Риккерт_ ФИЛОСОФИЯ ЖИЗНИ (Киев 1998)

но не может видеть ничего иного, кроме в ней существующей для себя объективной реальности, и даже теория познания долж­ на считать это понятие свободным от понятия всякого человечес­ кого восприятия.

Но до сих пор мы занимались методологическими формами только в том отношении, что они не принадлежат к понятию

объективной действительности. Наконец, для теории познания речь идет также только о том, чтобы понять ее положительное

значение для объективности науки. Но эта новая проблема не

лежит более в рамках нашего исследования, и мы проследим еще

ход мыслей только до тех пор, пока принципиальная возмож­ ность проведения нашего понятия познания станет ясна и в этом отношении.

Методологические исследования независимы от исследования о конститутивных категориях постольку, поскольку учение о ме­

тоде становится на почву эмпирического реализма и с ним мате­ риал научного образования понятий можно рассматривать как

существующую для себя объективную действительность. Но эта независимость учения о методе существует только до известной

степени. Именно первый вопрос, который должен быть постав­

лен с точки зрения отношения понятий к действительности, гла­

сит, существует ли только один род образования понятий, или может быть развито несколько систем форм, по которым обра­

батывается действительность. Но при ответе на этот вопрос нельзя двинуться дальше без выяснения различия конститутивных и ме­ тодологических форм. В случае, если формы, которые являются только методологическими, считаются конститутивными, то это может иметь следствием то, что возможность большинства раз­ личных методов отклоняется заранее. Объективная действитель­ ность только одна, и то, что для ее понятия конститутивно, долж­ но сделаться поэтому действительным также во всяком научном методе.

Мы можем при этом опять вспомнить о понятии закономер­ ности. Если мы допустим, что она есть конститутивная категория, то законы для эмпирического реализма относятся к самой объек­ тивной действительности, и все науки, если они хотят основатель­

но познавать действительность, должны также исследовать по ее

законам. Если мы, напротив, отделим закономерность как методо­ логическую форму от причинности, то все же, хотя всякая дейст­

вительность обусловлена причинно, могут существовать науки, ко­ торые вовсе не интересуются законами, но стремятся познать

индивидуальные причинные ряды. Да, эти науки тогда по отно­ шению к индивидуальному содержанию своих понятий объек­ тивной действительности, которая всегда индивидуальна, стоят даже

152

ближе, чем науки о законах, и могут в противоположность им быть названы именно науками о действительности. Догма, отож^ дествляющая друг с другом науку и науку о законах, таким обра­ зом, устраняется одним ударом. Она падает вместе с метафизи­

ческим гипостазированием законов в действительности, и этим

вместе с тем найден путь, чтобы бывшую объектом стольких спо­ ров историю, которая, действительно, не может быть подведена

под понятие науки о законах, понимать как науку при полном

признании принципа причинности, а именно как науку, которая

содержанием своих понятий стоит ближе к объективной действи­

тельности, чем всякая наука об общих законах. Благодаря разде­ лению конститутивных форм от методологических, следователь­ но, возможно впервые действительно истинное восприятие науч­

ной деятельности. Если формы научных понятий понимались как формы восприятий эмпирического познающего субъекта, то вов­

се нельзя усмотреть, почему большее количество различных спо­ собов восприятия той же самой объективной действительности

не должно мирно стоять друг возле друга.

Но именно эта возможность кажется все же, с другой сторо­

ны, опять очень сомнительной. Не теряет ли так всякая научная, образующая понятия работа, несмотря на объективность своего материала, собственное значение? Если формы образования по­

нятий не основываются на конститутивных категориях, а также, с точки зрения эмпирического реализма, наука не может рассмат­ риваться как отображение объективной действительности, то в

чем состоит тогда предмет научного познания?

И на этот вопрос следует отвечать только в таком случае, если мы строго держимся понятия познания, по которому идея согла­ сования представлений с действительностью совершенно отбра­ сывается, и предмет познания находится единственно в долженс­ твовании. Отображать эмпирическую действительность нельзя, но она может быть дана только под таким понятием, содержанием которого, будь оно индивидуально или всеобще, всегда предс­ тавляет преобразование действительности, безразлично более или менее далеко удалится это преобразование от действительнос­

ти. Но если познавание понимать так, то его объективность тог­ да зависит единственно от того, обосновываются ли формы на­

учного образования понятий в нормах, и долженствование, кото­

рое в этих нормах выражается, оказывается ли несомненным.

