному стереотипу.
А.Пелипенко: Датировка очень размыта. Ближняя граница - неолитическая революция, которая произошла в 8 - 6 тысячелетиях до н.э.
В Индии существует несколько сильно отличающихся друг от друга культурных традиций. Индуизм в широком смысле условно относится к дальневосточной парадигме. Одна из его фундаментальных черт - стремление к консервации синкрезиса. Синкрезис сохраняется как внешняя оболочка культуры, а смысловое приращение как бы раздвигает стенки этого синкрезиса, его оболочки изнутри. Это принимающий синкрезис в отличие от, условно говоря, отторгающего синкрезиса в восточно-христианской парадигме. Само название стратегии "дальневосточная" служит прежде всего для разведения с исламским миром. А внутри этих стратегий могут быть тончайшие, интереснейшие наблюдения относительно разведения, скажем, разных школ буддизма и др.
В.Чертихин: Просвечивает ли за смысловыми конструктами сам смысл, онтологический аспект содержания исторического процесса или вас это не интересует?
А.Пелипенко: Одним из аспектов того всеобщего космоэволюционного процесса, который нами полагается как процесс умопостигаемый и вполне рациональный, одной из форм связи общего космоэволюционного принципа и принципа смыслополагания в истории является принцип индивидуализации - вычленения всё более и более автономных субъектных форм. Для нас это та ось, которая позволяет рассматривать нашу историософскую концепцию как системно-поступательную, хотя и не в форме вытянутой линии, а скорее в форме спирали.
И.Гр.Яковенко: То, что за смыслами стоят онтологии, когда человек обращается к онтологическим объектам, - безусловно.
Я.Шемякин: Вы говорили о наслаивании опосредований на первые тектональные матрицы, о том, что они потом как бы формируют тело культуры, потом происходит перегрузка цепей и сброс. Вы считаете эту схему универсальной? Мне кажется, здесь работает логика прежде всего западной цивилизации. На сколько она может быть отнесена к Востоку?
А.Пелипенко: Ни одна схема не является универсальной. Но в каком-то смысле она может быть применена и к восточным культурам. На Востоке синкрезис никогда не умирал, он сохраняется в качестве системного качества. Тем не менее механизмы культурной динамики действуют там на локальном уровне. То есть, не утверждая абсолютную универсальность нашей схемы, можно сказать, что с той или иной степенью корректности, с необходимыми оговорками при исследовании конкретной культурной специфики, она может быть применена достаточно широко.
Р.Максудов: Возможно, что то, что вы утверждаете как некоторую универсалию для культурно-генетического процесса, в России после революции претерпело существенные изменения и просто превратилось в псевдокультурный генетический процесс, когда место культуры заняли имитационные структуры культуры, ее материала.
И.Гр.Яковенко: Мы работаем с реальными смыслами, которые живут в сознании людей. Если на каком-то этапе общество осознает подлинным то, что может нам с вами представляться неподлинным, то от этого его субъективное представление о подлинности смыслов не страдает и не меняется. И трудно выявить ту инстанцию, которая может различать, где псевдокультура, а где подлинная.
Р.Максудов: Правильно ли я понял, что рождение смысла у вас происходит как некоторое внесение различительных категорий в субъектно-объектную связь, но сами места субъектов и объектов не подвергаются проблематизации?
А.Пелипенко: Да. Для каждого субъекта, полагающего свое отношение к объекту, этот объект столь же безусловен, сколь и само переживающее сознание. Если возникает вопрос о подлинности или неподлинности, то уже на гораздо более высоком уровне рефлексии.
Р.Максудов: Мне кажется, что представление социокультурной ситуации, как я ее понимаю - для меня это предметная рамка для смыслообразования, - не может строиться даже путем дифференцированного категориального различения связки субъекта-объекта, поскольку самый важный член этой структуры, субъект, остается без изменения. И это было четко обнаружено, когда обсуждался человек, конструирующий смыслы. Я бы различал следующие моменты. Первое. Человек действительно обнаруживает смыслы, но он обнаруживает смыслы в коммуникации, имея определенную культурную форму. Если он культурной формы не имеет, он смысла не увидит. Второе. Человек творит новые смыслы, но для этого нужна мыслительная форма. Одно ответвление буддизма, на мой взгляд, как раз обеспечивает освобождение человеческого сознания от предыдущих форм культуры для того, чтобы у него была возможность творить новые смыслы. Я придерживаюсь версии, по которой человек творит новые смыслы, схематизируя то, что происходит в коммуникации и выделяя иное в собственных схемах. Тогда получаются новые смыслы. Третье. Новые значения человек начинает конструировать тогда, когда он начинает сам новый смысл культурно означивать. Соответственно, это требует совершенно другой онтологии, в которой бы само место человека каждый раз по разному оформлялось в зависимости от той формы, которая на него надета. И основной категориальной оппозицией здесь выступает оппозиция форма - материал, ведущая начало от Аристотеля. И здесь мы обсуждаем уже совершенно иную категориальную структуру.
