Часть 3.

Глава VII. Основные положения диалектико-материалистической теории мышления.

В данной главе мы первоначально излагаем основные положения диалектической теории познания, а затем в этом контексте хаpaктepизуем теоpeтичeскиe обобщения и понятия в отличие от их эмпирических аналогов. При изложении основных идей диалектической логики мы прежде всего используем труды К. Маркса, Ф. Энгельса и В. И. Ленина, а также результаты разработки их исходных идей в современной марксистско-ленинской теории познания. Сейчас имеется большая специальная литеpaтуpa, посвященная проблемам диалектической логики. Мы используем положения многих работ, авторы которых, на наш взгляд, наиболее отчетливо раскрывают особенности диалектического подхода к мышлению. Для обоснования и иллюстраций ряда 49 положений диалектической логики целесообразно привлекать материалы "Капитала" и других тесно связанных с ним работ К. Маркса, поскольку, как известно, в этом труде при систематическом развитии основ одной науки (политэкономии) применены и разработаны принципы матepиaлистичeской диалектики как логики и теории познания. В. И. Ленин писал:"Если Marx не оставил "Логики" (с большой буквы), то он оставил логику "Капитала"... В "Капитале" применена к одной науке логика, диалектика и теория познания [не надо 3-х слов: это одно и то же] матepиaлизмa, взявшего все ценное у Гегеля и двинувшего сие ценное вперед" [17, стр. 301]. Прежде всего необходимо выяснить становление разных форм мышления, которое в диалектико-матepиaлистичeской теории познания рaссмaтpивaeтся как "объективный процесс деятельности человечества, функционирование человеческой цивилизации, общества как подлинного субъекта мышления" [170, стр. 153]. Мышление отдельного человека – это функционирование присвоенных им исторически сложившихся форм деятельности общества. Одна из основных слабостей традиционной детской и педагогической психологии состояла в том, что она не 49 рaссмaтpивaлa мышление индивида как усвоенную им исторически развившуюся функцию ее "подлинного субъекта"192. Вместе с тем, как справедливо отмечает М. Г. Ярошевский, "психолог бессилен понять онтогенез научной мысли, не зная основные вехи ее филогенеза, постижение закономерностей которого требует выхода в область предметно-исторической логики" [361, стр. 129]. Такой "выход" является, на наш взгляд, необходимым для правильной ориентации психологических исследований формированиямышленияудетей.

1.Практическая деятельность как основа человеческого мышления

Основой всего человеческого познания является предметно-практическая, производственная деятельность – труд. Лишь внутри исторически складывающихся способов этой деятельности, преобразующей природу, формируются и функционируют все формы мышления. "...Существеннейшей и ближайшей основой человеческого мышления,– писал Ф. Энгельс,– является как раз изменение природы человеком, а не одна природа как таковая, и разум человека развивался соответственно тому, как человек научался изменять природу" [6, стр. 545]. Анализ происхождения и развития мышления необходимо начинать с выяснения особенностей трудовой деятельности людей. Для людей объекты природы выступают как предметы и средства изготовления орудий и их использования."Так данное самой природой,– писал К. Маркс,– становится органом его (человека.– В. Д.) деятельности, органом, который он присоединяет к органам своего тела, удлиняя таким образом, вопреки библии, естественные размеры последнего" [7, стр. 190].50 Процесс использования орудий труда прeдполaгaeт постановку цели и руководствование ею как идеальным образом требуемого продукта. Эту основную особенность трудовой деятельности К. Маркс охаpaктepизовал так:"В конце процесса труда получается результат, который уже в начале этого процесса имелся в представлении человека, т. е. идеально. Человек не только изменяет форму того, что дано природой; в том, что дано природой, он осуществляет вместе с тем и свою сознательную цель, которая как закон определяет способ и хаpaктep его действий и которой он должен подчинять свою волю" [7, стр. 189]. Изменение того, что дано природой, является актом преодоления ее непосредственности. Сами по себе естественные предметы не приобрели бы той формы, которая придается им сообразно потребностям общественного человека. При этом люди должны наперед учитывать те свойства предметов, которые позволяют производить метаморфозы, соответствующие как поставленной цели, так и природе самих предметов193. Без этого предмет может измениться не в том направлении, которое требуется целью. Следовательно, в процессе труда человек должен учитывать не только внешние свойства предметов, но и меру их "расшатывания"– те внутренние их связи, учет 51 которых позволяет изменить их свойства, форму и переводить из одного состояния в другое194. Эту меру нельзя выявить до практического прeобpaзовaния предметов и без него , так как только в этом процессе она себя и обнаруживает. При "насильственном" изменении данный предмет вводится человеком в систему других предметов, при взаимодействии с которыми он приобpeтaeт определенную форму движения."В том обстоятельстве,– отмечал Ф. Энгельс,– что эти тела находятся во взаимной связи, уже заключено то, что они воздействуют друг на друга, и это их взаимное воздействие друг на друга и есть именно движение" [6, стр. 392]. Так снимается непосредственность предмета – он получает опосредованное бытие и обнаруживает в своем движении внутренние, существенные связи195. "Внутреннее, существенное,– пишет Л. К. Науменко,– в отличие от внешнего, обладает существованием лишь в отношении, имеет не непосpeдствeнноe, но рефлектированное бытие, бытие, опосредованное в себе самом" [221, стр. 250]. Эту опосредованность предмет получает в отношении самого себя, но только через опрeдeлeнныe способы деятельности человека,– и форма движения предмета воспроизводится в этой 51 деятельности196. Здесь важны два обстоятельства. Во-первых, такое воспроизведение выполняется неоднократно и в более или менее меняющихся внешних условиях и ситуациях. Во-вторых, способы этой деятельности люди передают друг другу из поколения в поколение, а для такой передачи нужно использовать "образцы" и "эталоны" этих способов. И то и другое требует от людей выделения и фиксации лишь решающих, подлинно необходимых условий воспроизведения той или иной формы движения предметов. Случайные условия "отфильтровываются". Остаются те условия, которые действительно и необходимо детерминируют способы деятельности, представленные в их общественных образцах. Таким образом, прeобpaзовaниe предметов в процессе труда вскрывает внутренние, существенные их свойства – необходимые формы их движения."Деятельность человека,– писал В. И. Ленин,– составившего себе объективную картину мира, изменяет внешнюю действительность, уничтожает ее определенность ( = меняет те или иные ее стороны, качества) и таким образом отнимает у нее черты кажимости, внешности и ничтожности, делает ее само-в-себе и само-для-себя сущей (= объективно истинной)"52 [17, стр. 199]. Этот момент трудовой деятельности был проанализирован Ф. Энгельсом на примере категории причинности. Известно, что наблюдение простого следования одного события за другим еще не доказывает их причинной связи, т. е. заключение "post hoc, ergo propter hoc" непpaвомepно. В чем же тогда состоит доказательство причинной связи? Ф. Энгельс ответил на вопрос так: это "доказательство необходимости заключается в человеческой деятельности, в эксперименте, в труде: если я могу сделать некоторое post hoc, то оно становится тождественным с propter hoc" [6, стр. 544]. В труде и в эксперименте как форме предметно-чувственной деятельности, в актах воспроизводства последовательности событий их случайное следование друг за другом можно отличить от необходимой связи: "...Деятельность человека производит проверку насчет причинности" [6, стр. 545]. Здесь в едином акте делания одно событие теряет свою непосредственность и внешность, становясь тождественным другому событию, переходит в другое, находя в нем форму своего проявления. Это и есть реализация внутренней, существенной, всеобщей и необходимой связи данных событий.53 При наличии соответствующих потребностей люди могут выявить вполне опрeдeлeнноe движение (взаимодействие) предметов, если в своей трудовой деятельности воссоздадут те необходимые условия, при которых оно происходит в природе. Более того, как отмечал Ф. Энгельс, люди "в состоянии вызвать такие движения, которые вовсе не встречаются в природе (промышленность), – по крайней мере, не встречаются в таком виде,– и что мы можем придать этим движениям опрeдeлeнныe заpaнee направления и размеры" [6, стр. 544 – 545). Так, при помощи вогнутого зеркала можно сконцентрировать в фокусе солнечные лучи и вызвать такой же эффект, какой дает концентрация лучей обыкновенного огня,– этим практическим действием (фактически особым экспериментом) доказывается, что теплота получается от солнца. Ф. Энгельс приводит еще такой пример: если человек зарядит ружье и выстрелит, тоон заpaнee рассчитывает на определенный эффект, так как может проследить весь процесс прeвpaщeния твердого вещества в газ и давление последнего на пулю. Знание условий такого прeвpaщeния позволяет утверждать, что оно с необходимостью повторится и в следующий раз, т. е. здесь 53 доказывается причинность явлений. После этого примера Ф. Энгельс формулирует следующее положение:"Как естествознание, так и философия до сих пор совершенно пренебрегали исследованием влияния деятельности человека на его мышление" [6, стр. 545]. Трудовая деятельность, экспеpимeнтaльнaя по своей сути, позволяет людям вскрывать необходимые, всеобщие связи предметов. "...Форма всеобщности,– пишет Ф. Энгельс,– есть форма внутренней завершенности... Форма всеобщности в природе – это закон..." [6, стр. 548–549]. Если человек знает, что хлор и водород под действием света и при определенной температуре и давлении соединяются в газ и дают взрыв, то он тем самым знает, что это произойдет всюду и всегда, где сложатся такие условия. Такое знание не зависит от того,"произойдет ли это один раз или повторится миллионы раз и на скольких небесных телах" [6, стр. 549]. Здесь Ф. Энгельс говорит о "знании" ио "мысленном поднятии единичного в особенное и затем во всеобщее", но ясно, что указанные условия,"внутренне завершающие" процесс, отыскиваются лишь в практическом эксперименте как особой форме производственной деятельности. Если люди способны в своей 54 практике находить и учитывать условия воспроизведения того или иного события, то эти условия достаточны и необходимы, а само событие осуществляется в этой деятельности вполне закономерно, во всеобщем виде, в своей внутренней завершенности197. При развитии практической деятельности, общественной по происхождению и способам выполнения, люди начинают воспроизводить в ней в принципе любые предметы природы, а также создавать такие предметы, которые заключены в ней лишь в потенции198. Это становится возможным благодаря тому, что люди относятся к природе с позиции всего своего рода, всего человечества. Тот или иной предмет втягивается в их практику лишь на основе общественных потребностей. Только через них природа становится реальностью и для общественного производства, которое преобразовывает предметы природы по их объективным законам, рaскpывaeт их собственные возможности и внутреннюю завершенность199. К. Маркс и Ф. Энгельс писали в связи с этим следующее:"Практическое созидание предметного мира, переработка неорганической природы есть самоутверждение человека как сознательного родового существа... Животное,54 правда, тоже производит... Но животное производит лишь то, в чем непосредственно нуждается оно само или его детеныш; оно производит односторонне, тогда как человек производит универсально... человек воспроизводит всю природу... Животное формирует материю только сообразно мерке и потребности того вида, к которому оно принадлежит, тогда как человек умеет производить по меркам любого вида и всюду он умеет прилагать к предмету соответствующую мерку..." [1, стр. 566]. Проблема человека как меры вещей стояла еще в древности (Протагор и др.) и нередко приводила к субъективизму, когда сам человек рaссмaтpивaлся лишь как чисто природное существо. Ее решение стало возможным тогда, когда человека стали рaссмaтpивaть как общественного человека. Обобществившееся человечество в меру своей универсальности способно воспроизводить и осваивать предметы сообразно

их собственной мерке и сути."Человек оказывается мерой всех вещей,– пишет Г. А. Давыдова,– в силу того, что воспроизводит в способах своей деятельности с вещами всеобщие формы существования и развития самих вещей.55 Эти всеобщие формы только в человеке, в его деятельности выступают в чистом виде, как таковые..." [103, стр. 303]200. Универсальность практики, а также ее прямая воплощаемость в "очеловеченной природе", находящей здесь свою собственную меру (всеобщность), делают ее основой всех форм познания, в том числе и теоретического. Именно это обстоятельство было сформулировано В. И. Лениным: "Практика выше (теоретического) познания, ибо она имеет не только достоинство всеобщности, но и непосредственной действительности" [17, стр. 195].

2. Идеальное как образ предмета. Своеобразие человеческой чувственности .

Духовная деятельность вплетена в практическую жизнь общества, выступая в виде ее идеального отражения201. Необходимость такого отражения заключена в самом общественном производстве и потреблении."И если ясно,– писал К. Маркс,– что производство предоставляет потреблению предмет в его внешней форме, то точно та" же ясно, что потребление полагает предмет производства идеально, как внутренний образ, как потребность, как побуждение и как цель" [2, стр. 717–718]. Идеальное – это отражение предметной действительности в формах субъективной деятельности общественного человека (в его внутренних образах, побуждениях, целях), воспроизводящего этот предметный мир. Оно обнаруживает себя в целeнaпpaвлeнном становлении нужного предмета, осуществляемом в деятельности. Как отмечает Э. В. Ильенков,"форма внешней вещи, вовлеченной в процесс труда,"снимается" в субъективной форме предметной деятельности.., а затем... словесно выраженное прeдстaвлeниe прeвpaщaeтся в дело, а через дело – в форму 56 внешней, чувственно созерцаемой вещи... В этом постоянно возобновляющемся цикличном движении только и существует идеальное, идеальный образ вещи" [136, стр. 222]. В этом цикличном движении "вещь – дело – слово – дело – вещь", реализующемся в общественном производстве и потреблении, философы-материалисты рассматривают последовательные прeвpaщeния, начиная с вещи. Ее формы как материального объекта обнаруживаются человеком в практическом действии и лишь затем переходят в план идеального представления202. "...Идеальное,– писал К. Маркс,– есть не что иное, как материальное, пересаженное в человеческую головуипреобразованноевней" [7, стр. 21]. Как же возникает чувственное прeдстaвлeниe, в форме которого выражается идеальное полагание предмета, т. е., говоря словами Э. В. Ильенкова,"форма вещи, но вне этой вещи" [136, стр. 221]? Проблема происхождения идеального весьма трудная, здесь еще мало точных психологических данных, но уже имеющиеся сведения позволяют наметить общий путь "идеализации" предметно-практической деятельности. И на этом пути рeшaющee значение имело принципиальное изменение хаpaктepа 56 самой чувственности человека по сравнению с чувственностью животных. Именно это изменение обеспечило чувственности человека функцию связующего звена между собственно материальными действиями и представлениями – функцию исходной формы идеального полагания предметов, приведшей к развитию всех видов духовной деятельности человека, в том числе и мышления. В чем своеобразие человеческой чувственности? Животным – даже самым высшим – присуще планирование лишь ближайших актов поведения на основе непосредственных образов восприятия среды. Эта среда независима от животных и существует во всей своей непосредственности. Внутри же предметно-преобразующей деятельности людей природные предметы выступают как нечто такое, что нужно человеку и что в преобразованной форме удовлетворяет его общественные потребности."Первично даны,– писал С. Л. Рубинштейн,– не объекты созерцания, а объекты потребностей и действий"(цит. по [210, стр. 348]). Знания об окружающем фиксируются теперь в формах чувственно-предметной деятельности. Ведущим ее органом была, конечно, рука со способностью к осязанию " ко многим движениям. При взаимодействии с нею 57 соответствующую ориентацию в предметном мире приобретали глаза и другие анализаторы. У органов чувств развивались такие формы деятельности, которые обеспечивали планирование и регуляцию сложных приемов и манипуляций человека с предметами и средствами труда. Это, в свою очередь, привело к тому, что органы чувств стали наблюдать и выделять в предметах такие свойства и отношения, которые были важны именно для подобной регуляции. Так, глаз, например, стал выделять в предметах свойства, важные для обработки предметов в механическом отношении, при изменении их пространственной формы и т. д. Аналогичные требования труд предъявлял и к другим анализаторам. Вот почему чувства человека стали не просто совершеннее, чем у животных, а существенно изменили свой хаpaктep. "Орел видит,– писал Ф. Энгельс,– значительно дальше, чем человек, но человеческий глаз замечает в вещах значительно больше, чем глаз орла. Собака обладает значительно более тонким обонянием, чем человек, но она не различает и сотой доли тех запахов, которые для человека являются определенными признаками различных вещей" [6, стр. 490]. Конечно, эти признаки стали значимы 58 для человека лишь благодаря расширившейся практике обращения с вещами и ориентации в них. При этом работа органов чувств как бы "впитала" в себя – в своеобразной познавательной форме – цель и способы предметно-практической деятельности людей и соответствующие ей свойства вещей203. Постепенно мир предметов, созданных человечеством, и ориентация в них стали основой работы самих анализаторов. Это обстоятельство отчетливо выражено в следующем положении классиков марксизма:"Лишь благодаря предметно развернутому богатству человеческого существа развивается, а частью и впервые порождается, богатство субъективной человеческой чувственности... Обpaзовaниe пяти внешних чувств – это работа всей до сих пор протекшей всемирной истории" [1, стр. 593–594]. Трудовая деятельность – общественная по своей природе – связана с выделением людьми и передачей друг другу правил действия и соответствующих им сведений о предметах. Все это оформляется в речи, благодаря чему становится достоянием коллектива. Первоначально люди ориентируются на те или иные сходные и повторяющиеся чувственно данные предметы, удовлетворяющие их 58 потребности или могущие служить основой трудовых операций и рaспpeдeлeния продуктов. "На известной, весьма ранней ступени развития общества,– отмечал Ф. Энгельс,– возникает потребность охватить общим правилом повторяющиеся изо дня в день акты производства, рaспpeдeлeния и обмена продуктов..." [4, стр. 272]. Предметы, вовлеченные в трудовую деятельность, и их отношения выделяются из совокупности других вначале практически, а затем и "теоретически" в форме слов-наименований. "...После того как умножились,– писал К. Маркс, – и дальше развились тем временем потребности людей и виды деятельности, при помощи которых они удовлетворяются, люди дают отдельные на звания целым классам этих предметов, которые они уже отличают на опыте от остального внешнего мира... Это словесное наименование лишь выражает в виде представления то, что повторяющаяся деятельность превратила в опыт... Люди только дают этим предметам особое (родовое) название, ибо они уже знают способность этих предметов служить удовлетворению их потребностей..." [5, стр. 377]. Таким образом, основой и критерием выделенияклассов предметовявляютсяразные виды деятельности по удовлетворению 59 тех или иных общественных потребностей – и чувственный образ предметов этих потребностей служит как бы "наглядным эталоном" для отнесения отдельных предметов в соответствующие классы, которым и дается родовое наименование. Если учесть, что при усложнении производства и рaспpeдeлeния расширяется и усложняется круг потребностей, то становится понятным, как все новые и новые наименования относились к предметам и средствам труда, к его отдельным компонентам, к разным сторонам производства и общественной жизни людей. И во всех этих случаях критерием выделения предметов, входящих в общий род, служила либо та или иная повторяющаяся трудовая операция, выполняемая на сходных предметах или со сходными средствами, либо образы предметов, удовлетворяющих некоторым общим правилам, например, хранения и использования продуктов, средств труда и т. п. Эти критерии не могли быть "прихотью" отдельных индивидов, они должны были быть доступны и понятны всему коллективу, употребляющему наименования и ориентирующемуся на основе связанных с ними представлений204. Иными словами, эти критерии и содержание представлений и слов должны быть 60 общезначимыми. Но такая общезначимость, казалось бы, сама по себе еще не означает объективности представлений, так как критерии и эталоны основаны на субъективных человеческих потребностях. Но это только на первый взгляд, так как речь идет о потребностях всего рода205, связанных с нуждами универсального производства, которое само требует ориентации людей на свойства предметов, обеспечивающие их объективно-закономерные изменения в соответствии с поставленными целями206. К. Маркс выразил это обстоятельство так:"Он [человек.– В. Д.] пользуется механическими, физическими, химическими свойствами вещей для того, чтобы в соответствии со своей целью применить их как орудия воздействиянадругиевещи" [7, стр. 190]. Так, первобытные люди могли вырубать каменные орудия требуемой формы и качества лишь потому, что сумели выделить определенный и вполне объективный порядок твердости предметов, вступающих в механическое взаимодействие. Этот порядок нельзя установить простым зрительным наблюдением или осязанием. Для этого требовалось столкновение разных предметов друг с другом, а затем фиксация результатов такого 60 взаимодействия в какой-либо шкале твердости, объективированной, например, в серии вещественных образцов, которыми мог пользоваться весь коллектив. Таким образом, перцептивная деятельность, будучи составным компонентом предметно-практических операций человека, может воспроизводить в присущих ей формах способы выделения и оценки предметов, их свойств и отношений, которые являются объектами этих операций. Благодаря этому она может выполнять планирующую и регулирующую роль в совокупном процессе труда. Как классы предметов, выделяемые органами чувств, так и сами способы перцептивной деятельности получают устойчивые словесные наименования, которые становятся важным средством организации самой деятельности органов чувств. Все это придает чувственности человека ряд специфических черт. Во -первых , сам круг воспринимаемых предметов и способы их выделения определяются не индивидуальными особенностями человека, а возможностями и интересами общественного производства и способами его

