чают нуждам группы. В результате бóльшую часть калорий пищевого рациона извлекают из растительных ресурсов. А мясо дичи, хоть и очень желаемое, имеет второстепенную важность. (Это смещение акцента в сторону от охоты очень важно, и, как будет видно, может и не действовать в отношении всех добывающих групп.)

Однако между шошонами и кунг должны существовать определенные различия, и такие различия, отражающие специфические контрасты в их окружающей среде, имеются. Например, выраженные сезонные особенности в регионе, где живут шошоны, требуют использовать пищевые хранилища для предотвращения голода поздней зимой. Дележ запасов сосновых орешков в зимних стойбищах – важный элемент групповой сплоченности. Кунг обходят свои риски другим способом, хотя он же находит отражение и в гоне кроликов или антилоп, время от времени имевшем место у шошонов. Охота каждодневно вносит свой вклад в пищевой рацион кунг; их взаимные соглашения внутри стойбища идеальны для распределения мяса, добывание которого настолько же рискованно, насколько предсказуемо в сравнении с ним добывание растений. Шошоны – дихотомизированное общество, разбредающееся по нуклеарным семьям, когда идет сбор растительных ресурсов, а затем на короткое время, сосредотачивающееся вместе для групповой охоты. Кунг представляют более стабильное промежуточное положение с экономикой, сохраняющей баланс собирательства и охоты, и с меньшими колебаниями в организационном составе.

Доисторические добывающие общества

Но что может дать столь пристальный взгляд на шошонов и кунг, если речь заходит об общем характере добывающего хозяйства, особенно в доисторические времена, когда оно было универсальным способом человеческого существования? Чтобы рассмотреть эволюцию добывающих обществ до перехода к земледелию, вкратце разберем три периода, свидетельствовавшие о главных изменениях в ранних человеческих популяциях: нижний и средний палеолит, верхний палеолит, и постплейстоценовую эпоху. Эти периоды знали три прогрессивные «революции» в человеческом обществе, результатом которых, в конце концов, и стал добывающий способ, аналогичный тому, который сохранялся у шошонов и кунг.

Можем ли мы допускать, что живущие ныне общества способствуют пониманию того, как группы людей организовывались в отдаленном прошлом? Потенциальные аналоги для былых социальных форм из современных обществ делает не присущая им первобытность, но гибкость и приспособляемость людей, организовывающихся, чтобы выживать и процветать в условиях, сильно разнящихся по отношению друг к другу. Таким образом, койсанцы или шошоны, как и все люди, не первобытны, но лишь прагматичны. Их социальное существование предоставляет аналогию более ранним формам из-за сходств в экономических и демографических условиях, в которых они живут.

Прежде всего, самым долгим периодом был нижний и средний палеолит (весьма приблизительно от 2 млн. до 35 тыс. лет назад) – время происхождения человека и как биологического вида и как носителя орудийной деятельности. В течение плейстоцена, или ледникового периода, наши прямоходящие предкигоминиды развились в современного Homo sapiens, и представители этого вида с сильно увеличенным объемом черепа (возросшим, возможно, с 650 см3 до 1450

76

см3) начали использовать орудия труда в качестве основного средства своей адаптации. Результатом медленного, но последовательного популяционного роста стало некоторое увеличение плотности населения, но более знаменательной оказалась экспансия из первоначально ограниченного района в Африке, приведшая к весьма широкому распространению по Африке, Европе и Азии. Эта беспрецедентная экспансия проистекала частично из роста населения в самом ядре, и частично вследствие освоения новых земель с помощью новых технологий. Решающие технологические изобретения включали огонь и одежду для выживания в суровых европейских и азиатских зимах вблизи от ледниковых масс, и эффективные стратегии для охоты на крупную дичь. В начале этого периода пищевой рацион, очевидно, был достаточно эклектичным, включая мелкую и крупную дичь, как падаль, так и забитую где-то поблизости. Но к среднему палеолиту, кажется, стала более важной охота, благодаря развитию эффективных охотничьих технологий, включая хорошо обработанные каменные наконечники, которые надо было крепить к метательным копьям.

