Srednevekovye goroda Belgii

снова расцвела, и даже пышнее, чем когда бы то ни было раньше. В Ипре число

пломб, припечатывавшихся к кускам сукна, поднялось с 10500 в 1306 г. до

33000 в 1308 г., 63 000 в 1309 г., 87000 в 1310 г., 92500 в 1313 г.1

Поразительная экономическая живучесть Фландрии вызывала изумление французов, выразителем которого явился Жофруа Парижский:

Mes la fin est qu'en voit aller

Flamands partout, et marcheandent,

Et partout achatent et vendent.

(«Но в конце концов можно видеть, что фландрцы разъезжают повсюду, занимаются торговлей и повсюду покупают и продают.) .

Роберт мог теперь подумать о возобновлении борьбы с Францией. Действительно, он находился по отношению к Филиппу Красивому в таком же положении, как некогда Гюи де Дампьер. Король снова стремился завладеть Фландрией. Он поручил Энгеррану де Мариньи добиться от наследника Роберта, Людовика Неверского отказа от своих прав в пользу короны3. Таким образом Атисский мир оказывался лишь перемирием: на самом деле король не отказался от мысли об аннексии графства, и его политика заставляла Роберта обороняться, точно так же, как в свое время вынужден был защищаться его отец. Не имея возможности, подобно последнему, ждать помощи от Англии, примирившейся теперь с Францией, Роберт рассчитывал найти союзника в лице германского императора. Уже в 1309 г. он повел переговоры с Генрихом VII4. Но Генрих, поглощенный своими итальянскими войнами, не сделал ничего для Фландрии. Он, правда, попытался воспользоваться Иоанном На-мюрским для борьбы с посягательствами Филиппа Красивого на область Камбрэ, но это было все5.

A. Vandenpeerenboom, Ypriana, t. IV, p. 246 (Bruges, 1880). P. Lehugeur, Histoire de Philippe le Long, p. 59 (Paris, 1897). FunckBrentano, Philippe le Bel en Flandre, p. 587.

После смерти этого императора Людовик Неверский выдвинул свою кандидатуру на германский престол. Факт этот засвидетельствован одним письмом Энгеррана де Мариньи (Limburg-Stirum, Cod. dipl. Flandr., t. II, p. 211), ошибочно датированным 1312 г. (Funck-Brentano, op. cit., p. 656, п.). Поэтому Т. Лин-днер (77г. Lindner, Deutsche Geschichte unter den Habsburgern und Luxemburgem, Bd. I, S. 283) ошибается,

когда, называя претендентов на престол' после смерти Генриха VII, он говорит: «И якобы граф Неверский», ибо, несомненно, в имени имеется какая-то описка, может быть, очитка вместо «Нассаусский». Winkelmann, Acta imperii inedita, t. II, p. 229;

Dubrulle, Cambrai, p. 367. В 1313 г. Людовик Неверский снова отправил императору протест против махинаций короля Франции. Limburg-Stirum, op. cit., t. II, p. 227. Фландрский дом поддерживал постоянные сношения с Генрихом VII, с которым он породнился

Таким образом Роберту Бетюнскому оставалось рассчитывать только на самого себя. К несчастью, положение Фландрии в 1309 г. не было уже таким, как в 1302. Энтузиазм, одушевлявший ремесленников во время войны, испарился. Города усвоили уже по отношению друг к другу ту эгоистическую и партикуляристскую политику, которая привела несколько лет спустя к войне между ними. Они постепенно отделились от Брюгге и стали пытаться сговориться с королем1. Вернувшиеся в страну «leliaerts» интриговали в Париже против графа2. С другой стороны, Вильгельм д'Авен жаловался Филиппу Красивому на вторжения графа Фландрского в Генегау3. Словом, в 1310 году вернулись к тому же положению, что в 1297 году. Роберт, вызванный на суд палаты пэров, согласился под конец (11 июля 1312 г.) отдать Лилль, Дуэ и Бетюн, взамен чего король отдал ему ежегодную ренту, установленную по Атис-скому миру4. Таким образом Фландрия, лишившаяся уже при Филиппе Августе Артуа, потеряла теперь валлонскую Фландрию.