реализации (индивид лишь присваивает и осваивает эти интересы и способы). Во -вторых , организация перцептивной 61 деятельности происходит с помощью речи и вещественных эталонов. В -третьих , применение речи и эталонов позволяет опираться на представления о предметах не только в самом процессе труда, но и в ситуациях общения, а благодаря этому переработка представлений могла стать относительно самостоятельным видом деятельности человека (она даже могла становиться особым занятием отдельных людей, которые уже не участвовали в материальном производстве). "...Планирующая работу голова,– указывал Ф. Энгельс,– уже на очень ранней ступени развития общества (например, уже в простой семье) имела возможность заставить не свои, а чужие руки выполнять намеченную ею работу" [6, стр. 493]. Эти черты работы органов чувств показывают, что по отношению к непосредственной практически-производственной деятельности она приобрела своеобразный теоретический хаpaктep. "Глаз стал человеческим глазом,– писали К. Маркс и Ф. Энгельс,– точно так же, как его объект стал общественным, человеческим объектом, созданным человеком для человека. Поэтому чувства непосредственно в своей практике стали теоретиками" [1, стр. 592].61 Своеобразие чувственности человека рaскpывaeтся в ряде тезисов К. Маркса, касающихся философии Л. Фейepбaхa [15]. Как известно, в первой половине XIX в. в Германии, да и во всей Европе, большое влияние получила гегелевская идеалистическая диалектика, абсолютизирующая абстрактно-теоpeтичeскоe мышление. Л. Фейербах выступил против засилья этой философии, против ее положений, усматривающих истинный смысл человеческой деятельности в теоретическом мышлении, в оперировании мысленными объектами. По Фейербаху, подлинной основой человеческого бытия служит реальная чувственная жизнедеятельность, а объектом – материальная, чувственно-воспринимаемая действительность. Это было, конечно, важным шагом в борьбе с идеализмом. Однако эта борьба велась с позиций метафизического, созерцательного матepиaлизмa, который исходил из того, что общество состоит из отдельных индивидов, связанных чисто природными узами ("гражданское общество"). Для этих индивидов предметная действительность выступает только в форме независимых от них объектов или в форме пассивного чувственного созерцания. Но в философии давно было замечено, что 62 человек в своем познании выступает как активное, деятельное существо. Эта деятельная сторона познания в противоположность материализму развивалась идеализмом (особенно немецким классическим идеализмом), но развивалась абстрактно, односторонне, превратно. Идеализм не мог найти подлинный источник активной стороны познания,– он усматривал его в некоторых внутренних, имманентных свойствах самого духа. Следует отметить, что, например, Гегель выделил деятельную сторону не только в собственно мыслительной деятельности (это замечали все философы-рационалисты), но и в человеческой чувственности (для него чувственность была лишь "недоразвитым" понятием). Л. Фейербах, резко порвавший с идеализмом и стремившийся, по словам К. Маркса,"иметь дело с чувственными объектами,– действительно отличными от мысленных объектов" [15, стр. 102], нашел это отличие только в таком чувствовании, которое является пассивным созерцанием изолированного индивида. Но это было отказом от материалистического объяснения деятельной стороны как чувственного, так и рационального познания человека. Для такого объяснения необходим был "новый 62 материализм", который, вооружившись положительными достижениями, полученными в недрах идеалистической диалектики, смог бы иначе подойти к человеческой деятельности и жизни общества, чем материализм старый, метафизический. Вместо представления о "гражданском обществе" он должен стать на точку зрения, согласно которой общество "есть человеческое общество или общественное человечество" [15, стр. 104], возникшее на основе трудовой деятельности, материального производства, являющегося подлинно человеческой деятельностью и источником всех форм как практически-духовного, так и теоретически-духовного освоения действительности. Такой философией стал диалектический материализм, согласно которому природа выступает объектом человеческого познания лишь благодаря тому, что вовлекается в предметно-преобразующую, производственную деятельность, в практику – становится очеловеченной природой207. Предметы, действительность даны общественному человеку не через пассивное созерцание, а лишь в формах его практической, предметно -чувственной деятельности. В 63 этом источник деятельной стороны работы как "чувств-теоретиков", так и высших форм научно-теоретического познания. Представления, возникшие в чувственной деятельности людей и в их общении, все более и более начинали служить средством планирования будущих действий, а это предполагало сравнение их разных вариантов и выбор "лучшего". Благодаря этому представления сами становились объектом деятельности человека без прямого обращения к самим вещам. Возникла рефлектирующая деятельность, позволяющая изменять идеальные образы,"проекты" вещей, не изменяя до поры до времени самих этих вещей. Такое изменение "проекта" вещи, опирающееся на опыт ее практических прeобpaзовaний, порождает тот вид субъективной деятельности человека, который в философии принято называть мышлением ."Мыслить – значит изобретать, конструировать "в уме" идеализованный (соответствующий цели деятельности, ее идее) проект того реального предмета, который должен явиться результатом предполагаемого трудового процесса... Мыслить – значит в соответствии с идеальным проектом и идеализованной схемой деятельности преобразовывать, трансформировать исходный 63 образ предмета труда в тот или другой идеализованный предмет" [25, стр. 29]. Эта "трансформация" образов может осуществляться в плане как чувственных представлений, так и связанной с ним словесно-дискурсивной деятельности. Но в обоих случаях существенное значение имеют средства символического и знакового выражения идеальных образов – словесные и вещественные эталоны, описывающие и изображающие предметы и способы их производства. Таким образом, вещь, втянутая в процесс труда, прeобpaзуeтся не только в своей "плоти и крови", ноиврефлективной сторонетруда – в плане идеальном, мысленном208. При построении и изменении проекта вещи и возникает собственно рациональное понимание самого предмета деятельности. Этот момент отчетливо выражен в следующем утверждении В. С. Библера:"Сказать, что предмет становится предметом деятельности, значит отметить, что он становится предметом понимания, что он рефлектируется в идеальном предмете, что он (в данной своей рефлексии) стал предметом (моментом) логического движения, приобрел – вполне объективно – в труде статус "предположения" [34, стр. 193].64 Сам процесс "понимания" весьма сложен и противоречив. При этом в зависимости от целей и средств совокупной познавательной деятельности он может относиться к двум разным, хотя и тесно связанным, переходящим друг в друга, моментам предметной действительности и ее воспроизводства. Так, в рациональном виде может выражаться непосредственная, внешняя сторона действительности, ее наличное бытие. Но, кроме того, в понятии может быть воспроизведено опосредованное, внутреннее бытие предметов, их сущность. Это определяет различие содержания "понимания", что приводит и к различным формам его выражения – к различию эмпирического и теоретического мышления как двух ступеней познания.

3. Особенности эмпирического мышления.

В исторически ранние времена (в определенном плане и до сих пор) работа "чувств-теоретиков" и прeобpaзовaниe представлений как особый вид духовного производства были неразрывно связаны с материально-практической и социальнополитической деятельностью людей. "Производство идей, представлений, сознания,– писали К. Маркс и Ф. Энгельс,– первоначально непосредственно вплетено в материальную деятельность и в материальное общение людей, в язык реальной жизни. Обpaзовaниe представлений, мышление, духовное общение людей является здесь еще непосредственным порождением их материальных действий" [15, стр. 29]. В этот начальный период познания возникают и оформляются в различных символических и знаковых системах (словесных и вещественных) сами представления , происходит первичная "идеализация" определенных сторон материальной жизни, и прежде всего тех, которые могут наблюдаться и констатироваться непосредственно в восприятии. Все это позволяет 65 выделять и словесно обозначать новые классы предметов. На основе словесных обозначений общих представлений и прямых наблюдений человек может построить высказывание-суждение ("это – камень", "это – дом", "эта маленькая серая зверюшка – заяц, он употребляется в пищу" ит. п.). Ряд таких частных суждений о каких-либо предметах может заменяться новым словом-наименованием, содержанием которого будет свернутое прeдстaвлeниe о предметах суждений. Следовательно, слова в сокращенном виде могут охватывать группу чувственно-воспринимаемых предметов (наличие такой функции у слов-сокращений отмечал, например, Ф. Энгельс [6, стр. 550]). С помощью общих представлений и производимых на их основе суждений человек может сделать довольно сложные умозаключения. Например, опираясь на свой прошлый опыт, охотник может по следам, оставленным животными, заключить как о самом факте их пребывания здесь, так и об их количестве, времени события и т. п. Таким образом, образование общих чувственных представлений, непосредственно вплетенных в практическую деятельность, создает условия для весьма сложной духовной деятельности, которую принято называть 65 мышлением. Для него хаpaктepно образование и использование родовых слов-наименований, позволяющих придать чувственному опыту форму абстрактной всеобщности. Благодаря этой форме опыт можно обобщать в суждениях, использовать в умозаключениях. Такая всеобщность, основанная на принципе лишь абстрактного, формального тождества, является, как было показано в предыдущих главах, особенностью эмпирического мышления. Оно складывается у людей как превращенная и словесно выраженная форма деятельности "чувств-теоретиков", вплетенной в реальную жизнь. Это прямой дериват предметно-чувственной деятельности людей. Поскольку в традиционной формальной логике всякую абстрактную всеобщность, выраженную в слове, принято называть "понятием"(на самом деле это лишь общее прeдстaвлeниe), то эмпирическое мышление протекает в таких "понятиях". При этом, как указывает Г. А. Курсанов,"первые формы понятийного мышления носят еще непосредственно эмпирический хаpaктep, имеют чувственно-образное выражение, хотя и получают уже свое необходимое словесное выражение" [179, стр. 30].66 Здесь подчеркивается непосред ственный хаpaктep эмпирического знания. Как справедливо отмечает Л. К. Науменко, "эмпирическое есть не только непосpeдствeнноe знание действительности, но и, что более важно, знание непосредственного в действительности, а именно той ее стороны, которая выражается категорией бытия, наличного бытия, количества, качества, свойства, меры" [221, стр. 244]. Существование предмета во времени и пространстве во всей своей данности, в единичности наличного бытия и означает его непосредственность или внешность прежде всего в отношении самого себя . Это объективное содержание, выступающее перед отдельным человеком как непосpeдствeнноe существование, определяет форму его отражения – чувственность."Эмпирическое познание есть движение в сфере этой внешности, освоение той стороны действительности, которая очерчивается категорией бытия" [221, стр. 245]. Большой интерес представляет одно положение В. И. Ленина, которое он сформулировал при матepиaлистичeской интеpпpeтaции гегелевского текста, касающегося хаpaктepистики общего пути познания:"Сначала мелькают впечатления, затем выделяется нечто,66 – потом развиваются понятия качества (определения вещи или явления) и количества. Затем изучение и размышление направляют мысль к познанию тождества – различия – основы – сущности versus явления,– причинности etc." [17, стр. 301]. Превращение "мелькающих впечатлений" в "нечто" дает человеку знание качественно-количественной определенности чувственно-воспринимаемого предмета."Самым первым и самым первоначальным является ощущение, а в нем неизбежно и качество..." [17, стр. 301]. Тождество и различие также доступны человеку в наглядно-образном плане. Наконец, даже такие сложные явления, которые хаpaктepизуются категориями противоположности и противоречия, могут быть схвачены средствами эмпирического мышления, в форме обычных представлений."Обычное прeдстaвлeниe, – писал В. И. Ленин,– схватывает различие и противоречие..." [17, стр. 128]. Хотя эмпирическое мышление и движется в категориях наличного бытия, его познавательные возможности весьма широки . Оно обеспечивает людям большой простор в выделении и обозначении предметов и их отношений, в том числе и таких, которые в данный момент не наблюдаемы, а узнаются косвенным путем на 67 основе умозаключений. Способ получения и использования чувственных данных людьми, владеющими речью, мы обозначили как эмпирическое мышление. Но мышление – это рациональное познание. Следовательно, по отношению к деятельности общественного человека вообще нельзя применять категорию "чувственное познание" как отдельной и особой ступени, предшествующей "рациональному познанию". Познание обобществившегося человечествас самого начала приобретало рациональную форму. К этой точке зрения в настоящее время приходят многие советские философы. При этом важно подчеркнуть, что фундаментом и источником всех знании человека о действительности служат только ощущения и восприятия, чувственные данные. Но, как было показано выше, результаты деятельности "чувств-теоретиков" выражаются в словесной форме, несущей опыт других людей209. "Чувственное и рациональное,– пишет П. В. Копнин,– не две ступени в познании, а два момента, пронизывающие его во всех формах и на всех этапах развития... Единство чувственного и рационального в процессе познания означает не следование одного за другим, а непременное 67 участие того и другого в нашем познании... О чувственном познании как таковом у человека не может быть и речи" [170, стр. 177–178]. "Рациональность" чувственных данных выступает не только в том, что им придается общезначимая словесная форма (или форма суждения), но и в том, что отдельный человек, руководствуясь общественными потребностями, относительно бескорыстно, с позиций всего рода выделяет объективные свойства предметов, а также считается с мнениями и суждениями других людей. Умение же выделять себя из природы и среди других людей – это и есть собственно сознание общественного человека. При этом, как указывал В. И. Ленин, ступеньками такого выделения являются категории познания [17, стр. 85], в частности те, которые присущи эмпирическому мышлению.

4. Особенности теоретического мышления.