Какое из археологических свидетельств, имеющихся у нас в распоряжении, способно подтвердить, что ранние гоминиды были организованы в небольшие мобильные группы? Концентрация каменных отщепов110 и останков забитых животных на таких стоянках, как Олдовай (1,75 млн. лет назад) и Олоргесаилие (от 900 тыс. до 700 тыс. лет назад [передатирована с помощью более точных методов; see, Bye et al. 1987])111, говорит о том, что ранние люди могли регулярно возвращаться в базовое стойбище для дележа пищи (Bye et al. 1987; Isaac 1987; Wenke 1980). Но среди исследователей разгорелись дебаты: не будет ли ошибкой распространять модели современных добытчиков, находящихся на уровне семьи, на отдаленное прошлое, когда адаптация у наших предков проходила совершенно иначе (см. обзор в: Kelly 1995)? Внимание сфокусировали на костной тафономии112, поскольку состояние костей убитых животных могло быть результатом различных действий: плотоядия хищников, охоты и забоя животных человеком, действий падальщиков, природной эрозии и т. п. Повреждения на множестве костей не противоречили типу, ожидаемому от действий плотоядных хищников, возможно, известных в регионе кошачьих; и первым теориям о ранней человеческой организации перестали доверять. В недавней своей интерпретации Блуменшайн (Blumenschine 1995) приходит к выводу, (а) что то, что были намешаны кости животных различных размеров, указывает на хищников, а не человека, но (b) то, что на костях видимы следы культурных практик разделывания, показывает, что люди находили эти кости сразу после убийства животного и разбивали их камнями, чтобы достать костный мозг. Очевидно, эти ранние предки людей являлись не охотниками, а падальщиками. Однако можно еще предположить, что они организовывались в небольшие группы для отпугивания от добычи хищников и других падальщиков, и чтобы переносить туши в надежное базовое стойбище – там они с помощью зачатков орудий могли обрабатывать туши и защищать их от конкурирующих падальщиков, таких как гиены. Первое же убедительное свидетельство охоты обнаруживается в раннем палеолите позже, и связано оно с периодом бытования ашельских113 ручных рубил114; а недавняя находка деревянных копий может быть датирована возрастом в 400 тыс. лет назад! Охота – свидетельство организованного участия и групповых усилий – сделала доступными новые источники пищи.

Достоверно известно, что время от времени базовые стойбища занимали среднепалеолитические стоянки (от 100 тыс. до 35 тыс. лет назад), включая из-

77

вестные пещеры района Дордонь115 во Франции, что наводит на мысль об организации семейного уровня. Скопления артефактов конца среднего палеолита стали образовывать «наборы орудий», связанные с разными видами экономической деятельности (Binford and Binford 1966). Например, в наборе орудий I имелось 12 типов орудий, включая сверла, скребла и ножи, которые использовали, очевидно, при работе с костью, деревом и шкурами; набор орудий V включал 6 типов: метательные наконечники, диски, скребла и лезвия, вероятно, использовавшиеся в охоте и забое животных. Стоянки с регулярностью различались обнаруженными в них наборами орудий, что дало повод Бинфордам предположить, что определенные стоянки, в которых придавалось важное значение целому ряду видов деятельности (включая производство), вероятно, являлись базовыми стойбищами, тогда как другие, с акцентом на получение пищи – кратковременными и для специализированной деятельности. Роллэнд и Диббл (Rolland and Dibble 1990) аргументируют, что всесторонняя ретушь116 на каменных орудиях из определенных среднепалеолитических стоянок указывает на то, что люди в них проживали довольно долго, на протяжении всей зимы, за счет северных оленей. Интенсивно использовать камень было необходимо, чтобы сберечь доступное сырье, поскольку его источники находились далеко и были недоступны в это время года. Подразумеваемый тип расселения соответствует той общей модели соединениярассредоточения, которую изображают и случаи наших добытчиков. Важность защиты от хищников в нижнем палеолите и охоты в среднем палеолите могла повлечь за собой образование стойбищной группы, объединенной генерализированной реципрокацией.

