Литература европейского просвещения в детском чтении

Уже в работах Я. А. Коменского наметился перелом от ренес-сансного мышления к иному, исходящему из представления о ра­зумно устроенном мироздании и разумном человеке, достойном мира, в котором живет. В XVII —XVIII веках возобновился инте­рес к античному наследию, но без мертвой средневековой схола­стики.

Имя английского писателя Даниэля Дефо (1660 или 1661 — 1731) для русских читателей обычно связано с лучшими детски­ми воспоминаниями о его герое Робинзоне Крузо, известном у нас главным образом по образцовому переложению К.И.Чуков­ского «Жизнь и удивительные приключения морехода Робинзона Крузо».

Еще Жан Жак Руссо (1717—1778) указал на книгу Дефо как на лучшее средство воспитания: «Нет ли какого-нибудь средства собрать уроки, рассеянные в стольких книгах, соединить их во­круг какой-нибудь цели, которую легко было бы видеть, за кото­рой легко было бы следить и которая могла бы служить стимулом даже в этом возрасте? Такая книга есть, — восклицает Руссо. — Это "Робинзон Крузо"!» («Эмиль»). Он увидел в книге научную систематическую энциклопедию, руководство для воспитателя, а в герое — пример детям для подражания. На протяжении несколь­ких веков эта книга отвечает эстетическим, образовательным и нравственно-воспитательным задачам меняющегося времени.

Полное название романа-источника, увидевшего свет в 1719 году, само по себе уже есть произведение с захватывающим сюжетом: «Жизнь и удивительные приключения Робинзона Крузо, моряка из Йорка, прожившего двадцать восемь лет в полном одиночестве на необитаемом острове у берегов Америки, близ устья реки Ори­ноко, куда он был выброшен кораблекрушением, во время кото­рого весь экипаж корабля, кроме него, погиб, с изложением его неожиданного освобождения пиратами, написанные им самим».

В основу романа была положена реальная история одного мо­ряка, сумевшего не только выжить на необитаемом острове, но и понять некоторые истины. Роман написан автором в жанре мему­аров от имени самого Робинзона, в нем множество убедительных деталей, а главное, он психологически достоверен. Первые чита­тели не заметили подвоха, уверившись в существовании «моряка из Йорка», рассказавшего свою историю так просто, как мог бы сделать это человек его сословия. Пожалуй, никогда прежде чита­тель с таким вниманием не следил за одним героем, не разбирал­ся вместе с ним, единственным, что есть зло, а что добро, не цепенел от страха при взгляде на человеческий след, не сопере­живал с таким волнением герою, как будто речь в книге шла о нем самом. Позднеантичный миф о счастливых островах, где оби­тают «нагомудрецы», обрел под пером Дефо драматическое зву­чание: даже благословенные Природой острова не избавят чело­века от бесконечного труда и стремления покинуть их. Напротив, коренной обитатель затерянного рая — всего лишь голый дикарь, которому нужно, как младенцу, внушать первичные нравствен­ные идеи, вроде той, что нельзя кушать людей.

Писатель, сам того не зная, вывел формулу целого жанра при­ключенческой литературы, названного робинзонадой. Своеобразие этого жанра в том, что главное здесь — даже не приключения, а воспитание героя в особых условиях. Робинзон Крузо проходит путь самовоспитания и, поднявшись в своем нравственном состо­янии, может быть воспитателем другого человека; Пятница, в свою очередь, под воздействием своего господина мало-помалу избав­ляется от дикарских наклонностей. Вместе с ними и читатель на­ходит путь к перекрестку цивилизованных понятий и естествен­ного добра.

Другой великий англичанин, писатель просветительского на­правления Джонатан Свифт (1667— 1745) известен нам с детских лет как автор «Путешествий Гулливера» (1726), в особенности популярны первые части романа благодаря пересказу Т. Г. Габбе для младших школьников. Присущее ему чувство юмора Свифт направил на сатирическое высмеивание английского общества, используя при этом свою богатую фантазию для создания аллего­рических образов и сюжетов. Однако соединение остро современ­ного публицистического памфлета с приключенческо-фантасти-ческой фабулой дало в итоге роман, который заставляет читателя забыть о конкретной политической борьбе и углубиться в наблю­дение чужих миров, каждый из которых чем-то похож на мир людей.