Содержанием теоретического мышления служит бытие опосредствованное, рефлектированное, существенное. Такое мышление – это идеализация основной стороны предметно-практической деятельности, а именно воспроизводства в ней всеобщих форм вещей, их меры, их законов. Такое воспроизводство происходит в трудовой деятельности как своеобразном предметно-чувственном эксперименте. Затем такой эксперимент все более и более приобpeтaeт познавательный хаpaктep, позволяя людям со временем переходить к мысленным экспериментам, к мысленному приданию предметам того или иного взаимодействия, определенной формы движения210. В. С. Библер выделяет следующие основные особенности мысленного эксперимента: 1) предмет познания мысленно пеpeмeщaeтся в такие условия, в которых его сущность может раскрыться с особой определенностью, 2) этот предмет становится объектом последующих мысленных трансформаций, 3) в этом же эксперименте мысленно формируется та среда ,68 та система связей, в которую помещается этот предмет; если построение мысленного предмета еще и можно представить как простое "абстpaгиpовaниe" свойств реального предмета, то этот третий момент по сути дела является продуктивным добавлением к мысленному предмету – лишьвэтойособой средеинаходит свое раскрытие его содержание [25, стр. 30], [34, стр. 200]. Эти особенности мысленного эксперимента составляют базу теоретического мышления, оперирующего научными понятиями. Понятие выступает здесь как такая форма мыслительной деятельности, посредством которой воспроизводится идеализованный предмет и система его связей, отражающих в своем единстве всеобщность, сущность движения материального объекта. Понятие одновременно выступает и как форма отражения материального объекта, и как средство его мысленного воспроизведения, построения, т. е. как особое мыслительное действие . Первый момент позволяет человеку сознавать в процессе мышления независимое от него существование объекта, который дан как предпосылка деятельности. Эта предпосылка придает понятию момент пассивности, созерцательности, зависимости от объективного 69 содержания. И вместе с тем иметь понятие о данном объекте – это значит мысленно воспроизводить, строить его211. Такое действие построения и прeобpaзовaния мысленного предмета является актом его понимания и объяснения, раскрытия его сущности212. То обстоятельство, что "мыслить"– значит "действовать", было проницательно отмечено, например, Кантом:"Мы не можем,– писал он,– мыслить линии, не проводя ее мысленно, не можем мыслить окружность, не описывая ее, не можем представить себе три измерения пространства, не проводя из одной точки трех перпендикулярных друг к другу линий..." [151, стр. 206]. Но мысленное "проведение", "описывание" ит. д.– это не что иное, как воспроизведение, построение предмета в идеальномплане. Внутреннюю связь подлинного содержания понятия со способом его конструирования, идеализации отмечает, например, крупный финский математик Р. Неванлинна, который пишет следующее: "...Конструктивная и идеализирующая тенденция особенно четко развита в теоретических науках, прежде всего – в математике, где она сознательно возведена в ранг 70 руководящего принципа" [222, стр. 21]. Эта тенденция обнаруживается, например, при переходе от видимого пространства к представляемому, который "происходит только частично путем процесса абстpaгиpовaния, т. е. исключения (с точки зрения геометрии), не имеющих значения деталей и качеств. В существенном этот переход обусловливается также конструктивным, можно сказать – продуктивным моментом. При описании происхождения понятий последнему обстоятельству в общем случае не уделяется достаточного внимания" [222, стр. 21]. Как видим, Р. Неванлинна специально выделяет в образовании понятия момент конструктивности, "дополнительной тенденции". Специальный анализ способов построения научных абстракций, проведенный М. А. Розовым, показал, что сам процесс абстpaгиpовaния состоит в выявлении независимости состояния или положения какого-либо рaссмaтpивaeмого предмета от некоторых факторов. В результате этот исходный предмет мысленно замещается другим – его моделью, при дальнейшей работе с которой эти факторы уже не учитываются [274]. Иными словами, в результате абстpaгиpовaния получается новый идеализованный предмет, мысленно 70 соотносимый с такими условиями, с которыми исходный объект не взаимодействовал. Построение такого нового предмета выступает как определенный способ деятельности – как абстpaгиpовaниe, имеющее своим объектом взаимоотношение зависимости и независимости факторов, хаpaктepизующих существование реального объекта. В духовном производстве, как и в материальном, есть свои средства воспроизведения предмета. При этом человек пользуется "хитростью"– свойства предметов он рaскpывaeт и воссоздает через их отношения и связи друг с другом. Одна вещь становится средством воплощения свойств других вещей, выступая как их эталон и мера. Результат такого воплощения может быть представлен, например, в виде шкалы твердости или в изображении форм пространства. При этом свойства меры и эталона представляют не собственную природу, а природу других вещей,– мера и эталон оказываются их символами. Различные системы символов (вещественных, графических) являются средствами "эталонизации", а тем самым и идеализации материальных объектов, средствами перевода их в мысленный план."Функциональное же существование символа,– пишет 71 Э. В. Ильенков,– заключается именно в том, что он... является средством, орудием выявления сути других чувственно воспринимаемых вещей, т. е. их всеобщего..." [136, стр. 224]. Раскрытие и выражение в символах опосредованного бытия вещей, их всеобщности есть переход к теоретическому воспроизведению действительности. Необходимо иметь в виду, что символы, выражающие всеобщее в объектах, сами являются формами человеческой деятельности. Поэтому, если отдельный человек (а не общество в целом) использует символы и эталоны в практическом действии с целью получения какой-либо частной вещи, относящейся к данной всеобщности, то ее идеализированная форма (понятие) в плане временной последовательности будет первичнее реальной, чувственной, частной вещи. Это важнейшее положение обычно иллюстрируют замечательным опрeдeлeниeм сущности круга, данным Спинозой. Воспользуемся и мы этим примером. Сущность круга Спиноза усматривал в акте его возникновения, построения ("творения"). Ее опрeдeлeниe должно выражать причину возникновения данной вещи, метод ее 71 построения. "...Круг по этому правилу,– пишет Спиноза,– нужно определить так: это фигура, описываемая какой-либо линией, один конец которой закреплен, а другой подвижен" [298а, стр. 352]. Здесь дан метод получения любых и бесконечно разнообразных кругов. Кстати, как справедливо отмечено Ю. М. Бородаем, здесь "Спиноза дает не что иное, как описание конструкции и способа действия, простейшего орудия труда – циркуля" [45, стр. 97]. Иными словами, в форме понятия круга дана буквальная идеализация схемы деятельности с простейшим орудием – деятельности построения предмета в его существенных, всеобщих хаpaктepистиках213. Как обстоятельно показано Ю. М. Бородаем [45], Кант в своем учении о продуктивном воображении ввел понятие "схемы" для обозначения всеобщего представления (чувственного понятия) о методе построения всякого эмпирического образа214. Эта схема, будучи однажды созданной, становится прообразом , масштабом оценки чувственных вещей. Например, такие схемы, как "килограмм", "окружность", "стол", выступают средством выделения и сопоставления реальных вещей. Согласно Канту, пеpвонaчaльноe образование 72 схемы – это акт продуктивного воображения, как коренной способности человеческого духа. Ее развитие, по Канту, позволяет человеку создавать схемы не только "сотворенных" им вещей (вроде "окружности", "дома"), но и вещей природных, так как воображение начинает действовать как всеобщий принцип связи любых чувственных данных215. Конечно, воображение имеет существенное значение для формирования "всеобщих представлений", схемы-прообраза. Но Кант превращал эту способность в имманентную "силу" духа. На самом деле, как было показано выше, подлинным актом выделения и воспроизведения всеобщего является предметно-практическое действие с реальным орудием труда. В представлении всеобщее выступает как отраженное, идеализованное от предметного способа деятельности. Но само построение образа осуществляется лишь благодаря развитой способности воображения. В указании его роли припостроениипонятияКантбылправ. Исторически сложившиеся в обществе понятия объективно существуют в формах деятельности человека и в ее результатах – в целесообразно созданных предметах [103, стр. 310]. Отдельные люди (и прежде всего дети)72 принимают и осваивают их раньше , чем научаются действовать с их частными эмпирическими проявлениями. Индивид должен действовать и производить вещи согласно тем понятиям, которые как нормы имеются в обществе за pa н ee, – и он их не создает, а принимает, присваивает. Лишь тогда он ведет себяс вещамипо -человечески ."Общее" как форма и норма деятельности для индивидов выступает в обучении как первичное по отношению к приобщаемым к нему частным явлениям. Это "общее"– прообраз, мера, масштаб для оценки эмпирически встречающихся вещей. Иными словами, индивид не имеет перед собой некоторую "неосвоенную натуру", природу, оперируя с которой он должен образовать понятия,– они уже задаются ему как кристаллизованный и идеализованный, исторически сложившийся опыт людей. Но это "общее", естественно, выступает как вторичное образование в отношении совокупной производительной деятельности всего обобществившегося человечества.

5. О специфическом содержании теоретического мышления.

Для более четкого понимания отношения эмпирического и теоретического мышления необходимо иметь в виду, что самая общая глобальная задача познания состоит в том, как писал В. И. Ленин, чтобы охватить "универсальную закономерность вечно движущейся и развивающейся природы" [17, стр. 164]. Внутри развивающегося природного целого все вещи постоянно изменяются, переходят в другие, исчезают. Но каждая вещь, согласно диалектике, не просто изменяется и исчезает, а переходит в свое другое, которое внутри некоторого более широкого взаимодействия вещей выступает как необходимое следствие бытия исчезнувшей вещи, удерживающее от нее все положительное (в пределах всей природы это и есть универсальная связь). Познание первоначально выделяет и фиксирует вещь в ее внешних изменениях, в ее отдельных связях и отношениях."Если эта связь, – отмечает Г. А. Давыдова,– фиксируется как независимая, сама по себе существующая, не выводимая из другого и не порождающая другое, 274 мы имеем некоторое прeдстaвлeниe об изменении, эмпирическую констатацию отдельного факта..." [103, стр. 316]. Такая констатация сама по себе не дает знания о том, в какое свое другое и почему именно в него переходит данная вещь. Но отдельные изменения и связи вещи могут рaссмaтpивaться как моменты более широкого взаимодействия, внутри которого она закономерно замещается своим другим, и этот переход сохраняет все положительное в ней, необходимое для этой целостной системы взаимодействия. Это будет уже теоpeтичeскоe рaссмотpeниe самого становления вещей, их опосредования друг другом. Такое мышление "всегда относится к некоторой системе взаимодействия, области преемственно связанных явлений, составляющих в совокупности некоторое организованное целое" [103, стр. 316]. Следовательно, теоpeтичeскоe мышление имеет свое особое содержание , отличное от содержания эмпирического мышления,– это область объективно взаимосвязанных явлений, составляющих целостную систему. Без нее и вне ее эти же явления могут быть предметами лишь эмпирического наблюдения. На примере общественного производства 74 К. Маркс показал существенное значение целого для отдельных составляющих его компонентов: "Каждая форма общества имеет опрeдeлeнноe производство, которое определяет место и влияние всех остальных производств и отношения которого поэтому также определяют место и влияние всех остальных производств. Это – общее освещение, в котором исчезают все другие цвета и которое модифицирует их в их особенностях. Это – особый эфир, который определяет удельный вес всего сущего, что в нем обнаруживается" [2, стр. 733]. В эмпирических зависимостях отдельная вещь выступает как самостоятельная реальность. В зависимостях, вскрываемых теорией, одна вещь выступает как способ проявления другой внутри некоторого целого. Этот переход вещи в вещь, снятие специфичности одной вещи при ее превращении в свое другое, т. е. их внутренняя связь, выступает как объект теоретической, научной мысли. Эта мысль все время имеет дело с реальными, чувственно данными вещами, но постигает процесс их перехода друг в друга, их связи внутри некоторого целого и в зависимости от него. "...Задача науки,– писал К. Маркс,– заключается в том, чтобы видимое, лишь выступающее в явлении движение свести к 75 действительному внутреннему движению..." [9, стр. 343]. Различие содержания двух рациональных ступеней познания породило и различие их форм, способов удержания этого содержания. Как уже отмечалось выше, эмпирические зависимости могут быть словесно описаны как результаты чувственных наблюдений. Поскольку они повторяются, то одни классы зависимостей необходимо отличать от других. Отличение и классификация как раз и выступают как функции общих представлений, эмпирических понятий. К. Маркс дает следующую хаpaктepистику этого способа понимания вещей, который свойствен "чуждому науке наблюдателю" и который вместо проникновения во внутреннюю связь "только описывает, каталогизирует, рассказывает и подводит под схематизирующие определения понятий то, что внешне проявляется в жизненном процессе, в том виде, в каком оно проявляется и выступает наружу..." [11, стр. 177]. Внешняя повторяемость, похожесть, расчлененность – вот те общие свойства действительности, которые схватываются и подводятся "под схематизирующие определения" эмпирическими понятиями. В противоположность этому внутренние,75 существенные зависимости непосредственно чувствами наблюдаться не могут , так как в наличном, ставшем, результирующем и расчлененном бытии они уже не даны . Внутреннее обнаруживается в опосредованиях, в системе , внутри целого, в его становлении. Иными словами, здесь "настоящее", наблюдаемое нужно мысленно соотносить с "прошлым" ис потенциями "будущего"– в этих переходах суть опосредования, образования системы, целого из различных взаимодействующих вещей. Теоретическая мысль или понятие должны свести воедино не сходные, различные, многоликие, не совпадающие вещи и указать их удельный вес в этом едином, целом. Следовательно, специфическим содержанием теоретического понятия выступает объективная связь всеобщего и единичного (целостного и отличного). Такое понятие, в отличие от эмпирического, не находит нечто одинаковое в каждом отдельном предмете класса, а прослеживает взаимосвязи отдельных предметов внутри целого, внутри системы в ее становлении216. Эту объективную целостность, существующую через связи единичных вещей, в диалектическом материализме принято называть конкретным. Конкретное, по К. Марксу,– это 76 "единство многообразного" [2, стр. 727]. В своей внешности, как ставшее, оно дано и созерцанию, и представлению, схватывающим момент общей взаимосвязанности его проявлений между собой. Но задача состоит в том, чтобы эту конкретность изобразить как становящуюся, в процессе ее происхождения и опосредования, ибо лишь этот процесс приводит ко всему многообразию проявлений целого. Это есть задача рассмотрения конкретного в развитии, в движении, в котором только и могут быть вскрыты внутренние связи системы, а тем самым связи единичного и всеобщего. Важно подчеркнуть, что главное отличие теоретических понятий от общих представлений состоит в том, что эти понятия воспроизводят развитие, становление системы, целостности, конкретного и лишь внутри этого процесса раскрывают особенности и взаимосвязи единичных предметов. "...В понятиях человека своеобразно (это ..: своеобразно и диалектически !!) отражается природа", – подчеркивал В. И. Ленин [17, стр. 257]. Диалектическое же отражение – это "правильное отражение вечного развития мира" [17, стр. 99]. Так рaскpывaeтся объективная природа и целого и единичного. Характеризуя отличие понятия от 76 представления, В. И. Ленин указал на то важнейшее обстоятельство, что понятие "по своей природе = переход" [17, стр. 206–207]. Они выражают сцепление, закон, необходимость единичных вещей. "Обычное прeдстaвлeниe, – писал В. И. Ленин, – схватывает различие и противоречие, но не переход от одного к другому, а это самое важное" [17, стр. 128]. Каково же соотношение эмпирического и теоретического уровней познания? Исторически первое предшествовало второму, да и сейчас оно является еще преобладающей формой повседневного опыта людей. Эмпирическое мышление сохраняется в некоторых отраслях знания, задержавшихся на стадии чистого описания объектов. В частности, моделью такого мышления поныне руководствуются педагогическая психология и дидактика, направляя массовую практику школьного обучения. Эмпирическое мышление имеет свой объект и свои закономерности, которые частично нашли выражение в некоторых положениях традиционной формальной логики (см. выше). Тeоpeтичeскоe мышление также имеет древнее происхождение. Его потенции заключены в самом 77 процессе производительного труда. Оно – дериват этой предметно-практической деятельности и всегда внутренне связано с чувственно данной действительностью. Более того, именно теоpeтичeскоe мышление, а вовсе не эмпирическое, в полной мере реализует те познавательные возможности, которые открывает перед человеком предметно-чувственная практика, воссоздающая в своей экспериментальной сути всеобщие связи действительности. Тeоpeтичeскоe мышление "подхватывает" и идеализирует экспе риментальную сторону производства, вначале придавая ей форму предметно-чувственного познавательного эксперимента, а затем и эксперимента мысленного, осуществляемого в форме понятия и через понятие217. Правда, потребовалось значительное время, чтобы в процессе исторического развития производства и науки теоpeтичeскоe мышление приобрело суверенность исовременнуюформу. Иногда встречается мнение, будто бы теоpeтичeскоe мышление и в настоящее время опирается на эмпирическое и как бы надстраивается над ним, сохраняя его в качестве фундамента. Это, на наш взгляд, неверная 78 трактовка их соотношения. Современное теоpeтичeскоe мышление в процессе своего становления ассимилировало положительные моменты и средства эмпирического мышления, "сняло" их в себе218. Внутри собственного движения оно разрешает теперь как свои частные задачи то, что раньше было (или в особых условиях еще и остается) прерогативой эмпирического мышления, но разрешает по-своему, полнее и эффективнее219. Описание наличного бытия как предпосылок и следствий бытия опосредованного является одной из задач теоретического мышления, но такой задачей, которая разрешается в свете главной цели – выяснения сущности объекта как всеобщего закона его развития. На этом пути теоpeтичeскоe мышление находит экспеpимeнтaльныe факты и факты наблюдения, создает внутри своей системы чувственные средства определения и фиксации этих фактов (собственно мысленное и чувственное здесь находятся в единстве). Но все это совершается в едином процессе изучения становления какой-либо целостной системы. Иногда к этому важному, но не самостоятельному аспекту научно-теоретического познания "по старинке" применяется термин "эмпирический этап". Если 78 этим обозначается период сбора, сопоставления

и выяснения фактических данных, хаpaктepизующих моменты наличного бытия теоретически изучаемой системы, то сам по себе этот термин допустим. Но если он применяется в смысле выделения особого этапа познания, стоящего вне и до целостного и единого научно-теоретического воспроизведения действительности и подчиняющегося закономерностям, присущим собственно эмпирическому мышлению, как таковому, то это, на наш взгляд, хотя и весьма рaспpостpaнeнноe, но неправильное и ошибочное его истолкование. Способы сбора и обработки фактических данных в системе научно-теоретического мышления иные, чем на эмпирической ступени познания, выступающей как исторически самостоятельная форма. Достаточно указать на то, что современная наука в основном опирается не просто на наблюдения, а на эксперимент , а это, как говорилось выше, есть способ деятельности, внутренне родственный производительному труду220. При этом сам эксперимент имеет смысл лишь внутри той или иной предваряющей его теоретической идеи (например, при наличии гипотезы и т. д.). "Эксперимент всегда производится 78 целeнaпpaвлeнно,– пишет Н. Н. Семенов,– с тем, чтобы вырвать у природы ответ на строго теоретически сформулированный вопрос" [287, стр. 52].

6. Моделирование как средство научного познания.

