Соколов - Русский эротический фольклор

ГЛАВА «ЭРОТИКА» ИЗ КНИГИ А. И. НИКИФОРОВА

«ПРОСТО О СЕВЕРЕ»

В Санкт-Иетербургском отделении архива российской Академии наук, в фонде Александра Исаакиевича Никифорова (1893 — 1942) хранится его рукопись под названием «Просто о Севере. Впечатления. Думы. Встречи»1. Это этнографические очерки, размышления о русской народной культуре, о северной деревне и ее людях, родившиеся в результате трех поездок собирателя на русский Север — в Заонежье, на Пинегу и Мезень. По своему характеру эта рукопись очень напоминает первые книги M. M. Пришвина «В краю непуганых птиц» и «За волшебным колобком». Этнографические наблюдения здесь органично переплетаются с философскими раздумьями автора.

Одна из главок названа фольклористом «Эротика». Эта тема не случайна для А. И. Никифорова. Он был первым из ученых послеоктябрьского периода, кто поднял ее в своих статьях2. А. И. Никифоров, хорошо знавший русскую северную деревню, отлично понимал, что эротика в народной культуре — это не нечто темное, гнетущее, постыдное, а веселое, смешное, бодрящее, здоровое. Несомненно, что в своем определении места эротики в деревенской жизни исследователь во многом оказался близок к будущим работам M. M. Бахтина о площадном, карнавальном характере народных празднеств.

Ниже мы публикуем главу «Эротика» из книги А. И. Никифорова «Просто о Севере».

1 Место хранения: Санкт-Петербургское отделение архива Российской Академии наук, ф. 747, оп. 1, ед. хр. 90 (840 л.).

2 Никифоров А. И. Эротика в великорусской народной сказке.— Художественный фольклор, вып. 4—5. М., 1929, с. 120 — 127.

523

А. И. Никифоров

ПРОСТО О СЕВЕРЕ

ВПЕЧАТЛЕНИЯ. ДУМЫ. ВСТРЕЧИ

ЭРОТИКА

Мир и человеческая жизнь полны сексуальности. Не надо ханжества там, где речь идет о бесспорном факте. Искусство, литература, наука, даже религия — в большей или меньшей степени замаскированное сладострастие. Иол — та внутренняя солнечная энергия, которая и творит и поддерживает все живое.

Но эротика — это отраженный солнечный свет. Эротика — это болезненное лунное сияние, иногда красивое, иногда жутко-зловещее, но всегда не греющее и иногда ведущее к ужасам ночных мраков и тайн.

И любопытно, что северная деревня, насыщенная до отказа солнечной сексуальностью, совсем почти чужда лунной эротики.

Сексуальна деревенская речь. Сексуальны отношения молодежи. Сексуальны мелочи быта — своеобразный жест, которым мать останавливает голого ребенкакарапуза, бегающего по избе.. Сексуальное — в песне, в сказке. С хохотом вам говорятся самые целомудренные загадки и поговорки, потому что они полны намеков. И в то же время это сексуальность здоровая,-чи- стая, именно солнечная. Много раз мне приходилось видеть, как молодьге и пожилые матери быстрым привычным движением руки обнажали белую грудь при мужчинах и детях, чтобы дать ее младенцу. И ни разу за три поездки я не слышал при этом ни шутки, ни улыбки, ни застенчивости при этом действительно красивом и таком естественном обнажении.

Но эротика, повышенная сексуальность, ползет и в деревню, несомненно, ползет из городов, из наших больных, сокровенных и таинственных городских трущоб.

Когда мужик рассказывает со смехом неприличньш анекдот или сказку, его с удовольствием слушает целая толпа и мужчин, и женщин, и детей. Уне если очень

524

сильно выражается рассказчик, то разве девушки, краснея, отойдут в сторону. А остальные с радостью гогочут.

Но в этом нет эротики, нет смакования пола. Это здоровая деревенская грубость и юмор. Дикари смешное видят главным образом в сексуальности. В Архангельской губернии «смешным» именно и называют неприличное. Но повторяю: «смешное» — не эротика. Ибо его спокойно рассказывают публично даже подчеркнуто стыдливые молодки. Вот образчик.

Огромная семья сидит за столом. В избе человек двадцать. молодка, дочь хозяина,— веселая, красивая бабенка с дьухлетним первенцем так и сыплет шутками. Ей всего двадцать два года. Она и сама хохочет, и все хохочут, до пятилетних малышей включительно.

— А то слушай еще,— заливается смехом Елизавета Васильевна (имя молодки),— свекор молодку зовет на поветь, а молодка-то дошла да и старухе-то и сказала: «Меня, матушка, говорит, свекор зовет-от на поветь. Ты, говорит, матушка, поди сама вместо меня-то, темно». Ну, это старуха и пошла ко старику на поветь. Пошла, старик там ей и поймал. Старик говорит: «Молода, молодо и есть у молодки-то». Вот молодке он и дал руль. Зашел в избу. И старуха зашла. «Старуха, де была?» А она: «Де была не была, а руль нажила!»

