Глава 1. Формы отражения 1. Сущность и формы отражения

«Дайте мне точку опоры, и я сдвину землю», — сказал Архимед. Марксизм нашел точку опоры в материалистическом решении основного вопроса философии — об отношении бытия и сознания и перевернул идеалистическую диалектику Гегеля с головы на ноги, создав диалектический материализм. Основоположники марксизма дополнили формальную логику диалектической. Первичность материи, положенная диалектическим материализмом в основу решения основного вопроса философии, логично включается во всю последующую систему понятий, находящую подтверждение и доказательство в практике.

С основного вопроса философии должно быть начато и построение системы психологических понятий. Как известно, Гегель первый понял значение проблемы противоположности между мышлением и бытием, считая, что философия распадается на две основных формы разрешения этой противоположности. Но Ф. Энгельс сформулировал эту проблему именно как основной вопрос философии '. В. И. Ленин, развивая эти .мысли, писал: «...Есть ли более широкие понятия, с которыми могла бы оперировать теория

¹ См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 21, стр. 283.

2—676

33

познания, чем понятия: бытие и мышление, материя и ощущение, физическое и психическое?» — и сразу же давал ответ: — «Нет. Это — предельно широкие, самые широкие понятия...» '

Производным от основного вопроса философии — об отношении сознания и бытия, известного как психофизическая проблема, является вопрос о соотношении сознания (а следовательно, и психики) и мозга. Это так называемая психофизиологическая проблема, иногда полностью включаемая в психофизическую, по по существу не тождественная ей. В психофизиологической проблеме также можно выделить две стороны, особо важные для психологии: вопрос о том, как физиологическое становится психическим, и вопрос о том, как психическое в свою очередь влияет на физиологическое.

Первый вопрос пытались решить представители так называемого психофизиологического параллелизма. Они рассматривали психику как нечто либо совсем не связанное, либо связанное только косвенно с физиологическими процессами, протекающими в мозгу, с чем, конечно, нельзя согласиться. В. И. Ленин, рассматривая сознание как продукт мозга, писал: «...остается еще исследовать и исследовать, каким образом связывается материя, якобы не ощущающая вовсе, с материей, из тех же атомов (или электронов) составленной и в то же время обладающей ясно выраженной способностью ощущения. Материализм ясно ставит нерешенный еще вопрос и тем толкает к его разрешению, толкает к дальнейшим экспериментальным исследованиям»².

Другая сторона психофизиологической проблемы была мистифицирована в буржуазной науке сторон-

' В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 18, стр. 149. ² Там же, стр. 40.

31

пиками психосоматики, использовавшей проявления взаимодействия психического и соматического (сома по-гречески — тело) для укрепления идеалистических представлений о «душе и теле». Дело в том, что буржуазная психосоматика не могла преодолеть психофизиологического параллелизма и дуализма в объяснении бесспорно существующих влияний психических явлений на физиологические. Примеры таких воздействий можно найти и в истории, и в практике: Муций Сцевола (сцевола по-латыни — левша), не дрогнув, сжег себе правую руку перед врагами в доказательство стойкости римлян. Психологам известны также внушенные ожоги второй степени. Влияние психики на организм (сому) было и навсегда останется загадкой для вульгарного материализма и психофизиологического параллелизма. Оно может быть понято только с позиций диалектико-материалистического монизма '.

Наиболее общим понятием психофизической и психофизиологической проблем, лежащим в основе марксистской психологии, является отражение. Уже у Аристотеля был намек на понимание психики как отражения. «Чувственно познаваемый объект и ощущение в их актуальном состоянии представляют собою то же самое, но по (способу) бытия они не тождественны» ², — писал он. Близко подходили к его пониманию и другие философы, в частности Дидро. Но только Маркс и Энгельс вложили в это понятие содержание, давшее возможность В. И. Ленину создать ту систему взглядов на психику, которая и получила название— «Ленинская теория отражения».

¹ См. К- К. Платонов. Личностный подход в понимании психосоматических взаимодействий. — «Роль психического фактора в происхождении, течении и лечении соматических болезней». М., 1972, и другие доклады этого сборника.

² Аристотель. О душе. М., 1937, стр. 83.

Как известно, исходя из того, что «логично предположить, что вся материя обладает свойством... отражения»¹, различают три основные формы отражения: физическую, физиологическую и психическую. О физическом отражении говорить здесь нет нужды — оно важно для физики и для понимания перехода к жизни. Но на физиологическом (которое иногда неправомерно считают синонимом биологического отражения) остановиться надо. Ведь психическое отражение развилось на его основе, без него невозможно и включает его в себя.

Физиологическое отражение знаменовало переход от неживой природы к живой. Раздражимость, раздражение, вызванные им возбуждение и торможение, иррадиация, концентрация и взаимная индукция этих процессов — все это термины учения о физиологии высшей нервной деятельности, выражающие наряду с другими понятиями (например, секреция, сокращение), формы и свойства физиологического отражения. Физиология — это наука о физиологических формах отражения как материальных жизненных процессах, процессах активного взаимодействия организма со средой.

Обычно говорят: «Жизнь — это взаимодействие организма и среды». Я думаю, что вернее следовало бы говорить об активном взаимодействии организма со средой. И. М. Сеченов писал: «Организм без внешней среды, поддерживающей его существование, невозможен; поэтому в научное определение организма должна входить и среда, влияющая на него»². Но связь организма и среды не только в том, что среда поддерживает его существование. Организм со своей

¹В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 18, стр. 91.

²И. М. Сеченов. Избранные произведения, т. 1. М., 1952, стр. 533.

36

стороны активно взаимодействует со средой. Росток картофеля, случайно попавший под асфальт, тянется к свету и пробивает препятствие; пчелы, собирая нектар цветов, оплодотворяют их; жабы и синицы, питаясь вредителями, уберегают тем плодовые сады. Каждый организм включен в систему объективных биологических отношений со средой, в которых он отнюдь не является пассивным членом.

Развитие жизни подобно ветвистому дереву. В ветви растений жизнь ограничилась приспособлением внутренних отношений организма к отношениям внешним путем физиологических форм отражения. Но животные в той ветви вторичноротых, которая начиная от простейших хордовых, потом рыб, амфибий, рептилий и млекопитающих привела к человеку, начали весьма активно перемещаться во внешней среде. По мере выделения в передней части нервной системы головного мозга с его корой у них появилась как жизненная нужда, так и возможность психических форм отражения.

Об этом этапе хорошо сказал ученик И. П. Павлова П. С. Купалов: «На определенном этапе филогенетического и онтогенетического развития присущее живым тканям общее свойство раздражимости обогащается свойством переживав мост и. Это — величайший скачок, величайшее событие в ходе эволюции жизни. Возникает то, что мы называем субъективным, или в другом, более полном смысле, — психическим. Для живых существ весь смысл возникновения и развития этого нового качества состоит в том, чтобы служить внешней деятельности организма, его сложному соотношению с окружающей средой» '.

¹ П. С. Купалов. Учение о рефлексе и рефлекторной деятельности и перспективы его развития. — «Философские вопросы физиологии высшей нервной деятельности и психологии». М.. J963, стр. 146 (курсив мой. — К. П.). ......

37

В результате этого скачка от раздражимости к пе-реживаемости на физиологической основе и возникла психическая форма отражения. П. С. Купалов подметил, что основным новым явлением, никогда ранее не существовавшим в природе, явилось то, что правильнее всего называть субъективным, как компонентом более полного психического. Действительно (об этом еще не раз будет идти речь ниже), психическое включает в себя не только внутреннее для него, субъективное, но и внешнее проявление этого субъективного. Это единство в психическом внутреннего и внешнего — субъективного и его проявления свойственно всему живому, обладающему психикой, от ее появления до человека.

П. С. Купалов правильно связывает появление субъективного с обогащением раздражимости — пере-живаемостью. Это понятие очень важно для понимания филогенеза психики (ниже оно будет рассмотрено применительно к уровню человека).

Следующим событием в развитии психики было появление чувствительности, возникшей в результате выделения в нервной системе в самостоятельные органы рецепторов (органов чувств). Переживаемость как психическое отражение нужды организма в дальнейшем развивалась как потребности и как эмоции, приняв у человека форму чувств. Сложившаяся на основе переживаемости чувствительность отражала внешний мир в виде ощущений как субъективных образов объективного мира '.

Понятие чувствительности часто физиологи не отличают от раздражимости. Ботаники, например, говорят о «чувствительности растения к холоду». На самом же деле это разные явления. О различии этих понятий верно писал Л. А. Орбели: «...я буду старать-

? См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 18, стр. 120.

38

ся пользоваться понятием «чувствительность»... только в тех случаях, когда мы можем с уверенностью сказать, что раздражение данного рецептора и соответствующих ему высших образований сопровождается возникновением определенного субъективного ощущения... Во всех других случаях, где нет уверенности или не может быть уверенности в том, что данное раздражение сопровождается каким-либо субъективным ощущением, мы будем говорить о явлениях раздражительности и возбудимости» '.

Я думаю, что нет нужды дополнительно обосновывать наличие переживаемое™ н чувствительности или вносить какие-либо изменения в их определения, приведенные столь высокоавторитетными специалистами по сравнительной физиологии, как П. С. Купалов и Л. А. Орбели. Но для дальнейшего изложения необходимо особо подчеркнуть, что оба они применяли понятие «субъективное» для выделения явления, отличающего физиологическое от психического и в филогенезе (т. е. в процессе развития индивида как представителя вида, от момента возникновения жизни на земле до появления данного вида), и в онтогенезе (т. е. развитии индивида от момента оплодотворения яйца, из которого он возник, до смерти как прекращения жизни).

Понимание филогенеза — важнейшее условие уяснения психики человека, ибо, как сказал Энгельс, «без этой предыстории существование мыслящего человеческого мозга остается чудом» ². В этом смысл генетического принципа изучения развития психики.

Но Маркс указал на важность и обратного пути изучения развития любых явлений. Так, он писал: «Буржуазное общество есть наиболее развитая и наи-

¹ Л. А. Орбели. Лекции по физиологии нервной системы. М,—Л., 1938, стр. 32 (курсив мой. — К- П.).

