Книги / Platonov

привычку, живущую во мне до сих пор,— переворачивать каждый камень при дороге в поисках жуков.

Благодаря Г. В. Каховскому в нашем краеведческом музее были широко представлены насекомые Харьковщины, собранные им лично или под его руководством иревской молодежью.

Но Георгий Всеволодович был и глубоко религиозным мысли3 телем, лично знавшим Е. П. Блаватскую32. В наших философских спорах он занимал несколько обособленную, сдержанную позицию, хотя с удовольствием просиживал с нами вечера. И, надо сказать, что остальные иревцы, относившиеся к Георгию Всеволодовичу с глубоким уважением, всегда щадили его чувства и воздерживались в его присутствии от своих иногда слишком резких атеистических высказываний.

Объединяя свои религиозные взгляды с отличным знанием инстинктов и нравов насекомых, он считал, что чувства боли у них нет, а психики — и подавно. Антропоморфизм33 ему, как и всем остальным иревцам, был начисто чужд.

ПАНТЕЛЕЙМОН ВАСИЛЬЕВИЧ ТОЛКАЧЕВ

Постоянным участником вечерних дискуссий по зоопсихологии был биолог3любитель и ученый3охотовед, друг известного орнитолога С. А. Бутурлина Пантелеймон Васильевич Толкачев. Его все — и стар и млад — звали Папашей. В 19203х годах Папаше было лет 60. Помню, как3то позже он притащил в ИРЕ книгу этого самого Бутурлина «Настольная книга охотника» (М., 1925), пода3 ренную ему автором. В дальнейшем ею зачитывались все иревцы. Его лицо, с острыми чертами резко респираторного типа, было покрыто сетью мелких морщинок. Невысокого роста, сухощавый, с прямой спиной, он мог невозмутимо выхаживать с ружьем десятки километров, не меняя аллюра.

Для пополнения коллекций музея и «окон природы» мы, иревцы, имели «открытые листы», разрешавшие нам охоту вне сроков запрета. Однако никто не только из иревцев, но и из всех охотников

61

и лесничих Харьковщины, с которыми мы были в контактах, не знал так хорошо повадок всех зверей и птиц, как Папаша.

Встречаясь впоследствии со многими зоологами и охотниками, я больше никогда не сталкивался с таким знатоком науки, названной самим Пантелеймоном Васильевичем «калологией». Он мог часами говорить не только о различных особенностях и свойствах кала всех животных Харьковщины, но и о том, как по калу каждого из них узнать о его нраве и состоянии.

Невозможно забыть четко вырисовывающийся на фоне предрас3 светного неба силуэт Папаши, застывшего с ружьем на изготовку на много часов в ожидании тока.

Я до сих пор храню его портрет с надписью:

«Вечно торопящемуся Коте от спокойно взирающего на всех и на вся Папаши».

В наши вечерние, иногда чересчур горячие философские споры Папаша вносил всегда несколько комический, расхолаживающий элемент. Сидит, бывало, сидит, помалкивает, а потом вдруг скажет что3нибудь совершенно неожиданное, не всегда и не совсем пристой3 ное, но все уже хохочут и вся горячность улетучилась!

Эти вечера обычно заканчивались тем, что Виктор Валентинович вытаскивал хранившиеся тут же, у него в Ботаническом кабинете, неизвестно кому принадлежавшие струнные инструменты — пару балалаек, мандолину и еще что3то. И наш самодеятельный струнный оркестр, состоявший из Учителя, Георгия Всеволодовича и Папаши, дружно исполнял на прощанье, гордясь своим искусством, «Светит месяц, светит ясный...».

ИВАН КОНСТАНТИНОВИЧ ТАРНАНИ

Если Учитель был признанной душой ИРЕ, то его официальным руководителем был председатель его правления, профессор зоологии Харьковской сельскохозяйственной академии Иван Константинович Тарнани.

62

Кругленький, лысеющий, добродушный старичок, он долго не мог привыкнуть ни к обращению «товарищ», ни к голосованию без помощи черных и белых шаров. И совсем не в шутку заканчивал обсуждение ответственных решений правления словами: «Ну, господа, кто за, кто против — поднимите руки!»