Но Роберт, согласившись на эти жертвы, сразу же спохватился. Он стал протестовать против поведения короля по отношению к нему, стал жаловаться, что его обманули, выдвигать разные затруднения по поводу уступленных территорий, называть Атисский мир невыполнимым. Его сын, Людовик Неверский, пытался вызвать против Франции возмущение городской демократии и пробудить национальное чувство5. Филипп Красивый, чтобы предупредить разрыв, не нашел иного средства, как самому сблизиться с партией ремесленников и посеять в ней недоверие к графской династии6. Дважды, в 1313 и 1314 гг., казалось, что война вот-вот

через Изабеллу, вторую жену Гюи де Дампьера. Гюй\ и Генрих Фландрские приняли участие в походе Генриха в Италию, где Гюи и погиб. М. Huisman,

Guiot de Namur, «Melanges Paul Fredericq», p. 236 и далее. Limburg-Stirum,

Ibid. op. cit. t. II, p. 206, 273—274. В 1314 г. Роберт Бетюнский упрекал французского короля в посылке во Фландрию эмиссаров (blanditores) с целью вызвать «scismata et seditiones quamplures... videlicet populi Flandrie contra dominum suum, ville contra villam, plebeiorum contra majores...; nam sepe privatim et latenter dicti regis gentes ad hoc per ipsum destinate, colloquia tenent et parlamenta cum scabinagiis et quampluribus aliis hominibus terre Flandrie, per quos melius existimant totam patriam et gentes Flandrie de favore domini sui comitis separare et domino regi facere adherere». («Как можно больше раздоров и возмущений... а именно фландрского народа против своего господина, города против города, плебеев против старших... ведь часто, скрыто и в тайне, эти королевские люди, посланные с этой целью, ведут разговоры и совещания с эшевенами и возможно большим числом других людей во Фландрии; при помощи их они рассчитывают всю землю и все население Фландрии восстановить против графа и заставить примкнуть к королю».) Ibid., p. 273.

разразится, и она действительно вспыхнула тотчас же после смерти короля. Его преемник, Людовик X, повел армию во Фландрию, но непрекращавшиеся дожди задержали ее продвижение, и блестящая рыцарская экспедиция самым жалким образом застряла в болотах (сентябрь 1315 г.). Эта неудача одобрила графа. Впрочем, обстоятельства сложились благоприятным для него образом. Он энергично использовал смуты, которые вспыхнули во Франции при восшествии на престол Филиппа Длинного (1316 г.); вследствие этого свобода действий французской монархии была парализована. Он приказал арестовать и заключить в тюрьму сторонников Атисского мира. Общественное мнение снова стало на его сторону, и города перестали выполнять Атисский договор. Становясь все самоувереннее, по мере того как росли затруднения и нерешительность французской короны, города не побоялись потребовать в 1318 г., чтобы французские пэры, советники, бароны и епископы поклялись помогать им против короля, если он нарушит привилегии фландрцев, и чтобы в этом случае король подлежал церковному суду и отлучению. В дополнение к этому они дерзко заявляли, что в случае возвращения Лилля, Дуэ и Бетюна, они готовы удовольствоваться меньшими гарантиями1. На границах непрерывно происходили стычки между французскими и фландрскими гарнизонами. В обоих лагерях война приняла национальный характер. В Париже королевский капеллан проповедовал, что столь же похвально сражаться с фландрцами, как и с сарацинами2. Наложенный на Фландрию интердикт не дал никаких результатов, ибо граф заставил священников продолжать богослужение. Между тем король не желал рисковать новой кампанией. Его колебания настолько ободрили Роберта Бетюнского, что в 1319 г. он стал готовиться к нападению на Лилль. Но гентцы, снова подпавшие под власть своих «leliaerts» — патрициев, отказались присоединиться к нему3. Оба сына графа, Людовик Неверский и Роберт Кассельский, грозили вступить с ними в союз против своего отца. Избегнуть гражданской войны можно было только заключив соглашение с королем. После долгих колебаний и раздумья Роберт наконец решился на это. 5 мая 1320 г. мир был окончательно заключен, и граф прибыл в

Van Duyse et De Busscher, Inventaire des archives de Gand, p. 99. Анализ текста документа в этом пункте показывает, что в 1319 г. патриции уничтожили конституцию, введенную в городе ткачами и валяльщиками. Возвращение их к власти, разумеется, должно было склонить город к мирной политике по отношению к Франции. Г. Леюжер, op. cit., с. 150, не заметил, что позиция гентцев объяснялась происшедшей у них муниципальной революцией.

