Литература по Идеологии / Европейская перспектива Беларуси

Другая Европа. Беларусь как уникальный случай двойной трансформации

ных средств получения информации; существование свободных и честных выборов; зависимость политики правительства от преференций избирателей.16

Роберт Даль, оставаясь верным концепции Шумпетера, придал ей определённую функциональность, обратившись к тем условиям, которые необходимы для честных и свободных выборов. Гильермо О’Доннел17 предположил, что даже данный функциональный аппарат не будет работать без соблюдения последнего условия – «верховенства закона» по отношению ко всем членам данного общества. Иначе говоря, в разговоре о демократических режимах и у Даля и у О’Доннела появляется новая составляющая – либеральное государство, способное как обеспечить процедуру проведения выборов демократическими институтами (критерии полиархии), так и быть достаточно сильным для поддержания верховенства закона.

Наконец, в область дефиниций необходимо включить различение между политическим либерализмом и политической демократией. По мнению Шмиттера и О’Доннела18, несмотря на то что процессы демократизации и либерализации исторически зачастую совпадают, тем не менее, они различаются по своему содержанию и не являются синонимичными. Таким образом, политическая либерализация не всегда соответствует демократизации и наоборот. Первое (либерализация) означает создание гарантий, которые защищают индивида или социальные группы от арбитражных или нелегальных действий, инициированных государством или другими акторами. Демократизация является, по сути, созданием структур, альтернативных власти, цель которых – поддерживать принцип подотчётности (accountability) самой власти обществу. Вкратце идея подотчётности состоит в том, что субъекты власти должны ipso jure отвечать за свои действия либо бездействия перед другими субъектами. Иными словами: возможно разделение на вертикальную и горизонтальную подотчётность. В вертикальной системе субъекты власти «отчитываются» перед избирателями, и те решают, оставить в силе контракт с политиком (переизбрав его/её) либо расторгнуть его. Речь здесь идёт не только о выборах и ex post ретроспективной подотчётности, но и о подотчётности ex ante, когда избиратели могут «выкинуть любого политика из его резиденции», не дожидаясь окончания действия мандата. Горизонтальная подотчётность относится к принципу разделения ветвей власти и к наделению различных субъектов власти достаточными полномочиями для создания системы «балансов и сдержек».

В случае если демократизация не следует за либерализацией, мы можем говорить о либеральном авторитаризме. В подобной системе, которую Шмиттер

иО’Доннелл назвали «dichtablanda», наличие некоторых гарантированных политических прав граждан сочетается с отсутствием механизма подотчётности

иконтроля над властью. Другим примером может служить традиция конститу-

201

Алексей Пикулик

ционного либерализма в условиях монархии (Великобритания позапрошлого века). В другом сценарии либерализация может не последовать за демократизацией. В этом случае мы можем говорить о нелиберальной демократии. Эту систему Шмиттер и О’Доннелл назвали «democradura». В подобном политическом режиме механизм подотчётности сосуществует с ограниченными политическими правами граждан. Ещё одна версия этого режима трактуется как «делегативная демократия» (О’Доннелл, Фиш19, Закария20). В этом случае граждане не вмешиваются в действия власти ex ante, жертвуя частью своих прав, но гарантированно могут прийти к избирательным урнам после окончания иммунитета правителей и принять меры ex post.

Таким образом, я предлагаю следующую типологию политических режимов: 1) нелиберальный авторитаризм, 2) либеральный авторитаризм, 3) нелиберальная демократия и 4) либеральная демократия21 – в зависимости от сочетания признаков либерализма/авторитаризма в политическом режиме. Созданные дефиниции я предлагаю перевести в «количественное измерение» при помощи индексов Freedom House22. Рейтинги этого агентства в целом соответствуют критериям полиархии. Freedom House ранжирует режимы по шкале свободы–несвободы за счёт пары индексов: гражданские/политические права. Под «политическими правами» понимаются: электоральный процесс, система подотчётности правительства народу и индекс деятельности правительства. Под «гражданскими правами» – свобода самовыражения, право на участие в ассоциациях и организациях, верховенство закона, личная автономия и индивидуальные права.23

3.Экономическая трансформация

Впредыдущем фрагменте я предложил типологию политических режимов.

