Матезиус О стабильн лит яз

Конечно, не может быть и речи о том, чтобы во имя лучшего исторического познания современному литературному языку предписывались суверенные нормы, которые при явном расхождении с действительной практикой нельзя было бы отменить; речь идет о кодификации современного отстоявшегося употребления и об ограничении функционально не обусловленных колебаний. За наивысший критерий при этом будет принята функциональная отшлифованность языка. Последняя будет определять объем и направление стабилизации; стремление же к национальному своеобразию языка должно содействовать такой шлифовке языка, а не противоречить ей. Необходимо учитывать, что не все элементы языка требуют или допускают стабилизацию в равной степени. Первоочередные задачи, стоящие перед богемистами, изложены в тезисах, подготовленных Пражским лингвистическим кружком для I международного съезда славистов, который проходил в Праге в 1929 г. С некоторыми пояснениями я должен напомнить здесь о следующем: «Орфография, являясь продуктом чистой условности и практики, должна быть легкой и ясной в той мере, в какой это позволяет ее функция зрительного различения. Частое изменение орфографических правил, особенно если это не служит их упрощению, находится в противоречии с принципами устойчивости». «В номинативных формах нужно учитывать индивидуальность языка, то есть не следует при отсутствии настоятельной необходимости в этом использовать неупотребительные или малоупотребительные в языке формы (например, в чешском составные слова или слова, образованные с помощью заимствованного суффикса от родного корня». Было бы, однако, ошибкой устранять из-за не обычности образования Выражения, вошедшие в обиход и обладающие точностью специального термина, как, например, слово barvotisk «цветная печать» Вследствие частой употребительности и полезности допустимы также выражения, образованные гибридным способом, например; houslista «скрипач», korunovace «коронация», nadace «фонд» и т. д. «Что касается источников пополнения словаря, то лексическому пуризму нужно противопоставить стремление к максимальному обогащению словаря и его стилистическому разнообразию; однако наряду с богатством словаря нужно добиваться также точности его смысла и устойчивости там, где этого требует функция литературного языка.

В области синтаксиса необходимо стремиться не только к индивидуальной лингвистической экспрессивности, но и к богатству возможных дифференциаций значений. Таким образом, с одной стороны, следует укреплять черты, свойственные данному языку (например, глагольное выражение в чешском языке), а с другой - нельзя из-за синтаксического пуризма сужать запас такого рода возможностей, целесообразность которых и в синтаксисе должна определяться функциями языка». Так, невозможно из чешского юридического языка или других специальных языков целиком устранить номинативные, конструкции. «Для индивидуальной экспрессивности языка морфология имеет значение только в своей общей системе, но не в частностях. Поэтому с функциональной точки зрения она не играет той роли, какую приписывали ей пуристы старого типа. Не следовательно, следить за тем, чтобы бесполезные морфологические архаизмы не увеличивали без надобности расстояния, существующего между книжным и раз говорным языком».

Принципы, изложенные выше, лишь внешне сокращают объем работы, которую накладывает на наших чехистов забота о новом литературном чешском языке. Круг специальных под ведомственных им вопросов сужается, но вместе с тем их база углубляется, а новый материал, на который приходится опираться, требует и новых исследований. Если основой для стабилизации нового литературного чешского языка должен стать язык чешской литературы последнего полувека, то этот язык необходимо как следует изучить. Метод Берлица, рекомендованный в этих целях покойным Эртлем, не вполне удовлетворителен. Требуется систематическое, с использованием тонких методов, научное изучение нового литературного чешского языка, так как в этом направлении было сделано еще слишком мало. Необходим, например, всесторонний понятийный анализ чешской лексики, тщательное изучение синонимии и антонимов, хотя для подобного анализа у нас еще нет достаточно хороших инструментов. Нужно будет старательно учиться у иностранных лингвистов и отшлифовывать собственное умение наблюдать, чтобы при анализе не ускользнул даже самый тончайший смысловой оттенок, еле заметное отклонение в мелодической или динамической линии. Уже нельзя сослаться и на то, что из научных соображений необходимо сначала фундаментально исследовать старый язык, ибо новое направление лингвистики отвергает и этот аргумент. В период, когда международные конгрессы лингвистов по инициативе сторонников сравнительного метода в языкознании призывают к систематическому изучению современного состояния языка, нет никаких причин для отговорок, что подобное изучение не может практиковаться и у нас, в тех случаях, когда такой анализ вызывается не только теоретическими, но и практическими потребностями.

