Живопись

1. Живопись и рисунок

В своем трактате о живописи Леонардо неоднократ­но предостерегает художников от очерчивания формы линиями⁵. Это как будто противоречит всему, что до сих пор утверждалось о Леонардо и XVI веке. Однако противоречие здесь только кажущееся. То, что подразу­мевает Леонардо, есть вопрос техники, и весьма воз­можно, что его замечание относится к Боттичелли, у которого манера обнесения фигур черным контуром бы­ла особенно излюбленной; в более же высоком смысле Леонардо гораздо линейнее, чем Боттичелли, несмотря на то, что его моделировка мягче и сухое накладывание фигур на фон им преодолено. Решающее значение при­надлежит той необычайной силе, с которой говорит на его картинах контур, заставляя зрителя постоянно сле­довать за собой.

При переходе к анализу картин рекомендуется не те­рять из виду связь между живописью и рисунком. Мы до такой степени привыкли смотреть на все глазами живописца, что, даже находясь перед линейным худо­жественным произведением, всегда бываем склонны воспринимать форму слабее, чем она была задумана автором; если же в нашем распоряжении только фото­графия, то живописное смазывание формы заходит еще дальше, не говоря уже о маленьких цинковых клише наших книг (репродукции с репродукций). Нужен, сле­довательно, известный навык линейного видения картин, чтобы наше видение не шло вразрез с намерением авторов этих картин. Одной доброй воли здесь недоста­точно. Даже когда думаешь, что овладел линией, все еще после некоторой систематической работы находишь, что есть линейное видение и что интенсивность воздействия, производимого этим элементом изображения фор­мы, может весьма значительно возрастать.

Мы видим гольбейновский портрет лучше, если пред­варительно видели и внимательно изучали гольбейновские рисунки. Единственное в своем роде совершенство, которого достиг здесь линейный стиль — поскольку у Гольбейна выражены в линиях лишь те элементы явле­ния, «где круглится форма», и опущены все прочие, — действует непосредственнее всего в рисунке; однако и написанная красками картина всецело покоится на этой основе, и во впечатлении от картины постоянно должна пробиваться, как самое существенное, схема рисунка.

Если уже по отношению к простому рисунку можно утверждать, что выражение «линейный стиль» покрыва­ет только одну часть явления, ибо моделировка — как это имеет место у Голъбейна или в вышеприведенном рисунке Альдегревера — может быть выполнена и не линейными средствами, то лишь имея дело с живо­писью, мы впервые надлежащим образом сознаем, до какой степени односторонне обычное употребление сло­ва «стиль» опирается на один только частный признак. Живопись с ее все покрывающими пигментами дает главным образом поверхности и этим отличается от всякого рисунка, даже там, где она остается однокрасочной. Линии в ней есть и ощущаются повсюду, но именно лишь как границы пластически воспринятых и осязательно моделированных поверхностей. Особенно важно это последнее понятие. Осязательность модели­ровки определяет принадлежность рисунка к линейному искусству, даже если тени положены на бумагу совсем не линейно, а в виде простой дымки. В живописи ха­рактер растушевки ясен наперед. Но, в противополож­ность рисунку, где края имеют несравненно более важ­ное значение, чем моделировка поверхностей, в ней ца­рит равновесие. На рисунке линия играет роль станка, на который натянуты моделирующие тени, на картине оба элемента сочетаются в единство, и всюду ровная пластическая определенность границ формы есть лишь коррелят всюду ровной пластической определенности моделировки.