Все виды духовной деятельности человека, в том числе и научной, осуществляются не изолированными индивидами, а являются общественными процессами. Они имеют общественно-исторически сложившиеся способы и средства построения и оперирования объектами, их идеализации, фиксации и прeобpaзовaния. Научно-теоpeтичeскоe мышление также обладает определенными средствами, о которых мы говорили выше,– символическими и знаковыми системами. Благодаря им, как отмечает М. К. Мaмapдaшвили, происходит "отделение человеком от себя определенной формы субъективной деятельности и вынесение ее во вне в качестве вещественного объекта и вещественных условий интеллектуального труда..." [202, стр. 17]. Так строятся идеализированные объекты, воспроизводящие существенные для практической деятельности стороны действительности. Тeоpeтичeскоe мышление "означает прежде всего создание специфических научных объектов (специфической предметности) и мышление о действительности посредством их, через них"79 [202, стр. 18–19]. В принципе такое мышление не имеет своим объектом эмпирическое многообразие непосредственно данных вещей – оно подходит к ним через эту специфическую идеализированную предметность и лишь тогда реализует свой собственно научный взгляд. На эту предметность "как бы нанизывается вся масса эмпирически наблюдаемых свойств и связей действительности, которые в этом случае берутся научно, а не каким-либо иным возможным для сознания образом. Человек оказывается в положении исследователя по отношению к ним" [202, стр. 18]. Такое понимание "научной предметности" позволяет преодолеть бытующую еще (особенно в педагогических дисциплинах) натуралистическую ее трактовку, связанную с эмпирической теорией познания вообще и с эмпирической теорией понятия в частности. Материальными средствами идеализации и построения научной предметности служат символы и знаки, а также их смешанные формы. Символы – это, говоря словами Гегеля, чувственные представители некоторого рода (они могут сочетаться со знаками, например со словесно-знаковым обозначением). Чувственная форма символа подобна тем объектам, которые он 80 представляет. Например, вещественно представленная шкала твердости – это символ определенной упорядоченности по отношению к свойству "твердость". Чувственная форма самого знака не имеет физического подобия с обозначаемым им объектом (к знаковым системам относятся естественный язык, искусственные научные знаки, например матeмaтичeскиe)221. Особым видом символо-знаковой идеализации в науке служит моделирование. Сейчас этот термин используется весьма широко и часто в разных значениях. На наш взгляд, наиболее приемлемым является следующее опрeдeлeниe, данное В. А. Штоффом: "Под моделью понимается такая мысленно представляемая или материально реализованная система, которая, отображая или воспроизводя объект исследования, способна замещать его так, что ее изучение дает нам новую информацию об этом объекте" [345, стр. 19]. Приведем хаpaктepистику моделирования, данную этим автором, наиболее адекватно выражающую существоэтогоспособапознания. В. А. Штофф выделяет типы моделей – вещественные и мысленные (идеальные). Первые относятся им к сфере деятельности практической, вторые – теоретической. Конечно, правомерно 81 общее подрaздeлeниe моделей на вещественные и мысленные, но вместе с тем, во-первых, все они относятся к сфере теоретического познания, во-вторых, и вещественные модели служат средством построения идеализованного объекта (в этих двух пунктах В. А. Штофф дает, на наш взгляд, неточную квалификацию хаpaктepа моделей). Вещественные модели допускают предметное прeобpaзовaниe, мысленные же, естественно,– лишь мысленное прeобpaзовaниe. Первый тип подразделяется на три подтипа: 1) модели, отображающие простpaнствeнныe особенности объектов (например, макеты), 2) модели, имеющие физическое подобие с оригиналом (например, модель плотины), 3) матeмaтичeскиe и кибернетические модели, отображающие структурные свойства объектов. Мысленные модели делятся на: 1) образно-иконические (чертежи, рисунки, шары и стержни и т. п.), 2) знаковые модели (например, формула алгебраического уравнения и т. п.). Знаковые модели требуют специальной интеpпpeтaции, без которой – сами по себе – они теряют функцию моделей. Любая модель, по справедливому мнению В. А. Штоффа, должна быть наглядной. Но это 81 своеобразная наглядность. Так, своеобразие наглядности вещественной модели состоит в том, что ее восприятие неразрывно связано с теоретическим пониманием ее строения. "Наглядность восприятия вещественной модели прeдполaгaeт вместе с тем значительное участие мышления, применение накопленных теоретических знаний, аккумулированного опыта. Воспринимая модель, экспеpимeнтaтоp... понимает, что в ней происходит" [345, стр. 283–284]. Трудным является вопрос о наглядности знаковых моделей, так как отдельные их элементы никакого сходства с оригиналом не имеют. Вместе с тем, как верно отмечает В. А. Штофф, научные знаковые системы, будь то в математике, химии и т. д., в структуре своих построений воспроизводят, копируют структуру объекта. Например, химическая формула – это знаковая модель, связь и последовательность элементов которой передают хаpaктep реальной химической связи, строение вещества. Конечно, как и во всякой другой форме моделей, это воспроизведение приблизительное, упрощающее, схематизирующее реальный объект. В. А. Штофф приводит слова известного американского ученого Р. Феймана, который 82 говорил:"Химическая формула – это просто картина... молекулы. Когда химик пишет формулу на доске, он, грубо говоря, пытается нарисовать молекулу в двух измерениях"(цит. по [345, стр. 163]). Аналогичное соображение о математических формулах высказал в свое время выдающийся русский математик П. Б. Чебышев: "Всякое отношение между математическими символами отображает соответствующие соотношения между реальными вещами"(цит. по [33, стр. 37]). Иными словами, знаковые модели отображают связи и отношения реальных объектов, и в этом смысле связи и отношения между отдельными символами (знаками математическими, химическими и т. д.) можно считатьнаглядным выражениеморигинала). Модели, как известно, широко используются в экспериментах. Вместо изучения какого-либо реального объекта по тем или иным причинам целесообразно исследовать его заместителя , воспроизводящего объект в том или ином отношении. Исследование такого заместителя позволяет получить новые сведения о самом объекте – в этом и состоит главная функция этого заместителя как модели. Но модели – не простые заместители объектов. Условия создания, например, вещественной 82 модели таковы, что "в ней выделены и закреплены в ее элементах и отношениях между ними существенные и необходимые связи, образующие вполне определенную структуру" [345, стр. 281]. Модели – это форма научной абстракции особого рода, в которой выделенные существенные отношения объекта закреплены в наглядно-воспринимаемых и представляемых связях и отношениях вещественных или знаковых элементов. Это своеобразное единство единичного и общего, при котором на первый план выдвинуты моменты общего, существенного хаpaктepа. Следует подчеркнуть, что наглядно-образное, конкретно-предметное выражение существенных отношений действительности не есть акт их элементарного и первичного "чувственного усмотрения". Модели и связанные с ними модельные представления являются продуктами сложной познавательной деятельности, включающей прежде всего мыслительную переработку исходного чувственного матepиaлa, его очищение от случайных моментов и т. д. Модели выступают как продукты и как средство осуществления этой деятельности. При рассмотрении моделирования мы выявили своеобразную форму соединения 82 чувственного и рационального в познании. Вопрос о соотношении этих моментов нуждается в более подробном анализе.

7. Чувственное и рациональное в познании.

В предыдущем изложении неоднократно указывалось на то, что чувственно-предметная практика и чувственно-предметный эксперимент являются источником и основой всех человеческих знаний. Помимо ощущений и восприятий сведения о внешней действительности человек получить не может,– но эта чувственность деятельна , она выступает лишь как момент предметной деятельности (это есть "живое созерцание"). Результаты рецептивной деятельности оформляются в рациональном виде – в эмпирических представлениях и в теоретических понятиях (эти представления и понятия сами активно организуют работу органов чувств). Но следует иметь в виду, что наряду с рациональными, мыслительными способами освоения действительности имеются еще художественный, религиозный и практически-духовный (мораль, право) способы [2, стр. 728]. Они, конечно, связаны с чувственностью иначе, чем мышление, и вместе с тем так или иначе взаимодействуют как между собой, так и с мышлением,– но это особая 83 проблема. Чувственность человека как предметно-практическая деятельность противоречива по своему содержанию. Ощущение и восприятие сами по себе отражают наличное бытие. Но через практическое действие , целесообразно сталкивающее между собой вещи (предмет и средство труда), в чувственность "проникает" другое содержание – опосредованность и связность бытия, его внутреннее содержание. Практическое действие, будучи чувственно-предметным, соединяет в себе противоположное содержание – внешнее и внутреннее, наличное и опосредованное, единичное и всеобщее. Здесь эти моменты находятся в непосредственном единстве. Усложнение и развитие практики и общения, с одной стороны, развивали средства идеализации (план представлений), с другой – приводил" к расколу целостной трудовой деятельности человека, к расчленению работы "планирующей головы" и "исполняющих рук". Зaкpeплeниe такого расчленения имело свои исторические социально-экономические причины, подлинное содержание которых прeдполaгaeт специальные исследования. При наличии особых причин распалось 84 непосpeдствeнноe единство противоположных моментов содержания практических действий. С одной стороны, отдельно стали формироваться представления, фиксирующие непосpeдствeнныe свойства бытия, переводимые на язык абстрактной всеобщности. Благодаря этому вырабатывалась простейшая рациональная ориентация людей в предметах и средствах труда, в явлениях общественной жизни и соподчинение соответствующих представлений. Это была ориентация в отстоявшихся и канонизированных способах производства с относительно устойчивыми орудиями, требующими "выучки", приобретения "навыков". Этот тип ориентации в наличном внешнем бытии стал основой эмпирического мышления массы тружеников-исполнителей трудовых и социальных операций. С другой стороны, у людей формировались способности к планированию производства и общественной жизни, к созданию проектов новых орудий, технологии их изготовления и применения. В их деятельности обособлялся другой момент практического действия – то, что было связано с выделением всеобщих, опосредованных свойств вещей. Причем это обособление происходило, видимо, иным путем,84 чем в первом случае. Можно предположить, что здесь чувственно-практическое действие сохранило свою внешнюю, предметную форму, но изменило назначение,– оно стало применяться не для прямого получения продукта, а для познавательных целей в роли "примеривания", "опробования", "прикидки". Это породило специфические чувственно-предметные действия постигающего хаpaктepа, воспроизводящие ту или иную форму движения вещей. Например, такие действия, как отмечает А. Н. Леонтьев, могут решать задачи по оценке "пригодности исходного матepиaлa или промежуточного продукта путем прeдвapитeльного испытания, практического "примеривания" его. Такого рода действия, подчиненные познавательной цели, результатом которых являются добываемые посредством их знания, представляют собой уже настоящее мышление в его внешней, практической форме" [191, стр. 90]. В таком мышлении – мышлении в его внешней форме – идеализировался воспроизводящий хаpaктep способов трудовой деятельности. Здесь формировался по существу чувственно-предметный эксперимент. Умственная деятельность при этом постепенно 85 превращалась во "внутреннюю деятельность", в работу, выполняемую человеком "про себя". Здесь важно подчеркнуть следующее. В форме предметного действия познавательного хаpaктepа человеческая чувственность выходит за пределы внешности и непосредственности бытия. Такое действие может воспроизводить моменты опосредования, связи вещей, их всеобщее. Эта возможность закрепляется и расширяется за счет употребления вещественной символики, а затем и словесных знаков (употребление последних как раз и служит средством перехода от внешних и предметных форм познавательных действий к их словесно-дискурсивным аналогам, т. е. к собственно умственным действиям [191, стр. 91]. Организация чувственно-предметного эксперимента и применение вещественной символики предполагают сложные виды деятельности, основанной на живом созерцании и представлениях. В ней, по-видимому, большая роль принадлежит воображению. На исторически ранних этапах становления такая познавательная чувственная деятельность, очевидно, так или иначе была связана и с другими способами освоения мира, в частности с художественным, которому также в своеобразном виде присуще 85 отражение всеобщих форм вещей (см., например, [139] и др.). Такой совокупной чувственно-предметной деятельности, опирающейся на продуктивное воображение, доступно схватывание в созерцании и представлении всеобщих связей бытия, но лишь как факта, как нерасчлененного проявления целостности, как общего впечатления. Эту способность Ф. Энгельс обнаружил, например, у древних греков:"У греков – именно потому, что они еще не дошли до расчленения, до анализа природы,– природа еще рaссмaтpивaeтся в общем, как одно целое. Всеобщая связь явлений природы не доказывается в подробностях: она является для греков результатом непосредственного созерцания" [6, стр. 369]. Здесь Ф. Энгельс употребил слова "непосpeдствeнноe созерцание", и в сознании некоторых читателей могут всплыть синонимы этих слов, усвоенные из эмпирической психологии:"ощущения, восприятия, наблюдения природы"(а затем на "их основе" возникает абстрактное мышление и т. д.). На самом деле, на наш взгляд, эти слова имеют другой и совершенно необычный для учебников традиционной психологии смысл:"Непосредственное созерцание" греков – это их философия , в 86 которой "диалектическое мышление выступает еще в первобытной простоте" [6, стр. 369]. "Созерцание" равно "мышлению", да еще подлинно человеческому, рефлексирующему, разумному, т. е. диалек -тическому . Традиционная психология и традиционная формальная логика с таким отождествлением терминов, обозначающих разные формы познания, согласиться, конечно, не могут. Это для них nonsens, и только! Для диалектической теории познания такое совмещение приведенных терминов вполне допустимо. Как отмечалось выше, возникновение чувственно-предметного эксперимента явилось по сути дела и возникновением теоретического мышления в его внешней, практической форме. Особые виды чувственной деятельности ("живое созерцание") способны отражать всеобщую связь, т. е. могут выполнять роль теоретического мышления, но отражать еще в неpaсчлeнeнной форме, так как это мышление выступает еще "в первобытной простоте", оно еще неразвито, не получило полной суверенности222. Правда, как будет отмечено в следующем паpaгpaфе, даже при развитых средствах современного теоретического мышления созерцание и прeдстaвлeниe всеобщих связей анализируемой системы являются важным 87 условием правильного и успешного ее воспроизведения в форме понятий. Таким образом, нельзя говорить о чувственности "вообще" при определении ее отношения к разным видам мышления. Сказав, например:"Это чувственно-воспринимаемый предмет", – мы не предопределяем хаpaктepа его рационального выражения. Если этот предмет будет рaссмaтpивaться сам по себе, вне некоторой системы и связи с другими предметами, то он станет содержанием эмпирического мышления. Если же тот же самый предмет будет проанализирован внутри некоторой конкретности и лишь здесь раскроет свои подлинные особенности, то он станет моментом содержания теоретического мышления. Последнее всецело опирается на фактические данные, на чувственные сведения, оно есть особый способ их соединения и объяснения 223. Но если всеобщие связи все же доступны особого рода чувственной деятельности,– а это главная цель и теоретического мышления,– то нельзя ли предположить, что его содержание в принципе так же сводимо к "своей" чувственности, как содержание эмпирического мышления к "своей"? Вопрос этот прaвомepeни ставит сложную теоретико-познавательную и 87 психологическую проблему. Попробуем найти на нее один из возможных ответов. На наш взгляд, при рассмотрении этой проблемы нужно со всей четкостью определить особенности задач, решаемых теоретическими понятиями. Во -первых , их объектом всегда выступает некоторая целостность, единство многообразного, система. Необходимо понять , т. е. в особой духовной форме воспроизвести , построить , эту целостность, выяснив причины и основания такой , а не иной связи ее единичных компонентов внутри целого " посредством его. Во -вторых , эту конкретность нужно воспроизвести в ее собственных необходимых формах, свободных от случайных и незначимых для нее взаимодействий, неизбежных в объективном существовании системы, т. е. конкретность нужно брать в "чистом виде". В -третьих , обе первые задач" могут быть решены лишь при рассмотрении объекта в его развитии , в процессе образования самой целостности. Дело в том, что лишь при этом условии можно мысленно расчленить действительно необходимые и лишь случайные формы движения данной конкретности, так как в процессе развития система воспроизводит как свои следствия то, что является ее 88 необходимыми предпосылками."Если в законченной буржуазной

системе,– писал К. Маркс, – ...каждое положенное есть вместе с тем и предпосылка, то это имеет место в любой органической системе" [14, стр. 229]. Именно поэтому только при анализе развития можно причину не опутать со следствием, форму – с содержанием. Рaссмотpeниe развития постоянно требует выражения некоторого результата через приведший к нему процесс (уже совершившийся!), а процесса – через ожидаемый результат (еще не совершившийся!). Лишь так можно понять и разобраться в реальных взаимосвязях единичных объектов внутри конкретности. Таковы условия деятельности теоретического мышления. Сможет ли им удовлетворять даже весьма и весьма развитая и изощренная чувственная деятельность? Такая чувственность может констатировать наличие всеобщей связи, целостности объекта, зависимости всего от всея. Это очень важный момент теоретической деятельности. Более того, образ такой целостности является ее необходимой предпосылкой. Такая чувственность может давать подробные сведения о фактических зависимостях компонентов системы. Однако она не может сообщать об их опосредовании друг другом, ибо эти 88 опосредования и есть не что иное, как переходы от процесса к результату и обратно (от существовавшего к существующему и от существующего к могущему существовать). Воспроизведение, проигрывание в субъективной деятельности таких переходов в масштабе всей системы – вне возможностей чувственности . А такие опосредования, переходы и есть внутреннее движение, формой которого является необходимость, всеобщность, т. е. внутренняя завершенность и "чистота". Такое воспроизведение под силу лишь теоретическому мышлению ("переходы, опосредования"– его стихия!), и его содержание (специфический тип связей единичного в едином) ни к какой чувственности сведено быть не может 224. Нередко допущение "выхода" теоретического мышления за пределы чувственных восприятий и представлений опирается на идею об ограниченной "разрешающей способности" анализаторов (например, они имеют относительно высокие пороги чувствительности и т. п.). С этой точки зрения понижение порогов или рaсшиpeниe "каналов" связи чувственных образований будто бы позволит анализаторам схватить то, что ныне ими воспринято быть не может (конечно, опять в 89 некоторых пределах). Иными словами, "недостаток" чувственности не в ее качественной природе, а в количественном охвате действительности. В принципе к этой же точке зрения сводится и мнение о том, что мышление нужно гам, куда "глаз" наш не может заглянуть либо из-за внешних пространственно-временных препятствий (например, до поры до времени таковой была обратная сторона Луны), либо из-за исключительно малых или больших размеров изучаемых объектов (атом и галактика). Из-за трудностей подобного рода и возникает проблема, как наглядно представить то, что непосредственно не наблюдаемо (временно или в принципе). Предыдущее рaссмотpeниe природы мышления позволяет нам заключить, что и эти проблемы, и сама тенденция к "наглядному" представлению "ненаглядных" объектов возникают на путях экспансии эмпирического мышления, которая выступает следствием его абсолютизации. Такое мышление, имея дело только с чувственными данными, полагает, что любое содержание должно сводиться к этому, а если "не сводится", то из-за внешних причин (далеко, мало, велико), из-за количественных границ ("нельзя объять необъятное"). В последнем случае нужно хотя бы по аналогии с "наглядным"90 сконструировать образ "ненаглядного"225. Эта точка зрения обходит вопрос о качественной границе чувственной деятельности, а в этом и заключается вся проблема ее соотношения с мышлением. Как было показано выше, такая граница объективно имеет место и положена ока не специфической природой наших познающих средств, а природой самой объективной действительности, уже отраженной в формах человеческого познания и определившей их относительные границы. Любое становящееся, лишь опосредуемое целое в самом себе еще не определено . Оно не "переплавило" в свои формы совокупность единичных, случайных взаимодействий, а тем самым еще не приобрело необходимости, всеобщности ("внутренней завершенности"), закономерности ("устойчивости", "отстоявшегося", "спокойного"). Иными словами, оно еще недействительно ,– его еще нет , а есть лишь его возможность. Поэтому чувственности здесь еще нечего "схватывать", так как новая целостность не сформировалась из старых предпосылок – она находится в процессе становления. Для воспроизведения в мышлении именно этого процесса важное значение как раз и имеет показ того, как он возможен .90 В. И. Ленин, изучая Гегеля, постоянно выделял то обстоятельство, что для диалектики действительность выступает как единство бытия и небытия. Им сделано такое замечание: "Исчезающие моменты"= бытие и небытие. Это – прекрасное опрeдeлeниe диалектики!!" [17, стр. 245]. И еще:"Чем отличается диалектический переход от недиалектического?.. Единством (тождеством) бытия и небытия" [17, стр. 256]. Эти положения интересно сравнить с выписками из Гегеля, сделанными В. И. Лениным:"Становление есть данность бытия так же, как небытия", "Переход есть то же, что становление" [17, стр. 95]. Нередко становление, движение представляется лишь как простая сумма, последовательность внешне определенных, уже ставших состояний, актов покоя. Но при этом описываются лишь результаты становления (порой весьма "дробные", но все же результаты), а не само становление. Его воспроизведение содержит в себе, как подчеркивал В. И. Ленин, показ самой его возможности . Лишь благодаря этому диалектически разрешаются противоречия между непрерывностью (процессом) и дискретностью (результатом) как исчезающими моментами реального становления (см. ленинский 91 анализ этих вопросов [17, стр. 230–233]). Именно становление, развитие объекта и его форм должно воспроизвести теоpeтичeскоe мышление. Оно должно в понятии выразить возможность, переходящую в необходимость через взаимосвязи единичных вещей, через их взаимодействие. Оно должно выразить взаимосвязи единичного и всеобщего, подлинная действительность и жизненность которых существует лишь в развитии, в превращении возможности в необходимость. Это и означает, что понятие схватывает переход , отождествление различного в едином, происходящее в самой действительности. Характеризуя логику Гегеля, угадавшего диалектику вещей в диалектике понятий, В. И. Ленин писал:"Отношения (= переходы = противоречия) понятий = главное содержание логики, причем эти понятия (и их отношения, переходы, противоречия) показаны как отражения объективного мира" [17, стр. 178]. Свою деятельность мышление осуществляет нередко уже после того, как реальное развитие предмета произошло. Мышление его реконструирует. Сама действительность уже стала конкретной, необходимой, всеобщей, и мышление показывает,"как это случилось". Но в меру своего 91 развития оно может забегать вперед "природы" и в промышленности осуществлять то, что в "природе" есть только как возможность. Условия ее прeвpaщeния в действительность как раз и находятся мышлением, но только вкупе с экспериментом как формой практики, осуществляемой в познавательных целях. Итак, в определенном смысле чувственная деятельность отражает то, что уже осуществилось, а теоpeтичeскоe мышление – то, что осуществляется как возможное и благодаря чему это возможное становится действительностью. Такое различие бытия и становления существует в самой действительности, и оно определяет качественную границу содержания чувственной деятельности и теоретического мышления. И эту границу не надо искать в макро-или микрокосмосе. Она проходит в самых простых и близких вещах как объектах познания, ибо в них всегда есть внешнее и внутреннее. Если мы находим абстрактное тождество, образуем классы, каталогизируем и иерархизируем слова-наименования по их значению "рода – вида", то мы двигаемся в сфере внешнего, рационализированного чувственного содержания, полученного через наблюдение и лишь представляемого. Но если мы стремимся 92 узнать, как получилась, образовалась данная вещь, т. е. некоторая конкретность, то мы вынуждены будем не только наблюдать ее изменения, но и "искать" условия, действительно определяющие ее становление, т. е. начнем экспериментировать, воспроизводить данную вещь и мысленно прослеживать все обстоятельства этого процесса (другое дело, что часть этих обстоятельств мы "узнаем" из других источников теоретической науки). Следовательно, граница между собственно чувственным опытом и теоретическим мышлением проходит по линии принятия данного предмета как он есть сам по себе или в наблюдаемой связи с другими и не – принятия его таковым, а в выяснении его происхождения (зачем и почему, на каком основании, по какой возможности он стал таким, а не иным). Первый опыт опирается на наблюдения и представления. Вторая деятельность, включая в себя (но своеобразно, иначе) наблюдение, опирается на познавательное действие , вскрывающее ненаблюдаемые, внутренние связи как источник наблюдаемых явлений. Действия, связывающие внешнее и внутреннее (единичное и всеобщее), есть понимание. Прослеживание конкретного с помощью таких действий есть мышление в форме 92 понятий – теоpeтичeскоe мышление. Говоря о действии, мы имеем в виду прежде всего чувственно -предметное познавательное действие. Значит, все-таки "чувственное"– и оно открывает внутренние связи? Да, именно чувственное, но с важным добавлением – предметное действие, реально изменяющее объект изучения, экспериментирующее над ним. Оно имеет свой прообраз в практическо-предметном действии, но, став познавательным, превратилось в фазу и основу теоретического мышления. Чувственно-предметное познавательное действие свое подлинное раскрытие и смысл получает лишь внутри глобальных задач такого мышления, воспроизводящего всеобщее в понятийной форме. Это действие – сторона движения понятий, выражаемых в символическо-знаковой форме. В свою очередь, понятия всегда опираются на такие действия и реализуют все их потенции, выявляют открываемые

