Соколов - Русский эротический фольклор

стый, в красной, пропотевшей, изорванной рубахе без пояса, в растоптанных лаптях, с голыми выше локтей руками, точно покрытыми железной ржавчиной. Он пел высочайшим, резким тенором и, удивительно фокусно подсвистывая среди слов, притопывал ногою, играл всем телом, а железными руками играл на тугой веревке, точно на гуслях, а пел — не стесняясь выбором слов (курсив наш.— Т. И.):

Эй, ребята, знай — кати... (...)

— Эй, дубинушка, ухнем! — согласно и весело подхватывали грузчики частым говорком, но раньше, чем они успевали допеть, другой запевала, высокий, лысый, с черной бородой, в жилете, но без рубахи, гулким басом заглушал припев, командуя:

Эй, ребята, дергай ловко, Чтоб не ерзала веревка...

Эх, дубинушка...»1

Внимательный читатель в процитированном отрывке из романа А. м. Горького заметит, что первый куплет «Дубинушки» писателем дан не полностью. Видимо, слишком забористым, смачным было слово во второй строке куплета. Такую «Дубинушку» современный читатель почти не знает. Однако она существовала. Бойкая, озорная, не стесняющаяся выбором слов, охотно смакующая эротическую тему,—, такие варианты «Дубинушки», без сомнения, должны были быть очень популярными среди сугубо мужской компании бурлаков. Один из таких текстов обнаружен нами в архивном фонде Д. К. Зеленина среди бумаг ярославского собирателя м- Зимина2. М. Зимин пишет, что слыхал эту песню в Кулижской волости весной 1925 года, когда крестьяне починяли плотину на реке Обноре (приток реки Костромы):

На Любимском3 перевозе Ебут девок на рогозе.

1Горький М. Жизнь Клима Самгина (Сорок лет). М., 1956, ч. 2,

с.261-262.

2Санкт-Петербургское отделение архива Российской Академии

532

Припев: Эх! Дубинушка ухнем, Эх ! Зеленая сама "идёт, Идёт, еще разок ляпнем.

Старушонка еле дышит, А ебет — так словно пишет.

Тёта, беленький платочек, Дай ебать один разочек.

На пригорке я сидела, Из очков в пизду глядела.

Козу на гору поставили, Комсомольца еть заставили.

Комсомольцы, не сердитесь, Сядьте на хуй, не свернитесь.

На углу стоит калека, Убил хуем человека.

Как у барыни высокой Заросла пизда осокой.

Мы осоку эту скосим, У нее пизды попросим.

Наша Маша невеличка, Любит хуй и дьа яичка.

-На руке у вас колечко, А в пизде у вас уздечка.

Ой, Огаша, не ленись, Подо мною шевелись.

Далее собиратель замечал: «Много еще пели куплетов «Дубинушки», но я представить не могу, потому что прошло уже много времени и я уже успел забыть».

Исследователи трудовых припевок1 выявили важнейшие черты этого жанра русской устной народной поэзии: отсутствие единой сюжетной линии во всех вариантах песни; автономность каждого куплета, что сближает трудовую припевку с частушками; особое соотношение стиха и напева, при котором разные тексты припевок, близкие по мелодическому рисунку, развивают абсолютно противоположные по своему содержанию темы («Дубинушка» в одних случаях выражает гнев и озлобление народа, в других — шутку, сатиру, эротику, скабрезность). «Дубинушка» из Кулижской волости как раз и является вариантом последаего типа этой знаменитой песни.

Истомин И. Трудовые припевки плотогонов. М., 1979, с. 86.

СКВЕРНОСЛОВИЕ В МУЖСКИХ СОБРАНИЯХ

РУССКОЙ ДЕРЕВНИ

Исследователи1 русских народных обрядов неоднократно отмечали, что в жизни деревенской молодежи четко выделяется женское начало. Ведущая роль девушек в весенне-летних гуляниях и хороводах, обрядь1 кумления, обычай посестрия, распространенный среди женщин, организация девушками осенне-зимних посиделок и бесед, где парни были лишь гостями,— все это свидетельствует о том, что можно говорить о реальности девичьих и женских объединений, тесно связанных с обрядовой жизнью крестьянской общины.

Мужские же или юношеские союзы в русской народной культуре обозначены не столь четко. Единственно развитый вид мужских объединений — это кулачные бои, которые повсеместно проходили на протяжении полугодия от святок до петровок. Следы мужских союзов можно усмотреть также в масленичных конских ристалищах, взятиях «снежного городка». В некоторых северных районах были распространены спортивные игры в шар, яйца, мяч.

Нетрудно заметить, что все мужские союзы в отличие от женских, где царит дух согласия, дружбы (кумление, посестрие), проникнуты состязательным началом. В кулачном бою одна группа мужчин объединяется, чтобы вступить в спортивную битву с другой. В игре «взятие снежного городка» одна команда защищает «город», другая — нападает. О том, каковы были правила поведения, развлечения в кругу мужской молодежи,

1 Бернштам Т. А. Молодежь в обрядовой жизни русской общины XIX — начала XX в. Половозрастной аспект традиционной культуры. Л., 1988, с. 91—96 и др.