² К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 20, стр. 512.

ЗУ

более многосторонняя историческая организация производства. Поэтому категории, выражающие его отношения, понимание его организации, дают вместе с тем возможность проникновения в организацию и производственные отношения всех отживших общественных форм, из обломков и элементов которых оно строится, частью продолжая влачить за собой еще непреодоленные остатки, частью развивая до полного значения то, что .прежде имелось лишь в виде намека и т. д. Анатомия человека — ключ к анатомии обезьяны. Наоборот, намеки более высокого у низших видов животных могут быть поняты только в том случае, если само это более высокое уже известно» '.

Этот подход очень важен для понимания сравнительной психологии. Нам, например, известно, что у человека психика есть, а у его предков асцидий, имеющих сетчатую нервную систему и ведущих неподвижный образ жизни, ее нет. Для животных, нужды которых могли удовлетворяться путем безусловных рефлексов, психика биологически была не нужна. Значит, ее и не было. Природа быстро освобождается от иногда случайно и в ней появляющихся излишеств — павлиньих хвостов.

По собственному опыту и по общению с другими людьми человек может узнать не только об объективном, но и о субъективном компоненте ряда психических явлений (переживании боли, голода и сытости, страха или радости, ощущения темноты или света и т. д.). Он может предполагать и искать наличие «намеков», как говорил Маркс, подобного субъективного и у все более низших животных. Здесь, однако, необходимо избегать крайностей: антропоморфизиро-вать животных, т. е. наделять их всеми психическими свойствами человека, и, наоборот, недооценивать или

¹ К- Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 12, стр. 731.

40

тем более полностью игнорировать эти «намеки более высокого у низших».

Исходя из генетического принципа понимания развития психики, Энгельс видел существенный признак позвоночных в группировке «тела вокруг нервной системы. Этим дана возможность для развития до самосознания и т. д., — писал он. — У всех прочих животных нервная система нечто побочное, здесь она основа всей организации; нервная система, развившись до известной степени, — благодаря удлинению назад головного узла червей, — завладевает всем телом и организует его...» '. Ф. Энгельс здесь упоминает о червях как о предках человека, так как во времена Энгельса не было известно, что они относятся к другой ветви животного мира. По существу речь шла о предках рыб вроде и ныне живущего ланцетника. Прозорливость же здесь была в подмеченной связи развития мозга и «органов чувств», а точнее, анализаторов со способностью животного двигаться, перемещаться.

Сочетание этих двух факторов — активного движения и развития коры головного мозга привело к появлению у ряда раздражителей их сигнального, т. е. не прямого, а косвенного, предупреждающего о возможности прямого, значения. Последнее в свою очередь стимулировало появление у животного способности к образованию условных рефлексов. Вместе с тем это означало и возникновение на основе физиологической формы отражения его психической формы.

2. ФОРМЫ ПСИХИЧЕСКОГО ОТРАЖЕНИЯ У ЖИВОТНЫХ

Понятия — физическая, физиологическая и психическая формы отражения общеприняты. С точки зре-

¹ К- Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 20, стр. 623.

41

ния системно-структурного анализа это три подструктуры отражения, взятого за целое. Но каждое из этих явлений (или каждое из этих понятий) также можно взять за целое и расчленить его в целях исследования на необходимое и достаточное число подструктур этого целого.

Это и является задачей данного параграфа. Но здесь и в дальнейшем будет сделана одна терминологическая уступка привычным словам. Вместо точного термина «подструктура психического отражения» будем говорить о «формах психического отражения». Большой неточности в этом нет исходя из философского понимания термина «форма» как способа организации и существования явления (предмета, процесса). Ведь подструктуру тоже можно понимать как форму существования целого.

Какую же из форм (напишу здесь последний раз в скобках — подструктур) психического отражения надо считать первичной по времени ее появления? Этот вопрос можно поставить и иначе: в какой форме ранее всего проявилось в филогенезе психическое отражение?

Надо думать, что эта форма была, во-первых, простейшей из нам известных, и, во-вторых, наименее отличающейся от физиологического отражения. Широко признано мнение, что такой формой следует признать ощущение. Я же считаю, что нет достаточных оснований полагать, что это было ощущение, пусть самое простейшее, понимая под таковым «субъективный образ объективного мира...»¹. Конечно, с момента появления новой формы отражения она тем и отличалась от ранее существовавших форм, что включала в себя тот продукт работы нервной системы, который, пусть в его простейшем виде, стал субъек-

¹ В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 18, стр. 120.

тивным. Его и называют психическим, но и у ланцетника, и у человека психическое это не только субъективное. От ланцетника (условно, конечно, говоря) до человека все психические формы отражения включают в себя и физиологические его формы, и организацию и реализацию как субъективного, так и в целом психического.

Вместе с тем эта первичная форма отражения должна включать то «добавление» к физиологическому отражению, которое обусловило скачок его, переход в психическое отражение. Это добавление (говоря математически — «дельту») и надо обозначать термином «субъективное». Но при этом следует помнить, что у рыбы свое субъективное, у собаки — свое, у человека— свое (как мы увидим ниже, в частности, ставшее идеальным). Но во всех случаях субъективное остается «таким же» — в смысле единым, но не тождественным. Ведь также едины, но не тождественны и корковая нейродинамика, и физиологические формы отражения, присущие рыбе, собаке и человеку.

Более простым и интимно связанным с физиологическими формами отражения и потому доступным более просто организованной нервной системе является не ощущение, а эмоция. Она-то, по нашему мнению, и является первичной по времени ее появления формой отражения. Это подтверждается тем, что эти переживания полярны и имеют сигнальное жизненно важное субъективное значение. Можно думать, что экономная природа, создав субъективное, вначале сформировала его по двоичной (математики называют ее «да-нетной») системе, а уж потом усложняла. Элементарные анализаторы вначале, видимо, давали только два субъективно улавливаемых качественных сигнала: жизненно полезно и жизненно вредно. Это были два элементарных, но количественно в разной

43

степени выраженных переживания, в дальнейшем принявшие формы удовольствия и неудовольствия.

Такой взгляд подтверждается данными биогенетического закона, суть которого в том, что развитие организма в процессе онтогенеза повторяет основные этапы становления его в процессе филогенеза. Это видно при наблюдении за новорожденными детьми, о чем писал еще К. Д. Ушинскпй, отмечая, что первые произвольные движения возникают пе из ощущений, а из чувствований. Он не раз возвращался к мысли о более раннем возникновении у новорожденного эмоций, чем ощущений'.

Очень интересные самонаблюдения, подтверждающие такой взгляд, описал физиолог А. А. Герцен, страдавший частыми потерями сознания. «Во время обморока наступает полное психическое небытие, полное отсутствие сознания, — писал он. — Потом является смутное, неопределенное ощущение — ощущение (правильнее было бы сказать переживание.— К. П.) бытия вообще, без выделения собственной индивидуальности, без малейшего следа разграничения я от не-я; человек составляет тогда «органическую часть природы», сознающую свое бытие, но не сознающую своего существования в качестве органической единицы; другими словами — сознание его безлично. Это ощущение может быть приятно, если обморок не был вызван жестокой болью, и крайне неприятно — в противном случае. Вот и все, что можно различить: человек чувствует, что он живет и наслаждается или живет и страдает, не зная, почему он наслаждается или страдает, не зная, кто и что ощущает это чувство»². Истинность этого самонаблюдения я смог про-

¹ К. Д. Ушинский. Собр. соч., т. 9. М., 1950, стр. 310, 311, 48—49 и др.

² А. А. Герцен. Общая физиология души. СПб., 1890, стр. 170.

44

■верить и после обморока, и после наркоза, и каждый может проверить после обычного сна.

Существенным доводом, говорящим о генетически более раннем появлении простейших эмоций, чем простейших ощущений, является и то, что для возникновения ощущений необходимы более или менее сложные рецепторы (органы чувств), видимо не требовавшиеся для простейших эмоций. Но наиболее существенным я считаю то, что ощущение должно давать пусть самый простейший, смутный, по все же достаточно дифференцированный субъективный образ объективного мира. Ведь без этого оно просто теряет свое жизненное значение и, даже случайно появившись, было бы снято естественным отбором как ненужное. Эмоции же даже в их высокоразвитых формах субъективного образа не создают, а в простейших, первоначальных формах они могли иметь, бесспорно, важное жизненное значение, будучи самыми смутными, но полярными переживаниями получаемых сигналов. Полярными, безобразными переживаниями они остались и у человека.

Надо признать, что с такой точкой зрения не все согласны. В учебниках психологии и в большинстве работ, посвященных развитию психики, сигнальное значение раздражителя, детерминирующее появление психического как субъективного связывается сразу с ощущениями. Такого мнения придерживается и А. Н. Леонтьев. «Согласно материалистическому взгляду на психику, ее основной и исходной формой являются простейшие ощущения...»¹ —пишет он.

Почти во всех учебниках психологии² соответствующие главы, в которых рассматривается генезис психики, исходят из так называемого монофилитиче-

¹ А. Н. Леонтьев. Очерк развития психики. М., 1947, стр. 9.

² Исключением в этом плане является книга: Г. Д. Луков, К- К Платонов. Психология. М., 1964, стр. 45—57.

45

ского понимания эволюции животного мира, согласно которому она шла последовательно по одной линии. Поэтому в них «психика насекомых» включена в единый генетический ряд, завершаемый сознанием. Но ведь современной биологии хорошо известно, что человек относится к вторичноротым, а черви, насекомые и моллюски — к первичноротым и что эти две ветви животного мира разошлись уже на заре появления жизни на земле, в палеозойской эре. Стало быть, и психику насекомых (если она есть) нельзя включать в единый генетический ряд, заканчивающийся сознанием человека. Общим предком «архитектора и пчелы», если пользоваться классическим Марксовым определением различия их психики, является только простейшее кишечнополостное — двуслойный живой мешок. Он либо еще не имел нервной системы, а только отдельные нервномышечные клетки, либо имел простейшую, сетчатую нервную систему.