Детям более всего нравятся путешествия Гулливера в Лилипу-тию и Великанию, что не удивительно, если принять во внима­ние их интерес к сказкам о гномах, карликах, великанах и посто­янно занимающую их мыслительную антиномию «великаны — маленькие человечки». Юным читателям хочется побыть немного «Человеком-Горой» и посмотреть на маленький народец, кото­рый при ближайшем рассмотрении не так забавен, как может показаться вначале, а затем очутиться в противоположной ситуа­ции, только чтобы великаны не причинили ему вреда. Свифт го­товит читателю пренеприятные открытия почти в каждом путе­шествии: так разнообразны способы, которыми разумные, каза­лось бы, существа уродуют свою жизнь и жизнь всего общества. Он симпатизирует только мыслящим лошадям с их старомодной добродетелью (община гуингмов). От Гулливера требуется в этих путешествиях присутствие духа, терпимость и здравый ум. Читате­лю же приходится сочувствовать то Гулливеру, то обитателям стран­ных миров.

Реалистический гротеск Джонатана Свифта лежит в основе жанра фантастического романа с фабулой «контакта». Идея такой формы заключается в том, что «они» — это гротесковое отраже­ние «нас», и неизвестно кто кого изучает. Примеров литературы «свифтовского» жанра можно приводить очень много: от англичан Герберта Уэллса («Война миров») и Льюиса Кэрролла (сказки об Алисе) до русских авторов — Корнея Чуковского («Бибигон») и Кира Булычева (повести о девочке из будущего Алисе).

Свифт был первым из известных писателей-алогистов. Прези­рая прикладные науки и фанатичных ученых, он выстраивал миры, в которых современный читатель неожиданно угадывает приметы индустриальной эпохи. Например, изобретенная профессором-ла-путянином машина, с помощью которой можно писать любые тексты «при полном отсутствии эрудиции и таланта»: слова, пе­ремешиваясь движением рычага, меняют расположение на раме, образуя какие-нибудь случайные фразы, из которых составляются целые фолианты. Как похоже это на детское лото, творчество по­этов-авангардистов, на компьютер, наконец.

* * *

Во второй половине XVIII века во французских аристократи­ческих салонах жизнь подчинялась вкусу образованных и талант­ливых женщин, они-то и ввели в моду чтение сказок, а некото­рые из них, обладавшие литературным даром, сами сочиняли их. Сказки писали мадам д'Онуа, мадемуазель Леритье де Виллодон, мадам Ле Пренс де Бомон (именно она подарила нам сказку «Кра­савица и зверь», 1757. Уже в 1761 году сказка была переведена на русский язык и в XIX веке послужила одним из источников сказ­ки С.Т.Аксакова «Аленький цветочек»; в наше время старинный сюжет сделался еще одним всемирным мифом, на основе которо­го создаются дамские романы и детские мультфильмы).

Интерес к сказке был возбужден разгоревшимся в стенах Фран­цузской академии¹ спором между «старыми» и «новыми». «Ста­рые» отстаивали античные образцы в искусстве, «новые» же были сторонниками национальных источников прекрасного и звали к современным творческим поискам. «Старых» возглавлял Никола Буало (его трактат «Поэтическое искусство» посвящен теории клас­сицизма).

Во главе «новых» стоял Шарль Перро (1628 — 1703), имя которого читатели связывают с именами всемирно известных героев его про­изведений — Золушки, Кота в сапогах, Синей Бороды и др.

Шарль Перро родился в семье чиновника. Он получил тради­ционное для своего сословия юридическое образование и стал влиятельным сановником при дворе, а затем и членом Француз­ской академии.

Опробовав перо в жанрах поэм, диалогов и теоретических трак­татов, направленных против классицизма, Перро написал ряд бле­стящих сказок, доказывая, что источник вдохновения надо искать в самой жизни и в национальном народном творчестве. Отмечая аморальный характер античных сказок, Перро писал: «Иначе об­стоит дело со сказками, которые наши предки придумывали для детей. Рассказывая их, они обходились без той грации и того изя­щества, которые греки и римляне придавали своим историям, но они постоянно проявляли великую заботу о том, чтобы вложить в свои сказки мораль похвальную и поучительную. Добродетель в них всегда вознаграждается, а порок наказывается. Все они проникну­ты стремлением показать, сколь велики блага, которые приобрета­ешь, будучи честным, терпеливым, разумным, трудолюбивым, по­слушным, и какой вред приносит отсутствие этих качеств».

Попыткой доказать свою правоту и были его первые сказки в стихах — «Гризельда», «Потешные желания» и «Ослиная кожа» (1694); позже они вошли в сборник «Сказки матушки Гусыни, или Истории и сказки былых времен с поучениями» (1697).

Автор прибегнул к мистификации, не решившись выступить открыто как создатель произведений «низкого» жанра, и подписал первое издание именем своего сына — Перро д'Арманкур — и от его имени обратился с посвящением к юной племяннице Людови­ка ХГУ Елизавете-Шарлотте Орлеанской. Многие поучения в сказ­ках вытекают из «программы воспитания» девочек — будущих при­дворных дам, а также мальчиков — будущих кавалеров двора.