В.Чертихин: Докладчики ограничились сложной и, конечно, очень интересной паутиной аксиоматики. Пока трудно судить, насколько это операционально, инструментально. Но мы не можем замкнуться только в самом процессе культуры. Есть два ряда смыслообразований - как это смыслообразование проявляется в самой культуре и, всё-таки, какие-то реалии. Например, проблемы государства. Платон строит идеал государства, проектирует идеальную машину, отвлекаясь от конкретного смысла государства. В средние века Августин, Фома Аквинский пытаются найти подтекст, смысл, предназначение государства. То есть, с вашей точки зрения, дают свои интерпретации. Гегель тоже дает свою интерпретацию, но он помимо теоретического осмысления государства в плане культуры, говорит о логике развития самого государства. Это уже не только интерпретация, а попытка найти логику развития в самой реальности.
Давным-давно показано, в частности - А.С.Ахиезером, что в российской цивилизации преобладает метод инверсии. И это наложило свой отпечаток и на смыслообразование. Но интересует вопрос - почему? Почему в России существует такая особенность, почему мы создаем идеал и тут же от него отказываемся? И это продолжается до сих пор. Наверное, причины этого явления кроются в каком-то реальном, онтологическом процессе. Насколько здесь инструментальна ваша концепция?
А.Пелипенко: На эту тему я подготовил отдельный доклад.
А.Ахиезер: В.Чертихин задал вопрос: в культуре есть какие-то смыслы, а как в самой истории? Мы все были воспитаны в представлениях о том, что есть материальная реальность, которую можно по разному называть, а смысл того, что происходит у нас в головах - отражение этой реальности, которое может быть адекватным и неадекватным. Но, чем больше мы погружаемся в объективное знание, тем больше мы понимаем, что есть некоторая логика развития культуры, несводимая к материальным объектам. И выясняется, что до тех пор, пока мы эту логику не понимаем, мы и познать-то ничего не можем. Это идея не новая. У того же Канта сначала идут категории, а потом реальность, статус которой весьма ограничен. Культурология исходит из того, что есть содержание культуры, а познающий человек работает в категориях культуры, есть ли материальная реальность или ее нет. Всякое движение мысли происходит в категориях, в представлениях культуры. И пока мы не понимаем, что это за процесс, познание в современном сложном и динамичном мире становится все менее эффективным. Мы себя тешим иллюзиями, что познаем какой-то объект, а на самом деле мы просто работаем с очень старыми, может быть, истрепанными, категориями.
Культурология, как я ее понимаю, - наука о смене форм человеческой ментальности. Только Бог может мыслить чисто онтологически, а человек мыслит содержанием своей культуры. И она является объектом исследования. Для нас это должно приобрести конкретный характер, потому что нас начинает интересовать, а что же мы за люди - россияне? Что бы мы не думали, что бы мы не делали, через какой-то промежуток времени получается, что всё наоборот. Наша онтология (если понимать под ней внекультурную реальность) - в традиционном, метафизическом смысле - видимо, та же самая, что и у других людей. Значит, дело в нашем сознании, в логике нашей культуры. Значит, это какая-то особая логика мышления, которая, с одной стороны, исходит из абсолютности внекультурного (материя или Бог) и одновременно меняет свои представления об объективном, внекультурном. Авторы доклада выдвигают концепцию - как искать эту логику. Первая идея: есть развитие культуры, смысла, ментальности и оно имеет свою логику. Движение человека по логике культуры есть драматический процесс, связанный с выходом за рамки вчерашнего дня, с культурной ломкой, с ломкой ментальности. И этот выход имеет исходной логической и исторической точкой синкретизм. Изучение человеческой логики должно включать в себя прежде всего ответ на вопрос: как человеческая мысль преодолевает свой предшествующий этап, в основе которого лежит абсолютная нерасчлененность мира. Логика культуры есть логика ее расчленения, а может быть, и попыток вернуться обратно в дорасчлененное состояние. Как у Чуковского - "мама, роди меня обратно". И мне кажется, то, что происходит в России, есть периодические попытки куда-то вернуться. Мы совершили Великую Октябрьскую социалистическую революцию, которая при ближайшем рассмотрении оказалась попыткой вернуться не к феодализму, как у нас иногда пишут, а к догосударственному строю. Это доказывается на культурных стереотипах и на формах организации. Трагедия движения человеческой культуры в том, что оно происходит между двумя полюсами: "нерасчлененность (синкретизм) - максимально возможная расчлененность".