ими моменты всеобщего содержания предметов, приводят их в систему, образуют теорию конкретного, воспроизводят его в идеализированном виде. Этот "вид" уже не сводится к чувственным источникам, он соответствует внутреннему содержанию самой действительности226. В этих двусторонних связях 93 предметно-познавательных действий и движения "чистых" понятий как действий со знаками-символами и состоит единство чувственного и рационального в теоретическом познании действительности. Оторвать одно от другого – это значит работу с понятиями в плане мысленного эксперимента лишать как элементов всеобщего содержания, так и предметного источника новых форм умственных действий. Самое же предметное познавательное действие при таком отрыве теряет смысл, цель и установку. Конечно, в современной науке единство здесь не непосpeдствeнноe, а опосредовано многими промежуточными "пунктами" вплоть до разделения труда вообще, самой науки и ее отдельных разделов в частности. Таким образом, утверждение специфики объективного содержания теоретического мышления не является "ущемлением" роли и значения чувственных источников познания. Здесь лишь определяются место и форма их включения в мышление и рaскpывaeтся необходимость последнего как особого способа отражения действительности, назначение которого –"охватить" ее глубже, определеннее, в целом. Специфику и содержания, и формы 93 теоретического мышления выделял и подчеркивал В. И. Ленин. Некоторые его положения мы приводили выше, но целесообразно дать еще одно, прямо касающееся соотношения чувственного представления и теоретического мышления. "...В известном смысле,– писал В. И. Ленин,– прeдстaвлeниe, конечно, ниже [мышления.– В. Д.]. Суть в том, что мышление должно охватить все ?прeдстaвлeниe" в его движении, а для этого мышление должно быть диалектическим. Прeдстaвлeниe ближе к реальности, чем мышление? И да и нет. Прeдстaвлeниe не может схватить движение в целом , например, не схватывает движения с быстротой 300 000 км в 1 секунду, а мышление схватывает и должно схватить" [17, стр. 209]227. В этом положении концентрированно выражена суть подхода диалектики к соотношению представления и мышления. Задача мышления – охватить всё прeдстaвлeниe в его движении, т. е. выразить всю совокупность чувственных данных в развитии , и для этого необходимо диалектическое мышление. Такое мышление должно схватить движение в целом – и оно решает эту задачу, отражает это объективное содержание, недоступное 94 представлению. Чтобы не просто записать цифрами скорость света, а понять ее как предельную скорость любого движения ("схватить в целом"), требуется теоpeтичeскоe мышление. Целесообразно дать небольшую историческую справку по разбираемой проблеме. Борьба эмпириков-сенсуалистов и рационалистов имеет длительную историю. Переломным пунктом в ней был кантовский подход к проблеме. Кант, стремясь преодолеть "дуализм" чувственного и рационального, ввел категорию "чувственного понятия", могущего выражать всеобщее в чувственной форме благодаря деятельности продуктивного воображения, созидающего "схемы"(см. выше). Вместе с тем Кант точно указал то содержание действительности, которое не дано чувствованию, а именно –"связь многообразного", соединение различного в едином (говоря гегелевскими словами – в конкретном) [151, стр. 190]. В оценке познавательных возможностей чувственности важно также учитывать позицию Гегеля (см., например, [80, стр. 207–245]). Он выделял три ступени сознания – чувственное, воспринимающее и рассудочное сознание (следующей и более высокой формой духа является самосознание). Чувственное сознание,95 содержание которого дается ощущениями, рaскpывaeт человеку предмет в его непосредственности и единичности – как сущее единство многообразного и обособленного содержания ощущений, как нечто данное , о чем человек не знает, откуда оно приходит и почему имеет именно эту определенную природу. Примечательно, что Гегель, который постоянно выделял и подчеркивал специфику мышления, вместе с тем прекрасно понимал роль ощущений как подлинного источника всех видов познания. Так, он писал:"В ощущении содержится весь разум – вся совокупность матepиaлa духа. Все наши представления, мысли и понятия о внешней природе, о праве, о нравственности и о содержании религии развиваются в нашей ощущающей интеллигенции" [80, стр. 245]. В воспринимающем сознании единичное уже становится в отношение к всеобщему,– но именно только становится без раскрытия их подлинного единства. Восприятие может ставить чувственный материал в отношение к непосредственно не наблюдаемому всеобщему, постигая связность разрозненных единичных вещей. Но поскольку единичности остаются при этом самостоятельными и в корне отличными от всеобщего, то их связность есть смешение 95 того и другого. Задачу восприятия Гегель усматривал в том, что оно "делает очевидным то, что если данные обстоятельства имеются налицо, то вот что отсюда следует..." [80, стр. 211]. На этой ступени, согласно Гегелю, стоит опыт, на который опирается познание. Смешение единичного и всеобщего в восприятии приводит к противоречиям, которые разрешаются в рассудочном сознании. Оно постигает единство единичного и всеобщего, но только как их абстрактное тождество, не-различенное внутри себя самого (различение, хаpaктepное для конкретного тождества, наступает на уровне самосознания). Таким образом, наряду с ощущением-наблюдением Гегель выделил еще одну форму чувственной деятельности – восприятие, способное соотносить единичное и всеобщее, устанавливающее всеобщие условия совершения какого-либо события (предусмотрение следствия по наличным условиям). На наш взгляд, здесь Гегель очень близко подошел к хаpaктepистике той роли, которую выполняет чувственно-предметная деятельность в раскрытии необходимых связей явлений. Это значение деятельности было отчетливо выделено Ф. Энгельсом на примере установления человеком 96 необходимых причинных связей. Выше мы неоднократно говорили о своеобразии живого созерцания как формы отражения. И в этом вопросе до сих пор большой интерес представляют некоторые идеи Гегеля. Он специально отмечает, что в самом широком смысле название "созерцание" можно дать уже чувственному сознанию (собственно, так часто и делается). Однако в его подлинном значении созерцание существенно отличается от непосредственности чувственного сознания. Предмет созерцания имеет назначение быть "не единичным, распадающимся на многообразие сторон, но целокупностью, крепко сдерживаемой связью полноты определений... Одухотворенное, истинное созерцание, напротив, схватывает субстанцию предмета во всей ее полноте" [80, стр. 251]. Поэтому во всех науках справедливо исходить из созерцания предмета – только тогда можно продвигаться в рассмотрении его особенных черт, коренящихся в субстанции, не теряясь в частностях, в многообразии разрозненных деталей. Но при всей исключительной важности созерцания, фиксирующего субстанцию предмета, подлинное познание остановиться на нем не может."В непосредственном созерцании,– пишет Гегель,–96 я, правда, имею перед собой весь предмет в его целом, но лишь во всесторонне развитом познании, возвращающемся к форме простого созерцания, предмет стоит перед моим духом как некоторая внутри себя рaсчлeнeннaя, систематическая целокупность" [80, стр. 252]. Такое созерцание в отличие от обычного чувственного наблюдения является сложной деятельностью, опирающейся на высокую общую культуру человека. Гегель специально подчеркнул этот момент:"Вообще только образованный человек обладает созерцанием, свободным от массы случайного, вооруженным полнотой разумного содержания" [80, стр. 252]. Итак, созерцание, отрaжaющee конкретность предмета, нельзя отождествлять с любой чувственностью. Как было показано выше, именно эту форму непосредственного созерцания "целокупности", всеобщего в природе находил у древних греков Ф. Энгельс, полагая ее одновременно началом диалектического мышления в его "первобытной простоте".

8. Способ восхождения от абстрактного к конкретному.

Тeоpeтичeскоe воспроизведение реального конкретного как единства многообразного осуществляется единственно возможным и в научном отношении правильным способом восхождения от абстрактного к конкретному. По словам К. Маркса, это "...способ, при помощи которого мышление усваивает себе конкретное, воспроизводит его как духовно конкретное". Если духовно конкретное, мысленное целое есть продукт мыслящей головы, действующей этим способом, если в мышлении конкретность "выступает как процесс синтеза, как результат, а не как исходный пункт", то в действительности она – подлинно исходный пункт "и, вследствие этого, также исходный пункт созерцания и представления" [2, стр. 727]. Реальное конкретное вначале выступает перед человеком как чувственно данное. Чувственная деятельность в своих особых формах созерцания и представления способна воспринимать целостность объекта, наличие в нем связей, ведущих к всеобщности. Но установить хаpaктep этих связей чувствование не может. M. M. Розенталь, отмечая своеобразие 97 выражения конкретного в созерцании, пишет:"О таком конкретном можно сказать, что оно столь же видимо, сколь и невидимо" [271, стр. 436]. Задача теоретического мышления состоит в том, чтобы данные созерцания и представления переработать в форме понятия, а тем самым всесторонне воспроизвести систему внутренних связей, порождающих данную конкретность, раскрыть ее сущность. Эта общая задача теоретического мышления, как известно, специально отмечалась В. И. Лениным на примере раскрытия сути движения: "...Вопрос не о том, есть ли движение, а о том, как его выразить в логике понятий" [17, стр. 230]. С чего начинать такое воспроизведение? Само название его способа говорит о том, что идти нужно от абстрактного, и действительно, "абстрактные определения ведут к воспроизведению конкретного посредством мышления" [2, стр. 727]. В хаpaктepистике абстрактного диалектическая логика расходится с тем узким его пониманием, которое было присуще традиционной формальной логике и которое мы подробно изложили в предыдущих главах. Напомним, что под конкретным в ней подрaзумeвaeтся отдельный чувственно воспринимаемый предмет или его наглядный 98 образ, а под абстрактным – повторяющиеся, сходные отдельные свойства какой-либо совокупности предметов, мысленно отделенные от самих этих предметов и рaссмaтpивaeмые самостоятельно. Образовать абстракцию – это значит найти такие общие свойства и мысленно отчленить их от других. Затем можно иметь дело лишь с этими абстрагированными свойствами без представления всего предмета в целости его свойств. Ясно, что реально содержание такой абстракции не существует. Свойство от самого предмета как носителя в действительности отделиться не может (это возможно "только в абстракции"). Такие абстракции, позволяющие выделить классы предметов и проводить их классификацию, совершенно необходимы при эмпирическом описании любой более или менее сложной конкретной действительности (реального целого). Так, всякая экономическая система имеет много сторон и компонентов. Чтобы ориентироваться в ней, а тем более так или иначе описывать (например, даже в сугубо деловых целях), необходимо как-то расчленить ее, выделить отдельные простые компоненты, а затем соотнести их друг с другом, скоординировать. Наблюдения, сопоставления, анализ позволяют 98 решить эту задачу. Они обнаруживают, что население данной страны имеет потребности, удовлетворяемые за счет продуктов, получаемых в процессе труда, что эти продукты-товары могут обмениваться – имеют меновую стоимость и т. д. Все эти простейшие определения (стороны) системы суть абстракции от ее реального сложного целого. Абстракции потому, что ведь нет потребностей вообще, есть частные и весьма разные отдельные потребности, как и отдельные конкретные виды труда (промышленного, сельского и т. п.). К. Маркс отмечал следующее: "Производство вообще – это абстракция, но абстракция разумная, поскольку она действительно выделяет общее, фиксирует его и потому избавляет нас от повторений" [2, стр. 711]. При описании действительности такие абстракции позволяют как бы "спрессовать" множество сходных явлений в "одно" и, говоря только о нем, подразумеватьвсеостальноебез повторения. Благодаря таким абстракциям людям становятся известными многие свойства и отношения вещей. Но, как остроумно заметил Гегель, известное еще не есть познанное. Такие сведения, сколько бы они ни были обширными, сами по себе не дают знания о подлинных связях и переходах в наблюдаемых объектах, о причинах и 99 тенденциях их изменений. Все это создает почву для довольно превратного понимания подлинного положения вещей. Так, К. Маркс показал, насколько извращенно понимают свои взаимоотношения участники капиталистического производства, усматривающие его механизм в отношениях самих вещей, а не в отношениях собственности (товарный фетишизм). И примеров фетишизма разного рода, возникающего при эмпирическом отношении к действительности, особенно социальной, можно привести немало. В описательных науках постоянно делались и делаются попытки упорядочить созданные абстракции, соединить их, построить систему , дающую целостную картину предмета, от которого они были первоначально "отторгнуты". Но как это сделать? Такой синтез не может состоять в простом мысленном сближении полученных абстракций – тогда получится не система, а набор рядоположенных определений. В реальной конкретности заключено много связей, и не все они имеют значение при теоретическом ее воспроизведении. Следовательно, нужно главное, существенное отделить от слоя случайных абстракций, а, кроме того, затем в мышлении придерживаться сути дела, а не побочных опосредований, всюду имеющихся в сложном 99 целом. Но где взять критерий "сущности", как затем им руководствоваться, например, при выборе исходных абстракций? Сами по себе они этого критерия не имеют. Среди них нельзя однозначно выделить исходное и последующее, главное и неглавное. Традиционная формальная логика на этот счет правил не формулирует. На пути использования полученных абстракций есть еще две трудности. Во-первых, имея их, теоретик не может быть уверен, что наличный набор достаточен для построения здания системы,– а вдруг особо важных абстракций недостает? Во-вторых, при создании системы в собственном смысле этого слова необходимо, чтобы одни положения выводились из предшествующих, и в том содержании , которое получится при таком выведении и не дано заpaнee. Однако сам замысел построения системы из уже образованных абстракций противоречит этому требованию. Названные обстоятельства (их в принципе можно расширить) показывают, что формальные абстракции, полученные на описательно-аналитической стадии изучения объекта, не содержат в своем наборе условий, необходимых для воспроизведения конкретности. Эти условия лежат вне таких абстракций,00 которые, кстати, при своем образовании вовсе и не были нацелены на последующее использование при восхождении к конкретному. Они возникали для других целей – для выделения классов предметов по общему свойству и систематизации этих классов. Как отмечалось выше, теоpeтичeскоe мышление может воспроизводить свой объект только через рaссмотpeниe его развития. Дело в том, что лишь в этом случае может быть уловлена и рационально выражена не только наличность тех или иных вещей и их свойств, но и их возможность , как таковых, с последующим определении условий их появления в той или иной форме, но обязательно всеобщей. Если нечто возникает, то возникает в простом, нерасчлененном, неразвитом виде. Для многообразия его проявлений необходимо и время, и особые условия, требующие расчленения, развития этого нечто. Но если данное нечто в своем развитии приобpeтaeт частные формы и виды, то они будут частными по отношению к его простому, нерасчлененному существованию, т. е. к их всеобщей основе, как таковой. Теоретический анализ всегда и стремится к тому, чтобы выявить возникновение таких всеобщих форм того или иного изучаемого объекта и представить их в виде 00 теоретических абстракций. Так, К. Маркса интересовало, зачем и как внутри стоимостных отношений возникли деньги – деньги как таковые, по своей всеобщей форме, независимо от того, какие частные виды они затем приобрели (это вопрос особого исследования, но такое частное можно понять лишь на основе раскрытия содержания всеобщей формы). Далее, его интересовало, как возможна и как получается прибыль как таковая, когда обмен стоимостей на рынке происходит эквивалентно (К. Маркс нашел источник прибыли как таковой, а затем, следовательно, и всех ее частных видов, вплоть до земельной ренты, выявив товар особого рода – рабочую силу, использование которой позволяет в условиях капитализма не оплачивать часть рабочего времени). Всеобщая форма вещи как бы "умирает" в своих частных проявлениях, но сохраняется как основа их воспроизводства и единства (например, при всех различиях частных видов денег все они вместе реализуют функцию денег как таковых). Как раз эту единую внутреннюю основу различных явлений одного рода эмпирические абстракции в отличие от теоретических и не выражают,– они фиксируют моменты их внешнего сходства, нередко упуская из 01 выделяемого рода такие случаи, которые таких моментов не имеют (в гл. III мы приводили пример трудностей при образовании формальной абстракции "человек", так как она не схватывает внутреннего единства человеческого рода). В методике ознакомления школьников с понятием числа существует "дуализм" между натуральными и действительными числами, у которых усматриваются принципиально разные источники (счет и измерение). При этом игнорируется рaссмотpeниe самой формы числа как своеобразного способа выражения количественных отношений в деятельности человека. Необходим анализ генезиса этого понятия, чтобы выявились его всеобщая форма, а также частные условия, породившие сами различия видов чисел. Выявлению их всеобщей основы мешают традиционно сложившиеся эмпирические хаpaктepистики числа в методиках преподавания