Вэтом речь пойдёт о типологии экономических режимов. Сразу оговорюсь, что различные аспекты экономических систем я свожу скорее к структурноинституциональному уровню – интеракции между рынком и государством.24 Более того, в своём определении я уделяю особое внимание сосуществованию трёх составных частей: 1) уровня расширенности экономических прав; 2) эффективности расширенных экономических прав (то есть их реализация); 3) общественного регулирования экономики (подотчётность частного сектора экономики общественности).

Начну с определения капитализма. В своих работах социолог М. Вебер неизменно обращался к структурным компонентам капиталистической системы: рынкам, государству, а также понятию рациональности. Согласно Веберу25, капитализм присутствует там, где индустриальное обеспечение потребностей

202

Другая Европа. Беларусь как уникальный случай двойной трансформации

групп людей осуществляется посредством рационального просчитанного предприятия (rational calculative enterprise). Капитализм включает в себя следующие основные компоненты и условия: свобода рынка, рациональная технология, просчитываемый закон и свободная рабочая сила вкупе с коммерциализацией экономической жизни. Вебер имплицитно включает роль государства в экономике в дискуссию о капитализме, говоря о «рациональном государстве». Таким образом, законы и правила в веберианской парадигме должны распространяться на всех без исключения и должны быть администрированы таким образом, чтобы сделать действия, осуществляемые в соответствии с экономическими контрактами, и обеспечение прав высокопредсказуемыми.26 Тем не менее, видение экономики у Вебера остается формой laissez-faire координации. Такая государственная система является основной составляющей капитализма, включающего расширенные права собственности, распределение данных прав и их трансфертность посредством финансовых инструментов и банковских операций, формальную свободу наёмных работников и юридически защищённые рынки.

В литературе по экономической либерализации присутствуют три основных подхода к проблеме построения капитализма.

1.Неолиберализм. Расцвет неолиберализма в Восточной и Центральной Европе пришёлся на начало 1990-х гг. Основным постулатом этой доктрины является «маркетизация» экономики посредством разгосударствления (de-statiza- tion). Говоря очень коротко, неолиберализм исключает государство и власть из процесса маркетизации и освобождает экономику от государства.

2.Вашингтонский консенсус (ВК). Веберианский, по сути, подход, который очень условно можно определить как «неолиберализм плюс». Этим «плюсом» является роль государства как гаранта прав собственности. Второй подход, как и первый, по сути опирается на принцип laissez-faire в экономике. Вашингтонский консенсус27 возник как доктрина для реформирования стран Латинской Америки такими институциями, как МВФ и Всемирный банк. ВК включает следующие правила для государств: либерализация, приватизация, стабилизация, дерегулирование экономики государством и защита частных экономических прав. Цитируя Бальцеровича, «вашингтонский консенсус» сводится к принципу: «меньше государства, больше частного сектора», репрезентируя форму ограниченного правления (limited governance).28

3.Поствашингтонский консенсус (ПВК). Данный подход фокусируется на создании институтов рыночной экономики и предполагает наличие «регулятивного» государства, в котором акторы могут получать прибыль только от рационального предприятия (перефразируя Вебера), а не от коррумпирования

203

Алексей Пикулик

рынков. Таким образом, в поствашингтонский консенсус «возвращается» государство.

По мнению Бруста, 1) государство в рамках ПВК должно обладать способностью поддерживать общие права экономических акторов и создавать предсказуемую среду для их действий; 2) не допускать использования государственных институтов частными группами для переформулирования правил экономической игры исключительно «под себя»; 3) регулировать и устанавливать отношения между экономическими акторами так, чтобы исключить злоупотребление неравномерным распределением экономической и информационной власти.29 Более того, Бруст дополняет определение Вебера о «рационально просчитываемом предприятии» существенным посылом: акторы должны получать прибыль только от рационального предприятия, а не от коррумпирования системы и использования асимметрий информации и доступа к политической власти. Таким образом, роль государства (в концепции синтезированного «поствашингтонского консенсуса») состоит в создании не только прозрачных правил рыночной игры, но и механизмов, способных не допустить вмешательства сильных экономических групп в работу государства (не допустить «захвата государства»), а также коррумпирование рынков сильнейшими игроками. Последнее достигается благодаря общественному регулированию экономики – созданию прозрачности и подотчётности и иных конвенций, которые позволяли бы поддерживать состояние баланса между всеми экономическими акторами.