Учение о методе также есть наука о нормах и ценностях.

Конечно, долженствование, на котором покоятся методологи­

ческие формы, и которое, например, как норма закономерности implicite признается всяким суждением, утверждающим истину за­ кона природы, не может быть трансцендентно в том смысле, что

153

оно указывает также за переделы рассуждающего сознания во­ обще или гносеологического субъекта. Ведь понятие рассужда­

ющего сознания вообще, как мы знаем, следует мыслить как по­

нятие субъек-га, который утверждает объективную действитель­

ность, рассуждая только в категориях индивидуального и приз­

навая трансцендентные нормы индивидуального. Но учение о методе может показать, что нормы образования понятий транс-

цендёнтно действительны для всякого человеческого, даже для всякого мыслимого эмпирического или конечного познающего субъекта, и больше этого никто, — кто считает себя научным

работником, — не требует от предмета, с которым должны сооб­ разоваться формы научного образования понятий.

Как это доказывается, сюда не относится*. Нужно было толь­

ко подчеркнуть, что разделение методологических форм от конс­ титутивных совершенно не включает релятивизма научного обра­ зования понятий. Во всяком случае, мы отклоняем всякий реа­ лизм понятий и поэтому не видим действительности и в законе. Но мы также далеки от всякого номинализма, который всеобщий

закон считает только общим именем. Напротив, законы безус­ ловно всеобщего суждения, и форма этих суждений, закономер­

ность, должна покоиться на абсолютно несомненной для всяко­

го эмпирического субъекта норме, если вообще должна сущест­

вовать наука о законах* Этим мы можем закончить наши замечания о систематическом

расчленении системы теоретической трансцендентальной фило­ софии. Мы указали на задачи, состоящие в обосновании консти­ тутивных и методологических форм, чтобы показать, в каком нап­

равлении должно двигаться созидаемое на нашем понятии поз­

нания наукоучение. Мы видим, как единство и последователь­ ность в обосновании объективности всякого познания получает­

ся благодаря тому, что мы материал познания понимаем как за­

имствованные определения данного в содержании, предметность, напротив, дающая форму познания, всецело опирается на дол­ женствование, которое признается в суждениях. Главны^ для вве­

дения в трансцендентальную философию было то, что мы это долженствование и его абсолютную несомненность или транс­

цендентное значение доказали уже для чисто фактических суж­ дений или познания данного, и что мы могли здесь объяснить как гармонию, так и принципиальное различие трансценденталь­ но-идеалистического и эмпирически-реалистического способа рас­

смотрения. Эмпиристическая догма, что познание может обхо-

4 В своей книге о границах естественнонаучного образования понятий я подробно разработал эту проблему. Ср. особенно Kapitel V, Abschnitt V: Die kritische Objectivität, S. 674 ff. [Рус. пер. стр. 561.].

154

диться без трансцендентного момента вообще, совершенно оче­

видно должна быть разрушена, если можно показать, что и сфе­

ра простой фактичности не свободна от надэмпирических цен­ ностей. Но «реалистическая» догма должна исчезнуть перед ука­ занием на то, что в прочих областях познания также всегда речь идет только о надэмпирических ценностях или трансцендентном долженствовании, но никогда не идет о надэмпирической транс­ цендентной реальности. Главным остается борьба против гносео­ логического эмпиризма, тот взгляд, который думает, что можно

разрешить проблему тем, что объявляет ее не существующей. Раз допущение трансцендентной ценности признается неизбежным там, где думают, что вращаются наидостовернейшим образом в

чисто эмпирическом, и если эмпиризм таким образом подрезыва­ ется в своем корне, тогда, быть может, с несколько меньшим предубеждением обратятся к дальнейшим стремлениям трансцен­ дентальной философии и, по крайней мере, признают неизбеж­ ность постановки проблемы.

V. Теория познания и философия

Само собой разумеется, мы не скрываем от себя, что понятие

абсолютной ценности или трансцендентного долженствования,

которое трансцендентальная философия всюду должна сделать

собственным базисом познавания, далеко от современного мыш­ ления и может рассчитывать только на постепенное признание.

Конечно, интерес к проблеме ценности всегда понимается в раз­

витии. Но вопрос об отношении мира ценности к миру дейст­

вительности, который всегда обозначается как кардинальный воп­ рос теоретической философии*, получает теперь почти всеоб­ щий ответ в смысле, который самым решительным образом про­ тиворечит нашему воззрению. Мы не можем рассматривать здесь этот вопрос во всем его объеме, но тем не менее мы, по край­ ней мере, по возможности резко отграничим нашу точку зрения от других воззрений, чтобы было совершенно ясно, что мы хотим сказать.