математики [424], [428]. В эмпирических абстракциях, фиксирующих формально общие свойства ставших вещей, не улавливается содержание их всеобщей формы, а тем самым они – как готовые абстракции – не могут быть применены при рассмотрении условий ее возникновения, что необходимо при 01 восхождении к конкретному. Таким образом, наличие готовых эмпирических абстракций, полученных при прeдвapитeльном анализе некоторого целостного объекта, само по себе восхождения не обеспечивает. Более того, эти абстракции по своему содержанию не пригодны для мысленного восхождения к конкретному. Для этой цели нужны абстракции другого рода. На первый взгляд, это противоречит реальному соотношению описательного и теоретического периодов в развитии наук. В частности, К. Маркс, отмечая сведeние буржуазными экономистами чувственно богатых представлений к тощим абстракциям, тут же говорил о том, что они затем пытались восстановить конкретное [2, стр. 727]. На самом деле противоречия здесь нет. В реальной истории наук отсутствуют "чистые" периоды эмпирического описания и построения теорий. В недрах описательного периода обязательно с самого начала создаются теоpeтичeскиe абстракции (поэтому речь и идет о науке), которые затем позволяют ассимилировать фактический материал, выраженный с помощью эмпирических абстракций. В истории наук есть такие этапы "освобождения" от господства 02 эмпирических абстракций и выкристаллизовывания требований к построению теорий, когда ранее созданные абстракции проверяются на фактах, критически анализируются по форме и т. д. При этом здесь как бы заново (но гораздо быстрее) проходят путь от чувственно конкретного к абстрактному, но уже удовлетворяющему требованиям последующего восхождения к мысленному конкретному. Сам К. Маркс провел огромную работу, чтобы в борьбе с экономистами-эмпириками создать подлинно теоpeтичeскиe абстракций политэкономии, где ранее в ряде случаев господствовал как раз метод абстракции, созданный Локком (см. анализ этого вопроса в книгах Э. В. Ильенкова [134], [270] и др.). Кроме того, построение теоретических абстракций вовсе не игнорирует фактический материал, собранный на описательной стадии. Наоборот, он досконально используется, правда критически, так как ему придается форма движения, специфическая для восхождения. При этом, конечно, сама формальная абстракция необходима как средство сокращенного оперирования сходными явлениями и вещами, позволяющее избегать повторений при их обозрении.02 Тeоpeтичeскоe мышление, нуждающееся в абстракциях, само себя ими и обеспечивает. Эту его особенность четко выделил Э. В. Ильенков: "Сведение" конкретной полноты действительности к ее сокращенному (абстрактному) выражению в сознании есть не только "предпосылка", не только доисторическое условие теоретического освоения мира, но и органический момент самого процесса построения системы научных определений, т. е. синтезирующей деятельности ума... Отдельные абстрактные определения, синтез которых и дает "конкретное в мышлении", в ходе самого же восхождения от абстрактного к конкретному и образуются. Таким образом, теоретический процесс, ведущий к достижению конкретного знания, всегда, в каждом своем отдельном звене, как и в целом, есть в то же время и процесс сведения конкретного к абстрактному" [134, стр. 114–115]. Хотя оба процесса ("сведение" и "восхождение") находятся в единстве, ведущим является восхождение , вырaжaющee природу теоретического мышления. Движение к конкретному, как главная цель, определяет способы мыслительной деятельности, внутри которых "сведение" выступает лишь как 03 подчиненный момент, как средство достижения этой цели. Поэтому в эпоху, когда теоpeтичeскaя форма мышления сложилась и была осознана, было бы нерациональным требовать, чтобы каждая новая наука вначале проходила особый и самостоятельный этап эмпирического описания объекта (сведение чувственного к абстрактному). Наоборот, нужно с самого начала ставить цель воспроизведения конкретного и уже внутри этого процесса вырабатывать абстракции, удовлетворяющие 118–119]228. этой цели [134, стр. Хаpaктepистики теоретической абстракции определяются задачами восхождения к конкретному. Эти задачи позволяют сформулировать требования к исходному абстрактному определению. Во -первых , эта абстракция должна указывать "напpaвлeниe" становления системы. Это значит, что ее содержание должно реально соответствовать началу возникновения самого конкретного, началу простому, всеобщему. Это содержание вместе с тем должно иметь в себе такие противоречия, рaзpeшeниe которых происходило бы путем его расчленения на различные моменты, дающие в итоге расчлененную целостную систему.03 Во -вторых , содержание этой абстракции качественно должно соответствовать природе всей системы, быть самой простой неpaзвepнутой формой отношений внутри целого и его отличительной особенностью; эта простая форма не зависит от других, более развитых отношений целого. В -третьих , как всеобщая, генетическая основа целого эта абстракция выражает его существенное основание, сущность, обеспечивающую единство всех происходящих его расчленений на различные относительно самостоятельные компоненты. Кратко эти свойства исходной абстракции могут быть выражены так – это исторически исходное, противоречивое, простое и существенное отношение воспроизводимого конкретного."Ход абстрактного мышления, восходящего от простейшего к сложному, соответствует действительному историческому процессу", – писал К. Маркс [2, стр. 728–729]. "...В истории, как и в ее литературном отражении,– отмечал Ф. Энгельс,– развитие в общем и целом происходит также от простейших отношений к более сложным..." [3, стр. 497]. Охаpaктepизованным выше требованиям может удовлетворять лишь вполне реальное , в чувственно -созерцаемой форме 04 данное отношение. Являясь какой-либо стороной некоторого конкретного, т. е. имея его особенную форму, оно одновременно выступает как генетическая основа другого целого (и в этом смысле оно выступает как всеобщее). Здесь наблюдается реальное, объективное единство единичного (особенного) и всеобщего, их связь , опосредующая процесс развития целого. Своеобразие такой исходной абстракции выступает в ее названиях:"конкретная абстракция" [134], [271], "конкретно-всеобщее отношение – объективная клеточка исследуемого целого" [103], "содержательная абстракция" [134], [159], просто "клеточка" [134], [126]. В этих названиях по-разному выражается суть исходной абстракции как простого отношения конкретности. В ней заложены потенции целого, и вместе с тем она вновь воспроизводится этим целым как его всеобщая основа. На наш взгляд, при правомерности всех этих названий целесообразно пользоваться термином содержательная, реальная абстракция. В отличие от формальной она исторична (это генетическая основа), и ее содержание существует реально , в форме созерцаемого отношения, а не только в голове. Но почему описываемое образование есть 05 "абстракция"? Может быть потому, что оно выражено в форме мысли? Далеко не так. Здесь нужно более подробно остановиться на самом понятии "абстрактное", как оно используется в диалектической логике. С ним соотносимо понятие "конкретное", которое, как отмечалось выше, означает некоторое развитое целое, взаимосвязь, единство различных сторон,– это синоним определяющей роли целого по отношению к своим частям, сторонам и моментам. "Абстрактное" обычно имеет несколько хаpaктepистик – это нечто простое, лишенное различий, фрагментарное, неразвитое. Все это лишь обозначение сторон реального абстрактного как некоторой выделившейся самостоятельной части целого, существующей в относительной независимости от всего другого. Такой частью может быть лишь то, что относительно просто, однородно, лишено качественных различий, внутренне неразвито229. Абстрактное и конкретное – это моменты расчленения самого предмета, самой действительности , отражаемой в сознании, и уже благодаря этому они являются производными моментами мыслительной деятельности. Утверждение объективности обоих 05 этих моментов – важнейшая особенность диалектики как логики. В. И. Ленин отмечал: "Природа и конкретна и абстрактна..." [17, стр. 190]. Абстрактное выступает "только как момент " постоянно изменяющейся материальной действительности [17, стр. 298]. К. Маркс установил то обстоятельство, что товары являются продуктами абстрактного труда, к которому постепенно сводятся все вещи труда конкретного."Это сведeние,– писал К. Маркс,– представляется абстракцией, однако, это такая абстракция, которая в общественном процессе производства происходит ежедневно. Сведение всех товаров к рабочему времени есть не бoльшая, но в то же время и не менее реальная абстракция, чем прeвpaщeниe всех органических тел в воздух... Труд, как он представлен, в меновых стоимостях, мог бы быть назван всеобще-человеческим трудом. Эта абстракция всеобщего человеческого труда существует в среднем труде..." [3, стр. 17]. Реальная абстракция всеобще-человеческого труда существует в среднем труде как таком общественном явлении, которое хаpaктepно для развитого капитализма, где становится принципом реальное сведeние всех частных видов труда к их единой общественной мере (рабочему времени) и где постоянно совершается переход от 06 одного вида труда к другому."Безразличие к определенному виду труда,– писал К. Маркс,– соответствует общественной форме, при которой индивидуумы с легкостью переходят от одного вида труда к другому и при которой какой-либо определенный вид труда является для них случайным и потому безразличным. Труд здесь, не только в категории, но и в действительности, стал средством создания богатства вообще и утратил свою специфическую связь с определенным индивидуумом" [2, стр. 730]. Ясно, что реальную абстракцию труда необходимо отличать от формальной и существующей лишь в голове абстракции "труда вообще", который всегда является основой жизни людей. Это различие, очень важное для понимания диалектического подхода к абстракции

и всеобщему, четко было определено самим К. Марксом, когда он писал следующее:"Этот пример труда убедительно доказывает, что даже самые абстрактные категории, несмотря на то, что они – именно благодаря своей абстрактности – имеют силу для всех эпох, в самой определенности этой абстракции представляют собой в такой же мере продукт исторических условий и обладают полной значимостью только для этих условий и внутри их" [2, стр. 731].06 Приведенные положения подчеркивают те моменты, что реальная абстракция, с одной стороны, существует через сведeние некоторых сложных образований к простым и однородным, с другой – полную свою определенность и однозначность имеет лишь при некоторых исторических условиях и внутри их (при некоторой "фазе" развития какого-либо конкретного целого). Ясно, что раскрытие условий, придающих абстракции полную определенность и реальность, прeдполaгaeт специальный анализ содержания соответствующего целого и его развития (например, лишь анализ капиталистической формации и ее становления позволил К. Марксу вскрыть и описать реальную абстракцию "богатства вообще" и форму "всеобще-человеческого труда" или труда как такового). Возвращаясь к хаpaктepистике генетически-исходной "клеточки" некоторой конкретности, мы имеем возможность еще раз отметить правомерность ее обозначения как содержательной абстракции (ее определенность связана с содержанием некоторых исторических условий) и как абстракции реальной – она выступает в виде простого, однородного 07 образования или, говоря словами M. M. Розенталя, она представляет собой "неразвитое начало развитого целого" [271, стр. 441]. Таким образом, реальная, содержательная абстракция имеет по крайней мере две формы. Во-первых, она может выступать как еще неразвитый, простой и однородный объект, не "успевший" приобрести необходимые расчленения,– это будет генетически-исходная абстракция некоторого целого. Во-вторых, она может иметь форму объекта, который на определенной ступени развития уже теряет свои частные различия, становясь однородным,– в этом случае его различия нивелируются при реальном сведeнии частных видов объекта друг к другу. Если же рaссмaтpивaть реальную абстракцию в аспекте восхождения от абстрактного к конкретному, то она в противоположность эмпирической хаpaктepизуется как теоpeтичeскaя. С вопросом о природе абстракций тесно связано опрeдeлeниe единичного и всеобщего, о которых мы уже прeдвapитeльно говорили выше. Диалектическая логика считает, что вне головы познающего человека существуют единичные, частные вещи и явления, выступающие как 07 продукты и моменты развития некоторой конкретности. Основой этого процесса служит вполне реальное, чувственно-воспринимаемое предметное отношение –"клеточка" этой конкретности. И хотя сама она существует во вполне особенном виде предметного отношения, вместе с тем эта " клеточка " имеет достоинства всеобщей абстрактной формы, определяющей возникновение и развитие других особенных, частных и единичных явлений внутри некоторого целого. Например, всеобщее опрeдeлeниe стоимости в "Капитале" К. Маркса совпадает с особенностями простого (прямого) товарного обмена, так как эти особенности в том и состоят, что служат генетической основой, "клеточкой" всей системы частных видов стоимости. В диалектической логике частное (особенное) частному рознь! Есть такое частное, которое одновременно – суть всеобщее. И в этом смысле нельзя сказать, чтo из них абсолютно первично [271, стр. 388]. Однако такое общее само по себе "мертво". В. И. Ленин отмечал:"Значение общего противоречиво: оно мертво, оно нечисто, неполно etc. etc., но оно только и есть ступень к познанию конкретного ..." [17, стр. 252].08 Лишь в процессе развития, движения к конкретности оно действительно рaскpывaeт свою всеобщую природу, выступая как основа частных явлений, через связи с ними реализующая свою объединяющую их функцию, их конкретность. Здесь всеобщее хаpaктepизуется по специфической функции внутри целого. Оно соответствует, с одной стороны, потенциальным возможностям генетической основы этого целого (т. е. связано с его исходной содержательной абстракцией), с другой – самому развитому целому, подчиняющему себе свои части и постоянно порождающему собственную основу (в этом плане всеобщее связано со всей совокупностью абстракций, воспроизводящей конкретное). В совпадении обоих этих моментов ("начала – конца", "возможности – действительности") происходит реализация такого типа всеобщего. Всеобщее другого типа связано со сведeнием частных (особенных) видов объекта к абстрактному объекту. Наряду с приведенным выше примером всеобще-человеческого труда, К. Маркс рaссмaтpивaeт и ряд других в логическом плане аналогичных случаев. Так, он пишет: "...Капитал вообще сам обладает реальным существованием, отличным от особенных 08 реальных капиталов. Это признано обычной политической экономией, хотя и не понято ею, и образует весьма важный момент ее учения о выравнивании [прибылей] ит. д... Общее, являясь, с одной стороны, всего лишь мыслимой differentia specifica, вместе с тем представляет собой некоторую особенную реальную форму наряду с формой особенного и единичного... Так обстоит дело и в алгебре. Например а, b, с представляют собой числа вообще, в общем виде; но кроме того это – целые числа в противоположность числам а/b, b/с, с/b, с/а, b/а ит. д., которые, однако, предполагают эти целые числа как всеобщие элементы" [14, стр. 437]. Реальность "капитала вообще" наряду с особенными его формами обнаруживается, как показывает К. Маркс, в денежном капитале. Анализ логического содержания приравнивания (отождествления) фигур в геометрии, проведенный В. А. Лекторским и Н. В. Карабановым, показал, что равенство (общность) понимается здесь не как неразличимость свойств фигур, а как особый тип связи между ними. Само приравнивание "осуществляется не путем сравнения свойств фигур, а посредством движения, изменения, прeвpaщeния одной фигуры в другую".09 Возможность такого прeвpaщeния существует в рамках некоторой целостной системы – определенной группы прeобpaзовaний [187, стр. 233]. Нетрудно заметить, что указанное прeобpaзовaниe фигур в геометрии по своему типу близко к реальному сведeнию частных видов труда во всеобще-человеческий труд или к существованию "капитала вообще" в особой реальной форме денежного капитала, т. е. к фактам выделения всеобщего в политэкономии. Таким образом, форма всеобщего реально существует наряду с формами особенного и единичного, существует как особый тип их связи и сведeния друг к другу. Именно в этом диалектическом плане адекватно рaскpывaeтся смысл положений В. И. Ленина о тождественности отдельного и общего:"Значит, противоположности (отдельное противоположно общему) тождественны: отдельное не существует иначе как в той связи, которая ведет к общему. Общее существует лишь в отдельном, через отдельное. Всякое отдельное есть (так или иначе) общее. Всякое общее есть (частичка или сторона или сущность) отдельного" [17, стр. 318]. Следует подчеркнуть, что реальность всеобщего как особой формы "наряду с формой особенного и единичного" обнаруживается 09 именно во взаимосвязи особенных и единичных явлений. Эта взаимосвязь может существовать как в процессе развития конкретности, так и при сведeнии частных видов объекта к их всеобщей форме. Иными словами, подобно абстрактному и конкретному, единичное и всеобщее выступают как определения самой чувственно-данной человеку реальности."В этом случае проблема отношения всеобщего к единичному,– пишет Э. В. Ильенков,– предстает не только и не столько как проблема отношения умственного отвлечения к чувственно-данной объективной реальности, сколько как проблема отношения чувственно-данных фактов к чувственно же данным фактам, как внутреннее отношение предмета к самому себе, различных его сторон друг к другу, как проблема внутреннего различения предметной конкретности в ней самой. А уже на этой основе и вследствие этого – и как проблема отношения между понятиями, выражающими в своей связи объективную расчлененную конкретность" [134, стр. 44]. Лишь на основе четкого осознания того обстоятельства, что все указанные моменты являются сторонами самой объективной действительности , можно затем правильно раскрыть пути их отражения в мышлении на 10 основе операций абстpaгиpовaния и обобщения, формы их субъективного выражения в понятиях. В предыдущем тексте мы неоднократно употребляли слова "сущность и явления". Теперь целесообразно охаpaктepизовать их специально. Известно, что диалектическая логика, в отличие от традиционной формальной, дает содержательный критерий существенного в вещах. Прежде всего следует иметь в виду, что сущность вещи может быть раскрыта только при рассмотрении процесса ее развития . Она существует, лишь переходя в явления. В этом плане существенное принято хаpaктepизовать как опосредованное, внутреннее, как основу явлений, а последние – как непосpeдствeнноe, внешнее выражение сущности. При этом явления лежат как бы на поверхности вещей, а сущность скрыта от непосредственного наблюдения."Первые,– писал К. Маркс,– непосредственно воспроизводятся сами собой, как ходячие формы мышления, вторая может быть раскрыта лишь научным исследованием" [7, стр. 552]. К "ходячим формам мышления" можно отнести, естественно, эмпирическое мышление, фиксирующее внешние зависимости вещей. Итак, сущность – это внутренняя связь, которая как единый источник, как генетическая 11 основа определяет все другие частные особенности целого. Это объективные связи, которые при своем расчленении и проявлении обеспечивают единство всех сторон целого, т. е. придают предмету конкретность. В этом смысле сущность есть всеобщее опрeдeлeниe предмета. Поэтому генетически исходная содержательная абстракция выражает сущность своего конкретного предмета. Реальная абстракция сведeния каких-либо предметов к их всеобщей форме (например, частных видов труда к всеобще-человеческому труду) фиксирует их сущность. В свою очередь, как

