1.Внешняя среда (фр.)

ФИЛОСОФИЯ ШИЗОФРЕНИИ

Богатство и необычность переживаний, впечатлений и мыслей шизофреников, с одной стороны, а с другой - таинственность этого мира и бесплодность исследовательских усилий, направленных на постижение сущности этой болезни, несомненно, оправдывают попытки новых теоретических подходов к этой проблематике. Все это и явилось поводом для изложения представленных здесь рассуждений.

Общаясь с шизофрениками, трудно избежать впечатления, что они <профилософствовывают> свою жизнь. Если большинство людей придерживается принципа: primum vivere deinde philosophari, то о шизофрениках смело можно сказать, что они этот принцип инвертировали.

Дела повседневной жизни отходят у них на дальний план; они не важны в сравнении с огромностью их переживаний и общих проблем, которые целиком завладевают ими. Это создает иногда - с точки зрения внешних наблюдателей - ложную картину чувственного притупления. Ибо этих больных не волнует судьба их близких, как и их собственная судьба; они поглощены проблемами сущности бытия, смысла мироздания и своей миссии в нем, борьбы добра и зла, истинного обличия вещей, которые скрываются за видимостью, катаклизма конца света и т. д.

Ввиду разнообразия и богатства шизофренических переживаний трудно представить их полную картину. Индивидуальный и неповторимый характер истории жизни каждого из пациентов, влияние среды и культуры, конфликты, травмы, деформации линии развития и т. д. обусловливают то, что в каждом случае болезненные переживания различны.

1. Сначала жить, потом философствовать (лат.)

Несмотря на эти индивидуальные и социальные различия, в шизофреническом мире существуют общие черты, позволяющие ставить диагноз независимо от исторической эпохи, культурного круга, социального слоя, образования, а также индивидуальных факторов, которые в сумме влияют на дифференциацию картины болезни.

Одну из основных черт можно определить названием <философичность>. Такое определение людям, посвятившим свой труд философии, может показаться оскорбительным, однако, по существу, если мы вспомним, что шизофренический мир является миром страданий, а смерть иногда избавлением, и что этот мир открывается в озарении, ужасность и красоту которого передать невозможно, сравнение с ним для так называемого <нормального человека> было бы в определенном смысле почетным.

Психиатр должен был бы располагать достаточной дисциплиной философского мышления и знанием философских систем, чтобы суметь правильно представить философию шизофреника (шизофреническую философию). Однако, может быть, и постановка проблемы неспециалистом привлечет философов к дискуссии и заинтересует переживаниями шизофреника с философской точки зрения, если это в их представлении окажется возможно.

Из двух таблиц, на которых были представлены десять заповедей Моисея, таблица вторая, относящаяся к обычным, повседневным человеческим делам и конфликтам, занимает в жизни обычного человека значительно больше места, нежели первая, касающаяся дел божественных и окончательных. Человеку так называемому <нормальному> трудно оторваться от конкретности жизни. Философия требует, однако, такого отрыва, ибо только в абстракции может твориться общая картина действительности.

Человек обладает способностью отрываться от конкретности жизни, свободно перемещаться в пространстве и времени, создавать абстрактные структуры и навязывать их своему окружению. За относительную свободу от натиска действительности он платит ценой отдачи себя в неволю структурам, собственным или чужим, которые могут определять его иногда неявную и неосознаваемую философию жизни. Он утрачивает также гармоническую связь с окружением, столь типичную для мира животных, которая является, собственно, внешним выражением конкретной установки - сращенности с собственной средой.

В шизофрении иерархия ценностей подвергается инверсии. Первая таблица Моисея становится наиважнейшей. Шизофреник мог бы сказать себе: <Царство мое не из этого мира>. Благодаря этому, может быть, общество шизофреников значительно лучше общества так называемых нормальных людей, либо невротиков; в нем отсутствует борьба за власть, интриги, зависть.

Способность отрываться от конкретной ситуации, которую можно считать специфически человеческой и наиболее полным выражением которой, по-видимому, является мышление типа математического и философского, в шизофрении превращается в черту патологическую, которую Е. Блейлер, а за ним и многие другие психиатры считают одним из ее осевых симптомов. Аутизм заключается в отделении от конкретности жизни. Процесс взаимодействия с окружением, в котором под влиянием сигналов внешнего мира собственные структуры подлежат непрерывному преобразованию, изменяется в автономное развитие собственных структур, независимое как от окружения, так и от самого больного.

В повседневной жизни примером такого автономного развития является сновидение. Во время сна контакт с окружением также прерывается. Образы сновидения, вопреки своей чувственной конкретности, становятся абстрактными, будучи не связанными с окружающей действительностью. А если даже с ней связываются, то сигналы из окружения подвергаются полному преобразованию и перерабатываются в более или менее фантастическое содержание сновидения.

Определенная степень аутизма - необходимое условие абстрактного мышления. Абстрактная установка - специфически человеческая. В мире животных доминирует установка конкретная.