На мой взгляд, в своем первоначальном простейшем виде эмоции как форма психического отражения ничем не отличались (и не отличаются в начале онтогенеза у человека) от простейшей потребности как отражения нужды в чем-либо, нарушения равновесия между организмом и средой. Субъективное переживание вначале недифференцированной смутной потребности в чем-либо, а в дальнейшем более дифференцированной эмоции явилось биологически эффективным пусковым механизмом защитной моторной реакции. У вышеорганизованных животных эта реакция получила форму психомоторной. По условно рефлекторному механизму появлялось переживание полярных эмоций как потребностей в чем-либо, или удовлетворений этих потребностей. Они стали эффективными сигналами о возможностях пагубного для организма нарушения равновесия между организмом и средой.

46

Этот процесс нарастал но спирали, усложнялся и дифференцировался по мере морфологического развития интерецепторов, как анализаторов, сигнализирующих о состоянии внутренней среды организма. Но он же в свою очередь способствовал и их развитию. В этом взаимообусловленном их развитии не было ничего нового, так как единство формы и функции есть целесообразный для вида биологический закон, открытый еще Ламарком. «...Более частое и неослабевающее употребление какого-нибудь органа укрепляет мало-помалу этот орган, развивает его, увеличивает и сообщает ему силу...» ' — писал он.

Простейшим субъективным явлением, думаю, была эмоция, в которой недифференцированно было обобщено то, что у человека является болью, голодом, жаждой, удушием и потребностью избавиться от них. Но не меньшее биологическое значение имела и полярная этой простейшая эмоция, отражавшая избавление от перечисленного. Многим позже, уже когда появились ощущения, возникли и половые эмоции, и другие, более сложные: простейший страх, гнев и т.д. Стали дифференцироваться виды потребностей как психических явлений, представляющих собой субъективные пусковые механизмы деятельности (о них речь пойдет подробнее в § 3 главы 2). Опираясь по мере усложнения не только па эмоции, но и на другие формы отражения, каждая из которых получала свои нейродинамические механизмы, потребности, ставшие у человека мотивами его сознательной деятельности, не превращались в особую форму отражения, отличную от эмоций.

Высшее всегда включает низшее, хотя и не сводится к нему. Психическое отражение, возникшее на основе физиологического отражения, включает в себя

¹ Ламирк. Философия зоологии, т. 1. М.—Л., 1935, стр. 186.

47

регуляторную функцию последнего. Основной функцией физиологического отражения является регулирование взаимоотношения организма и среды. Психическое отражение должно было усилить, улучшить эту функцию. Ведь без этого добавления оно просто не было бы нужно.

Эмоции устанавливали психическую связь организма животного со средой. И хотя они, как уже было сказано, еще не давали ему даже самого элементарного познания этой среды, не создавали ее образов, они смогли обеспечить быстрое развитие условнореф-лекторной деятельности¹. А на ее основе стало возможным появление ощущений и их комплексов как сигнальных образов. Если с появлением эмоций начинается филогенез (и онтогенез) переживаний, то с появления на более позднем этапе развития ощущений начинается фило- и онтогенез познания, приобретения элементарных знаний о свойствах предметов и явлений мира.

Понять развитие ощущений на основе эмоций не так уж трудно. Ведь у животных на этой стадии их развития уже были рецепторы, улавливающие раздражители, которые вначале субъективизировались только в форме эмоций. Они, конечно, постепенно усложнялись, и в нервной системе появлялись те два вида проводящих путей, которые у человека, как хорошо известно, связывают каждый рецептор с головным мозгом. Это, во-первых, проводящие пути, доходящие только до подкорковых узлов и обеспечивающие возникновение эмоций, получившие название лемнисковой системы (они в известной мере оправдывают старое название рецепторов «органами чувств», поскольку эти пути начинаются в анализаторах и до-

¹ Подробнее о роли эмоций в образовании условных рефлексов см. Г. X. Шингаров. Эмоции и чувства как формы отражения действительности. М., 1971, стр. 52—64.

48

ходят до центров, в которых возникают эмоции, ставшие у человека чувствами). Но появляются, во-вторых, и специфические для каждого анализатора проводящие пути, заканчивающиеся в соответствующих участках коры головного мозга. Они-то в совокупности с соответствующим участком коры и с рецептором и являются анализатором, обеспечивающим ощущения как субъективные явления.

Элементарные ощущения, как ранее и эмоции, у животных оказались сразу же включенными через уже имевшиеся нервные механизмы в психологическую структуру психомоторики. Благодаря этому последняя приобрела форму сенсомоторных реакций. О психомоторике и сенсомоторике речь пойдет в специальном параграфе следующей главы. Здесь же надо отметить, что если бы субъективное не проявилось вовне в форме движений, оно было бы лишено биологической целесообразности.

Элементарные ощущения становились сложными и комплексными, дающими высшим животным целостные, предметные и константные образы внешнего мира. Однако эти образы оставались единичными, не обобщенными в понятия, хотя и в таком виде они получили возможность для их узнавания. Иногда их называют восприятиями животных, что, как увидим ниже, хотя и широко принято, но неточно.

Эмоции, ощущения и сенсомоторные акты в процессе их возникновения ложились в основу сначала простейших, потом все более сложных форм поведения, В понимание этой области много нового внесли исследования К. Лоренца, о которых я скажу ниже, разбирая понятия прирожденного, врожденного и приобретенного.

Обе формы психического отражения — эмоции и ощущения по мере их возникновения, усложнения и дифференциации получали и следовую свою форму —

49

память. Ведь биологическая память как запечатление следов раздражений существовала и до появления психики. Это была не только генетическая память биологического вида, но и индивидуальная двигательная память, экспериментально доказанная даже у одноклеточных, повторяющих иногда (а «иногда» здесь уже достаточно!) ранее «заученный» путь своего движения.

3. ФОРМЫ ПСИХИЧЕСКОГО ОТРАЖЕНИЯ У ЧЕЛОВЕКА

Описанные формы психического отражения соответствуют тому, что И. П. Павлов назвал первой сигнальной системой действительности. Она общая у животных и у человека. На ее основе в результате труда, требовавшего общения и речи, возникла вторая сигнальная система действительности — понятийное мышление. Имея в виду этот этап развития психики, В. И. Ленин писал в «Философских тетрадях»: «Диалектичен не только переход от материи к сознанию, но и от ощущения к мысли etc.». Далее он уточнял: «Чем отличается диалектический переход от недиалектического? Скачком. Противоречивостью. Перерывом постепенности» ¹. При этом скачок к мысли (понятию) он видел от ощущения, а не от восприятия, которое само формируется па основе понятий и простейших суждений. Опираясь на указание В. И. Ленина о диалектичности перехода от материи к сознанию, от ощущения к мысли, можно выделить применительно к рассматриваемому здесь вопросу следующие скачки в развитии форм отражения:

1) от физического к физиологическому (раздражимости);

¹ В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 29, стр. 256,

50

2) от физиологической раздражимости к переживаемое™ (субъективному), т. е. психическому;

3) от эмоций к ощущениям (от пережнваемости к чувствительности);

4) от сложных комплексных ощущений к простейшему мышлению (понятиям);

5) от мышления к воле.

Выше было сказано, что отождествление биологи-ческой и физиологической формы отражения требует уточнения. Здесь уместно остановиться на этом вопросе. 2-й н 3-й скачки из приведенных дают переход от физиологической к психической форме отражения, но скачок от биологической (присущий и человеку, и животным) к социальной форме отражения, это 4-й из перечисленных скачков. Он продолжается скачками от явлений индивидуально-психологических к явлениям общественной (социальной) психологии и потом к социальным явлениям. Их рассмотрение выходит за рамки задач и возможностей этой книги.

Каждый из этих переходов от одной формы отражения к другой происходил в результате скачка к более высокой форме, причем и любая из этих форм сама развивалась, усложняясь и дифференцируясь на основе условно-рефлекторной деятельности. Например, мышление как второсигнальная (говоря языком физиологии), понятийная (как говорят психологи) и опосредованная (применяя понятие философии) форма психического отражения развивалось в истории человечества от элементарных (понятия и суждения) до его высших форм (творческого и диалектического мышления). Все формы мыслительных процессов, которые часто не различаются с их свойствами, имеют свою еще недостаточно изученную иерархию.

Но уже в начале антропогенеза, на стадии так называемого первобытного мышления с его элементарной абстракцией «в самом простом обобщении, в

51

элементарнейшей общей идее... есть известный кусочек фантазии»¹. Следовательно, фантазия (или воображение— это синонимы) присутствует во всех мыслительных процессах, принимая доминирующее значение в одном из них, которое и называют воображением. Вместе с тем фантазия—-это одно из проявлений активности психики. Развитие мышления стимулируется общением, которое требует объективизации его в речи.

По неверно было бы думать, что мышление человека не имеет своей предыстории. Не случайно скачок «от ощущения к мысли», отмеченный В. И. Лениным как философом, был замечен и И. П. Павловым как биологом. Наблюдая за высшими обезьянами, он пришел к выводу, что у них есть и такая форма поведения, которая не может быть отнесена ни к безусловному, ни к условному рефлексу. «...Когда обезьяна строит свою вышку, чтобы достать плод, — сказал он, — то это «условным рефлексом» назвать нельзя. Это есть случай образования знания, уловления нормальной связи вещей. Это — другой случай. Тут нужно сказать, что это есть начало образования знания, улавливание постоянной связи между вещами — то, что лежит в основе всей научной деятельности, законов причинности и т. д.»². Так, создатель учения об условных рефлексах сумел выйти за его рамки, увидев явление, которому позже Э. А. Асратян дал название «каузальный условный рефлекс»³, хотя мне кажется более точным, соответствующим словам самого Павлова был бы термин каузальный рефлекс как более высокая форма рефлекса после безусловного и условного.

¹ В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 29, стр 330.

² «Павловские среды», т. III. M.—Л., 1949, стр. 262—263.

