Из кого комплектуются "тутэйшыя"?

В новейшее время всерьез об архитектуре храма суверенной государственности, о строительных лесах, необходимых для его сооружения, впервые заговорили отнюдь не те, кому это было положено по должности.

Историк Зенон Позняк, писатель Василь Быков, физик Станислав Шушкевич вполне были способны выступить в роли нравственных камертонов этих процедур. Исполнять же их — административно, экономически, посредством банального политического торга — обязаны были иные. Таких не нашлось.

Проблему подлинного отечественного патриотизма свели к вопросу о том, кто именно голосовал против Беловежских соглашений, даровавших стране суверенную государственность. До сей поры самодержавный советский патриотизм преподносится как действительно высокое нравственное чувство. Официальные же оценки оппозиционных любительских сценариев, ориентированных на поиск национальной самобытности, привычно негативные.

В итоге в серьезных дискуссиях о феномене "тутэйшасцi" власть и ее подручные не принимают участия. Запретить ли очередную постановку все еще на удивление острой пьесы Янки Купалы, как именно подкормить свежеиспеченный союз отказавшихся от "мовы" национальных писателей, в каком порядке вытеснять из публичной сферы радикалов БНФ — вот и стратегия, и тактика национального культуртрегерства местного режима.

Резервации для "тутэйшасцi"

Подходы к оформлению белорусской нацией своего оригинального облика, разумеется, существуют. Но публикуются эти материалы в маргинальных (не в плане их профессионального качества, а в контексте удаленности от правительственных структур) изданиях. Обсуждаются они кулуарно, людьми пусть и высококвалифицированными, но справедливо гнушающимися воспринимать всерьез ангажированных идеологов, трансвеститов по духовной своей организации. И, главное, никакими прикладными социальными технологиями и антропотехниками эти программы не дополняются. "Правящая элита", а точнее — парвеню, дорвавшиеся до кормушки или вынесенные туда прихотью истории, вынуждена поголовно исполнять роль временщиков, ожидающих очередных изломов своей жизненной траектории.

Среди нынешней белорусской знати "тутэйшыя" отсутствуют.

Черчилль, неоднократно меняясь, служил британской короне, де Голль — свободной Франции, даже атаман Петлюра мечтал о самостийной Украине (не вдаваясь в детали гипотетических экономических моделей). Действующий президент с легкостью возродил тоталитарные страхи белорусов: "Государство — это Я? Разумеется, исключительно Вы!".

Язык, статус репрезентантов национальной культуры, иерархизация мифов прошлого во имя будущего, вменяемая линия во внешней политике — все отдано на откуп (и на будущую ответственность) одному человеку.

"А как же Польша?" — имела мужество спросить у Наполеона в весьма деликатный момент графиня Валевская. Деликатность (даже разовая) у нас — ситуация фантасмагорическая. Для нее необходима, как минимум, совесть.

"Тутэйшыя" сегодня — для патриотов завтра

Какие программы для обустройства Беларуси нам доступны? Каким именно образом тутэйшыя смогут очертить свои национально-психологические рубежи? По каким калькам это осуществлять?

Обычно некоторые народы идут несколько впереди других, первыми набивая себе шишки. Французы осваивали отрицательный опыт в XIX веке — избытком революций. Россияне в ХХ веке — последовательными контрреволюциями, все системные ломки между февралем 1917-го и августом 1991-го были возвышением уровня деградации. Австрийцы... вот здесь — стоп.

Есть масса исторических прецедентов корректного "разруливания" ситуации между прежней культурной метрополией и суверенной периферией. Даже с учетом наличия множества кровно-родственных пуповин между Россией и Беларусью, о которых любят с придыханием вещать наши официальные идеологи. Испания до сих пор неплохо общается с Кубой и какой-нибудь вполне суверенной Коста-Рикой, Португалия — вполне в "бразильской теме", Великобритания деликатно направляет Австралию, Канаду и даже, совсем изредка, Индию. Но это лишь тогда, когда в обществе ценятся действительно личные связи и отношения, а не только газовая труба, выступающая для манкуртов концентратом национального достояния.

Что можно сообщить белорусам как еще не сформировавшейся этнокультурной нации, учитывая, что "нерушимым единством" сбитого в толпу электората отличался и блаженной памяти советский народ, сгинувший незнамо куда?

Версия 1.

От "теоретика креольства"

По мысли этой вполне конкретной научной персоны, за последние 10 лет обдумывание данной ситуации осталось делом отдельных интеллектуалов и небольших замкнутых на себя культур-ориентированных тусовок.

Они слабо взаимодействуют между собой и почти не оказывают заметного влияния на массовые процессы. Стратегические цели подменены тактическими уловками, диктуемыми задачами выживания.

Неизменно откладываемая национальная самоидентификация за последние 10 лет превратила наличное положение вещей в сюрреалистическое, при котором большинство граждан занято (в век информационных технологий) борьбой за еду, а меньшинство ушло в виртуальную реальность. При этом фактически нет, за редким исключением, не только акций организованного протеста, но и предложения инициатив по преодолению сложившейся ситуации, которые находили бы поддержку за пределами групп, их предложивших.