Ни с одной из названных конкретных форм (имманентное и трансцендентное, сакральное и профанное) спорить не приходится. Но проблема в том, что если мы исходим из первого постулата, что в основе всего лежит синкрезис, то как мы выходим на расчлененность? Любая расчлененность всегда основана на дуальных оппозициях. Формируются ли они по некоторой логике? Вытекают ли они имманентно из расчленения синкрезиса? Или они принимают какие-то случайные конкретные исторические формы? Где и каковы этапы распада синкретизма? Как появляются развитые расчлененные формы? И насколько они универсальны? Каков онтологический смысл этих дуальных оппозиций? На эти и другие вопросы должна ответить предлагаемая концепция. Здесь далеко не всё ясно.
Дуальная оппозиция как факт культуры находится в некотором противоречии с известной теорией отражения. Мы всё больше понимаем, что главное - реальность мысли, ее дуальная организация. Это методологический принцип. То что сделано, скажем, Бахтиным, показывает, что сам процесс возникновения нового смысла (а докладчики об этом процессе и говорили) происходит через механизм формирования и преодоления этих дуальных оппозиций. Но дело в том, что в разных культурах люди работают с этими оппозициями по-разному. И здесь содержится мощный потенциал для дальнейшего развития науки. Чем отличается работа с дуальными оппозициями в разных культурах? Как возникли эти отличия? Тогда мы прийдем и к каким-то глубоким онтологическим характеристикам. Почему в России - инверсия, а на Западе с самого начала развивается медиация? Если мы сможем построить здесь какую-то логическую систему, то мы получим ключ и для анализа цивилизаций, и для понимания различий в культурах разных народов. Здесь лежит сущностный срез.
В.Чертихин: Я согласен с тем, что проблема внутренней логики развития культуры чрезвычайно важна. Здесь можно дать три ответа. Да, культура имеет свою внутреннюю логику и она имеет абсолютное значение для развития самой культуры. Или - нет, она не имеет внутренней логики. Есть только логика реальности. Третий ответ: всё-таки в культуре есть своя логика, но она не абсолютна, есть и другие параметры, которые надо изучать. Культура - она имманентна? Это только интенция, стремление человека преодолеть свою дуальность? Или, может быть, она - трансцендентна, задана нам. И опять напрашивается третий ответ - она и то и другое, она и имманентна и трансцендентна.
А.Пелипенко: Ментальность и реальность - изоморфны. Они находятся в состоянии когеренции, а не причинно-следственных отношений. А культура - это то, что объединяет в своем предметно-смысловом поле и то и другое исходя из принципа изоморфизма ментальности и реальности. То есть, в основе культурного смыслообразования лежит принцип изоморфизма структур. И, в частности, одним из параметров эволюции, распада синкрезиса является разведение изоморфного и изофункционального. Если на ранних стадиях культурогенеза изоморфное было максимально приближено к изофункциональному, то потом оно разводилось. Это одно из направлений расчленения. На сегодняшний день это разведение изоморфного и изофункционального опосредовано колоссальными семантико-семиотическими формами, что и создало ситуацию онтологического отчуждения, которое выражается даже в неспособности договориться о терминах, в неспособности уловить и почувствовать эту, однажды разорванную связь, снимающую сам вопрос об онтологичности, которая в рамках этого отчужденного, чрезвычайно дифференцированного сознания понимается как нечто иноположенное ментальности.
Культурология, которая базируется на презумпции распада синкрезиса, не может исходит из того, что синкрезис - беспредпосылочный процесс. Откуда берется синкрезис? Для этого и возникает принцип изоморфизма онто-, фило-, культурогенеза, отсюда возникает и постулирование родовой травмы.
Отношения между ментальностью и реальностью не каузальные, а акаузальные. То есть это синхронная когеренция между ментальными состояниями и событиями или фактичностью физического лица, то есть объектного мира.