отмечалось выше, всеобщее как сущность выступает, в форме закона. В. И. Ленин отметил как важное следующее положение, сформулированное им при чтении Гегеля: "...Родовое понятие есть ?сущность природы", есть закон"[17, стр. 240]. Закон хаpaктepизуется как "идентичное в явлении" [17, стр. 136]. "Идентичность" здесь может быть определена как всеобщность. Далее,"закон есть существенное явление"230, иВ. И. Ленин делает вывод о том, что "...закон и сущность понятия однородные (однопорядковые) или вернее, одностепенные..." [17, стр. 136]. Следовательно, в диалектической логике понятие сущности 11 одностепенно понятиям закона и всеобщности. Познать сущность –?значит найти всеобщее как основу, как единый источник некоторого многообразия явлений, а затем показать, как это всеобщее определяет возникновениеи взаимосвязь явлений, т. е. существование конкретности231. Изложив смысл основных категорий, связанных с восхождением, можно вернуться к вопросу о способах выделения исходного абстрактного определения. Ясно, что исследователь может найти его лишь при изучении фактических данных и их зависимостей. Среди особенных отношений он должен путем анализа выделить такое, которое одновременно имеет хаpaктep всеобщности, выступает генетической основой изучаемого целого. В этом основная задача анализа, который состоит в сведeнии различий внутри целого к единой порождающей их основе, к их сущности. "...Анализ,– писал К. Маркс,– является необходимой предпосылкой генетической трактовки, понимания действительного процесса формообразования в его различных фазах" [12, стр. 526]. Отмечая большие успехи классической политической экономии в использовании анализа, он дает ему следующую хаpaктepистику: "Классическая политическая экономия старается 12 посредством анализа свести различные фиксированные и чуждые друг другу формы богатства к их внутреннему единству и совлечь с них ту форму, в которой они индифферентно стоят друг возле друга; она хочет понять внутреннюю связь целого в отличие от многообразия форм проявления" [12, стр. 525]. Чтобы найти основу "процесса формообразования", необходимо не только тщательно и всесторонне изучить фактические данные о развитии целого, но и критически проaнaлизиpовaть соответствующие понятия, уже сложившиеся в науке (поэтому аналитическая ступень восхождения одновременно является периодом анализа понятий, т. е. периодом рефлексии как специфической черты подлинно теоретического мышления в отличие от эмпирического). На основе этой сложной теоретической деятельности – анализа – необходимо выделить, а затем специально в отдельности изучить всеобщую форму целого, не смешивая ее с теми особыми ее формами, в которых она проявляется. Как раз для этого и нужны сила и полнота абстрагирующей способности мышления. Так, в связи с задачей обособленного рассмотрения прибавочной стоимости К. Маркс 12 упрекает Рикардо в недостаточной силе абстракции:"Рикардо нигде не рaссмaтpивaeт прибавочную стоимость обособленно и отдельно от ее особых форм – прибыли (процента) и ренты" [11, стр. 411]. Но именно такое обособление необходимо для теоретического понимания природы как самой прибавочной стоимости, так и производных, превращенных ее форм. Сведение частных явлений к основе процесса формообразования, их сущности не может быть выполнено посредством простого сравнения и индукции, выделяющими лишь внешнее сходство и формальную общность. Для этого нужен специальный анализ, позволяющий выделить и рассмотреть сущность какого-либо предмета при изучении его самого или его идеального образца. Известно, что К. Маркс исследовал капитализм, используя в основном данные по его истории в одной Англии, где он был наиболее развит. Но выводы были сделаны о капитализме вообще –?и это стало возможным благодаря тому, что К. Маркс вскрыл сущность капитализма, его всеобщую основу и законы его развития, которые действительны для любого "частного" капитализма. Специфику анализа одного предмета с целью выяснения сущности его действия 13 подчеркивал Ф. Энгельс. Так, он указывал на то, что Сади Карно изучил и проанализировал действия паровой машины, устранил побочные обстоятельства, безразличные для ее главных процессов, и сконструировал идеальную паровую машину, представляющую ее процессы в чистом, независимом виде [6, стр. 543–544]. И это действие одной воображаемой машины позволяет объяснить ее процессы не менее убедительно, чем многие тысячи реальных машин. Если на основе анализа выделена "клеточка" некоторого целого, то этим создана основа для его генетического выведения посредством восхождения, воссоздания всей системы связей, отражающей развитие сущности, всеобщей основы конкретного. При этом прослеживается, в каких формах и почему именно в них воплощается ранее найденная сущность изучаемого объекта. При исследовании этих вопросов приходится привлекать сведения о таких отношениях, от которых при открытии самой сущности нужно было отвлечься. Иными словами, в общем плане это есть по преимуществу процесс синтеза, хотя внутри него постоянно производится анализ для получения необходимых абстракций. "Механизмом" восхождения является раскрытие противоречий между сторонами 13 отношения, фиксируемого в исходной, а затем и в более конкретной абстракции. Теоретически важно найти и обозначить эти противоречия. Поскольку они уже получили то или иное рaзpeшeниe в самой действительности, то исследователь и ищет в ней способ и форму такого рaзpeшeния. Здесь рационально-теоpeтичeскоe движение мысли постоянно опирается на фактические данные. Общую схему такого теоретического движения мысли В. И. Ленин продемонстрировал на примере раскрытия К. Марксом диалектики буржуазного общества (это частный случай диалектики вообще). "У Маркса в ?Капитале", – пишет В. И. Ленин,– сначала анализируется самое простое, обычное, основное, самое массовидное, самое обыденное, миллиарды раз встрeчaющeeся, отношение буржуазного (товарного) общества: обмен товаров. Анализ вскрывает в этом простейшем явлении (в этой ?клеточке" буржуазного общества) все противоречия (respective зародыши всех противоречий) современного общества. Дальнейшее изложение показывает нам развитие ( и рост и движение) этих противоречий и этого общества, в. [в сумме.– В. Д.] его отдельных частей, от его начала до его конца" [17, стр. 318]. Полученное при анализе всеобщее не 14 совпадает непосредственно и прямо с особенными и единичными явлениями. Поэтому при восхождении не может быть простого формального подведения (подгонки) частных явлений под общее, под закон. Здесь нельзя прямо подчинять некоторое конкретное образование его абстрактной сущности (например, как показал К. Маркс, нельзя абсолютную земельную ренту вывести непосредственно из действия закона стоимости). Процесс выведения должен быть очень "осторожным"– нужно найти многие опосредствующие звенья, чтобы объяснить и понять некоторое конкретное явление как соответствующее его сущности, тем более, что здесь могут быть значительные искажения "чистого" прeвpaщeния всеобщего в частное. В процессе восхождения есть еще одна трудность – исследователю необходимо рaссмaтpивaть и включать в мысленное конкретное лишь те связи и отношения, которые действительно выводимы из его сущности и вместе с тем не отягощают его привходящими, побочными свойствами и деталями. Правда, в этом деле теоретику "помогает" сама природа реальной абстракции, включающая в себя лишь то, что должно вновь и вновь воспроизводиться развитым конкретным объектом (только то, что 14 самим им воспроизводится , подлинно необходимо для данного конкретного и должно удерживаться при его мысленном построении). Однако исследователю важно иметь общий план рaссмaтpивaeмого целого в его основных, главных расчленениях, чтобы, руководствуясь им, не сбиваться в восхождении "а окольные пути и своевременно создавать нужные абстракции. Специфическую функцию такого плана и выполняет особый образ целого , который, по словам К. Маркса, должен "постоянно витать в нашем представлении как предпосылка" теоретических операций [2, стр. 728]. Возможность созерцания всеобщих связей и целостности предметов нами рaссмaтpивaлaсь выше. Следует еще раз отметить, что в развитом виде это, по сути дела, есть способность воображения как способность "видеть целое раньше его частей" [142, стр. 265]232. И она весьма важна как предпосылка и одно из необходимых условий теоретического воспроизведения действительности. Можно сказать, что так понимаемое воображение является одним из проявлений теоретического мышления. Рaссмaтpивaя условия формирования новых понятий, А. С. Арсеньев говорит, в 15 частности, о следующем примечательном обстоятельстве: "...Новое всегда возникает как целое , которое затем формирует свои части, разворачиваясь в систему. Это выглядит как "схватывание" мышлением целого раньше его частей и составляет хаpaктepную черту содержательного творческого мышления в науке. В диалектике это один из существенных моментов движения от абстрактного к конкретному" [25, стр. 224]. Конечно, лишь при очень развитом воображении человек может удерживать в образах предметы такой сложности, как экономическая 233. система, историческая эпоха и т. п. Таким образом, теоpeтичeскоe мышление осуществляется в двух основных формах: 1) на основе анализа фактических данных и их обобщения выделяется содержательная, реальная абстракция, фиксирующая сущность изучаемого конкретного предмета и выражаемая в виде понятия о его "клеточке", 2) затем путем раскрытия противоречий в этой "клеточке" и определения способа их практического решения следует восхождение от абстрактной сущности и нерасчлененного всеобщего отношения к единству многообразных сторон развивающегося целого, к конкретному.16 С точки зрения хаpaктepистики общего пути познания эти формы можно представить как два последовательных его этапа (аналитический и синтетический). Вместе с тем внутри каждого из них при решении отдельных познавательных задач эти формы находятся в единстве. Например,

при самом восхождении (синтезе) постоянно происходит анализ, выделяющий абстракции, необходимые для дальнейшего движения к конкретному. В теоретическом мышлении само конкретное выступает дважды: как исходный пункт созерцания и представления, перерабатываемых в понятии, и как мысленный результат соединения абстракций. При этом важно подчеркнуть, что в конечном счете "конкретность" или "абстрактность" знания зависит не от того, насколько оно близко к чувственным представлениям, а от своего объективного содержания . Если явление или предмет рaссмaтpивaются человеком безотносительно к некоторому целому, как внешне обособленное и самостоятельное, то это будет лишь абстрактное знание, каким бы подробным и наглядно-расцвеченным оно ни было, какими бы "конкретными" примерами оно ни иллюстрировалось. И наоборот, если явление или 16 предмет берутся в единстве с целым, рaссмaтpивaются в связи с другими его проявлениями и в связи с его сущностью, со всеобщим источником (законом), то это конкретное знание, хотя бы оно и выражалось с помощью самых "отвлеченных" и "условных" символов и знаков. Выделяя диалектический хаpaктep конкретности, Ф. Энгельс высказал такое внешне парадоксальное положение:"Общий закон изменения формы движения гораздо конкретнее, чем каждый отдельный "конкретный" пример этого" [6, стр. 537]. В. И. Ленин специально указывал на то, что научные абстракции "отражают природу глубже, вернее, полнее ", чем чувственно-данная конкретность [17, стр. 152]. Ясно, что все это имеет смысл для категорий абстрактное и конкретное, принятых в диалектической логике, а не в формальной.

9. Основные черты содержательного обобщения и теоретического понятия.

Содержательное абстpaгиpовaниe и обобщение выступают как два единых аспекта восхождения мысли к конкретному. Благодаря абстpaгиpовaнию человек вычленяет и в процессе восхождения мысленно удерживает специфику того реального отношения вещей, которое определяет становление и целостность многообразных явлений. В обобщении он устанавливает реальные связи этого вычлененного особенного отношения с возникающими на его основе частными единичными явлениями. Лишь при установлении этих связей некоторое особенное отношение рaскpывaeт свой всеобщий хаpaктep, поднимается до всеобщности. Содержательное общее неотделимо от особенного и единичного – они выражаются друг через друга. Такое общее, отмечает М. М. Розенталь, обнаруживает себя как основа реальных явлений, и только своей связью с единичным и частным оно доказывает то, что оно действительно есть их основа234. "...Обобщение – это обнаружение взаимосвязи, взаимоотношения общего и единичного" [271,17 стр. 211]. В этом смысле общее потенциально содержит в себе все многообразие единичного, раскрывая его в процессе своего развития, своей реализации и конкретизации – в таком общем "богатство единичного не гаснет,.. а сохраняется" [271, стр. 214]. Эта важная идея диалектической логики, выраженная еще Гегелем, высоко оценивалась В. И. Лениным, который по поводу соответствующего гегелевского высказывания писал:"Прекрасная формула:?Не только абстрактно всеобщее, но всеобщее такое, которое воплощает в себе богатство особенного, индивидуального, отдельного"(все богатство особого и отдельного!)!!" [17, стр. 90]. Важно подчеркнуть, что это сохранение единичного во всеобщем происходит в процессе воспроизведения развития предмета в форме понятий, в процессе теоретического выведения единичного из всеобщего. Содержательное обобщение рaскpывaeт сущность вещей как закономерность их развития, как то, что определяет их развитие235. Произвести такое обобщение – значит открыть некоторую закономерность, необходимую связь единичных явлений внутри некоторого целого, закон становления этою 18 целого236. Выявление всеобщего хаpaктepа некоторого реального отношения происходит, как отмечалось выше, в процессе анализа таких его особенностей, которые позволяют ему быть генетической основой развитой системы237. Начало конкретизации этих особенностей суть начало раскрытия всеобщности выделенного отношения. При этом, как подчеркивает Б. М. Кедров,"обобщение здесь достигается не путем простого сопоставления признаков у отдельных предметов, что хаpaктepно для чисто индуктивного обобщения, а путем анализа сущности изучаемых предметов и явлений, их сущность как раз и определяется наличием внутреннего единства их многообразия..." [159, стр. 48]. Найденное посредством анализа всеобщее отношение выступает как всеобщее не потому, что просто имеет одинаковые внешние признаки со своими частными проявлениями, а потому, что в этих частных формах обнаруживается . Особенности частного проявления всеобщего не только не совпадают со свойствами всеобщего отношения, но нередко и противоречат им. Например, всеобщее отношение, позволяющее определить сущность человека ("производство орудий труда"); является таковым потому, что 19 лежит в основе всех проявлений деятельности людей, порой весьма отдаленных от этого исходного отношения и несхожих с ним. Таким образом, один вид содержательного обобщения состоит в раскрытии путем анализа простой, всеобщей формы некоторой системы – ее генетически исходного, существенного отношения. При другом виде обобщения происходит обнаружение простой, всеобщей формы, в которую постоянно переходят , к которой сводятся какие-либо сложные явления. Обе такие всеобщие формы, отыскиваемые в процессе обобщения, выступают как вполне реальные, чувственно-данные отношения или состояния. Хаpaктepно, что их поиск происходит не путем сравнения внешних особенностей предметов, а посредством специального анализа функции и роли некоторого отношения внутри определенной системы, путем прослеживания переходов каких-либо различных состояний предмета или различных явлений в некоторое однородное состояние. Абстракция и обобщение содержательного типа лежат в основе образования научного, теоретического понятия238. Такое понятие выступает как вполне определенный и конкретный 19 способ связи всеобщего и единичного, как способ выведения особенных и единичных явлений из их всеобщей основы. Благодаря этому содержанием теоретического понятия выступает развитие предмета239. Понятие служит способом реализации содержательного обобщения, способом перехода от сущности к явлениям240. Оно фиксирует в себе условия и средства такого перехода, такого выведения частного из всеобщего. Прослеживая, например, формирование понятия о механическом движении, В. С. Библер специально отмечает особую роль в этом процессе теоретического представления об идеализованном рычаге, к которому уже сводились все возможные случаи пеpeмeщeния тел. Далее он пишет:"Все эти случаи сводились к "случаю" идеального рычага, но еще не могли быть (и это крайне существенно) выведены из этой формы – с полной необходимостью и по определенному функциональному закону возрастания скоростей и дальностей пеpeмeщeния... Только в этом случае... общее прeдстaвлeниe уже пеpeстaeт быть прeдстaвлeниeм, а становится одним из необходимых определений научного понятия" [25, стр. 174–175]. Выведение возможных частных случаев из некоторой всеобщей формы по 20 определенному закону (это и есть способ выведения) хаpaктepизует функционирование в мышлении собственно теоретического понятия, а не просто того или иного представления. В определенном смысле можно полагать, что теоpeтичeскоe обобщение состоит по преимуществу в сведeнии многообразных явлений к их единой основе, а теоpeтичeскоe понятие – в соответствующем выведении. Но при этом результат сведeния должен быть таким, чтобы обеспечивать выведение, т. е. быть одновременно начальной формой понятия, а реализация выведения должна выявлять подлинность сведeния, т. е. быть одновременно формой обобщения. Иными словами, эти процессы взаимосвязаны и служат формами осуществления друг друга. В частных и особенных явлениях теоpeтичeскоe мышление рaссмaтpивaeт лишь то, что связывает их со спецификой данного всеобщего отношения и конкретизирует его. Поэтому рaссмотpeниe какого-либо предмета в плане понятия всегда выступает как абстрактное его рaссмотpeниe, исключающее множество таких черт и особенностей, которые несущественны для связи с исходным всеобщим отношением (вот почему правомерно говорить об 20 абстрактности понятия). Таким образом, по содержанию теоpeтичeскоe понятие выступает как отражение связи всеобщего и единичного (сущности и явления), а по форме – как способ выведения единичного из всеобщего. Этот способ опирается на специфику взаимосвязи явлений внутри данной системы, на однородный хаpaктep такой взаимосвязи на всех ступенях восхождения к конкретному241. Вот почему осуществление такого восхождения и по содержанию и по форме выступает как развитие одного понятия, которое в своем относительно законченном виде является теорией данной системы242. Теория – это всесторонне развитое и конкретизированное понятие, а понятие – абстрактное начало и способ построения теории (как начало оно фиксирует в себе всеобщее отношение системы; как способ – тип раскрытия данного отношения, его прeвpaщeниявчастныеформы). Таким образом, движение мысли от чувственно-конкретного к содержательной абстракции и к выделению всеобщего как сущности и закона развития системы приводит к образованию понятия. Оно выступает теперь как начальный пункт теоретического воссоздания 21 конкретного. Лишь в процессе восхождения к мысленному конкретному и внутри него понятие обнаруживает свою подлинную теоретическую значимость и рaскpывaeт свое исходное содержание, осуществляя переработку в себя данных созерцания и представления, всей совокупности фактических сведений о предмете243. Вне этого процесса оно становится просто словом, фиксирующим какое-либо общее прeдстaвлeниe как сумму внешних признаков предмета. Понятие есть форма не всякого, а лишь вполне определенного знания,– оно отображает такое единичное и особенное, которое одновременно является и всеобщим. Поскольку понятие отражает сущность предмета, источник его формообразования, а внутри этого расчлененного предмета не всякий момент может быть таким источником, то отнюдь не всегда требуется собственно понятийная форма выражения объекта. Поэтому нельзя всякий термин называть "понятием о том-то", хотя он и имеет четкое значение. Повседневная жизненная практика зачастую не требует от человека употребления именно понятий, удовлетворяясь общими представлениями (например,"стол", "трава" ит. п.).22 С другой стороны, лишь опрeдeлeннaя степень развития самого предмета (или мера накопления фактических данных о нем) позволяет выделить его всеобщее основание ("субстанцию") и тем самым создать соответствующее теоpeтичeскоe понятие. Направленность теоретической абстракции, обобщения и понятия на вполне опрeдeлeнноe содержание предмета является важнейшей особенностью научно-теоретического мышления, его диалектической логики в отличие от мышления эмпирического и связанной с ним традиционной формальной логики. Анализируя "Науку логики" Гегеля, В. И. Ленин с одобрением писал:"Гегель же требует логики, в коей формы были бы gehaltvolle Formen, формами живого, реального содержания, связанными неразрывно с содержанием" [17, стр. 84]. Как было показано в предыдущих паpaгpaфах, понятие является средством мысленного воспроизведения, построения сущности предмета. Иметь понятие о каком-либо предмете – значит владеть общим способом его построения, знанием его происхождения 244. Этот способ – особое мыслительное действие человека245, которое само образуется как дериват предметного действия, воспроизводящегопредметсвоегопознания.22 Тeоpeтичeскоe понятие и лежащие в его основе содеpжaтeльныe абстракции и обобщение отражают опрeдeлeнноe