Термин «регулирование экономики» здесь следует пояснить. В европейской традиции к регулированию относятся практически все формы координации экономик – реформы, преобразования, правление и социальный контроль. В американской модели (Майоне30) «регулирование экономики» – это более узкий термин, который означает целенаправленный контроль общественных организаций над экономическими действиями и их результатами, которые рассматриваются как предпочтительные для общества. В данной трактовке общественное регулирование экономики напрямую связано с общественным интересом. Естественно, что для осуществления подобного контроля требуется, как минимум, система репрезентации различных общественных интересов в рамках демократической политики или того, что Бруст и Старк называют «гетерархией». Этот процесс включает в себя замену частного саморегулирования общественными правилами игры.

Создавая типологию экономик, следует задуматься о трёх вышеперечисленных составных аспектах. Отталкиваясь от первого, в котором акцент делается на создании рынка, мы должны принять во внимание уровень расширенности экономических прав и, основываясь исключительно на данном факторе, вывести некоторые типы экономик, а именно: 1) командную, 2) смешанную социалисти-

204

Другая Европа. Беларусь как уникальный случай двойной трансформации

ческую, 3) либеральную рыночную экономику. В первом случае экономические права не существуют de jure и de facto; второй тип характеризуется существованием экономических прав только de facto, а в случае последнего – экономи- ческие права существуют и de jure, и de facto. Однако сам факт существования экономических прав не обязательно приводит к эффективности этих прав. Поэтому вторым аспектом, включённым в определение, выступает эффективность расширенных экономических прав.

Наконец, говоря об общественном регулировании, мы должны понимать, что в командной экономике оно не существует по определению и возникает исключительно в работающих рыночных экономиках, то есть там, где надо уравновешивать и гармонизировать частные экономические интересы. Сказанное можно обобщить с помощью следующей таблицы:

В таблице представлены четыре возможных случая сочетания и сосуществования составных частей нашего определения. Остальные комбинации не представлены в таблице в связи с двумя обстоятельствами. Во-первых, система, в которой отсутствие экономических прав сочетается с эффективностью расширенных экономических прав, невозможна. Во-вторых, существует высокая корреляция между эффективностью расширенных экономических прав и публичным регулированием экономики (согласно Брусту31). В данном случае общественное регулирование экономики можно вывести из индикаторов Всемирного банка, касающихся качества правления, которое, на мой взгляд, в наибольшей степени соответствует индикатору «верховенства закона» (the rule of law).

Командная экономика и общественно регулируемая рыночная экономика представляют собой два крайних случая. Разница между смешанной социали-

205

Алексей Пикулик

стической экономикой и коррумпированной рыночной экономикой состоит

вуровне расширенности экономических прав. Последний тип – коррумпи- рованная экономика – может принимать два различных состояния. С одной стороны, такая экономика часто ассоциируется с олигархической экономи- кой – системой, когда власть захвачена определённой группой, использующей власть для дальнейшей капитализации. Это может произойти, например,

врезультате частичной реформы, когда ранние победители (сильные элиты) заинтересованы в либерализации без общественного регулирования ввиду использования возможностей арбитража и поиска рент. Однако и противоположный сценарий коррумпирования экономики также представляется возможным. Речь идёт о доминировании государства над фирмами и о создании смешанной системы клиентализма и корпоратизма, которая в особых случаях может мутировать в сторону того, что Ядвига Станишкис (Stanizskis) назвала «политическим капитализмом»32, а Макс Вебер – «государственным капитализмом».

Вданной статье я измеряю уровень либерализации экономики, опираясь на данные Европейского банка реконструкции и развития33 (отчасти в связи с тем, что ЕБРР не создаёт кумулятивный индекс, а предлагает более диверсифицированные рейтинги). Так, индекс экономической либерализации я составляю из следующих рейтингов: 1) уровень приватизации крупных предприятий; 2) уровень приватизации мелких предприятий; 3) уровень либерализации цен; 4) уровень развития торговой и валютной систем. Для измерения уровня эффективности расширенных экономических прав я использую индекс, предложенный Heritage Foundation34. Наконец, в связи с тем, что ЕБРР начал составлять индексы на постсоветском пространстве лишь в 1995, для 1992–1994 гг. я использую Lora index внешней и внутренней либерализации35.