Многое стало известно и о переходном периоде в верхнем палеолите, имевшем место в конце плейстоцена между 35 тыс. и 12 тыс. лет назад, особенно в Европе (Conkey 1978; Gilman 1984; Hayden 1981b). В это время разительные из-

менения в экономике и социальной организации людей вызвали, очевидно, продолжающийся рост населения; в этот же период имело место и его распространение в Новом Свете; а резкое возрастание числа регистрируемых стоянок убедительно доказывает увеличение плотности населения.

Вкупе с этим популяционным ростом должна была идти значительная интенсификация в использовании ресурсов. Новые технологии включали: копьеметалку (считается, что атлатль117 увеличивает максимальную дальность броска: с 200 футов – рукой до 500 футов – при помощи него), зазубренные остроги и рыболовные крючки (Wenke 1980а). Ведущей пищей во многих экономиках стало, кажется, мясо крупных мигрирующих животных, таких как северный олень или дикий бык118. Неясно почему, но характерно, что интенсификация ведет к расширению пищевого рациона (Earle 1980a). Возможно потому, что интенсификация наиболее затруднена в самое скудное время года (зимой), когда мало какие дополнительные пищевые источники доступны, если доступны вовсе, в некоторых областях люди решили свои пищевые проблемы на манер шошонов – не расширением своего рациона, но усиливая эксплуатацию доступных осенью обильных ресурсов, которыми запасались на зиму. Эта сфокусированность на обильных ресурсах, которыми можно запастись, каково бы ни было ее происхождение, кажется, оказала глубокое влияние на человеческое общество.

Верхнепалеолитический тип расселения, возможно, продолжал включать и базовые стойбища и стоянки для специализированных видов деятельности. Изменились главным образом размеры базовых стойбищ. Такие поселения, как Сольвио в южной Франции могли быть довольно большими (более 7 акров) и, вероят-

78

но, представляли собой группы из нескольких сотен человек (Sackett 1984). В огороженном частоколом стойбище Дольни Вестонице119 на территории Чехословакии люди занимали пять хижин. В одной большой хижине длиной в 45 футов содержалось несколько очагов, что позволяет предположить, что она обеспечивала жильем ряд нуклеарных семей. В общем, размер некоторых поселений в верхнем палеолите, подразумевает наличие локальных групп крупнее, чем те, которые обычно обнаруживают у добытчиков и которые больше соответствуют нашим ожиданиям от таких деревенских сообществ, как яномамо (см. случай 5).

Как мы увидим в части II, с образованием более или менее долговременных групп из сотен или более человек приходит важное институциональное усовершенствование, которое включает церемониализм и групповое лидерство. В верхнем палеолите наскальная живопись на таких стоянках, как Альтамира в Испании и Ляско во Франции120, и резные фигурки «венер»121 из Восточной Европы предоставляют недвусмысленное свидетельство в пользу бытования церемониальных действий. Различные верхнепалеолитические артефакты, такие как большие солютрейские122наконечники копий, тщательно выполненные в отжимной технике, и костяные жезлы с вырезанными животными, почти, несомненно, являются статусными маркерами лидерства.

Возможно ли такое? Способны ли охотники на успешную организацию за пределами семейного уровня? Как мы попробуем доказать в случаях с эскимосами и Северо-западным побережьем, при особых экономических и политических условиях добытчики определенно развивают более высокие уровни интеграции. И кажется правдоподобным, чтобы в верхнем палеолите существовали локальные группы и даже системы бигменов. Потенциально для такого развития были важны три условия: управление рисками, широкомасштабная охота и защита территорий.

Обычно считается, что в таких популяциях охотников и собирателей, как шошоны и кунг, потребность в управлении рисками главенствует над социальными отношениями за пределами нуклеарной семьи. И, кажется, разрешение споров в стойбищах и гибкие сети региональных обменов, характерные для таких добытчиков, как койсанцы, можно сравнивать с теми, которые существовали 30 тыс. лет назад, поскольку нет причин полагать, что природа риска значительно изменилась со столь ранних времен.