Р.Максудов: Да, человек не может вне культуры мыслить, образовывать новые смыслы и т.д., поэтому, на мой взгляд, очень важно найти то онтологическое основание, которое заставляет нас не принимать категории (не понятия и принципы, а категории как идейные горизонты), которые рождались в психоанализе, основанные на том, что "человек может". По-моему, культурология и культуропрактика рождают позицию, что не "человек может", а "категории могут", "понятия могут" и т.д. Но, возможно, если нам не нравится то, как сегодня действуют люди, необходимо от интерпретации культуры как предельного горизонта человеческого существования и основания культурологии перейти к тому, чтобы сделать предметом рассмотрения категориальное поле, предшествующее словам "культура - это", которое бы нам указывало, каковы категории, позволяющие делать понятийные интерпретации на современном уровне. Только после этого возможны та бесконечная понятийная интерпретация и конструирование конкретных исторических областей. Но сама предметно-историческая область должна быть категориально расчленена.
Ю.Липец: Механизм смыслообразования связан не только с внутренней логикой развития самой культуры, которая несомненно есть, но и с внешними ее признаками, качествами, свойствами. Одним из выражений этих внешних свойств является представление о культуре как методе надбиологической адаптации людей к среде, к существованию. И в рамках внутренней логики, и в рамках внешней задачи надбиологической адаптации в процессе смыслообразования, на мой взгляд, решающую роль играет поисковая стратегия в самом широком смысле этого слова. Стратегия поиска на разных ступенях эволюции смыслообразования несомненно представляет собой весьма разветвленную сеть - с тупиками, магистралями, второстепенными дорогами. И соединение механизма смыслообразования с поисковыми стратегиями, поисковыми пространствами может быть операционально в ваших исследованиях.
И.Гр.Яковенко: Поисковые стратегии не снимают описанных Вами механизмов, ибо они указывают нам на мотивации, создающие эту деятельность. Они представляют мотивационный аспект, и он не снимает той логики, которая сегодня в нашем изложении была, к нашему сожалению, предельно скомкана. Главное, что мы хотели развернуть, это выход из онтологии на проблемы цивилизационного анализа, анализа культуры. Мы не успели выйти на эту проблематику. Но отчасти об этом шел разговор. Если исходить из того, что четыре стратегии есть стратегии сложившиеся и к ним тяготеет феноменология культуры, тогда не возникает вопрос, а почему люди всё через десять лет свергают. Они иначе не умеют работать с бинарными оппозициями. Это заданно, это онтологично для данного типа цивилизации, к этому стягивается вся разрозненная феноменология мышления и поведения людей. Другое дело, что о стратегиях нужен отдельный серьезный разговор, который бы не был возможен, не проговори мы всех предшествующих, достаточно сложных обстоятельств.
А.Пелипенко: Практически 99 процентов того, что было сегодня нами сказано в докладе, имеет отношение к общей логике, к морфологии культуры. И только после того, как изложена общая историософская концепция со своей соответствующей аксиоматикой, можно перейти (еще более локализуя пространство анализа) к оппозиции, в частности, уже между двумя стратегиями - западно-христианской и восточно-христианской. Можно проанализировать две стратегии работы с бинарными оппозициями, их генетику, и после этого, на последнем витке локализации, перейти к цивилизационному анализу России.
И.Гр.Яковенко: Вопрос "почему так?" можно трактовать генетически, а можно исходя из того, что есть некая предзаданная оптимальная модель работы с бинарными оппозициями, некий кластер, и есть другие модели, другие кластеры. Тогда это переходит в другую плоскость, эта модель онтологична, она присуща размышляющему человеку. И люди выбирают либо один способ работы с оппозициями, либо другой и т.д. При такой постановке снимается вопрос "почему". Так сложилась совокупность обстоятельств, которая на данной территории, как доминирующая, задала эту модель.
А.Ахиезер выделил в своем комментарии очень важную вещь. Действительно, наша позиция близка к тому, что развитие культуры имеет свою логику. И между человеком и внешним миром стоит культура. Мы не можем ничего помыслить, ничего сделать, выйдя из культуры. Человек задан культурой совершенно однозначно (эта заданность нами не осознается). И своей локальной культурой, и общими законами культуры как целого.
Семинар N16
Социокультурная методология анализа российского общества Независимый теоретический семинар
г.Москва 17 декабря 1997 года
Тема семинара: Теоретические основы деструкции в обществе (на материале истории России XIX века) Докладчик: Андрей Алексеевич Трошин