Париж принести феодальную присягу Филиппу Длинному. Его внук, молодой Людовик Неверский, женился на Маргарите Французской.

Фландрия уступила, наконец, свои валлонские земли, которым суждено было вернуться к ней лишь в конце XIV века. Она стала чисто фламандской территорией, избегнув тем самым навсегда опасности быть поглощенной Францией. Почва для миссии бургундских герцогов была теперь подготовлена.

КНИГАЧЕТВЕРТАЯ

КНЯЗЬЯ И ГОРОДА В XIV ВЕКЕ

ГЛАВАПЕРВАЯ

ПОЛИТИЧЕСКОЕ ПОЛОЖЕНИЕ ПЕРЕД СТОЛЕТНЕЙ ВОЙНОЙ

В политической истории Бельгии до начала XIV века можно наблюдать двоякий процесс.

Лотарингия, тесно связанная с Германией сильной рукой Отгона I, потеряла в X и XI вв. независимость, которой она пользовалась почти непрерывно при всех перипетиях своего исторического существования, начиная со смерти Лотаря I. В течение примерно 150 лет, она составляла лишь одну из провинций Германии. Затем великое потрясение, вызванное борьбой за инвеституру, позволило ей, начиная с XII века, мало-помалу отделиться от этой державы. Ее светские государи освободились от власти епископов; ее герцог перестал быть императорским наместником. Она вскоре распалась на ряд княжеств, которые во время смут великого междуцарствия (1254—1273 гг.) добились полной независимости и над которыми Священная Римская Империя отныне утратила всякую реальную власть.

Эволюция Фландрии протекала первоначально совершенно иначе. Благодаря слабости первых капетингских королей ее графы с ранних пор добились весьма значительной власти над своей территорией и в течение долгого времени их династия могла свободно усиливаться, что еще более подчеркивало то зависимое положение, до которого герцог и имперские епископы довели их соседей из Генегау и Брабанта. Но в то время как силы Германии сталиубывать, силы Франции начали, наоборот, прибывать.

Таким образом в то время, как благодаря своеобразному изменению предшествующей ситуации, князья с правого берега Шельды могли уже больше не опасаться императоров, левобережные государи вынуждены были защищать против Капетингов свое наследственное достояние и свой суверенитет.

Начиная с царствования Филиппа-Августа (1180—1223 гг.) опасность стала быстро возрастать. Франция не только старалась ослабить Фландрию, но обуреваемая более грандиозными честолюбивыми планами, она

центром Брюгге, затем — Антверпен, она распространилась постепенно на различные территории страны, стремясь все больше и больше связать их друг с другом и установить между ними солидарность интересов, значительно содействовавшую подготовке того государства, которое здесь основали впоследствии бургундские герцоги. В течение всего XIV в. Франция играла в экономической жизни Нидерландов несравненно менее важную роль, чем Англия или Ганза.

Наконец, если желать точно судить о положении, наметившимся примерно около 1320 г., то не следует забывать, что наследники Филиппа Красивого не в состоянии были продолжать его политику. Феодальная реакция, начавшаяся в их царствование, а вскоре затем — война с Англией, парализовали их силы. Правда, французские короли продолжали довольно активно вмешиваться в дела Нидерландов, особенно если сравнить их деятельность с деятельностью германских императоров. Но времена, когда они могли обращаться с бельгийскими государями как с подзащитными, нуждающимися в их покровительстве, уже миновали. Они перестали им приказывать, а старались снискать их расположение при помощи брачных союзов или всякого рода милостей. Они отлично понимали, что могут отныне использовать их, лишь склонив их на свою сторону, и их поведение по отношению к ним напоминает то, как вели себя более ста лет тому назад Гогенштауфены по отношению к Балдуину Генегаускому.