4. Первичные итоги

Итак, результаты предыдущих построений можно отобразить на графиках (см. далее).

Кратко прокомментируем полученные результаты. Россия начала процесс трансформации, быстро достигнув значительного уровня либерализации. Относительно периода 1991–1998 гг. можно говорить о коэволюции демократизации и экономической либерализации, которая застыла на (некотором) уровне низкого баланса – отсутствие дальнейшей консолидации демократии и отсутствие перехода экономики к фазе общественного регулирования. С 1998 г. начинается нисходящий тренд в сторону либерального авторитаризма и несколько менее либеральной экономики. В период 2000–2005 гг. Россия скатывается ко всё более явному авторитаризму. Наконец происходит трансформация в обла-

206

Другая Европа. Беларусь как уникальный случай двойной трансформации

сти коррумпированности экономики: на смену «семибанкирщине» приходит «госкапитализм».

(Последний график можно представить с помощью таблицы36.)

Украина (как и Россия) «входит» в либеральную демократию с либеральной экономикой достаточно быстро. С 1995 по 2000 гг. в области демократизации наблюдается регресс, в то время как либерализация экономики остаётся на том

207

Алексей Пикулик

же уровне. В период 2000–2004 гг. происходит некоторый спад темпов демократизации. «Оранжевая революция» не производит кардинальных изменений в области демократизации, а экономика становится ещё более либеральной.

Наконец, Беларусь является самым интересным примером. В 1991–1994 гг. намечаются робкие шаги в сторону либеральной демократии и рыночной экономики, которые прерываются в 1995, и страна начинает двигаться в обратном направлении. Этот тренд продолжается вплоть до 2000 г. В период 2000–2003 гг. намечается некоторая либерализация экономики. Наконец, в 2003–2006 гг. Беларусь движется всё дальше в сторону консолидированного нелиберального авторитаризма, сохраняя нелиберальную экономику.

5. Европейские перспективы Беларуси

Итак, в случае Беларуси мы наблюдаем уникальное сочетание нелиберальной экономики и нелиберального политического авторитаризма. Каковы перспективы трансформации подобной системы, особенно в контексте возможных проевропейских преобразований? Повторюсь, что любая трансформация системы не начинается с tabula rasa, а, скорее, изменениям подвергается уже работающая и стабилизированная система различного вида интеракций – от рыночных взаимодействий до процесса воссоздания новых элит. Иными словами: ремонт велосипеда производится во время велокросса самим велосипедистом, при этом любая остановка приводит к потере скорости и падению.

Беларусь, представляющая собой особый и уникальный гибрид, начнёт свою трансформацию не с чистого листа, а именно из состояния нелиберального авторитаризма и коррумпированного политического капитализма. В этом плане Беларуси будет гораздо сложнее в сравнении с другими странами Центральной и Восточной Европы. Во-первых, проиграно время, во-вторых, «окна возможностей» безнадежно закрылись, в-третьих, политика президента за последние десять лет окончательно загнала развитие системы в односторонний тоннель, заканчивающийся тупиком. «Зависимость от пути» в случае Беларуси с очевидностью напоминает то, что Бродель называл longue durée – определён- ный, стабильный социоэкономический тренд. И вариантов выхода из сложившейся ситуации немного.

Начну с вопроса о европеизации. Процесс вестоксикации (или в данном случае европеизации) не является абстрактным культурологическим понятием, и для вступления страны в Евросоюз недостаточно разделять общеевропейские культурные ценности. Европеизация в контексте стран Центральной и Восточной Европы заключается скорее в приведении страны к определённым западным стандартам. Данные стандарты, изложенные в так называемом «acquis

208

Другая Европа. Беларусь как уникальный случай двойной трансформации

communautaire», занимают 80 000 страниц требований и норм, которые должны быть отражены в национальном законодательстве страны-претендента. То есть европеизация – это адаптация европейских правил другими государствами. Европеизация в таком случае является двусторонним процессом: с одной стороны, основанным на действии ЕС (по «признанию права на потенциальное членство какой-либо страны»), с другой – касается внутренних механизмов адаптации. Не вдаваясь в подробности моделей европеизации, разработанных в рамках теории международных отношений, сделаю лишь несколько принципиальных замечаний на этот счёт. Европеизация возможна, когда:

1)потенциальная «награда» (benefit) стране от вступления в ЕС превышает стоимость адаптации правил;

2)скорость и масштаб адаптации пропорциональны потенциальным на-

градам;

3)правила являются выполняемыми, то есть легитимными и соответствующими видению развития событий правительствами стран-кандидатов;

4)существует определённая социальная сплочённость в странах-канди­ датах, общественная мобилизация и заинтересованность в евроинтеграции;

5)адаптация правил уже сама по себе решает некоторые внутренние проблемы конкретной страны (выбор пути, макроэкономическая стабилизация

ит. д.).