Иван Константинович был больше сторонником Ламарка34, чем Дарвина35, и его многократно повторяемым докладом был доклад на тему «Зубр и бобр». Опираясь на богатый фактический материал, он доказывал, что зубр вымирает из3за изменения условий существо3 вания, а бобр исчезает, так как истребляется, независимо от условий жизни.

Для начала 19203х годов это была весьма прогрессивная концеп3 ция, подтвержденная дальнейшей практикой этологии36 и зубра, и бобра.

Будучи редактором моей первой книги (о ней я скажу ниже), Иван Константинович, как и специалист3герпетолог профессор А. М. Никольский, всячески поддерживал мои попытки включить в нее элементы зоопсихологии, а точнее этологии.

Это именно И. К. Тарнани предложил мне тему «Взаимопомощь как фактор эволюции» для моей пробной лекции перед правлением ИРЕ. Он сказал, что сам думает над ней не один год и натолкнул меня на изучение книги П. А. Кропоткина «Взаимная помощь среди животных и людей как двигатель прогресса» (Пг.; М., 1922). После лекции он тепло похвалил меня и потом, помолчав, сказал:

— Подумайте, Котя, быть может, вам все3таки лучше выбрать путь юриста или философа?

Вероятно, это его замечание вытекало из оценки им общего стиля моего доклада и того, как я выворачивался при ответах на все поставленные мне старшими иревцами каверзные вопросы.

Мир позвоночных животных И. К. Тарнани знал лучше беспо3 звоночных, но горячо поддерживал Г. В. Каховского в его мысли, что насекомые — это живые автоматы (слов «роботы», «киберны» тогда не существовало).

63

БОРИС ПАВЛОВИЧ ОСТАЩЕНКО$КУДРЯВЦЕВ

Активным участником споров по зоо3 и фитопсихологии в ИРЕ был астроном профессор Борис Павлович Остащенко3Кудрявцев, часто читавший там лекции о происхождении Вселенной, солнечной системы, Земли и т. п. Борис Павлович не был ни ходоком, ни охот3 ником, и его грузная фигура с брюшком выдавала его сидячий образ жизни.

От Бориса Павловича я (ныне многолетний член комиссии АН СССР по разработке наследия К. Э. Циолковского) впервые услышал это имя и получил понятие об его идеях. Сам Борис Павлович был сторонником идей космозоизма, развиваемых сканди3 навским астрономом Сванте Аррениусом. По этим представлениям жизнь вечна и рассеяна в космическом пространстве, сохраняясь при температуре, близкой к абсолютному нулю, и получая возможность дальнейшего развития на определенном этапе эволюции материи в любой точке Вселенной.

Опираясь на открытое в 1891 г. П. Н. Лебедевым световое давление, а следовательно, на возможность перенесения спор лучом света, Кудрявцев, как и К. Э. Циолковский, считал и жизнь, и пси3 хику вечным атрибутом мироздания.

Я с признательностью вспоминаю Бориса Павловича, так как именно ему, давшему мне в ноябре 1924 г. письмо к профессору Пулковской обсерватории Б. В. Окуневу, специалисту по так называемым «перемещенным звездам», я обязан незабвенной и не3 повторимой прогулкой по Луне. Окунев предоставил «в мое распоря3 жение» почти на всю ночь самый большой в то время Пулковский телескоп — 153дюймовый рефрактор.

Это было в мою поездку в Москву и Ленинград в 1924 г.

От Бориса Павловича я впервые услышал, что психологическое учение о скорости реакции человека было впервые разработано в области астрономии в конце XVIII в. В 1796 г. астроном Кинне3 брок был уволен из Гринвичской обсерватории за нерадивость, так как его отметки прохождения звезд через меридиан запаздывали на полсекунды сравнительно с отметками директора обсерватории,

64

считавшего себя, конечно, эталоном! И только через 26 лет немецкий астроном Бессель восстановил репутацию бедняги Киннеброка, доказав, что все астрономы запаздывают с отметками времени и что у каждого астронома есть свое собственное среднее время ошибки. Это время стали включать в астрономические вычисления, и этот коэффициент получил название «личного уравнения»37.