Теперь по большей части думают, что все ценности, рассмат­ риваемые чисто теоретически, суть ничто иное, как «субъектив­ ные» образы, и понимают под этим их зависимость от индивиду­ ального эмпирического субъекта. Во всяком случае, считают чис­

то теоретическое рассмотрение некомпетентным в этом вопросе,

и существует воззрение, что, так как наука не может решить ни за, ни против ценности, то имеют право, со своим практическим ве­ рованием выступить на ту сторону, которая утверждает силу цен­

* Paulsen.Was uns Kant sein kann?Vierteljahrschrift f. Wfss. Philos. Bd. Vt S. 23.

155

ности в действительности. Тогда считают себя в согласии с фи­ лософией Канта.

Мы не можем согласиться ни с воззрением, которое во всех ценностях видит исключительно субъективные образы, ни с тем, которое думает, что чисто теоретическое проникновение здесь

недействительно и поэтому можно верить в абсолютное значе­ ние ценностей. Мы думаем, напротив, кто увидал, что всякое чисто теоретическое суждение содержит признание ценности

истины, что процесс суждения проявляется в утверждении или

отрицании как отношения к долженствованию, то больше уже

не может говорить только о веровании в ценности. Можно

предпринять только с теоретическим «рассудком» рассмотре­ ние мира, можно представлять себе этот рассудок насколько угодно «холодным» и «трезвым», но все же окажется, что этот

трезвый и холодный рассудок на каждом шагу, который он делает в познании, по своей интимнейшей сущности есть приз-

навание ценностей.

Это результат всего нашего исследования и мы имеем осно­ вание подчеркнуть его со всей силой, так как это обстоятельст­

во имеет также значение, выходящее за переделы области тео­ рии познания. После этого более невозможно во всех отноше­

ниях оставить принципиальное противоположение между теоре­ тическим человеком, который ничего не ищет кроме истины, и желающим человеком, который стремится к тому, чтобы испол­ нять свой долг. И кто хочет истины, подчиняется долженствова­

нию точно так же, как человек, который повинуется своему долгу, ведь понятие логического долженствования лучше всего поясня­ ется параллелью с нормами, которые действительны для желаю­ щих людей. Что следует понимать под независимым от субъекта долженствованием, впервые встречается большинству людей тог­ да, когда сознание сливается у них с долгом, т. е. когда голос их

совести побуждает их как к ценному, к такому действию, которое

совершенно независимо от их индивидуальной склонности. Это

долженствование, противостоящее эмпирическому субъекту как

надиндивидуальный безусловный «категорический» императив, знает всякий высоко развитой человек, и он признает его, как бы он ни мыслил о своем происхождении.

Этим, по-видимому, отношение теоретического человека к же­ лающему становится иным, чем обыкновенно принято думать. Из

нашего понятия познавания следует, что последний базис знания есть совесть. Это выражается в чувстве необходимости в сужде­ нии и руководит нашим познаванием как сознание долга нашим желанием и поступанием. Таким образом, понятия совести и дол­ га занимают в системе философии центральное место. Они ока­

156

зываются последним основанием не только желающей, но и чис­ то теоретической деятельности.

Но значение этого результата может быть нуждается в даль­ нейшем разъяснении. Именно, можно было бы сказать следую­ щее. Между долженствованием, определяющим наши волевые

действия и долженствованием, которое мы признаем в сужде­

нии, существует различие, которое важно именно по отноше­

нию к вопросу, как далеко наш результат выводит нас за преде­

лы теории познания. Абсолютная действительность долга,

по-прежнему, должна быть подвергнута сомнению с чисто тео­

ретической, научной точки зрения, и голос совести, руководящий желающим человеком, следует рассматривать как индивидуаль­

ный образ. По отношению к интеллектуальной совести такая чисто теоретическая точка зрения, конечно, более невозможна,

так как и наше знание в конечном счете покоится на нашей интеллектуальной совести и поэтому всякий, кто борется против притязаний этой совести на абсолютную действительность, опи­

рается при этом на самое совесть, следовательно, должен приз­ нать то, против чего он борется. Но интеллектуальная совесть

ручается только за мир интеллектуальных ценностей, а для дру­ гих областей философии, как например, для этики, это обстоя­ тельство не имеет значения. Если я не хочу признать долга и совести, которые руководят моими поступками, то никто не в состоянии мне доказать их абсолютное значение. Напротив, это исключительно мое решение повиноваться совести, которая за­

ведует всей этической жизнью, а для науки всякое решение есть индивидуальный факт. Итак, чисто теоретический, научный че­ ловек никогда не может стать по ту сторону истины и лжи, хотя он все же всегда стоит по ту сторону добра и зла и, следова­ тельно, для философских проблем, лежащих вне теории позна­ ния, все остается по-старому.