534

фольклористам известно чрезвычайно мало1. Но дух состязания, борьба за лидерство, желание приобрести авторитет, самоутвердиться в сугубо мужской компании, без сомнения, должны были иметь место в такого рода объединениях.

Материал собирателя М. Зимина из Ярославской области свидетельствует о существовании традиционной речевой перепалки между двумя парнями, в основе которой лежат нескромные, эротические темы и образы. М. Зимин писал:

«В обычные, небольшие праздники беседь1 не устраиваются. Тогда молодьге ребята собираются в группы и начинают переговариваться различными поговорками. Вот я и привожу пример таких поговорок. Сначала заговаривает кто-нибудь один из ребят, а другой ему отвечает:

1.Эх! ты говорок, Облизнул в пизде творог.

2.Эх! ты прибауточник,

Еб тебя Сенька-бутошник.

1.Нам с тобой не сговориться, Придется тебе моим хуем подавиться.

2.Эта песенка стара,

Вжопу еть тебя пора.

1.Это нынче не в моде,

Поцелуй пизду в комоде.

2.Это, брат, не в строку, Оближи пизду в соку.

1. За эти-то словеса Подняли бы тебя черти на небеса. А ты бы оттуда упал, Да ко мне на хуй попал.

2.За эти-то речи Хуй тебе в плечи.

Упервого парня запас прибауток истощился, и он вынужден отстать. Тогда второй торжественно заявляет:

1Ср.: «Парни тоже собирали свои мужские собрания (как и девушки.— Т. И.), но подробности их нам неизвестны» (Бернштам Т. А. Русская народная культура Поморья в XIX — начале XX в. Этнографические очерки. Л., 1983, с. 116).

535

Кто наших прибауток не знает, Тот по четверти в пизде зернышки глотает.

ребята смеются. Второй парень торжествует, что он победил конкурента и завоевал большой авторитет среди товарищей. А первый, побежденный, сидит, ничего уже не говорит, а по его адресу от ребят сыплются различные упреки: «Эх! ты баба! шпана сортирная!»1

За подобного рода состязаниями в сквернословии отнюдь не следует видеть исключительно моральную распущенность деревенской молодежи. Скорее всего за этим явлением стоят древние обрядовые корни. Ритуальный, освященный традицией характер его несомненен. Сквернословие в юношеской среде долженствовало свидетельствовать о мужском созревании парней, о переходе их в разряд женихов, способных познать жену, женщину. Оно было одним из знаков перехода парней из одной возрастной категории (подростки) в другую (юноши, готовые к женитьбе).

Публикация Т. Г. Ивановой

1 Место хранения: Санкт-Петербургское отделение архива Российской Академии наук, ф. 849, оп. 1, ед. хр. 562, л. 1096—1098. Материал, по-видимому, относится к середине 1920-х годов. Записан в Кулижской волости Ярославской области.

ПРИМЕЧАНИЯ

Эта книга — первое научное издание, в котором многосторонне представлены произведения русского фольклора, связанные с темами эротики, сексуально-половых отношений и материально-телесного низа. Она подводит итоги собиранию эротического фольклора на протяжении более двух столетий: от так называемого сборника Кирши Данилова и песенников XVIII века до современных фольклорных и этнографических экспедиций, отзнаменитых собирателей первой половины XIX века — П. В. Киреевского и П. И. Якушкина до ученых первой половины XX века — братьев Б. М. и Ю. М. Соколовых, А. И. Никифорова, П. Н. Тиханова, В. И. Симакова и др.

Большинство текстов, включенных в наше издание, публикуется впервые. В то же время для полноты раскрытия темы мы воспроизводим и некоторые фольклорные материалы и этнографические описания, извлеченные из редких и труднодоступных изданий XVIII — XX веков. Наше внимание привлекает главным образом традиционный фольклор русского народа, а не его поздние и тем более современные модификации. В связи с этим безусловный приоритет отдавался текстам, записанным в деревне, а не в городе, а в городе — от деревенских жителей.

Широко представлен материал и в географическом отношении. В книге публикуется фольклор, бытовавший и бытующий поныне не только в Центральной России, но и в Сибири, на Урале, на Русском Севере, в западнорусских областях. В частности, читатель познакомится с подборками фольклорных произведений из Пермской области — песнями, частушками, загадками, святочными играми; особый интерес они имеют в связи с тем, что на этой же территории, по всей вероятности, сложился и репертуар сборника Кирши Данилова (отдельные переклички между текстами сборника и песнями и частушками в записях XIX — XX веков отмечены в комментариях к настоящему изданию и в статье А. В. Кулагиной, предпосланной разделу «Частушки»). Вполне вероятно, что особая сохранность эротического фольклора в Уральском регионе так или иначе связана с деятельно-

539

стыо скоморохов, однако эта проблема нуждается в специальном изучении1.