Европеизация означает «вмешательство» наднациональных структур во внутренние дела страны через политику кондициональности, или санкций (в русском эквиваленте, «кнута и пряника»), через мониторинг прогресса, консультирование и, наконец, посредством императивной роли acquis’а. Так, например, в 2001 г. Венгерский парламент из 150 законопроектов не ставил на обсуждение перед голосованием 121, поскольку они являлись частью требований ЕС. Европеизация меняет процесс коммуникаций и интеракций между различными национальными субъектами, наделяя властью некоторые элиты и группы и лишая власти других.

Нельзя игнорировать и вот какой момент: в аспекте политического решения ЕС о предоставлении обещаний членства странам-кандидатам важным является credibility стран-претендентов. В этом плане даже в случае положительной динамики и прогресса в изменениях и проведении реформ, ожидаемых от странпретендентов на вступление, путь в ЕС может быть закрыт вопреки формальным правилам и «открытости» ЕС.

На мой взгляд, вступление Беларуси в ЕС осложнено двумя группами проблем: недостаточной рациональной заинтересованностью белорусов (как различного типа элит, так и широких слоёв населения) в евроинтеграции и институциональной ловушкой, вызванной описанной выше траекторией. Воз-

209

Алексей Пикулик

никновение первой группы проблем обусловлено особенностями режима Лукашенко и той перераспределительной моделью, которая была создана за время его власти. Прежде всего, внешняя рента, а также экспроприируемые внутри страны финансовые ресурсы перераспределяются между различными группами и слоями населения таким образом, чтобы гарантировать лояльность среди самых «взрывоопасных групп». То есть существует определённый неформальный институт деактивации населения – обмен лояльности на трансферты. Данная, по сути дела перераспределительная, модель при европеизации будет нарушена, что невыгодно нынешним бенефициарам.

Европеизация возможна тогда, когда различные политические субъекты становятся рационально заинтересованными в евроинтеграции. Данный «интерес» может принимать различные формы для самого широкого спектра социальных групп: от инвестиций до расширения политического поля, от перспектив трудовой миграции до обретения гордости за страну. Проблема в том, что данные интересы должны быть предельно конкретными и просчитываемыми. На данный момент, смею предположить, группы, заинтересованные в евроинтеграции, малочисленны: сторонниками идеи Европы являются в основном лидеры гражданского общества, некоторые представители политической оппозиции и интеллигенции.

Милада Вахудова (Vachudova37), говоря об идее «активного левереджа» со стороны Еврокомиссии по отношению к потенциальным кандидатам на членство в Европейском Союзе, утверждала, что в некоторых случаях стратегия ЕС в отношении недемократических режимов (Словакия) была успешна благодаря следующим направлениям деятельности: тренинг лидеров гражданского общества и артикуляция потенциальных благ, которые население этих стран получат от вступления в ЕС. Естественно, что для успешного интеграционного процесса необходима выстроенная коммуникация с целевыми группами и устойчивые связи между центром и периферией.

Таким образом, с помощью стратегии и политики кондициональности ЕС мотивировал народные массы самим разбираться с собственными диктаторами. Согласно Шиммелфеннигу и Седелмейеру (Shimmelfennig and Sedelmeier), «авторитарные правительства с высокими адаптационными издержками (как и любое авторитарное правительство, которое испытывает серьёзное давление со стороны западных государств и международных финансовых институтов) не могли противостоять высоким потенциальным выигрышам от европейской интеграции, которые население начало осознавать». Гражданское общество и средний класс Беларуси могли бы стать таким партнёром ЕС, если бы не несколько определяющих факторов. Во-первых, отсутствие гарантированных прав собственности и «робин-гудовская» роль государства по отношению к ры-

210