Последние слова рассказчицы покрывает гром смеха всей избы. А шутница заливается больше всех

исквозь выступившие от смеха слезы вставляет:

—А то молодка спрашивает у мужика: «Братец, говорит, хошь аи не хошь?» А он: «Хошь не хошь, да где возьмешь». А она: «Вот еретик-от, опеть выпросил».

Иснова заливчатый, всех радующий хохот.

—А то баба спрашивает у работника: «У вас, работник, какие гашники носят в деревне?» — «Какие! вере-

вошные!» — «Ну, ланно. А то был у меня роботник, у него гашник лубяной, так все брюхо намозолил».

Новый взрыв смеха.

Грубо это, правда. Но, в сущности, безобидно. И эротики в этом нет, как нет ее в какой-нибудь трехэтажной фразе, которую разбитная баба ухнет в пристающих к ней с чем-нибудь ребят.

Эротика ползет из других щелей. По счастью, лишь очень слабо. Ее разносят парни и мужики, побывавшие в солдатчине или в городах. Эротические частушки, специальный анекдот, к сожалению, уже иногда подчер-

525

кнуто забавляет специально для этого уединяющуюся на «беседе» от девушек мужскую молодежь. Встречаются, правда, но редко, и яркие эротические танцы вроде мезенского козла или заонежской игры-пародии на сва- дебно-семейные отношения — «Пахомушки».

Очень характерно также, что и песня, и сказка, и былина знают мало сюжетов адюльтера. Какая-ни- будь жена былинного Чурилы1 — явление, как-то случайно стоящее в народной поэзии. И сказочная неверная жена — тоже сюжет далеко не популярный, а главное — не эротический.

Деревня — я говорю о Севере — еще очень целомудренна, несмотря на весь свой здоровый и естественный сексуализм.

Новые бытовые отношения после революции внесли свои поправки. Появились и профессиональные жрицы любви.

— Эвон, пошли, на свадьбу торопятся,— показал мне кнутом везший меня ямщик на дьух полных бабенок, которых обогнала возле Лампожны лошадь.— Вдовы, давно мужей нет. Балуются. Есть теперь это дело

ив деревне. Оно немного. И балуются не как в городе. Взять хошь бы этих. Обе заграбастали по мужику, ну

иживут с има. Год, два. Ну, а потом молено и сменить. Да, баловство пошло. Только немного еще в деревне. И то вдовы больше. Город портит. Всего наглядятся.

Япосмотрел на этих лампоженских Венер. Ничего особенного. Только костюм городской.

И я решил, что ямщик рассуждает умно.

Акак тебе кажется, читатель?

Публикация Т. Г. Ивановой

МАТЕРИАЛЫ M. M. ЗИМИНА ИЗ АРХИВА Д. К, ЗЕЛЕНИНА

м ихаил Михайлович Зимин принадлежит к плеяде скромных отечественных краеведов, которые играли важную роль в русской фольклористике в предреволюционные годь1 и в первые десятилетия после октябрьского переворота.

С сентября 1913 по июнь 1917 года M. M. Зимин состоял на службе в Костромском губернском земстве

вкачестве кустарного старосты в Ковернине. Тогда-то он и начал записывать произведения устной народной поэзии. Записи частушек из Ковернинской волости были переданы им в архив Костромского научного общества по изучению местного края, действительным членом которого он был. Этот материал использован другим костромским краеведом, В. Смирновым, в статье «Отношение деревни к войне»1 (№4, 5, 13, 20—23, 25, 29—34, 41—43, 54, 55, 58, 63, 73). В сентябре 1919 года по заданию общества M. M. Зимин совершил специальную этнографическую экспедицию в Ковернинский и Макарьевский уезды, во время которой им делались записи фольклора и приобретались предметы старины2. Тексты похоронных причитаний, записанные собирателем

в1917 — 1919 годах, опубликованы в еще одной работе

В.Смирнова3 (№ 64-70).

1Смирнов В. Отношение деревни к войне.—Костромская деревня в первое время войны. Кострома, 1916, с. 83 — 127 (Труды Костром-

ского научного общества по изучению местного края, вып. 5).

2 Отчет о деятельности Костромского научного общества по изучению местного края за 1919 год (Год VIII). Кострома, 1920, с. 2.

3 Смирнов В. Народные похороны и причитания в Костромском крае.— Второй этнографический сборник. Кострома, 1920, с. 21 — 126 (Труды Костромского научного общества по изучению местного края, вып. 15).

527

С 1920 года M. M. Зимин начал сам печататься в трудах общества. Он публикует статью о рекрутских причитаниях1 и записи произведений различных жанров из Ковернинского края2. Им также были изданы материалы по свадебному фольклору Ветлужского края3.

В 20-е же годы у м. М. Зимина возникли, судя по всему, контакты с выдающимся фольклористом и этнографом XX века Д. К. Зелениным, в архиве которого мы обнаружили 10 листков бумаги разного формата с записями частушек, сделанными рукой Д. К. Зеленина 'Санкт-Петербургское отделение архива российской академии наук, ф. 849, оп. 1, ед. хр. 562, л. 1022-1032). На листках имеется помета: «Солигалич, Зимин, 1929». Скорее всего данные записи делались Д. К. Зелениным при личной встрече со слов самого м. М. Зимина.