При составлении тома мы стремились придерживаться принципов полноты и целостности в охвате эротического пласта русского фольклора. Читатель найдет здесь произведения разных родов и жанров: обрядовые и необрядовые песни, фрагменты свадебного обряда, святочные игры молодежи, представления театра Петрушки, загадки, заговоры, частушки. За рамками книги остались прозаические жанры (сказка, анекдот, быличка); из так называемых малых жанров публикуются загадки, но нет пословиц и поговорок.

В основе публикуемых коллекций загадок лежит богатейший фольклорный архив кафедры русского устного народного творчества филологического факультета Московского университета, в котором хранятся материалы, собранные в течение нескольких десятилетий целыми поколениями фольклористов — выпускников МГУ, а также личное собрание пермского фразеолога и диалектолога И. А. Подюкова.

Несколькими публикациями представлены и частушки. Наибольшая по объему коллекция подготовлена А. В. Кулагиной — преподавателем фольклора МГУ, известным собирателем, исследователем и публикатором русского фольклора. Это лишь небольшая часть

ееколлекции частушек, сложившейся более чем за два десятилетия

врезультате многочисленных поездок по России.

Особая проблема возникает в тех случаях, когда интересующие нас элементы эротики встречаются в произведениях обрядового фольклора, которые могут быть поняты только в контексте того или иного обряда. Идеальным решением являлась бы публикация всего обряда со всеми сопровождающими его текстами, как эротическими, так и иными. Именно такой характер имеют в нашей книге описания Духова дня и подблюдных гаданий, подготовленные Е. В. Миненок. Однако ограниченный объем книги не позволяет в каждом случае давать полное описание обряда, да это и не всегда нужно. В недавнее время довольно типичной являлась ситуация, когда собиратель фиксировал обряд, но опубликовать его имел возможность липа частично, с пропуском тех текстов, которые до сих пор воспринимались как нецензурные. В подобных случаях мы печатаем только фрагменты обряда и сопровождающие их тексты эротического характера и отсылаем читателя к материалам, опубликованным ранее в других изданиях (см. подборки подблюдных и свадебных песен, подготовленные

1 См.: Власова 3. И. О влиянии поэтических традиций скоморохов в фольклоре Чайковского района Пермской области. — П. И. Чайковский и Урал. Ижевск, 1983, с. 75—85; Горелов А. А. Кирша Данилов — скоморох из Демидовского Нижнего Тагила.— Скоморохи: Проблемы и перспективы изучения. СПб., 1994, с. 51—70.

540

А. С. Сатыренко и Т. Г. Гуржий, и библиографические отсылки в комментариях к ним). Смысл наших публикаций в этих случаях заключается в том, чтобы вставить недостающее звено традиции, восстановить целостность обряда и корпуса фольклорных текстов того или иного жанра.

Внекоторых случаях вслед за полным описанием обряда даются

вкачестве дополнения однотипные тексты, зафиксированные в иных местностях. Поскольку общий характер обряда остается тем же, его описание вторично уже не приводится (см., например, подборку подблюдных песен Е. А. Дороховой).

Фольклорный текст в отличие от литературного не имеет канонической формы, но представляет собой совокупность конкретных актов исполнения данного текста. Поэтому так важно фиксировать варианты одних и тех же текстов, исполненные в разное время и в разных местностях. Сама идея реконструирования некоего прототекста на основе этих вариантов была бы в данном случае принципиально неверна.

Вразных публикациях, включенных в наше издание, читатель найдет более или менее близкие варианты свадебных и календарных обрядов, песен, частушек, загадок. Осмыслить все это многообразие

помогут вступительные статьи к отдельным разделам, примечания и указатели, помещенные в конце книги. Однако в полной мере освоить эротический пласт русского фольклора как полижанровое, политекстовое, поливариантное и в то же время цельное образование будет возможно только в результате ряда специальных исследований. Мы же только ставим своей целью дать для них материалы и осуществить первичную систематизацию. Естественно, что при современном состоянии дел наши комментарии не могут претендовать на скольконибудь исчерпывающий и обобщающий характер. Мы хорошо сознаем, что и архивные, и полевые разыскания должны быть продолжены, и каждый из представленных в настоящем издании жанров впоследствии может быть дополнен новыми текстами, а каждый текст — новыми вариантами.

При составлении книги использованы фонды крупнейших архивохранилищ Москвы и Санкт-Петербурга: Государственного литературного музея, Российского государственного архива древних актов, Российского государственного архива литературы и искусства, Российского государственного исторического архива, Российской государственной библиотеки (Москва), Российской национальной библиотеки, Рукописного отдела Института русской литературы (Пушкинский дом) РАН (Санкт-Петербург) и др. Выражаем признательность за помощь при разысканиях и подготовке к публикации материалов хранителям Фольклорного архива кафедры русского устного народного творчества Московского университета, Фонограммархива Проблемной научноисследовательской лаборатории по изучению традиционных музыкальных культур Российской академии музыки им. Гнесиных, Фоль-

541