³ См. Э. А. Асратян. Каузальный условный рефлекс. — «Вопросы философии», 1970, № 10, стр. 117—126.

52

Если безусловный рефлекс как нейрофизиологический механизм знаменовал скачок от физического отражения к физиологическому, а условный рефлекс ■— от физиологического к психическому (это, как известно, мало у кого вызывает сомнения), то каузальный рефлекс знаменует подготовку скачка от ощущения к мысли.

Мышление как специфическая, только человеку присущая форма понятийного отражения в сочетании с уже имевшимися (по, конечно, также изменившимися) формами отражения — эмоциями и ощущениями создавала и новые. Так, у человека сохранилась способность ощущать, но она же в сочетании с появившейся понятийной формой отражения развилась в восприятие.

Человек воспринимает предмет в целом, включая в это восприятие не только комплексы ощущений, свойственные животным и уже у них дающие целостный, предметный и константный образ, но и понятие о воспринимаемом. Суждение как простейший акт мышления опирается на восприятия. Но последние в свою очередь включают в себя понятия. Восприятие в отличие от ощущений и их комплексов второсигнальная и потому только человеческая форма отражения. Вот почему называть комплексы ощущений животных восприятиями неточно, хотя это и широко принято.

Конечно, мышление имеет свою иерархию форм начиная от простейших понятий и суждений до абстрактного, творческого, диалектического мышления, и все его формы, высшие, чем понятия, несравнимо сложнее восприятия. Но в генетическом плане восприятия могли появиться только после возникновения у мозга способности образовывать понятия.

Некоторые психологи предлагают комплексы ощущений у животных обозначать термином «первосиг-нальные восприятия животных», чтобы отличить их

53

от соответствующих восприятий у человека, которые они называют «второсигнальными восприятиями человека». Хотя в принципе различение этих явлений необходимо, на мой взгляд, специфику первых точнее выражал бы термин «комплексные ощущения», поскольку они получают за счет комплексности свойства целостности, предметности и константности, не имея присущей восприятиям понятийности.

Понятийная форма психического отражения в сочетании с эмоциями дала новую, также только человеческую форму отражения — чувства. Если эмоции у человека отражают объективные отношения предметов и явлений внешнего мира к нуждам человека как организма, то чувства отражают эти отношения к человеку как к личности, как к члену общества. Если эмоции регулируют взаимоотношение человека со средой как организма, то чувства регулируют его отношения как личности с другими людьми.

Соответственно этому обогатилась и память как форма психического отражения памятью на понятия, восприятия и чувства. Первую обычно называют «смысловой памятью» (точнее бы сказать, «понятийной»), вторую — «образной» и третью — «эмоциональной» (я бы ее назвал «память чувств», а литераторы образно именуют ее «памятью сердца»). Все это вто-росигнальные виды памяти в отличие от первосигналь-ных видов, называемых «механической» памятью. Два разных неиродинамических механизма определяют два рода всех ее видов — оперативную и долговременную память. Совокупность всех этих родов и видов памяти у человека и дает ту свойственную ему интегральную и следовую форму отражения, которую обобщенно и называют памятью.

Древние греки справедливо считали, что Мнемози-на, богиня памяти (мнема по-гречески — память), была матерью девяти муз наук и искусств. А великий

54

греческий драматург Эсхил (525—456 г. до н. э.) вложил в уста своего героя Прометея слова:

Послушайте, что смертным сделал я:

Число им изобрел,

И буквы научил соединять —

Им память дал, мать муз — всего причину.

Действительно, если физиологическая, в том числе генетическая, память один из важных факторов биологической эволюции, то память как мнестическая форма психического отражения играла важную роль в социальной эволюции.

Психопатологические явления, вызывая распад структуры памяти как целого, позволяют глубже понять ее отдельные, рассмотренные выше виды и типы, К сожалению, те и другие часто смешиваются, подменяются одно другим. Мне кажется, избежать этого удалось бы, если иметь в виду, что тип — это наиболее свойственный данной личности вид памяти.

Свойственной только человеку формой психического отражения является воля. Надо сказать, что с таким ее пониманием согласны не все. В учебниках психологии обычно ее определяют как «способность преодолевать препятствия». Когда на III съезде психологов в 1968 г. был сделан наш доклад¹, совместный с диссертантами, один из которых (Г. X. Шингаров) работал над эмоциями, а второй (Л. В. Шмаков) — над волей как формами отражения, то некоторые участники съезда высказывали сомнение в правомерности рассмотрения эмоций, чувств и воли как форм отражения. Однако обоснованных возражений ни тогда, ни в последствии никто не приводил, хотя изла-

¹ См. К- К. Платонов, Г. X. Шингаров, А. В. Шмаков. Эмоции, чувства и воля как формы отражения действительности.— «Материалы III Всесоюзного съезда Общества психологов СССР», т. 1. М., 1968, стр. 341—342

55

гаемые ниже положения были уже не раз опубликованы '.

Понимание воли как формы психического отражения опирается на раскрытие сущности цели как психического явления. Цель— это отражение объективно существующих возможностей результата действия или деятельности. Она может быть близкой или отдаленной, более общей, частной или элементарной, т. е. ближайшей и неразложимой. Цель может быть и иллюзорной, поскольку иллюзия это искаженное отражение реальности. Необходимо различать объективную цель (как отражаемое) и цель как отраженное, как психическое явление.

Наиболее существенным, исходным для понимания воли является целеустремленность, могущая принимать формы психического процесса, состояния и свойства личности. Целеустремленность — это отражение объективных отношений, объективной общей и отдаленной цели и возможностей личности. Притязания (уровень притязаний) представляют собой целеустремленность, в которой возможности личности заменены ее направленностью. Поскольку направленность личности включает в свою структуру потребности, притязания всегда бывают эмоционально окрашенными и относятся не только к проявлениям воли, но и эмоций.

Волевое усилие («сила воли») как процесс и настойчивость («стойкость воли») как состояние или как свойство личности, а следовательно, и в целом воля — это отражение объективного отношения цели деятель-

¹ См. К. К. Платонов. Воля как способность и как форма отражения. — «Материалы второй межвузовской научной конференции по проблемам психологии поли». Рязань, 1967, стр. 5—8; К. К- Платонов, Г. X. Шингаров. Эмоции, чувства и воля как формы отражения действительности.—«Ленинская теория отражения и современность». София, 1969, стр. 172—188.

56

иости, соответствующей уровню притязаний личности и фактически выполняемой собственной деятельности, обеспечивающей достижение этой цели. Волевое усилие одноразово и связано с более близкой целью, настойчивость—-с более отдаленной, общей, подчиняющей себе частные цели.

Процесс принятия волевого решения в волевом действии и решительность как волевая черта личности являются производными от волевого усилия и настойчивости. Они определяются темпом волевого действия и преобладанием волевого компонента над эмоциональным в едином акте сознания. Последнее (баланс эмоционального и волевого компонента при господстве воли над эмоциями) принято называть самообладанием.

Взаимосвязи в единой структуре сознания волевой формы психического отражения с другими его формами создают такие психические явления, как произвольное восприятие, запоминание и воспроизведение, сдерживание эмоций и т. д. При этом любое такое действие, как и самостоятельное волевое действие, субъективно переживается как волевое усилие, а объективно проявляется как активность сознания и, следовательно, как активность и личности, и человека.

Во всех случаях волевой формы психического отражения отражаемым объектом является та или иная реальность: объективная возможность результата деятельности или действия, собственная деятельность, их объективные отношения между собой или с возможностями и направленностью личности. На выявление их должен быть нацелен анализ волевого действия или деятельности. Для формирования волевых качеств личности должны создаваться как объективно отражаемые явления и отношения, так и обеспечиваться условия для закрепления отраженного. Иными словами, для формирования волевых качеств личности во-

57

левая форма отражения должна переводиться в ее мнестнческую форму.

Мнсстическая форма волевого отражения (волевой вид памяти) мало изучена, и редко она рассматривается наряду с образной, понятийной, эмоциональной и психомоторной памятью. Тем не менее следует иметь в виду, что именно на ее основе образуются из волевых действии волевые навыки. Примером последних являются навыки дисциплины '. Сюда же относятся нравственные и правовые навыки, обеспечивающие культуру поведения.

Подводя итог изложенного, можно дать следующую систему форм психического отражения: эмоции; ощущения; мышление; восприятие; чувства; воля; память (как следовые формы всех предыдущих).

Вместе с тем эти формы психического отражения могут рассматриваться и как элементы сознания (о чем речь пойдет в главе 3), и как элементарные способности, входящие в структуру более сложных способностей (на этом вопросе мы остановимся в главе 4), и как элементарные виды деятельности (о чем мы поговорим в главе 5).

Иногда говорят, что эмоции и ощущения нельзя считать у человека формами психического отражения, поскольку они полностью в «снятом» виде вошли в восприятия и чувства и поэтому должны рассматриваться только как компоненты структур последних. С этим нельзя согласиться. Действительно, более простые ощущения и эмоции включены в «снятом», измененном виде в восприятия и чувства. Но они сохранились у человека и как самостоятельные формы психического отражения.

Ранее мы уже приводили аргументы, свидетельствующие о наличии «чистых» эмоций (см. стр. 44).

¹ См. К. К. Платонов, Л. М. Шварц. Очерки психологии для летчиков. М., 1948, стр. 151.

58

Иногда они накладывают отпечаток в сознании на длительное время, проявляясь как эмоциональные состояния. Это было подмечено и нашло отражение даже в поговорке: «Встал с левой ноги». Состояние эйфории или, напротив, тоска с неосознанными причинами — другой пример таких эмоций. Закрыв глаза и поворачивая голову к электрической лампочке, легко познать ощущение света, не входящего ни в какие восприятия, так же как и звук, ощущаемый, когда «в ухе звенит». Очень отчетливы различия патологических отдельных ощущений от целостных восприятий. Подобных примеров можно привести много.

