Бреши, выявленные посредством этой модели

Мои собственные сравнительные исследования сосредоточены на стечении социальных обстоятельств, характерном для фазы В в европейских национальных движениях XIX века. Для фазы С до сих пор аналогичные исследования не проводились [11]. Здесь тоже крайне необходим сравнительный анализ, и не только социальных групп, мобилизующихся в то время, когда национальная программа становится привлекательной для масс, но также и того, какое значение имеет каждый из трех принципиальных компонентов ее собственной повестки. До сих пор эти компоненты еще ни разу не составляли идеального комплекса. Мы должны исследовать взаимоотношения между культурными, политическими и социальными задачами национальных программ того времени, равно как и внутреннюю структуру каждой, и те специфические требования, которые исходят из них. Мы уже знаем, что они могут широко варьироваться. Более того, едва в национальной программе получают отчетливое выражение политические требования, движение неизбежно становится полем битвы за власть, и не только в рамках борьбы против правящей нации, но и в рамках борьбы за лидерство внутри национального движения как такового. При таких обстоятельствах руководство национальным движением, как правило, переходило от интеллектуалов к профессиональным слоям в более широком смысле этого слова.

Другой жизненно важной сферой сравнительного исследования является социальная физиогномика лидеров национальных движений - или в целом национальной интеллигенции в регионе. Некоторые предварительные сопоставления чешских, польских, словацких и немецких интеллектуалов того периода, которые я уже проводил, позволяют предположить, что остается еще масса неиспользованных возможностей для толкования национальных стереотипов, политической культуры и социальных чувств патриотов. Разительные отличия в социальном происхождении чешской и немецкой интеллигенции того периода проливают новый свет на национальные движения каждой из этих групп в Богемии [12]. Но мы также должны отметить, что слишком мало исследований было посвящено тем интеллектуалам, которые в силу своего образования и этнического происхождения, могли бы принять участие в национальном движении, но не стали этого делать. Нам необходимо знать больше и об этой национально не ангажированной или ассимилированной интеллигенции.

Последний и значимый пробел в современном исследовании национальных движений прошлого века выглядит несколько неожиданно. Немало иронии было растрачено на исторические легенды и фантазии на тему прошлого, припасенные патриотами той эпохи [13]. Но на самом деле нам не слишком много известно о реальной роли истории в возникновении и росте национальных движений. Ведь к тому времени, безусловно, сложился подлинный фонд исторического опыта, на основе которого многие из них поднялись, - все это материалы, накопленные первой, до-современной стадией процесса собственно национального строительства; и кроме того, были разные формы, в которых эти материалы впоследствии находили свое отражение в сознании недоминантной этнической группы. Обычно склад исторического мышления, который возникал на заре национального движения, существенно отличался от склада исторического мышления, развивавшегося к его окончанию. В этом смысле нам представляются особо поучительными сравнения Западной Европы с Восточной, правящих наций с управляемыми. Сопоставив немецкие и чешские исторические романы той эпохи, что я и проделал недавно, мы получим внушительные результаты: в то время как герои первых в большинстве своем взяты из представителей (главным образом прусской) власти и аристократии, в последних этот социальный слой находит отражение крайне редко [14].