Однако это верно только до тех пор, пока понятие совести и

долга в этической области понимают слишком узко, т. е. имеют в

виду по содержанию уже определенную форму нравственного императива. Если мы возьмем понятие совести, руководящее же­ лающим человеком, точно так же, как понятие логической совести, чисто формально, то только что отмеченное принципиальное

различие но отношению к безусловному значению отпадает. Это,

конечно, верно, что значение сознания долга для желающего человека в конечном счете основывается на решении воли, пото­ му что всякий, чтобы поступать по совести и долгу, должен хо­ т е т ь поступать только по совести и долгу, и точно так же вер­

но, что это решение повиноваться чувству долга, которое руково­

дит всей нравственной жизнью, не может быть более доказано в

157

цесс освобождения в принципе завершен; всякая область бытия теперь претендует на особую науку для себя. Однако вследствие этого философия не стала излишней, но задача, которой она прежде себя посвящала наряду с другими задачами, выступает теперь только в полной чистоте. Философия оставляет все бы­ ти е специальным наукам, чтобы всюду спрашивать о смысле. При этом она должна оставаться в самом тесном соприкоснове­

нии со многими специальными науками, но ее цели и ее методы

принципиально различны от целей и методов специальных наук.

Как наука она противостоит наукам о бытии, и притом, естествен­

но, не как наука о бытии ценностей, но как наука о их значении, как наука о долженствовании. Больше никакой задачи при сов­

ременном состоянии специальных наук она иметь не м ож ет, и

она необходимо должна иметь эту задачу.

Идея, что она из результатов всех наук должна созидать соб­ ственный образ мира, должна быть отклонена потому, что она

вовсе не показывает, что могла бы добавить при этом принципи­ ально нового философия к открытиям специальных наук. Мне­ ние, что она должна наследовать «сущность» мира в противопо­

ложность «явлениям», утеряло всякий смысл потому, что проти­ воположение сущности явлениям стало проблематичным, и пото­ му, что науки с чисто проблематическим и непознаваемым объек­ том не существует. Но спрашивать о смысле мира и значении

ценностей люди никогда не перестанут, и на эти вопросы поэтот му философия пытается дать ответ. Только тогда можно было бы отклонить задачу, которую должна себе поставить филосо­ фия как наука о ценностях, если бы можно было показать, что все ценности суть чисто индивидуальные образы, и проблема их надиндивидуального значения поэтому не научная проблема.

Но такое доказательство никогда не будет приведено. Оно наталкивается на гносеологические рассуждения, которые мы здесь развили, и постольку основания теории познания суть вместе с тем основания всей философии. Вера в относительность всех ценностей есть предрассудок, догма, которая не может устоять против трансцендентальной философии. Мы проследили доказа­

тельство этому только до тех пор, пока мы пришли к понятиям субъекта, признающего надиндивидуальные ценности вообще и

трансцендентного долженствования, но уже этих понятий доста­

точно, чтобы доказать неизбежность проблемы философии как

науки о ценностях, а именно такой философии, которая нечто

большее, чем просто теория познания. До сих пор мы ограничи­

вались разработкой ценностей, которые лежат в основании науч­ ной деятельности. Можем ли мы на этом остановиться? Не долж­

ны ли мы пойти дальше и спросить, существуют ли ценности

159

абсолютного значения только для человека науки? Но наука только часть более великой связи, которую мы называем куль- турой*, а в культурной жизни выступают, не считая уже назван­

ных этических основных понятий, еще другие ценности, например,

ценности государства, искусства, религии, также с притязанием на

необходимость и обязательность для всякого. Оправдывается ли

это притязание? Это также неизбежный вопрос.