4. ГОМОЛОГИЯ И АНАЛОГИЯ ПСИХИКИ

В биологии есть понятия гомологии и аналогии, значение которых еще недостаточно осознано в психологии. «В аналогии и гомологии мы имеем перед собой две равноценные, хотя и разнородные категории явлений. Гомологии выражают собой способность организмов, исходя из одного и того же материала (идентичные органы), в процессе эволюции, под влиянием естественного отбора, применяться к различным условиям и достигать различного эффекта: из плавников рыб вырабатываются органы плавания, хождения, летания, копуляции и т. д. В аналогиях сказывается способность организмов, исходя из различного основного материала, приходить к одному и тому же результату и создавать образования, сходные как по функции, так и по строению, хотя и не имеющие между собой в филогенетическом отношении ничего общего» ^!, — писал В. А. Догель.

¹ В. А. Догель. Сравнительная анатомия беспозвоночных, ч. I. Л., 1938, стр. 9,

59

Мозг человека и мозг рыбы гомологичны, то же следует сказать о плавниках рыбы, крыльях птицы, ластах дельфина, копытах лошади н руках человека. Но нервные системы человека и насекомых, так же как и поразительно морфологически похожие глаза человека и глаза осьминога, крыло птицы и крыло пчелы, клешня рака и кисть человека, только аналогичны, ибо они образовались из совершенно различных задатков. Нас поражают законы наследственности. Но законы аналогии не менее загадочны. Я никогда не был так потрясен, как «встретившись глазами» с большим осьминогом в Неапольском аквариуме. Мне хорошо было известно, что мы с ним только земляки, а родственники не ближе, чем с медузой, и чуть ближе, чем с березой. Но смотрел-то он на меня «человеческими» глазами...

Аналогия существует не только в органах, в их форме, но и в функции, в поведении животного. При этом иногда она бывает хоть отдаленно связана с гомологией, иногда нет. Так, инстинкт гнездования есть не только у «двоюродных братьев»: у птиц и у орангутанга и у некоторых их 'общих предков — рыб. Но ведь гнезда строят и осы, и осьминог, и в этом случае это проявление уже только аналогии. «Брачные танцы» и ритуальные игры как рудименты боевых схваток также имеют место и у вторичноротых (птиц и млекопитающих) и у первичноротых (жуков), хотя ничего подобного, понятно, не было у их общего предка.

Аналогия для психологии имеет огромное значение не только для более глубокого понимания развития психики в филогенезе и антропогенезе. Можно только удивляться, что этнопсихология, психология религии, психология искусства и другие психологические науки до сих пор не уделяют ей должного внимания. Ведь есть религиозные явления, в частности

ДО

ритуалы, исторически и контактно преемственные, но есть и очень схожие, но только аналогичные. Шаманство в Северной Сибири и в Африке, фетиши в Африке и Северной Америке, инициации — посвящение мальчика в воина — в Австралии и Африке имеют не больше исторической гомологии, чем гнездование аиста и орангутанга '. Но не только психологи, но и этнографы, и религиоведы проблему аналогии не замечают.

А между тем рассмотрение многих явлений психологии в сопоставлении с аналогичными им у других животных или у разных народов помогло бы прояснить многие проблемы. Более повезло в этом отноше-ни искусствоведению. В интересной монографии Б. Роуленда собрано большое количество удивительных совпадений в живописи и скульптурах Запада и Востока², однако психология искусства еще не включила аналогию в систему своих понятий. Значительно большее внимание уделяют аналогии языковеды³.

Здесь нельзя не отметить явного различия, но и некой глубокой, хотя еще и не понятой общности между аналогией как биологическим понятием, переносимым в психологию, и аналогией как логическим понятием. П. В. Копнин, детально разбиравший философский аспект этого логического понятия, привел много примеров из истории различных наук, свидетельствующих, что гипотезы, как правило, возникают из удачных аналогий. «Ведь аналогия по природе своей ведет к высказыванию догадок»⁴, — писал он. Заслуживает специального исследования понимание анало-

¹ См. К- К. Платонов. Психология религии, стр. 25—28.

² Б. Роуленд. Искусство Запада и Востока. М., 1958.

³ Ом. В. П. Старинин. К вопросу о семантическом аспекте сравнительно-исторического метода. —• «Советское востоковедение», 1955, № 4, стр. 99—111.

⁴ П. В. Копнин. Философские идеи В. И. Ленина и логика, стр. 356.

61

гии в логике как отражения аналогии в жизни и ее ограниченной, по несомненной роли в познании как отражения одного из проявлений единства и многообразия мира. Этот вопрос здесь может быть только поставлен.

Число примеров, свидетельствующих о важности аналогии для изучения психических явлений, можно было бы значительно увеличить, но и сказанного, видимо, достаточно, чтобы обосновать вывод: только отсутствием продуманной системы основных психологических понятий можно объяснить, что такие категории, как «аналогия», и «гомология», выпали из учения о развитии форм психического отражения.

Мы проследили в этой главе путь развития психики в ветви вторичноротых животных. А что же можно сказать о психике в ветви первичноротых — у червей, пчел, муравьев, головоногих моллюсков?

Здесь уместно напомнить слова Энгельса: «Разумеется, мы никогда не узнаем того, в каком виде воспринимаются муравьями химические лучи. Кого это огорчает, тому уж ничем нельзя помочь» '.

Действительно, хотя наука, как правило, говорит «не знаем» и воздерживается от формулировки «не узнаем», в данном случае есть основания говорить, что в субъективный мир первичноротых мы никогда не проникнем и даже 'Не узнаем, есть ли он или его нет². Можно допустить, что в этой ветви животных психики вообще нет, нет ничего субъективного, как нет его ни у растений, ни у роботов. Возможно, что это отличные живые роботы, сделанные природой и аналоги условных рефлексов, отмечаемые, например, у пчел, — это только физиологическое замыкание нервных связей.

¹ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 20, стр. 555.

² По этому вопросу см. нашу переписку с писателем М. Ар-мсном в «Вопросах психологии», 1962, № 5, стр. 123; 1963, № 2, стр. 171—172.

62

Нельзя забывать, что времени для их создания было столько же, сколько для развития всей психики, а насекомые морфологически мало изменились с. каменноугольного периода истории земли.

Существенным доводом в пользу отрицания любого субъективного явления у этой ветви животных являются наличие так называемого гистолиза (растворения тканей) при превращении личинки во взрослую особь и перестройка при этом нервной системы. Не меньшим доводом являются и совершенно различные жизненные реакции у происшедших из одного яйца личинки и взрослой особи (например, у гусеницы и бабочки).

Если это предположение правильно, то к ним полностью применимы поведенческие модели бихевиорис-тов и кибернетиков и последним тогда здесь непочатый край работы. Напомню, что такой знаток пчел, как Шенон, организмом считает не одну пчелу, а рой. Но также можно предположить, что насекомые остановились на этапе биполярной эмоции. Но выше элементарных ощущений они уж, несомненно, подняться не могли.

Как видно, предположений здесь может быть высказано немало. Одно несомненно: законы гомологии ответа на этот вопрос не дадут. Законы аналогии же, как было сказано, еще почти не изучаются. А жаль. Ведь мы обсуждаем проблемы встреч с аналогами с других планет. А земляков-аналогов в этом плане не изучаем.

Но подведем итог. Из сказанного вытекает, что уточнением понятия «отражение» как философской категории в ряду психологических категорий является понятие «психическое отражение». На основании уже накопленного психологией материала есть смысл считать, что психическое отражение у человека имеет семь названных выше форм, три из которых, состав-

63

гии в логике как отражения аналогии в жизни и ее ограниченной, но несомненной роли в познании как отражения одного из проявлений единства и многообразия мира. Этот вопрос здесь может быть только поставлен.

Число примеров, свидетельствующих о важности аналогии для изучения психических явлений, можно было бы значительно увеличить, но и сказанного, видимо, достаточно, чтобы обосновать вывод: только отсутствием продуманной системы основных психологических понятий можно объяснить, что такие категории, как «аналогия», и «гомология», выпали из учения о развитии форм психического отражения.

Мы проследили в этой главе путь развития психики в ветви вторичноротых животных. А что же можно сказать о психике в ветви первичноротых — у червей, пчел, муравьев, головоногих моллюсков?

Здесь уместно напомнить слова Энгельса: «Разумеется, мы никогда не узнаем того, в каком виде воспринимаются муравьями химические лучи. Кого это огорчает, тому уж ничем нельзя помочь» '.

Действительно, хотя наука, как правило, говорит «не знаем» и воздерживается от формулировки «не узнаем», в данном случае есть основания говорить, что в субъективный мир первичноротых мы никогда не проникнем и даже-не узнаем, есть ли он или его нет². Можно допустить, что в этой ветви животных психики вообще нет, нет ничего субъективного, как нет его ни у растений, ни у роботов. Возможно, что это отличные живые роботы, сделанные природой и аналоги условных рефлексов, отмечаемые, например, у пчел, — это только физиологическое замыкание нервных связей.

¹ К- Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 20, стр. 555.

² По этому вопросу см. нашу переписку с писателем М. Ар-меном в «Вопросах психологии», 1962, № 5, стр. 123; 1963, № 2, стр. 171—172.

62

Нельзя забывать, что времени для их создания было столько же, сколько для развития всей психики, а насекомые морфологически мало изменились с. каменноугольного периода истории земли.

Существенным доводом в пользу отрицания любого субъективного явления у этой ветви животных являются наличие так называемого гистолиза (растворения тканей) при превращении личинки во взрослую особь п перестройка при этом нервной системы. Не меньшим доводом являются и совершенно различные жизненные реакции у происшедших из одного яйца личинки и взрослой особи (например, у гусеницы и бабочки).

Если это предположение правильно, то к ним полностью применимы поведенческие модели бихевиорис-тов и кибернетиков и последним тогда здесь непочатый край работы. Напомню, что такой знаток пчел, как Шенон, организмом считает не одну пчелу, а рой. Но также можно предположить, что насекомые остановились на этапе биполярной эмоции. Но выше элементарных ощущений они уж, несомненно, подняться не могли.