С Бинфорд (S. Binford 1968) и Уобст (Wobst 1976) выделили охоту на крупную мигрирующую дичь в качестве такой проблемы, которая вызвала усложнение культуры в верхнем палеолите. Чтобы упростить их аргументы, отметим лишь, что для охоты на мигрирующие виды, подобные северному оленю, требуется куда больше охотников, чем способно поставить одно единственное стойбище, а, следовательно, она ведет к усложнению церемониализма как способа интеграции стойбищных групп, обычно рассредоточенных. Такая связь между объединением с целью охоты, и усложнением церемониализма, как показывает случай шошонов, достаточно вероятна, но важность ее для палеолита находится под вопросом. Джилмэн (Gilman 1984) отмечает, что степень зависимости от мигрирующих стад животных в верхнем палеолите значительно разнится и не определяет усложнение культуры. Например, верхнепалеолитическое население Испании, создавшее некоторые наиболее совершенные образцы искусства, зависело от оленей, которые, очевидно, не являлись мигрирующими, и на них возможно было охотиться и, не преследуя их большой группой.

Для верхнепалеолитических обществ, зависящих от крупной дичи, защита территорий могла быть решающей. Джилмэн (Gilman 1984) убедительно доказы-

79

вает, что группы наподобие локальных, характерные для верхнего палеолита, можно рассматривать в качестве механизма, но не включения большего числа людей для охоты, требующей кооперации, а исключения их, путем определения границ отграниченной социальной группы. В плейстоцене общества с высокой плотностью населения (охотники) в сущности, зависели от отграничений в доступе к благоприятным местам для ведения охоты. В этом контексте стилистические различия, которые в верхнем палеолите отличают одну локальную группу от другой, в действительности могут представлять собой попытки ограничить пределы социальных обязательств, и, таким образом, преградить соседним группам доступ к решающим ресурсам.

Можно доказать в особенности то, что технологические усовершенствования и рост населения, связанные друг с другом, стимулировали охоту на таких животных, которые давали бы высоко продуктивную и непортящуюся пищу. Чтобы охота на такие виды стала эффективной, охотникам необходимо было контролировать их миграционные маршруты, например, горные проходы и речные запруды, как в случае с северным оленем (S. Binford 1968), и излучины рек, чтобы ловить лосося (Jochim 1984); в случае с немигрирующими видами, как олень и мамонт, это означало бы возможность контролировать оптимально продуктивные места их обитания. Интенсивное использование животных ресурсов тяготело бы к усилению от местности к местности разницы в затратах на охоту и, таким образом, увеличило бы выгоду от защиты группой своих лучших охотничьих угодий.

Но появление в верхнем палеолите локальных групп означает для нашей истории забегание вперед и вторжение в вопросы, которые будут описаны в разделах с 5 по 8. Вернемся же к нашим добытчикам, стоящим на уровне семьи. Именно в постплейстоценовый период (от 12 до 7 тыс. лет назад), который в Европе соотносят с мезолитом, а в Новом Свете с раннеархаичным периодом, пищевой рацион человеческих популяций во многих областях радикально поменялся, включив большое число новых видов (L. Binford 1968; Mark Cohen 1977). Необходимость этого подготовили изменения в окружающей среде, но главной причиной стал рост популяций людей. Во многих местах, таких как области культуры Пустынь123 на западе Северной Америки, экономика жизнеобеспечения впервые включила в себя растительные ресурсы. Этот процесс интенсификации, который был назван «революцией широкого спектра действия» (Flannery 1969), кажется, имел место во всемирном масштабе (Christenson 1980; Mark Cohen 1977). После того, как в основном завершилась экспансия на целинные территории, дальнейший рост населения потребовал интенсификации.

Самым распространенным итогом такого расширения рациона стало то, что люди сконцентрировались на растительной пище, что породило экономику жизнеобеспечения, в общем аналогичную шошонской и кунг. Именно в этот период общество, основанное на уровне семьи, распространилось по всему миру, и именно к этой основе мы возводим эволюционное развитие, которое описывается в данной книге. Гибкая семейная форма организации являлась прагматичным и эффективным средством, с помощью которого у добытчиков образовалось разделение труда и дележ добычи. Для использования многообразных и меняющихся ресурсов группы могли разбиваться на части и сливаться воедино.

Но даже внутри этого основания, широко разделяемого, существовало значительное многообразие. В некоторых областях интенсивная охота продолжала сосуществовать с обществом, организованным территориально: примером могут служить охотники на камелид124 и ранние пастухи, которых изучал Рик (Rick

80