С тех пор я в психологии особое внимание всегда уделяю психомо3 торике38. Тогда же у меня начали зарождаться мысли о личностном подходе к любому проявлению деятельности человека.

Возможно, под впечатлением наших бесед о значении скорости реакции Борис Павлович позже написал статью на эту же тему*. Я прочел ее случайно, через много лет, и вечера в ИРЕ опять прошли перед моими глазами.

БИОФАК ХИНО

Вдетстве я мечтал быть лесничим. Но, вкусив тематику работы

вИРЕ, я, естественно, ощутил потребность в биологическом высшем образовании. В те годы для поступления в вуз, помимо экзаменов, нужна была командировка от какого3либо учреждения. Вот сохра3 нившийся у меня документ:

Председателю Комслужа Наркомпроса коллектора зооотдела ИРЕ

Платонова Константина Константиновича

ЗАЯВЛЕНИЕ

Работая в ИРЕ в качестве сотрудника в продолжение двух лет

и желая прослушать курс биологического отделения Харьковского

* Остащенко3Кудрявцев Б. П. К вопросу о применении на практике формулы Бесселя для вычисления приведений звезд на видимое место в течение ряда лет // Публикации Харьковской астрономической обсерватории. 1927. № 1. С. 71–83.

65

института народного образования, прошу командировать меня в означенное учебное заведение.

К. Платонов

Правление ИРЕ поддерживает просьбу т. Платонова К. К., как име3 ющего стаж по естествознанию.

За председателя В. Стахорский

Секретарь С. Тимченко 25 июня 1923 г.

<И круглая печать ИРЕ>

На этом заявлении появилась резолюция: «отказать за отсутствием достаточного возраста. Подпись»... Мне в июне 1923 г. исполнилось только 17 лет!

Так что старшим иревцам, кроме официального обращения, пришлось еще и неофициально походатайствовать за меня перед Наркомпросом, но на биофак ИНО я все же был тогда принят.

Что такое ИНО? В те годы на Украине университеты были реорганизованы в педагогические институты39. И в Харькове, в университетских аудиториях и лабораториях, на базе всего универ3 ситетского оборудования, с той же профессурой, работал Институт народного образования (ИНО), имевший два факультета: факсоц3 вос, выпускавший педагогов3дошкольников, и факпрофобр, на от3 делениях которого и прослушивался соответствующий универ3 ситетский курс40.

Собственно программа нашего биологического отделения фак3 профобра была даже несколько шире университетской, так как физику нам читали, как на физико3математическом отделении, и их же профессура, химию — как химикам, а кроме того, при3 бавился ряд педагогических, а позже и сельскохозяйственных дисциплин.

Но учиться в ту пору было, пожалуй, даже интереснее, чем стало позднее41. Посещение лекций было свободным, можно было не хо3 дить или ходить на любые лекции, хотя бы даже других отделений. Зато на экзаменах каждый профессор нас гонял по всему курсу без всяких билетов и более всего учитывал, что студент читал и насколько

66

усвоил прочитанное. Профессор Желиховский, например, по курсу экспериментальной физики разрешал приносить на экзамен книги

ив начале года предупреждал, что будет оценивать умение пользо3 ваться ими.

Профессор Федоровский знакомился на экзаменах с конспектами проработанных студентом книг и по ним строил свои вопросы.

Яс благодарностью заимствовал у них это, когда по приглашению Б. М. Теплова с 1950 по 1960 г. читал в МГУ психологию труда

иавиационную психологию. Я и поныне уверен, что именно так надо учить студентов.

Экзамены профессора тогда также принимали в любые сроки, по договоренности со студентом.

Таким образом, получилось, что я, всегда жадно торопивший свою жизнь, к осени 1925 г. уже начал сдавать экзамены за четвер3 тый курс биологического отделения, рассчитывая закончить его весной 1926 г. Но здесь произошел целый ряд событий, побудивших меня покинуть биофак и устремиться в медицину. Но об этом я рас3 скажу позже. Пока же вернусь к ИРЕ.