Двадцать восьмого февраля 1931 года M. M. Зимин обращается к Д. К. Зеленину с просьбой прислать ему официальный документ, дающий право на собирание материалов в деревне (ф. 849, оп. 3, ед. хр. 82, л. 1). Д. К. Зеленин, по-видимому, с большим вниманием относился к работе фольклориста-любителя. Иотребность общения с Д. К. Зелениным не оставляет м м. Зимина в течение всего следующего десятилетия. 2 мая 1941 года M. M. Зимин пишет Д. К. Зеленину: «Прошу сообщить: нужно ли записывать «неприличный» фольклор? И куда направлять такие записи?» (л. 2). Записи «неприличного» фольклора заинтересовали Д. К. Зеленина. И уже 29 мая м- м- Зимин прислал Д. К. Зеленину свои материалы (ф. 849, оп. 1, ед. хр. 562, л. 1033 — 1116) этого плана: «Глубокоуважаемый Дмитрий Константинович! Согласно Вашего письма от 10 мая с. г., посылаю Вам имеющийся у меня «неприличный» фольклор. Прошу сообщить Ваше мнение о нем» (ф. 849, оп. 1, ед. хр. 562, л. 1034). Здесь содержатся записи анекдотов, сказок, частушек, присловий, ругательств, песен и т. д. эротиче-

1З и м и н M. M. Плачи по призванным на военную службу (Из записей в Ковернинском крае Костромской губ., в 1916 и 1919 годах).— Второй этнографический сборник. Кострома, 1920, с. 1 — 10 (Труды Костромского научного общества по изучению местного края, вып. 15).

2З и м и н M. M. Ковернинский край (Наблюдения и записи). Кострома, 1920 (Труды Костромского научного общества по изучению местного края, вып. 17).

3З и м и н M. M. Свадебный обряд в Ветлужском уезде Костромской губернии (Краткий очерк).— Север: Орган научного северного краеведения. Вологда, 1922, кн. 2, с. 174—181.

528

ЭРОТИКА В НАРОДНОЙ МЕДИЦИНЕ

Народная медицина составляет значимый пласт в русской фольклорной культуре. И, что вполне естественно, как и любое другое явление человеческой цивилизации, она имеет не только серьезную, практическую сторону, но и пародийную, шутовскую. В крестьянской среде среди парней были распространены нескромные, эротического порядка пародии на медицинские рецепты. Один из таких текстов (рецепт против венерической болезни) был записан в 1926 году в Кулижской волости Ярославской губернии собирателем М. Зиминым:

«Возьми: Д.зе унции дристунции, Две драхмы обсирахмы, Перцу стрючок, Седой куны клочок. Всё это истолочь,

Два раза по муд-ам проволочь. Сварить.

Три раза «ебену мать» проговорить, Намазать на ежовую кожу И прилепить себе на рожу».

Далее собиратель замечал: «Любопытно, что таких рецептов у ребят (парней. — Т. И.) очень много, но, к сожалению, я их уже забыл и привести в качестве иллюстрации не могу»1.

1 Санкт-Петербургское отделение архива Российской Академии наук, ф. 849, оп. 1, ед. хр. 562, л. 1105.

530

«ДУБИНУШКА» ИЗ ЯРОСЛАВСКОЙ ОБЛАСТИ

С детства нам знакомы некрасовские строки:

Выдь на Волгу: чей стон раздается Над великою русской рекой?

Этот стон у нас песней зовется — То бурлаки идут бечевой!..

И каждьш школьник знает, что песня-стон, которую пели бурлаки,— это «Дубинушка».

Известный собиратель песенного фольклора Н. м. Лопатин так характеризовал эту и родственные ей песни: «Знаменитая песня при вбивании свай, «Дубинушка», и бурлацкая «Эй, ухнем» — необычны по своей музыкальности в хоровом исполнении, несмотря на небогатство оборотов мелодии, взятой отдельно от хора. В этих песнях, в хоре, звучит и тоскливая нота наших одиночных напевов, слышится в них и тягота работы, и утомление, оттого ритм их такой тяжелый...»1 Впрочем, тут aie собиратель подчеркивал и особую удаль трудовых припевок. Он говорил о том, что в них «чувствуются необъятная сила, неистомная бодрость, граничащая с весельем». А вслед за тем вскользь замечал: «А в своем содержании они полны народного юмора в полном его разгуле»2.

Не мрачную, тяжедую, а задорную, веселую «Дубинушку» хорошо знал и м. Горький. В его романе «Жизнь Клима Самгина» главный герой наблюдает за работой артели грузчиков: «...он впервые услыхал, что унылую «Дубинушку» можно петь в таком бойком, задорном темпе (...). Запевали «Дубинушку» двое: один — корена-

1Лопатин H. M., Прокунин В. П. Русские народные лирические песни. М., 1956, с. 154.

2Там же.

531