Как видно, предположений здесь может быть высказано немало. Одно несомненно: законы гомологии ответа на этот вопрос не дадут. Законы аналогии же, как было сказано, еще почти не изучаются. А жаль. Ведь мы обсуждаем проблемы встреч с аналогами с других планет. А земляков-аналогов в этом плане не изучаем.

Но подведем итог. Из сказанного вытекает, что уточнением понятия «отражение» как философской категории в ряду психологических категорий является понятие «психическое отражение». На основании уже накопленного психологией материала есть смысл считать, что психическое отражение у человека имеет семь названных выше форм, три из которых, состав-

63

ляя первую сигнальную систему, общи у него с животными, хотя и не тождественны с ними; остальные, представляя вторую сигнальную систему и ее производные, свойственны только человеку. Все психические формы отражения имеют специфический для каждой из них субъективный компонент. В каждой форме отражения, взятой за целое, может быть вскрыта ее структура, достаточно полно описываемая- в соответствуюишх главах любого учебника психологии и потому не раскрываемая здесь.

Все субъективные и объективные проявления форм психического отражения называют психическими явлениями, хотя психические явления не сводятся только к формам психического отражения.

Г л а в а 2. ПСИХИЧЕСКИЕ ЯВЛЕНИЯ

1. ВНИМАНИЕ

В предыдущей главе мы не упоминали о таких хорошо известных психических явлениях, как внимание, психомоторика и потребности, поскольку они не являются особыми формами психического отражения. Что внимание это психическое явление, известно давно. Правда, в 40-х годах высказывались сомнения вроде как у Горького в «Климе Самгине»: «А был ли мальчик? Может, мальчика и не было?» Но учителя, не считаясь с такими сомнениями, все равно огорчались невнимательностью многих учеников, а летчиков все равно учили в полете распределять внимание. Но и сомнения возникли ведь не случайно. Дело в том, что категории «формы психического отражения» и «психические явления» по содержанию не совпадают. Вся психика есть отражение. Но не все в отражении есть его особая форма.

Так, внимание это не особая форма психического отражения, а различная организация этих форм. Оно включает в себя и их регулирование, и их контроль. Поэтому внимание обычно и определяют как «организацию психической деятельности». Оно имеет ряд качеств (активность, направленность, интенсивность, устойчивость и т. п.), определяющих при доминирую-

3-676 65

щем их проявлении виды внимания. Об этих качествах речь пойдет ниже.

Я думаю, что такое понимание внимания позволяет уточнить ряд неясных вопросов, в частности по-иному подойти к дискуссии об установке как состоянию готовности или предрасположенности личности к действию определенным образом, которая, бесспорно существуя, является, по нашему мнению, одной из форм непроизвольного внимания.

В проблеме внимания долгие годы споры вызывал вопрос о соотношении переключения и распределения внимания. С одной стороны, многие опытные данные, в том числе наши исследования на Челябинском тракторном заводе, проводившиеся с целью профотбора крановщиков и шоферов с помощью так называемых компликационных часов Руппа, позволяющих замерять время реакции на одновременный световой и звуковой раздражитель, убеждали в невозможности распределения внимания. Многие годы это доказывал мне и лучший летчик-испытатель того времени М. М. Громов, считавший, что он, как, по его мнению, и любой человек, может только очень быстро переключать внимание и не может его распределять. Но с другой стороны, летная практика и личные наблюдения мне говорили о наличии не только переключения, но и бесспорного активного распределения внимания. Эту проблему пытался объяснить И. П. Павлов, когда писал: «Разве это не обычная вещь, что мы, занятые главным образом одним делом, одной мыслью, можем одновременно исполнять другое дело, очень привычное для нас, т. е. работать теми частями полушарий, которые находятся в известной степени торможения...» ' Такие случаи, конечно, имеют место. Но рас-

¹ И. П. Павлов. Поли. собр. соч., т. IV. М.—Л., 195!, стр. 428.

66

пределение внимания, например, летчика на взлете или на посадке не укладывается в эту схему.

В специальном исследовании я пытался выяснить, в чем здесь дело. Оказалось, что переключение внимания опирается на ориентировочный безусловный рефлекс, хотя и может быть достаточно сложным ней-родинамическим стереотипом, связанным с определенными «маршрутами внимания», а распределение внимания — всегда навык. Причем он не обязательно опирается на приторможенные участки, как думал И. П. Павлов К Я упоминаю об этих экспериментах не столько потому, что они, думаю, прояснили вопрос о соотношении распределения и переключения внимания, сколько потому, что они показали, что в этих двух явлениях внимания мы имеем дело с отчетливо различной организацией отражения объектов в процессе восприятия.

В данном случае в различных качествах внимания проявляется различная организация одной формы психического отражения, а именно восприятия. Но в других его качествах может проявляться организующая роль внимания в отношении одновременно нескольких их форм. Так, в произвольном внимании проявляется связь воли как формы отражения при внешней направленности с восприятиями, а при внутренней направленности — с мышлением и памятью. Все качества внимания можно уложить в следующую схему: активность внимания (произвольное, непроизвольное), его направленность (внешнее, внутреннее), его широта (объем, распределение), переключение

¹ См. К- К- Платонов, А. А. Топориина. Исследование соотношения переключения и распределения внимания. —• «Доклады Академии педагогических наук РСФСР», 1961, № 1, стр. 87—88; К. К. Платонов. Вопросы психологии труда. М., 1970, стр. 59— 61.

67

(легкое, трудное), интенсивность (высокая, низкая), устойчивость (устойчивое, неустойчивое).

Мы не будем здесь подробно останавливаться на характеристике всех этих качеств внимания, с ними читатель может познакомиться в любых учебниках по психологии. Здесь же необходимо остановиться на вопросе направленности внимания. При этом надо обсудить и возможности применения к различным уровням явлений философских категорий внешнего и внутреннего.

Как известно, наиболее четко разделил внешнее (идущее от ощущений) и внутреннее (в частности мышление) Локк. Он писал: «Наше наблюдение, направленное или на внешние ощущаемые предметы, или на внутренние действия нашей души, воспринимаемые и рефлектируемые нами самими, доставляют нашему разуму весь материал мышления. Вот два источника знания, откуда происходят все идеи, которые мы имеем или естественным образом можем иметь» '. В этих словах Локк наиболее четко сформулировал свое толкование проблемы внутреннего и внешнего именно на примере направленности внимания. На них долгие годы опиралось понимание философских категорий внешнего и внутреннего. Более того, эта идея лежит и в основе существующего поныне деления внимания на внешненаправленное и внут-ренненаправленное.

Категории внутреннего и внешнего тесно связаны с рядом других категорий, и в том числе и с частью и целым, и с понятием структуры. Ведь понимание внутреннего и внешнего также должно опираться на уточнение того, что взято за целое. Если мы примем за целое все мироздание, то оно не имеет внешнего. Для

¹ Д. Локк. Избранные философские произведения, т. 1. М., I960, стр. 128.

№

мироздания — все только внутреннее. Если за целое взят человек, то внешним является только действующая на него внешняя физическая и социальная среда. Внутренняя среда, генотип, психика и, следовательно, свойства личности для человека как организма — все это внутреннее.

Человек как организм, взятый за целое, имеет ряд подструктур, одной из которых является нервная система, являющаяся по отношению к организму внутренним. Но нервная система, если ее взять за целое, резко сузит объем внутреннего для нее. Внутренняя среда организма (РН крови и кровяное давление, эндокринное «хозяйство», дыхательные и пищеварительные функции организма и т. д.) для нее станет внешним. Внутренним для нервной системы будет все то, что включается в понятия морфологии и физиологии периферической и центральной нервной системы и высшей нервной деятельности.

Но если за целое взять только высшую нервную деятельность, то внутренним для нее будут две основные подструктуры: корковая нейродинамика и психика как ее продукт. Все бывшее внешним для нервной системы и все остальные ее внутренние подструктуры теперь станут внешними.

Но если мы за целое возьмем сознание как высшую форму субъективного, то процессы корковой нейроди-намики (возбуждения и торможения, взаимной индукции, иррадиации и концентрации, фазовые состояния и т. д.) будут для него внешним, как механизм отражения. Внутренним будет содержание отражения объективной действительности, действующей на рецепторы (органы чувств). Последнее требует разъяснения. Хотя отражаемое есть внешнее, а отраженное внутреннее, из этого не следует обратное, т. е. что все внешнее всегда для внутреннего есть отражаемое. Физиологические процессы в коре головного мозга для

к>

сознания есть внешнее. Это вытекает из известного тезиса Энгельса: «Мы, несомненно, «сведем» когда-нибудь экспериментальным путем мышление к молекулярным и химическим движениям в мозгу; но разве этим исчерпывается сущность мышления?» ' Это, конечно, относится и к вниманию, сущность которого, как и мышления, в субъективных, психических явлениях. Но это отнюдь не значит, что психические явления, и в частности внутринаправленное внимание, это якобы отражение физиологических процессов в коре головного мозга.

Такое ошибочное понимание психического, в частности и сознания, и внимания, одно время было довольно распространено среди физиологов и врачей. Так, А. Г. Иванов-Смоленский в своей книге, написанной в 1928 г., представлял сознание как отражение прошлого опыта, запечатленного в коре². Эта точка зрения была им раззита в докладе на научной сессии, посвященной проблемам физиологического учения И. П. Павлова³, после чего стала особенно распространенной.

Человек не может отражать не только физиологические процессы своей корковой нейродинамики, но и многие другие процессы своего организма (например, состав крови, секреции пищеварительных желез, движение крови в венах, лимфы и т. д.), для ощущений которых у него нет соответствующих рецепторов. Эти процессы недоступны ни для внешненаправ ленного внимания, под которым понимается организация про-

¹ К- Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 20, стр. 563.

² А. Г. Иванов-Смоленский. Основные проблемы патологической физиологии высшей нервной деятельности человека. Патофизиологическое введение в психиатрию. М.—Л., 1933, стр. 507.

³ «Научная сессия, посвященная проблемам физиологического учения академика И- П. Павлова;». Стенографический отчет. М., 1950. стр. 70.