Ориентируясь на бродячие сюжеты французского фольклора, Перро придавал им аристократическую галантность и буржуазный практицизм. Самым важным элементом для него была мораль, по­этому он завершал каждую сказку стихотворным нравоучением.

Писатель стремился соотнести каждый сюжет с определенной добродетелью: терпеливостью, трудолюбием, смышленостью, что в целом составило свод этических норм, близкий к народной эти­ке. Но самая ценная добродетель, по Шарлю Перро, — это хоро­шие манеры: именно они открывают двери во все дворцы, во все сердца. Сандрильона (Золушка), Кот в сапогах, Рикке с хохолком и другие его герои побеждают благодаря учтивости, грации и под­ходящей к случаю одежде. Кот без сапог — всего лишь кот, а в сапогах — приятный собеседник и ловкий помощник, за свои услуги хозяину заслуживший покой и довольство.

Ставшая мировым литературным мифом, сказка «Золушка» отличается от народной ее основы и выделяется среди прочих ска­зок Перро ярко выраженным светским характером. Рассказ значи­тельно причесан, изящество изложения обращает на себя внима­ние. Отец Золушки — «дворянин»; дочери ее мачехи — «благо­родные девицы»; в комнатах у них паркетные полы, самые мод­ные кровати и зеркала; дамы заняты выбором нарядов и причесок. Описание того, как волшебница-крестная наряжает Золушку и дает ей карету и слуг, опирается на фольклорный материал, но дано значительно подробнее и «утонченней».

Традиционные сказочные элементы соединяются у Перро с реалиями современной жизни. Так, в «Спящей красавице» цар­ственная бездетная пара ездит лечиться на воды и дает различные обеты, а пробудивший принцессу юноша «поостерегся ей ска­зать, что платье у нее — как у его бабушки...».

В России сказки Перро появились в 1768 году под названием «Сказки о волшебницах с нравоучениями». В 1866 году под редак­цией И.С.Тургенева выходит новое издание сказок, уже без нра­воучений. В таком виде, с некоторыми сокращениями и адаптаци­ей, сборник стал выходить для юного читателя и в дальнейшем.

Рудольф Эрих Распе (1737— 1794) и Готфрид Август Бюргер (1747—1794) — немецкие литераторы, создатели одного из са­мых знаменитых литературных героев — барона Мюнхгаузена, имя которого сделалось нарицательным — как безудержного враля.

Первые рассказы барона Мюнхгаузена в изложении Распе прочитали немцы в «Путеводителе для веселых людей» в начале 80-х годов XVIII века; книга была опубликована анонимно, подписи автора не было.

Карл Фридрих фон Мюнхгаузен (1720—1797) — реальное лицо. Он много лет провел в России, куда попал в юности пажом, затем был зачислен на военную службу, участвовал в русско-ту­рецкой войне. Вернувшись домой, он в кругу друзей поведал о своих удивительных похождениях в «стране белых медведей». Су­ществует предположение, что среди его слушателей был и Распе, молодой литератор и ученый — хранитель древностей, и что в число знакомых барона входил также известный поэт Г. А. Бюргер. Распе обработал анонимные рассказы и собрал в книгу. Вскоре появился и английский перевод Распе.

В 1786 году Бюргер перевел рассказы Распе на немецкий с анг­лийского языка, при этом переработав и дополнив их. В предисло­вии ко второму изданию он писал: «Какой бы незначительной и легкомысленной ни выглядела эта книжка, она может оказаться ценнее множества толстых и почтенных томов, не способных выз­вать ни смеха, ни слез и содержащих лишь то, что вы уже сотни раз могли прочесть в таких же точно толстых и почтенных томах». В немецких изданиях объем книги увеличился примерно на одну треть: рассказы Распе пополнились новыми историями, сочинен­ными Бюргером. «Мюнхгаузен» стал поистине «народной книгой» немцев и начал триумфальное шествие по другим странам.

Русский перевод книги появился около 1791 года под заглави­ем «Не любо — не слушай, а лгать не мешай». Книга не раз под­вергалась переделкам. В современной детской литературе «Мюн-хаузен»¹ известен в пересказе К.И.Чуковского.