Поведение животных можно бы определить посредством двух основных направлений движения - <к> и <от> источника стимулов. В первом случае сближение с окружающим миром приносит удовольствие от удовлетворения основных потребностей и чувство безопасности. Во втором - угрожает страданием и даже полным уничтожением. В зависимости от основного направления движения окружающий мир бывает <дружественный> и <материнский> либо враждебный, вызывающий страх и агрессию. В любом случае, однако, он конкретен, нагляден, дружественный (приятный) либо неприятный при столкновении с ним. Лишь у человека развивается во всей полноте третье направление движения, которое определяется через вектор <над>. Богатство и разнообразие двигательных форм здесь значительно больше. Это формы наивысшей точности, прежде всего - мануальные движения и речь. Благодаря им человек может преобразовывать свою среду, навязывая ей собственную структуру, становиться ее властителем. Прежде чем, однако, приступить к деятельности, он должен эту структуру создать, что требует отрыва от конкретной ситуации, хотя бы минуты размышления, упорядочения своих переживаний так, чтобы из них возник план активности.

Этот план тем обширнее во времени и пространстве, чем больше отрыв от конкретной ситуации. В общем, редко смотрят на звезды и помещают себя в перспективе космоса. Каждый день вынуждает к активности; в ее конкретности проверяются создаваемые структуры. Отсюда вытекает, что они не могут слишком удаляться от действительности, ограничиваются в пространстве и времени актуальной ситуацией, те же, которые слишком отдаляются от нее, нереальны. Правда, человек имеет практически неограниченные возможности проецирования себя во времени и пространстве, и создаваемые им структуры могут простираться в бесконечность, однако в ходе жизни у него создается своеобразная иерархия ценностей, в соответствии с которой структуры более близкие и, тем самым, имеющие большую вероятность реализации, становятся важнее более отдаленных.

У шизофреников в результате отрыва от действительности иерархия ценностей утрачивается, а вместе с ней и сформированная в течение жизни пространственно-временная структура, иначе говоря, у шизофреника <своя рубаха не ближе к телу>. Для него дела, отдаленные во времени и пространстве, касающиеся судеб мира, всего человечества, народов, религии, неоднократно бывают несравнимо важнее его личных дел.

Так, один больной переживал эту способность проецирования в пространстве и во времени почти непосредственно чувственным образом. С неслыханной скоростью переносился он из отдаленного прошлого в далекое будущее и чувствовал себя так, как если бы данный момент времени был действительно актуальным. Таким образом, он изменялся в субъективном ощущении то в маленького мальчика, то в старика. Подобным образом путешествовал он и в пространстве, имея впечатление, что носится над земным шаром и может задерживаться в произвольном месте: то быть в прериях Австралии, то в песках Сахары, на улицах Парижа и на Корсике во времена Наполеона. Пластичность переживаний была столь велика, что полностью заслоняла реальную ситуацию больного. Переживаемые образы не имели характера представлений или воспоминаний; они были абсолютно объективированы, подобно тому, как это бывает в сновидении, во внешнем пространстве. Структуры стали автономными, т. е. оказалась прерванной связь, соединяющая их с их создателем, они оказались вовне и потому приобрели свойства действительности, а не того, что изнутри происходит, что зависит от наших мыслей, чувств, мечтаний, воли, а тем самым является субъективным, но не объективным.

При шизофрении граница, отделяющая собственный мир от мира окружающего и дающая человеку чувство собственной отдельности, оказывается разрушенной. Собственные мыслительные построения, чувства и т. д. свободно проникают вовне более абстрактным или более чувственным способом; в первом случае говорят о бреде, во втором - о галлюцинациях. В слабой степени такая проекция случается также и у так называемых нормальных людей, когда под влиянием, например, страха они видят несуществующие вещи, либо когда собственные эмоциональные состояния приписывают персонажам из своего окружения. Это - известное фрейдовское уравнение: <я ненавижу - он меня ненавидит>. В шизофрении, однако, внутренние содержания, как в клетке, оболочка которой повреждена, расплываются в окружении.

Проникновение обоих миров, внутреннего и внешнего,- двустороннее. Шизофреник с легкостью проникает в чужие мысли, прочитывает, что делается внутри. Ding an sich(1) для него не существует; он управляет чужой волей, явлениями природы, политическими событиями, судьбами человечества и даже всей вселенной, получая всемогущество бога. Он сам, однако, управляем таинственными силами, враги прочитывают его мысли, выдают противоречащие его мыслям приказы; он становится безвольным автоматом, в пего вселяются чуждые существа: бог, дьявол, герои, преступники, звери, чудища, он не является уже больше сам собой. То он наверху, то внизу, всемогущий субъект и безвольный объект.

Чувство границы, отделяющей собственный мир от окружающего - существенный элемент переживаний каждого человека. Границы сокращаются в состоянии печали, когда человек остается один на один со своими переживаниями, и расширяются в состоянии радости (<мир принадлежит радостному>), они более проницаемы, когда глаза и уши па все открыты, либо более замкнуты, когда человек погружается в собственные мечтания и мысли. Всегда, однако, остается чувство, что есть нечто вовне и нечто внутри. То, что вовне, не может проникнуть к нам вовнутрь, и, наоборот, мы должны удовлетворяться только внешним присутствием предметов окружения.