МИХАИЛ ПАВЛОВИЧ МАРКОВ

Первым иревцем, с которым я познакомился весной 1921 г. на берегу пруда в харьковском Сокольническом парке, где я с сачком охотился за головастиками, был профессор ветеринарного института гидробиолог Михаил Павлович Марков. Он же и привел меня

вИРЕ. Как сейчас вижу некрупную фигуру Михаила Павловича,

вмокрых брюках и обуви, с сачком в руках, идущего своей прыга3 ющей походкой по заболоченному берегу. Михаил Павлович Марков окончательно закрепил мою любовь к ручьям, озерам и болотам, а еще более к лягушкам, ящерицам и змеям, о жизни и нравах которых он, как мне тогда казалось, знал все, что только можно было знать. Под его влиянием я серьезно занялся герпетологией42, в ре3 зультате чего появилась моя первая книга — «Краткий определитель амфибий и рептилий Украины».

67

14 мая 1924 г. я продиктовал последние слова предисловия этой книги машинистке ИРЕ Гале С. Она же дорисовала в этот день

ипоследнюю иллюстрацию к этой книге. Галя начала работать в ИРЕ весной 1924 г., сначала машинисткой, затем препаратором.

Памятное для меня заседание ИРЕ, протокол которого я вел (он должен иметься в архиве музея им. Артема), состоялось 1 февраля 1927 г. с докладом «О природе и прошлом Киммерии» поэта, худож3 ника и знатока истории и природы восточного Крыма Максимилиана Александровича Волошина, приехавшего в Харьков. Волошина связывала с моей семьей многолетняя дружба, и он, добрейший человек, с какой3то особенной теплотой относился ко мне. В первый раз я был у него в Коктебеле, приехав с отцом на майские праздники 1926 г. и получив одновременно командировку от музея Артема на Карадагскую биологическую станцию (на которую я заглядывал по3 чти при каждом посещении Коктебеля, а последний раз даже в октябре 1977 г.). Потом я неоднократно бывал у Волошина в Коктебеле с моей будущей женой — и зимой, и летом, вплоть до встречи с «Максом

иМарусей» (его женой Марией Степановной) Нового 1929 г. Когда М. А. Волошин приехал в Харьков, где у него было много

друзей, в начале 1927 г. (кстати, этот его приезд нигде не упомина3 ется в различных воспоминаниях о нем), я организовал это заседание ИРЕ с его интереснейшим докладом, вызвавшим много вопросов и живых высказываний.

** *

Ятеперь иногда, оглядываясь на иревский период моей жизни, спрашиваю себя, что объединяло этих, в сущности, таких разных людей? Что заставляло их в эти трудные, голодные годы безвоз3 мездно отдавать свое время, знания и силы этой (как бы ее сейчас назвали) общественной работе? Любовь к природе? К просве3 тительству? Твердое убеждение в необходимости распространения естественных наук? Потребность общения с одинаково мыслящими людьми? Думаю, что все это вместе.

68

III. МОСКОВСКИЕ ВСТРЕЧИ

НИКОЛАЙ КОНСТАНТИНОВИЧ КОЛЬЦОВ

За время работы в ИРЕ мне не раз приходилось ездить в Ленин3 град и Москву с рядом личных рекомендательных писем и всегда с «мандатом» вроде следующего:

УССР Наркомпрос Институт

распространения естествознания Июня 1 дня 1925 г.

№ 302 г. Харьков, Сумская, № 39

МАНДАТ

Дано сие секретарю правления Института распространения естество3 знания Платонову К. К. в том, что он командируется в Москву и Ленин3 град для ознакомления с постановкой экскурсионной и музейной работы и установления возможной связи с научными учреждениями.

Правление ИРЕ обращается с просьбой ко всем соответствующим организациям оказывать т. Платонову всяческое содействие в исполнении возложенного на него поручения и предоставить ему возможность беспре3 пятственного знакомства с институтами, музеями, выставками, экс3 курсбазами и т. д.

Командировка действительна по 1 июля 1925 г. За председателя В. Стахорский

Секретарь С. Тимченко

И письма, и мандаты, особенно первые, открывали двери любых институтов и лабораторий.

Расскажу о поездке в Москву в июне 1925 г., особо памятной мне по ряду встреч и бесед с людьми, оказавшими большое влияние

70