70

цесса восприятия внешнего для психики реального мира, ни для внутренненаправленного внимания как организации всех других форм психического отражения, присущих человеку.

2. ПСИХОМОТОРИКА

Психомоторика или психомоторные процессы — это объективизация всех форм психического отражения определяемыми ими движениями. Это понятие в психологию ввел И. М. Сеченов, хотя термин «психомоторные центры» существовал и раньше. Сеченов писал: «Жизненные потребности родят хогения, и уже эти ведут за собою действия; хотение будет тогда мотивом или целью, а движение — действием или средством достижения цели. Когда человек производит так называемое произвольное движение, оно появляется вслед за хотением в сознании этого самого движения. Без хотения как мотива или импульса движение было бы вообще бессмысленно. Соответственно такому взгляду на явление двигательные центры на поверхности головного мозга называют психомоторными» '.

Сеченову принадлежат слоза, ставшие классическими: «Смеется ли ребенок при виде игрушки, улыбается ли Гарибальди, когда его гонят за излишнюю любовь к родине, дрожит ли девушка при первой мысли о любви, создает ли Ньютон мировые законы и пишет их на бумаге — везде окончательным фактом является мышечное движение» ².

Иногда говорят, что «психомоторика — это реализация психической деятельности». Но это неточно,

¹ И. М. Сеченов. Избранные произведения, т. 1. М., 1952, стр. 516.

² Там же, стр. 9.

71

ибо наводит на мысль, что только мышечные движения реализуют психическую деятельность. Правильнее говорить не «реализация», а «объективизация». «Хотение», «мысль», «субъективный образ объективного мира», вообще любое субъективное явление — это тоже реальность. Ведь реальность или действительность существует в двух формах: объективная реальность — существующее вне сознания, как отражаемое им и субъективная реальность — как отраженное сознанием. Следовательно, в процессе отражения объективная реальность становится субъективной реальностью, а в процессе психомоторики субъективная реальность становится объективной реальностью. Последнее и есть процесс объективизации субъективного. Беспрерывные переходы объективного в субъективное и обратно субъективного в объективное и есть сущность психики. В свете сказанного нам представляется существенным недостатком ряда учебников психологии то, что они не имеют специальных глав о психомоторике, что нет соответствующих разделов в программах.

В психомоторных процессах, взятых за целое («психомоторике»), обычно выделяют в качестве основной подструктуры группу сенсомоторных процессов, в ней в свою очередь — ряд различных процессов, которые можно представить в виде следующей системы понятий.

Сенсомоторные реакции: простая психическая реакция (примером ее может служить быстрый нажим на сигнал); сложная реакция: реакция выбора (например, нажим на кнопку, соответствующую сигналу), реакция переключения (нажим на кнопку при изменении значения сигнала), отставленная реакция (когда исполнительному сигналу предшествует предварительный), цепная реакция (при которой каждая реакция вызывает следующий сигнал), реакция на движущий-

72

ся объект (например, остановка стрелки на заданном делении). Сенсомоторная координация: реакция слежения (например, удерживание рычагом отклоняющейся стрелки), сложная координация (примером ее может быть координация движений суппорта токарного станка, на котором токарь должен одновременно координировать движение в двух направлениях), групповая реакция слежения (так называемый гомео-стат).

Временные показатели сенсомоторных процессов наряду с их точностью очень четко определяют эти процессы. Правда, у исследователей их часто отсутствует единообразие в терминологии. Как синонимы употребляются термины: скорость реакции, время реакции, латентный период реакции. Нам представляется логичным сделать следующие уточнения этих понятий. Простая реакция имеет только один параметр — время. Латентное время реакции — время от момента появления раздражителя, к которому привлечено внимание, до начала ответного движения. Если учитывается еще и время выполнения движения, надо говорить об общем времени реагирования, которое является временем выполнения сенсомоторного действия. Скорость простой реакции—это типичное для данного человека в данных условиях среднее латентное время его реакции.

Сложную реакцию кроме этого определяет ее точность, а серию их — вариативность. Серия реакций на движущийся объект оценивается числом точных реакций и числом и средними величинами запаздываний и преждевременных реакций.

Сенсомоторная координация оценивается по времени реакции на пусковой сигнал — от появления двигательной задачи до начала реагирования; общим временем реагирования — до конца решения возникшей двигательной задачи; точностью реагирования —

73

выявляемой как по конечному результату реагирования так и по числу и особенностям поправочных движений, определяющих координированное™ реагирования. Я не останавливаюсь подробнее на сенсомотор-ных процессах: это задача специальной литературы '.

Все произвольные моторные (двигательные) действия, а следовательно, все учение о трудовых двигательных навыках также относятся к психомоторике. Именно они (т. е. навыки), становясь свойствами личности, определяют ее умелость, мастерство.

Со времени И. М. Сеченова принято называть термином идеомоторика или идеомоторные действия двигательные действия, вызванные мыслями, идеями. Известно, что неопытный велосипедист, увидев столб и подумав «Ох! наскочу», обязательно действительно наскочит на него. Это явление точнее было бы называть непроизвольными идеомоторными действиями. Но этот термин не прижился потому, что «произвольные идеомоторные действия» проще и короче называть произвольными действиями. Притом же это и вполне точно, так как акт мышления («идеи») включен в волевые действия.

До сих пор речь шла о психомоторике человека, хотя многое из сказанного относится и к животным, у которых, понятно, идеомоторика отсутствует, но зато сенсомоторика развита многим лучше, чем у человека, и играет большую роль. Иногда даже говорят о сен-сомоторном мышлении у животных, с чем вряд ли можно согласиться; скорее это весьма сложные комплексы ощущений, сенсомоторной памяти и потребностей, которые точнее было бы называть сенсомотор-ный рассудок. Мышление как форма отражения невозможно без понятий. Сенсомоторный рассудок же является предысторией понятийного мышления. Его

¹ См. К. К- Платонов. Психология летного труда, стр. 62—83; его же. Вопросы психологии труда, стр. 70—96.

74

можно наблюдать и у человека, например у ребенка в процессе игры, и даже у взрослого человека, решающего двигательную задачу (головоломку) методом проб н ошибок.

3. ПОТРЕБНОСТИ

К последней группе психических явлений у человека, не являющихся самостоятельной формой отражения, относятся потребности. Несмотря на важнейшее их значение как побудительных сил психики и сознания и на то, что они тождественны мотивам деятельности, они еще не нашли своего одозначного понимания в системе психологических категорий.

В отличие от внимания как организации психических явлений и от психомоторики как их объективизации потребности — это субъективные явления, побуждающие к деятельности и представляющие собой отражение нужды в чем либо. Маркс отмечал, что потребности выступают одновременно и «как побуждение и как цель» '.

И фило- и онтогенетически потребности возникают вместе с эмоциями. У грудного ребенка есть потребности только в еде, кислороде, тепле и покое. По мере созревания организма у человека появляются новые непосредственно биологически обусловленные потребности. Так, потребность в покое дополняется периодически появляющейся потребностью в движении, становящейся вскоре потребностью в игре и, наконец, в труде. Ранее, чем потребность в игре, появляется потребность в познании. В период полового созревания, а иногда и ранее, в результате созревания эндокринных желез, появляется половая потребность. По-

¹ К Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 12, стр. 718.

75

старение организма приводит к ослаблению не.только половой потребности, но и потребности в труде, познании и движении.

Такой процесс развития потребностей наблюдается не только в онтогенезе, но и в антропогенезе. «...Сама удовлетворенная первая потребность, — писали Маркс и Энгельс, — действие удовлетворения и уже приобретенное орудие удовлетворения ведут к новым потребностям, и это порождение новых потребностей является первым историческим актом» '.

Общность возникновения потребностей и эмоций была доказана экспериментально. Об этом крупный нейрофизиолог Г. Мэгун пишет: «Психология «сомкнулась» с нейрофизиологией после того, как Олдс и Милнер видоизменили ящик Скиннера таким образом, что при 'нажатии на рычаг животное могло направлять кратковременное прямое раздражение в какую-либо часть мозга через хронически вживленные электроды. Это нововведение привело к открытию ранее неизвестного положительно-подкрепляющего механизма в базальной части переднего мозга, раздражение которого, очевидно, имело все особенности первичного подкрепления»². Поясню эти слова. В ящике Скиннера экспериментатор мог, замыкая рычагом контакт, вызвать с помощью вживленных в мозг электродов кратковременное возбуждение определенного участка мозга, что вызывало у животного, судя по его общей реакции, определенную положительную эмоцию. Крыса же в опытах Олдса и Милнера³ могла сама лапкой нажимать рычаг и посылать в мозг раздражение. Оказалось, что крыса доводила себя до изнеможения, нажимая на рычаг до 7000 раз в час³.

¹ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 3, стр. 27.

² Г. Мэгун. Бодрствующий мозг. М., I960, стр. 55.

³ /. Olds, P. Milner. Positive Rinforcement produced by electrical Stimulation of septal Srea and other Regions of rat Brain.—

76

Н. Персон в 1962 г. повторил подобные опыты с козами '.

Эти движения можно было бы понять как авто-атизм, без участия субъективного компонента эмоции, переживаемой как потребность к совершению нажима, если бы нейропсихология не знала аналогичных случаев у людей, когда электрическое или тактильное раздражение определенных участков подкорки субъективно вызывает переживание потребности и эмоции. Эти и другие подобного рода факты свидетельствуют о том, что мы имеем здесь дело и с субъективным явлением. Таким образом, полностью подтвердились слова С. Л. Рубинштейна о том, что, «выступая в качестве проявления потребности, в качестве конкретной психической формы ее существования, эмоция выражает активную сторону потребности»². Эта активная сторона потребности как субъективного явления у человека становится осознанным мотивом деятельности, на чем я подробнее остановлюсь в главе 5. Вместе с тем все это показывает взаимообусловленность потребностей и эмоций животных и, стало быть, их синхронное возникновение и развитие.

В опытах Олдса и Милнера и их последователей вызывались безусловно рефлекторные эмоции, активизировавшие потребности. Но эмоции могут быть и условнорефлекторные.