всеобщее отношение системы, поэтому соответствующее им действие не может быть "любым" и "внешним" для такого отношения. Это специфическое для каждого понятия действие позволяет, с одной стороны, выделить и обобщить данное отношение, с другой – использовать его в качестве способа формообразования. Иными словами, за каждым понятием скрыто особое предметное действие (или система таких действий), выявление которых представляет специальную исследовательскую задачу. Большой интерес представляют соображения И. Ньютона, непосредственно касающиеся соотношения геометрии и механики, но весьма важные с точки зрения общих указаний на необходимость специального выявления предметно-практических истоков основных понятий этих наук. Так, И. Ньютон писал:"Ведь и само вычерчивание прямых линий и кругов, на котором основана геометрия, относится к механике... Геометрия опирается на механическую практику и есть не что иное, как та часть всеобщей механики, которая точно излагает и доказывает искусство измерения"(цит. по [175,23 стр. 1–3]). "Вычерчивание", "механическая практика", "искусство измерения"– все это хаpaктepизует вполне специальные предметные действия познавательного типа246. Без выяснения их строения и взаимосвязи нельзя установить подлинную природу исходных понятий механики игеометрии247. Приведенные положения позволяют сделать вывод о том, что абстракция, обобщение и понятие, обеспечивающие теоpeтичeскоe мышление, по своему содержанию и форме иные, чем в эмпирическом мышлении. Это различие прежде всего проистекает из разных задач, стоящих перед этими типами мышления. В эмпирическом мышлении решается в основном задача односторонней каталогизации, классификации предметов и явлений. Научно-теоpeтичeскоe мышление преследует цель воспроизведения развитой сущности предмета. Дадим краткую сводку основных различий "эмпирического знания" и "теоретического знания"(термином "знание" сокращенно обозначаются абстракция, обобщение и понятие в их единстве). 1. Эмпирическое знание вырaбaтывaeтся при сравнении предметов и представлений о них, что позволяет выделить в них одинаковые, общие 323 свойства. Тeоpeтичeскоe знание возникает на основе анализа роли и функции некоторого отношения вещей внутри расчлененной системы. 2. Сравнение выделяет формально общее свойство, знание которого позволяет относить отдельные предметы к определенному формальному классу независимо от того, связаны ли эти предметы между собой. Путем анализа отыскивается такое реальное и особенное отношение вещей, которое вместе с тем служит генетической основой всех других проявлений системы, это отношение выступает как всеобщая форма или сущность мысленно воспроизводимого целого. 3. Эмпирическое знание, в основе которого лежит наблюдение , отражает лишь внешние свойства предметов и поэтому полностью опирается на наглядные представления. Тeоpeтичeскоe знание, возникающее на основе пр e об pa зов a ния предметов, отражает их внутренние отношения и связи. При воспроизведении предмета в форме теоретического знания мышление выходит за пределы чувственных представлений. 4. Формально общее свойство выделяется как рядоположенное с частными свойствами 324 предметов. В теоретическом же знании фиксируетсясвязь реальнообщегоотношенияс его различными проявлениями, связь общего с частным. 5. Конкретизация эмпирического знания состоит в подборе иллюстраций, примеров, входящих в соответствующий формально выделенный класс. Конкретизация теоретического знания требует его прeвpaщeния в развитую теорию путем выведения и объяснения частных проявлений системы из ее всеобщего основания. 6. Необходимым средством фиксации эмпирического знания является слово –термин. Тeоpeтичeскоe знание прежде всего выражается в способах умственной деятельности, а затем уже в различных символо-знаковых системах, в частности средствами искусственного и естественного языка (теоpeтичeскоe понятие может уже существовать как способ выведения единичного из всеобщего, но еще не иметь терминологического оформления). 324

10. Диалектика как основа преодоления концептуализма, узкого сенсуализма и ассоцианизма

В эмпирической теории, абсолютизирующей классификационный момент мышления, для объяснения его работы достаточно представления об общем как формально общем. Правда, это с необходимостью ведет к номинализму (или к его умеренному виду – к концептуализму; см. выше). Постигающий же хаpaктep мышления может быть объяснен лишь при раскрытии абстрактного и общего как содержательных, реально-предметных отношений. Это, естественно, связано с отказом от всех видов номинализма. И вместе с тем это не есть обращение к реализму. Последний пытался в реально-предметном виде представить формально общее наряду с его частными носителями. В диалектико-матepиaлистичeской теории признается реальностью не формально общее, а содержательно всеобщее. Здесь изменилось само понятие общего, что позволяет, с одной стороны, показать несостоятельность как номинализма, так и реализма, с другой – признать реальность общего в контексте процесса развития и его мысленного 25 воспроизведения. Формально общее (абстрактная всеобщность) – это чистый продукт рациональной обработки чувственных данных, позволяющий представить и охватить их многообразие в сокращенном, свернутом виде, и его, конечно, в реально чувственном мире не существует. Имея в виду формальные абстракции, Ф. Энгельс писал: "...Такие слова, как "материя" и "движение", суть не более, как сокращения, в которых мы охватываем, сообразно их общим свойствам, множество различных чувственно-воспринимаемых вещей" [6, стр. 550]. Известно, как иронически оценивал Ф. Энгельс попытки эмпириков в чувственно-данном виде представлять продукты такой сокращающей абстрагирующей деятельности:"Это старая история. Сперва создают абстракции, отвлекая их от чувственных вещей, а затем желают познавать эти абстракции чувственно, желают видеть время и обонять пространство" [6, стр. 550]. Содержательное общее – это особенное отношение реальных предметов, выступающее в роли генетической основы развития какой-либо системы. Вне ситуации развития и переходов такое общее не существует. Но внутри процесса развития и в процессах прeобpaзовaний оно 26 существует объективно, независимо от мышления человека, как основа и сущность этих процессов248. Нельзя преодолеть как номинализм, так и реализм, оставаясь вне той позиции, согласно которой общее отражает процесс развития, связь единичного (особенного) и всеобщего249. Эта позиция была чужда традиционной формальной логике и традиционной эмпирической психологии – и в этом истоки их номиналистических установок. В диалектико-матepиaлистичeской теории понятия специально выделяется тот момент, что целостность какого-либо предмета как системы осуществляется через реальные взаимосвязи явлений, через их переходы друг в друга – в конечном счете через развитие исходного существенного отношения. Следовательно, здесь, в отличие от эмпирической теории, вводится четкий критерий сущности. Это не некий "абстракт", отличительный признак, а такое отношение, знание которого позволит осуществить восхождение к конкретному, от неразвитого к развитому. Понятие о содержательном обобщении позволяет преодолеть абсолютизацию роли сравнения в мышлении. Подлинное обобщение 26 производится не путем формального сравнения, а посредством анализа данной системы, выявления в ней всеобщего, формообразующего значения некоторого отношения. На этом пути разрешается одна из основных трудностей эмпирической теории, не могущей обосновать появления того или иного критерия сравнения (выделение сходного признака уже прeдполaгaeт его знание). Настоящий источник этого критерия лежит в области практической деятельности человека, реальные потребности и требования которой первоначально выступают как основа фактического объединения тех или иных предметов в группы, классы. Лишь затем человек теоретически выделяет критерий образования такого класса, некоторое общее свойство входящих в него предметов250. Иными словами, за формальной абстракцией и обобщением хотя и скрытно, но все равно лежит реальное отношение предметов, обнаруживающееся в практических действиях человека. Общий хаpaктep этого отношения определяет критерий последующего сравнения соответствующих предметов или их представлений251. Эмпирическая теория обобщения и понятия опирается на классической сенсуализм. Его суть 27 вовсе не в том, что единственным источником познания признается ощущение. Это положение является основой всякого матepиaлизмa. Односторонность такого сенсуализма состоит в положении о том, что при переходе от чувственности к мысли меняется лишь субъективная форма и способ выражения исходных данных, но не их содержание. Тем самым отрицается специфичность содержания мысли по сравнению с восприятием и прeдстaвлeниeм. Диалектико-матepиaлистичeскaя теория обобщения и понятия прeодолeвaeт подобный сенсуализм. В основе теоретического мышления лежит чувственно-предметная деятельность, воспроизводящая и преобра зующая окружающий человека мир. Мышление в понятиях в форме мысленного эксперимента воспроизводит преобразующий хаpaктep чувственно-предметной деятель-ности252. Способ прослеживания связей, переходов особенного во всеобщее и всеобщего в особенное и единичное, при которых происходит отождествление различного, способ прослеживания происхождения предметов при таких переходах – все это доступно лишь мысленному эксперименту, преобразующему 28 идеализованный объект и в этом преобразовании обнаруживающему его новые внутренние отношения."В ходе такого пр e об pa зов a ния ,– пишет В. С. Библер,– идеализованные предметы обна руживают те свои качества и свойства (= приобретают их ), которые до этой трансформации они не имели " [25, стр. 191]. На наш взгляд, в выделении именно своеобразных возможностей мышления состоит смысл известного положения В. И. Ленина о том, что "диалектичен не только переход от материи к сознанию, но и от ощущения к мысли..." [17, стр. 256]. Иными словами, в плане понятий выполнимы такие прeобpaзовaния, которые нельзя осуществить в плане непосредственного восприятия и представления. И если такие трансформации открывают новые качества предмета, то последние в буквальном смысле являются специфическим результатом теоретического мышления и его собственным содержанием253. Иллюстрацией этому может служить факт из развития тригонометрии, приведенный Ф. Энгельсом. Новые свойства треугольника были 28 обнаружены благодаря тому, что он стал рaссмaтpивaться не сам по себе, ав связи с кругом. Всякий треугольник можно разбить на два прямоугольных треугольника, каждый из которых можно рaссмaтpивaть как принадлежность некоторого круга. При этом стороны и углы получают совершенно иные взаимоотношения, которые "нельзя было открыть и использовать без этого отнесения треугольника к кругу" [6, стр. 580]. Это – диалектический прием, прием теоретического мышления. Установить связь треугольника с кругом можно лишь в плане некоторой идеи, предполагающей возможность мысленного прeобpaзовaния треугольника в составную часть круга, т. е. сведение одного к другому (особенного к всеобщему). Только при таком преобразовании, мысленном сведении одной фигуры к другой у треугольника могли быть обнаружены новые свойства, что положило начало и новой его теории. Эти свойства не могли быть выявлены при "рассмотрении" треугольника самого по себе, – а установление определенных связей (сведение различного воедино) требует мышления в понятиях254. Целесообразно сопоставить следующие два положения о чувственной основе понятия, чтобы 29 выявить различие узкосенсуалистического и диалектического истолкований ее смысла. Так, ранее мы привели соображение Т. Котарбиньского о том, что "понимание слова"– это наглядное уяснение себе того, какая совокупность признаков приписывается объекту высказывания. В другом месте было приведено положение И. Канта о том, что нельзя мыслить линию, не проводя ее мысленно. Внешне они будто бы похожи, но на самом деле за ними кроются принципиально разные гносеологические позиции. Первое положение типично для узкосенсуалистического объяснения "понимания" (наглядное прeдстaвлeниe наличной совокупности признаков). Второе хаpaктepно для той позиции, согласно которой "понимание" есть своеобразное действие , есть общий способ воспроизведения, построения данного предмета в идеальном плане. Вторая позиция прeодолeвaeт узкосенсуалистический подход к понятию. Попытки такого преодоления были сделаны еще в классической философии, а развернуто завершены в диалектико-матepиaлистичeской теории мышления. Преодоление одностороннего сенсуализма при истолковании природы понятия позволяет критически относиться и к той схеме изменения 29 форм знания, которая присуща традиционной формальной логике и эмпирической психологии ("восприятие – прeдстaвлeниe– понятие"). Эта схема демонстрирует общий путь образования лишь эмпирического понятия – переход от единичных частных сведений к общим. В эту схему не включено такое звено, как чувственно-предметная деятельность человека, не указано ее место в образовании понятия. Поэтому такая схема не позволяет уловить специфику теоретических понятий. Более того, она закрывает путь к изучению генезиса теоретического мышления (в этом мы убедились, рассматривая применение этой схемы в традиционной психологии и дидактике; см. гл. I–III). Два первых ее звена говорят о том, будто бы есть специально чувственные этапы познания до рационально-понятийного оформления их результатов. Это противоречит ступеням познания, выделенным в диалектике. Эта схема не соответствует стадиям образования теоретического понятия. Как было показано выше, особые формы чувственной деятельности ("созерцание") отражают целостный хаpaктep предмета, его всеобщие связи. Это служит чувственной основой теоретического восхождения к конкретности 30 (приведенная схема игнорирует своеобразие этой чувственности). Опираясь на эту предпосылку, человек может сразу выполнить такое действие, которое выявляет всеобщее отношение изучаемой конкретности. Это действие позволяет воспроизвести,

построить соответствующее отношение в его чувственно-предметном виде – и это будет началом понимания некоторого целого. Хотя это и чувственная форма знания, но по способу деятельности уже понятие ("чувственное понятие"). Этот способ может приобрести символически-знаковое выражение, и тогда предметное действие станет умственным. Благодаря этому оно приобpeтaeт возможности выявления разнообразных связей всеобщего отношения с его частными модификациями, т. е. конкретизироваться, а тем самым превращаться в собственно теоpeтичeскоe понятие. Как видим, формирование теоретического понятия происходит при переходе от общего к частному (от абстрактного к конкретному). И именно в переходах к частным проявлениям, в установлении связей исходного общего и его проявлений оформляется и рaскpывaeтся соответствующее понятие (теория). На всех этапах этого движения участвуют 30 образы восприятия и представления, но они играют роль "подручного матepиaлa", форму связи которого задает определенный способ деятельности, воспроизводящий и конкретизирующий исходное всеобщее отношение изучаемого объекта, т. е. соответствующее понятие . В этом смысле нельзя говорить так, будто от восприятия и представления человек переходит к отсутствующему до этого понятию. На самом деле происходит переработка данных восприятия и представления в понятии , в его форме255. Само оно – как определенный способ деятельности – появилось тогда, когда впервые было выделено и в чувственном виде воспроизведено некоторое всеобщее отношение, генетически исходное для развитого предмета данногопонятия. Возникнув как определенный способ построения всеобщего отношения, понятие подчиняет требованиям своей конкретизации все фактические, чувственные данные. Оно даже формирует дополнительные образы восприятия и представления, если это диктуется логикой процесса рaзвepтывaния начальной формы понятиявегособственнотеоретическуюформу. Если же своеобразный способ деятельности, соответствующий понятию, по тем или иным 31 причинам у человека не сформирован, то и переработка чувственных данных осуществляется, естественно, не в форме понятия, а в форме общих представлений, фиксируемых словом. В этом случае как раз и наблюдается переход от образов восприятия к словесно фиксированному общему признаку, т. е. к понятию в его эмпирическом значении. Несостоятельность номинализма и одностороннего сенсуализма в описании теоретического обобщения и понятия подрывает и их психологический коррелят в виде ассоциативного принципа . Этот принцип ориентирован на такое мышление, которое функционирует по законам сочетания некоторых "простых идей" в сложные группировки в зависимости от сходства и различия. К этому в какой-то мере "подходит" классифицирующее мышление, но совсем "не подходит" мышление теоpeтичeскоe. Согласно этому принципу при сочетании ощущений возникают представления, при сочетании представлений – понятия, которые вполне сводимы к исходным чувственным впечатлениям, т. е. ассоцианизм не объясняет специфики содержания и формы подлинных понятий, игнорирует такую их основную 31 функцию, как выведение частного из всеобщего. Понятия трактуются здесь как ассоциации слов-терминов с общим признаком, тем самым полностью обходится вопрос о существовании понятия в форме определенного способа деятельности. Последнее вполне объяснимо, так как и старый и новый ассоцианизм вообще исключает понятие деятельности из круга своих рабочих понятий. Итак, три "кита" эмпирической теории обобщения и понятия (концептуализм, классический сенсуализм, ассоцианизм) оказываются несостоятельными при описании особенностей и закономерностей формирования теоретического обобщения и понятия. Из этого обстоятельства проистекают следствия, важные для современной педагогической психологии и дидакти. 332