Факторы, усугубляющие ситуацию выбора, связаны с тем, что белорусское общество и в своей массе, и на уровне элит оказалось глухим к ценностям либеральной демократии и открытого общества, в той или иной степени воспринятым подавляющим большинством (часто поверхностно, как, например, в России) европейских постсоциалистических стран. Более того — и это уже уникальный случай — потерпела поражение и была свернута при молчаливой поддержке большинства и робких возражениях меньшинства программа национального возрождения.

В данном случае можно отвлечься от того, что она была сформулирована в терминологии начала века по канонам классического национализма, а при ее реализации был допущен ряд ошибок. Констатация: за последние 10 лет в массовом сознании произошло закрепление отрицательного отношения ко всему, что связано с понятием "национальное" (читай: белорусское). Негативные установки были сформированы еще в советское время, однако в реальности они проявлялись скорее как индифферентность по отношению к вопросам национальной самоидентификации.

Парадокс еще и в том, что эти тенденции нередко проявляются в условиях суверенного белорусского государства, самоценность которого воспринимается также далеко не всеми.

Дело в том, что в Беларуси сегодня присутствуют два культурных пространства: социальное — пространство действия "здесь и сейчас" живущих поколений — и знаковое, текстовое, представляющее культурную память и опыт всех поколений людей, самоидентифицированных в данной культуре.

Только применительно к первому случаю с полным основанием можно говорить о единстве социального и культурного, их тождественности: одно — сторона и условие другого. Во втором же случае культура превращается в объемлющую социум систему, задающую последнему горизонты видения, стратегии, модели, образцы его конструирования, определяющую его творческий потенциал.

Когда культура распадается на две свои составляющие, между которыми утрачиваются каналы диалога, она почти автоматически превращается в набор слабо связанных частных, маргинальных, провинциальных субкультур. В крайних случаях порождаются комплексы явлений, которые могут быть обозначены как контркультура.

Ситуация еще больше усугубляется, когда знаковый, текстовой слой культуры сам субкультурируется, — его носителем становится относительно замкнутое и изолированное (даже отторгаемое большинством) меньшинство. В этих случаях никакие чисто политические, экономические и т. д. проекты принципиально не могут решить (но могут повлиять на решение) встающего комплекса проблем, так как последние связаны, по сути, со смертью одного этнокультурного субъекта и рождением другого. В случае с Беларусью мы имеем, судя по всему, именно эту ситуацию.

Средством для достижения целей национального возрождения может выступить в наличных условиях обращение к так называемым авторским, мифологическим, искусственно конструируемым моделям воспроизведения собственных этнических стереотипов. Вес последних в истории постоянно растет по мере движения к индустриальным и постиндустриальным сообществам, к нациям как формам этнической и геополитической идентификации. Аутентичные, исконные традиции почти утрачены в современных социальных системах, но они сняты в традициях вторичных, массово тиражируемых посредством современных технологий. "Заново думать Беларусь", как призывает один "профессиональный методолог".

Белорусская ситуация характеризуется потерей преемственности при нарастании инертности системы, постоянными разрывами традиции, требующими новой национально-культурной идентификации, отсутствием квалифицированного осмысления налично данного при доступности огромного материала, описывающего собственную историческую конкретику.

Такой анализ дает если не ключи к пониманию белорусской ситуации, то ограничивает, по крайней мере, место поиска этих ключей.

Версия 2.

От "национального постмодерниста"

Данная схема, пожалуй, известна несколько шире, нежели идеи "креольскости" Беларуси. Ее автор — в высшей степени колоритная и европейски мыслящая фигура. "Диалоги с Богом", "Война культур", "Архипелаг Беларусь", "Разрушить Париж", "Беларусь как постмодернистский проект Бога", "Метафизика: ситуация расцвета и упадка" и др. — вот главные его эссе, посвященные данной проблеме.

Лейтмотивом поисков национального возрождения здесь выступает тема национального (как нации, так и каждой представляющей ее личности) отсутствия: "Меня — нет" (перевод известной фразы Акудовича "мяне няма" – С.Р.). Развернута проблема в ключе постэкзистенциального мышления. Осмысливается она посредством специфически белорусского опыта отсутствия в Большом Западном мифе-послании (том наборе идеалов, на коих базируется Старый Свет).

Европа неполна без англичан, немцев, французов, итальянцев, греков, поляков, голландцев и даже финнов. Без белорусов вполне можно обойтись. Если мы сами, каждый персонально, не возжелаем иного. "Белорусский проект" в этом контексте рассматривается как веревка над пропастью. Его автор ничего не предлагает. Подтверждает "невозможность иначе избежать смерти, кроме как умереть".

Эта стратегия обращена не столько к будущим носителям национально ответственной политической воли и ресурса (как первая), сколько к каждому ответственному гражданину страны лично. Для ее осуществления необходим единственный ресурс — индивидуальная совесть. На данный момент это, наверное, единственно возможный вариант действий для неравнодушных.

Итог: Дедал никогда не обязан объяснять Икару предназначение перьев, воска и чего-то там еще.