С практической точки зрения необходимо, чтобы стремление к стабилизации языка как можно скорее привело к созданию трех хороших пособий, на которые могла бы прежде всего опереться школьная практика, направленная на внедрение литературного чешского языка. В первую очередь это должен быть словарь, используемый в школе и дома. Заслуживает всяческого одобрения, что наконец начал выходить благодаря заботам чешской Академии обширный «Настольный словарь чешского языка»; его достоинства необходимо оградить от дискредитации, которая исходит от сторонников пуризма, утверждающих, что этот словарь имеет описательный, но отнюдь не нормативный характер. Если мы не признаем нормативный характер «Настольного словаря» (а против этого не выдвинуто никаких научных доводов), то сами обречем себя в течение нескольких десятилетий на полное отсутствие авторитетного справочника литературного языка, ибо невозможно в ближайшее время приступить к изданию подобного словаря, основанного на новых принципах. Однако для того чтобы «Настольный словарь» принес ощутимую пользу, его следует дополнить изданием небольшого, однотомного словаря, который бы отражал результаты первого, был бы доступен по цене и таким образом служил бы в качестве обязательного учебного пособия для всех институтов и профессиональных школ. В такой словарь могла бы войти лишь основная часть словарного состава современного литературного чешского языка, которая была бы детально охарактеризована со стороны семантики и синтаксиса; в таком словаре должны были бы быть систематически указаны синонимы и антонимы, а в вопросах орфографии и морфологии он заменил бы «Правила чешского правописания».

Вторым нормативным пособием должна явиться грамматика современного литературного чешского языка, составленная с практическим уклоном и излагающая материал со строго синхронной точки зрения на характерологической основе. Ее не следует перегружать ни детальными правилами, применение которых можно отразить в словаре, ни архаическим мате риалом и историческими экскурсами; она должна отчетливо и ясно отражать языковую систему современного чешского литературного языка и его характерные черты. Своеобразие языка, однако, нагляднее всего может выявиться в результате сравнения. Подобная грамматика может использовать дифференциальные методы на базе самых известных у нас иностранных литературных языков, указывая тем самым на грозящую опасность чужеземных влияний. Само собой разумеется, что такая грамматика должна быть составлена с функциональной точки зрения и трактовать языковые явления так, как они предстают перед человеком, владеющим письменным и раз говорным языком. Здесь может выявиться преимущество не только методического, но и дидактического порядка, ибо при грамматических объяснениях появится благоприятная возможность опереться на языковой опыт самих учеников.

Наконец, нужна также книга по стилистике чешского языка, которая бы показала, как наш литературный язык приспосабливается к требованиям различных функциональных стилей. Невозможно, да этого и не требуется, чтобы все при любых обстоятельствах писали одинаково. Языковое реформаторство, не признающее или не желающее признать данное положение, заранее обречено на провал. Поэтому я подчеркиваю, что стабильность литературного языка должна быть очень гибкой. Если кто-либо мне возразит, что подобное требование делает неосуществимым строго научное определение правильной языковой нормы, то я соглашусь с этим, но добавлю, что в строгие научные рамки нельзя поставить ни один живой язык. Языковая практика есть и всегда была результатом очень сложных взаимодействий различных сил, и лингвисты должны радоваться, если им удается хотя бы частично осуществить свое нормализаторское воздействие. Языковая культура является прежде всего предметом практического испытания и отбора. Можно спорить о принципах подхода к решению данного вопроса, но нельзя создать систему контроля над языком, которая бы функционировала точно и бесперебойно, как автоматический электрический выключатель. Однако мы можем и должны воспитывать у людей чувство заботы о нашем языке и сделать последнее составной частью общего образования нашего народа. В связи с этим перед специалистами встает трудная задача по обучению стилю, чем у нас, особенно в высшей школе, к сожалению, пренебрегают. Само собой разумеется, что нельзя обучить индивидуальному стилю, но основательная тренировка в использовании основных видов функциональных стилей является фактором, игнорировать который не имеет права ни одна школа любого культурного народа. Это осуществляется в странах с давней культурной традицией, и мы также должны осознать, что языковая неграмотность, которая обычно проявляется у нас в письменных или печатных работах, свидетельствует больше о недостаточной стилевой подготовке, чем о слабом знании грамматики. Необходимо выдвинуть требования, чтобы каждый образованный чех овладел ясным и соответствующим тематике слогом изложения. Тогда описание этого слога, тренировка в этом слоге будут основой всей стилистической подготовки в наших школах и основной заботой авторов буду щей книги о чешской стилистике. На этой основе будет уже легко перейти к овладению другими видами функциональных стилей, с которыми мы чаще всего сталкиваемся в повседневной жизни, в особенности к аргументированному изложению, имеющему ораторский характер, и к различным типам изложения - эпическому, драматическому и занимательному.

* Vilém Mathesius. O potřebé stability ve spisovném jazyce, в сб. «Čeština a obecný jazykozpyt», Praha, 1947, стр. 415—435.