Впрочем, поведение бельгийских князей в XIV в. довольно сильно напоминает их поведение в XII в. Не чувствуя больше давления всемогущей Франции, которая со столь давних пор заставляла их трепетать, они снова обрели свою прежнюю свободу действий. Находясь между двумя великими державами, которым предстояло вскоре вступить в Столетнюю войну, они производили выбор в зависимости от своих интересов. Они были теперь сторонниками англичан или французов, подобно тому, как они в свое время были вельфами или гибеллинами, не из убеждения, а по расчету. Они всегда были готовы перебежать в тот лагерь, который сулил им больше выгод. С другой стороны, сложный переплет политических вопросов, занимавших тогда Европу, облегчал им возможность действовать по своему усмотрению. Необычайно удобно было перед лицом французского короля, законность власти которого оспаривалась Англией, и < императора Людовика Баварского (1314—1347 гг.), отлученного от церкви папой, ссылаться на угрызения совести, когда повиновение становилось тягостным или казалось невыгодным! Кроме того, чего бояться государей, которые были заняты другими делами, и которые не только не питали захватнических планов, но, наоборот, считали себя счастливыми, если могли купить за недорогую цену ненадежный союз феодального князя.''

Таким образом положение Нидерландов в XIV в. резко отличалось от их положения в XIII в. Они получили по отношению к Франции почти такую же свободу действий, какой они пользовались с давних пор

по отношению к Германии, и оказались как бы предоставленными самим себе, благодаря отсутствию державы, достаточно сильной, чтобы подчинить их своему влиянию. Поэтому их политическая жизнь приобрела совершенно новый характер. Приступая к изучению периода, столь богатого всякого рода событиями, чрезвычайно важно разобраться в происшедших изменениях и, если возможно, попытаться распутать их сложный клубок.

I

Вместе с Робертом Бетюнским, умершим 17 сентября 1322 г., во Фландрии исчез последний представитель традиционной политики Дампьеров. Действительно, Роберт в течение своего долгого царствования неизменно оставался верным двоякой цели, которую преследовал его отец, именно: сохранить по отношению к французской короне феодальную независимость графства и уничтожить в Нидерландах дом д'Авенов. Если он был вынужден заключить мир с Францией, если он должен был решиться после столь упорной борьбы отдать Лилль, Дуэ и Орши, то лишь уступая силе и отнюдь не считая случившееся непоправимым. Убедительное доказательство этого он дал, выбрав местом своего последнего успокоения церковь св. Мартина в Ипре, и отказавшись от того, чтобы его тело покоилось рядом с останками его предков в аббатстве Флин, до возвращения Фландрии отнятой у нее области1. Подписывая тяжкий мир со своим сюзереном, он, впрочем, рассчитывал вознаградить себя за него победоносной войной с Вильгельмом д'Авеном. Он постарался устранить его от участия в договоре 1320 г., и нет сомнений в том, что с тех пор он ждал лишь благоприятного случая, чтобы снова начать борьбу.

Совершенно иную позицию предстояло занять его преемнику. Вместе с ним оборвалась старая традиция, уступив место другим честолюбивым планам.

Согласно условиям договора от 1320 г. наследником Роберта Бетюнского был назначен его внук Людовик, к которому после смерти его отца (22 июля 1322 г.) перешло графство Неверское2. Ему было всего восемнадцать лет, когда он получил в наследство Фландрию; он совершенно не был подготовлен к обязанностям, которые возлагало на него управление ею. Воспитанный с детства при парижском дворе, он не знал ни языка, ни нравов, ни интересов своих подданных. Его советники были подобраны министрами Филиппа Красивого. Один из них, аббат из Везле, был

Е. Hautcoeur, Cartulaire de l'abbaye de Flines, t. II, p. 534 (Lille, 1873).

Людовик Неверский был сыном Людовика, старшего сына Роберта Бетюнского, ставшего с 1380 г. графом Неверским (через свою мать Иоланту Бургундскую). В 1325 г. молодой граф унаследовал от своей матери (Иоанны Ретельской) графство Ретель.