Распе в своих рассказах изобличал ложь, но вместе с тем кри­тиковал и сухой рационализм современников — врагов всякой фантазии. Он преследовал цель не столько развлекательную, сколь­ко воспитательную. Его барон Мюнхгаузен полон обаяния благо­даря постоянной готовности преодолевать трудности силою разу­ма и воли. Рассказывая невероятные истории, Мюнхгаузен тем не менее отстаивает право называться честным человеком. Он опи­сывает о путешествии на Луну, где якобы нашел идеальное го­сударство, т.е. выдумывает утопическую легенду, в которую сам верит.

Бюргер продолжает эти сложные узоры в характеристике героя. Его Мюнхгаузен — мечтатель и фантазер, для которого выдуман­ный подвиг заменяет неосуществимую в реальности мечту. Вранье барона рождается из желания вырваться за скучные рамки обыва­тельской жизни. Хотя бы в выдумке поверить в свои силы и найти выход из безвыходной ситуации — таково стремление Мюнхгау­зена, и он в этом немного похож на Дон Кихота. Бюргер, как и Распе, отнюдь не идеализировал «короля лгунов», напротив, за­острял живую противоречивость этой неординарной натуры. Мюнх­гаузен может быть и мелочным, и трусливым, и безмерно болт­ливым.

Пересказывая приключения Мюнхаузена, Чуковский уделил основное внимание путешествию барона по России, однако в целом география путешествий Мюнхаузена расширена им до мас­штабов всей Земли: Италия, Индия, Америка, Африка, Лондон и даже Северный полюс. Герой отправляется в «реальные» и фан­тастические странствия. Интонация барона-рассказчика всегда чрез­вычайно серьезна. Множество детальных описаний, конкретных мелочей усиливают комизм якобы достоверного рассказа. Мюнха-узен и сам порой изумляется очередной ситуации, что не мешает ему продолжать невероятные истории о своей находчивости и храб­рости. Изумление барона и других героев, очевидцев событий, должно бы совпадать с изумлением слушателей и тем самым из­бавлять их от подозрений, что все эти истории — ложь. Но даже этот психологический трюк не срабатывает, настолько безудерж­но вранье героя.

Россия для Мюнхаузена — страна глубоких снегов, покрываю­щих колокольни до самого креста, страна волков, способных про­глотить половину коня, восьминогих зайцев, озер, кишащих ут­ками, и т.п. Реальное участие барона в войне с турками послужи­ло поводом для самых фантастических историй и об этом. Мюнха-узен совершает полет на ядре, вытаскивает себя и коня за волосы из болота и наконец отправляется на Луну.

Вторая часть книги в пересказе Чуковского посвящена в ос­новном южным путешествиям. Чуковский не удержался от того, чтобы не рассказать историю о своем любимом персонаже — кро­кодиле. Он усилил мотивы героической доблести и богатырской силы героя, что характерно для его собственных сказок. Его Мюн-хаузен беспрестанно спасается сам и спасает других. В одном из рассказов переиначен библейский сюжет об Ионе, проглоченном китом. Библейский Иона был изрыгнут китом по воле Бога — силою молитв и слезного страдания. Чуковский в своей сказке «Бармалей» уже вскользь касался этого сюжета:

Но в животе у крокодила Темно, и тесно, и уныло, И в животе у крокодила Рыдает, плачет Бармалей...

Мюнхаузен в желудке у огромной рыбы ведет себя совершенно иначе: он топает ногами, прыгает и танцует, чтобы измучить рыбу, которая наконец «завопила от боли и высунула из воды огромную морду». Взорам итальянских моряков, выловивших рыбу, пред­стал герой, приветствуя их на чистейшем итальянском языке и любезно кланяясь.

В некоторых рассказах К.Чуковский использовал мотивы фоль­клорных сказок, русских и европейских, например сказку о чу­десных спутниках, один из которых очень быстро бегал, другой отлично слышал, третий метко стрелял, четвертый обладал могу­чей силой, пятый производил бурю одной своей ноздрей. В основе некоторых сюжетов лежат фразеологические выражения: снять шкуру, искры из глаз, вывернуть наизнанку.

Своего максимума фантазия Мюнхаузена достигает в рассказах о Луне и о Сырном острове, где живут необыкновенные люди, где царят благополучие и изобилие и где суровой казни подверга­ются путешественники, рассказывающие небылицы о других стра­нах. Тут Мюнхаузен описывает уже не собственные фантастичес­кие подвиги, а чужую фантастическую жизнь. Эта жизнь напоми­нает и утопическое королевство Бробдингнег Свифта, и сказо­чную Индию, по которой путешествовал Александр Македонс­кий в популярной в Средние века книге «Александрия».

Маленькие читатели легко отличают ложь от правды и воспри­нимают рассказы Мюнхаузена как веселую игру, которая требует от них фантазии и смекалки. Барон Мюнхаузен входит в число любимых детских героев.