Условнорефлекторный механизм эмоции как формы проявления потребностей определил быстрое и по существу неограниченное расширение потребностей сначала ребенка, а потом и взрослого человека. Вна-

«Journal of Comparative Physiology and Psychology», 1954, N 47, p. 419—427.

¹ N. Person, Self-stimulation in the Goat. — «Acta of Physiology Scandinavian», 1962, N 23, p. 276.

² С. Л. Рубинштейн. Основы общей психологии. М., 1946, стр. 460.

77

чале небольшой круг потребностей у ребенка вскоре получает условнорефлекторные связи с другими ощу-' тениями и восприятиями, он постепенно расширяется*', связываясь с понятиями, словами. Так, ноявляетс/я потребность «видеть маму», «получить похвалу», «быть хорошим», потребности в общении, игре, учении, труде, выполнении долга, потребность в красоте и т. д, и т. н. Одновременно обогащается эмоциональный мир и появляется мир чувств, мир красоты, добра и правды. «Единство красоты-добра и красоты-правды» является «основным вопросом искусства и эстетики»¹,— пишет Т. Павлов, и не случайно древнегреческие философы объединяли понятия красота — добро в одно понятие «каллокагатия». Единство нравственных и эстетических чувств, а следовательно, и потребностей, их вызывающих, было убедительно показано И. А. Джидарьян². Думаю, что эта актуальная проблема заслуживает всяческого внимания и дальнейшей разработки.

У человека с помощью условнорефлекторных механизмов все биологические потребности социализируются. Это было раскрыто Марксом и Энгельсом на примерах двух наиболее сильных потребностей. «Голод есть голод, — писал Маркс, — однако голод, который утоляется вареным мясом, поедаемым с помощью ножа и вилки, это иной голод, чем тот, при котором проглатывают сырое мясо с помощью рук, ногтей и зубов»³.

А Энгельс по существу то же самое сказал о еще более сильной биологической потребности, миллионы лет двигающей животным миром и тормозившей все

¹ Т. Павлов. Избранные философские произведения, т. 4. М., 1963. стр. 296.

^J И. А. Джидарьян. О соотношении нравственных и эстетических чувств. — «Проблемы этики». М., 1964.

³ К, Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 12, стр. 718.

78

остальные даже у первобытного человека. «Современная половая любовь существенно отличается от простого полового влечения, от эроса древних, — писал сш. — Во-первых, она (предполагает у любимого существа взаимную любовь; в этом отношении женщина находится в равном положении с мужчиной, тогда как для античного эроса отнюдь не всегда требовалось ее согласие. Во-вторых, сила и продолжительность половой любви бывают такими, что невозможность обладания и разлука представляются обеим сторонам великим, если не величайшим несчастьем; они идут на огромный риск, даже ставят на карту свою жизнь, чтобы только принадлежать друг другу... И, наконец, появляется новый нравственный критерий для осуждения и оправдания половой связи; спрашивают не только о том, была ли она брачной или внебрачной, но и о том, возникла ли она по взаимной любви или нет?»¹

Образование новых, так называемых высших потребностей имеет в своей физиологической основе открытый И. П. Павловым «ейродинамический механизм динамического стереотипа. Чем более в образование нейродинамического стереотипа как структуры навыков входят эмоции, связанные с удовлетворением уже имеющихся потребностей, тем скорее эта структура становится привычкой, т. е. действием, выполнение которого стало потребностью.

Значение привычки народная мудрость давно уже отметила словами: привычка — вторая натура. А. С. Пушкин уложил понравившиеся ему слова французского писателя Шатобриана: «Если бы я имел безрассудство верить еще в счастье, я бы искал его в привычке»— в бессмертные строки «Евгения Онегина»:

Привычка свыше нам дана: Замена счастию она!

К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 21, стр. 79—80,

79

Сейчас хорошо известны нейродинамические меха/ низмы привычек, среди которых большое значение имеет неподкрепление, дающие возможность обнаружить уже выработанную привычку. «Если, например, перестать подкармливать собаку после предъявления условного раздражителя, который до того регулярно подкреплялся пищей, то животное дает на непод^реп-ление резко выраженную отрицательную реакцию. Неподкрепление ранее положительно подкреплявшегося раздражителя всегда означает для организма внутренний конфликт — своего рода физиологическое рассогласование между уже пущенной в ход деятельностью и отсутствием ожидаемого результата (в психологическом плане этому соответствуют неосуществленные надежды). В результате изменившейся обратной сигнализации наступает функциональная перестройка отношения животного к раздражителю, который теряет свою биологическую информационную ценность, так как из полезного сигнала превращается в бесполезный» ¹.

Все многообразие потребностей человека можно представить в следующей системе. Биологические потребности: безусловнорефлекторные (инстинктивные), условнорефлекторные (социлизированные), патологические. Социальные потребности: трудовые, познавательные, эстетические, нравственные, правовые.

Сейчас нравственные потребности близки правовым, но в будущем, с отмиранием государства правовые потребности сольются с нравственными, а когда-нибудь и нравственные с эстетическими. Но надо полагать, что познавательные и трудовые потребности останутся у человека навсегда и будут беспредельно дифференцироваться как внутренние побуждения к проявлению той или иной формы отражения.

¹ Г. И. Поляков. Проблема происхождения рефлекторных механизмов мозга. М., 1964, стр. 234—235.

80

\ До сих пор потребности рассматривались как подсистема категории «психические явления», взятой за целое. Но как это будет показано в главе 5, их можно рассматривать и как подсистему категории «деятельность»; но тогда эти же психические явления будут выступать как мотивы деятельности.

4. ПСИХИЧЕСКИЕ ПРОЦЕССЫ, СОСТОЯНИЯ И СВОЙСТВА ЛИЧНОСТИ

Формы отражения, их организацию, объективизацию и мотивацию мы отнесли к «психическим явлениям», рассматриваемым с точки зрения их содержания. Но эти же явления могут и должны быть рассмотрены с точки зрения их формы. Тогда в «психическое явление» как общепсихологическую категорию, взятую за целое, войдут три категории: психические процессы, психические состояния, свойства личности.

Психический процесс — это форма психического явления, отличающаяся относительной однородностью своей психологической структуры во все время своего кратковременного протекания. Длительность такого психического процесса колеблется от долей секунды, например при сенсомоторной реакции, до нескольких десятков минут, например при чтении, слушании концерта.

Но есть и сложные цепные психические процессы, всегда прерываемые, но после перерыва продолжающиеся как бы «с того же места» или «несколько отступя назад». Простейшим примером этого является заучивание. Подчас и очень длительный процесс, например летного обучения, в целом является единым, сложным психическим процессом. Однако цепные процессы не стоят в рассматриваемом нами сейчас ряду явлений и понятий, а относятся к категориям

81

деятельности и развития. Ведь в конечном счете любая деятельность и вся жизнь и развитие личности могут рассматриваться как сложный цепной процесс.

Психическое состояние — это самостоятельная форма психических явлений, отличающаяся от других своей относительной длительностью (дни и недели) при сохранении однородности. Сюда относятся такие состояния, как настроения, состояние повышенной активности или пассивности, бодрости или угнетения и т. д. Честь привлечения внимания психологов к этой категории принадлежит Н. Д. Левитову ', хотя патопсихологи и психиатры занимались ею уже давно.

Свойства личности — это психические явления, ставшие стойкими, хотя и не беспрерывно проявляющиеся, но имеющие тенденцию обнаруживаться именно как определенные особенности, взаимосвязанные друг с другом. На свойствах личности я еще остановлюсь особо в главе 4 при рассмотрении личности как психологической категории.

Все три формы психических явлений связаны и переходят друг в друга. Самый вспыльчивый по свойству личности человек может волевым процессом сдержаться. Попав в условия, в которых он принужден будет постоянно сдерживаться, у него может развиться состояние замкнутости; но в дальнейшем это состояние может стать свойством его личности или в сочетании с одновременно развивающимся коллективизмом стать другим свойством личности — сдержанностью. Но на фоне этой черты личности могут как рецидив проявляться отдельные процессы вспыльчивости. Сформированная дисциплинированность может в дальнейшем снять и эти «вспышки процессов».

Кратковременная, быстро изменяющаяся установ-

¹ Н. Д. Левитов. О психических состояниях человека. М., 1964.

82

— это процесс внимания, который может закрепляться и превращаться в неделями не меняющуюся установку как состояние. По установка, становясь свойством личности, — это то, что в современной советской психологии называют направленностью.

Мне уже неоднократно ^приходилось приводить различные доводы против попыток расширить число этих форм психических процессов • либо за счет отношений, как это предлагает В. Н. Мясищев, либо за счет «образований», как это рекомендуют П. И. Иванов и некоторые другие психологи. Ведь отношения, как это показал сам В. Н. Мясищев, могут быть и процессами, и состоянием, и свойствами личности. А защитники выделения «психических образований» вкладывают в это понятие различное содержание, без достаточного основания выделяя элементы этой подструктуры из других. Так, П. И. Иванов считал, что «психические образования — это продукты психических процессов. Сюда относятся такие субъективные образования, как образы ощущений и восприятий, представления, суждения, понятия»². М. И. Дьяченко и Н. Ф. Феденко в «психические образования» включают выделяемые ими из свойств личности знания, умения, навыки и привычки, мнения и убеждения³.

В диалектическом единстве и противоположности, во взаимосвязи и взаимопереходах трех категорий психических явлений — психических процессов, психических состояний и свойств личности и заключается формализованная сторона сознания.

¹ К- К. Платонов. Сознание и личность. — «Проблемы сознания». Материалы симпозиума. М., 1966, стр. 186—194; К. К- Платонов. Понятие «структура» в учении о личности. — «Проблемы личности». Материалы симпозиума, т. I, стр. 56; «Личность и труд». М., 1965, стр. 22—24.

¹ П. И. Иванов. Общая психология. Ташкент, 1964, стр. 8.

³ См. М. И. Дьяченко, Н. Ф. Феденко. Военная психология. М_г 1967, стр. 8—9.

ка