Чтобы ответить на него, философия должна обратиться к по­

пытке прежде всего отыскать в культурной жизни различные группы оценок, а потом эти ценности исследовать с точки зрения

их значения. Таким образом, они превратятся в политику, эстетику,

философию религии. Их расчленение, естественно, нельзя вывес­ ти гносеологически. Она должна, чтобы приобрести основание для своего разделения, прежде всего обратиться к истории. Только

таким образом она может узнать все, что становится для нее проблемой**, и только позже она должна вспомнить о том, чтобы

систематизировать найденные в исторической жизни ценности.

Но оправдание для исследования исторического не только исто­

рически, но и «критически», по его надисторическому содержа­ нию, она получает от теории познания, и если она нашла под руководством истории свою проблему, то и ее задачи приобрета­ ют форму всюду по аналогии с задачами теории познания.

Да, значение наукоучения простирается еще дальше. Точно так же, как философские исследования получают в теории познания всеобщее оправдание своей постановки вопроса, они и дальше в частностях должны всегда сообразоваться с теорией познания.

Всякая наука подчинена логическим нормам, стало быть, и всякая

часть философии. Часть, основания которой мы здесь разработа­

ли, наукоучение или научное исследование логических норм, в извес­ тном отношении находится на самой прочной почве, потому что здесь наука имеет дело только с самой собою и логическое луч­ ше всего можно понять научно. Но поэтому именно должно иметь решающее значение сравнение человека политики, искусст­

ва и религии с человеком науки и для сущности политических, художественных и религиозных ценностей, и для их обоснования.

И религия, например, притязает на то, чтобы учить «истине».

Что может значить эта религиозная истина наряду с научной? На

О понятии культуры ср. мою статью: Kulturwissenschaft und Natur­ wissenschaft. (1889). S. 20 ff. [Рус. пер. стр. 11].

И здесь должна быть оставлена попытка опереть философию на психо­ логию. Деление на различные роды психического бытия только тогда дос­ тигает цели, если эти различные роды приобретаются уже по отношению к различным областям культуры, стало быть, не психологически. Это один из пунктов, в котором и Кант еще многое представлял психологически.

•160

такой вопрос можно ответить только тогда» когда сущность науч­ ной истины уже известна. Религиозный человек верит в транс­ цендентную реальность, которая вместе с тем есть содержание

абсолютно ценного. Без теории познания в это понятие нельзя

было бы внести никакой ясности. Искусство хочет представлять

действительность. Что означает эстетический образ в сравнении

с научным образованием понятий? Что такое действительность, которую подразумевает художник? Есть ли это то, что с гносео­

логической точки зрения должно пониматься под объективной

действительностью? Может ли искусство отображать эту дейст­

вительность, как полагает натурализм, или и в искусстве возмож­

но только преобразование действительного по определенным нормам и идеалам, и, стало быть, можно считать только «идеа­ листическую» эстетику сущностью искусства? Достаточно толь­

ко этих замечаний, чтобы показать, что эстетика, как философия

религии, не может обойтись без гносеологического ориентирова­ ния и поэтому можно остановиться на этих замечаниях.

В заключение мы хотели бы отметить несколько точнее толь­ ко еще одну проблему, на которой можно пояснить важность гносеологических исследований для труднейших и важнейших

вопросов философии, и это опять связано с уже много раз

приводившимся в качестве примера понятием причинности, имен­ но на проблеме свободы. Мы уже однажды касались ее, когда указывали но трудность сделать принципиальное различие в цен­

ности между объектами, которые все возникают с одной и той же причинной необходимостью. Долженствование, по-видимону, те­ рцет свой смысл о сравнении с принуждением. Виндельбакд именно в этом отношении говорил об антиномии сознания и она особенно проявляется в отношении между нормами и естествен­

ными законами6. Ясно, что этот пункт решающей важности для

всей философии, если под ней подразумевать науку о ценнос­ тях. В случае если бы антиномия действительно существовала, примирение противоположения теоретического и практического человека, примирение, о котором мы говорили выше, и следова­ тельно, оправдание всеобщей науки о ценностях не достигалось

бы. Тогда мы имели бы, действительно, два законодательства с

неизбежным антагонизмом.

Мо фактически доказательство логического приоритета дол­

женствования перед бытием разрешает эту антиномию. Прежде вс«го ясно, что форма закономерности природы только тогда

обладает объективным значением, когда она сама обосновывает­ ся в норме, и из этого следует, что без признания долженствова-

0 Ср. Präludien, 2 Aufl., S. 361 ff. [Рус. пер. стр. 195 сл.].