2. Социальные институты

Слово «институт» в переводе с латинского означает «установление». Социальный институт можно определить как воспроизведение наиболее устойчивых образцов поведения, традиций, норм, передаваемых из поколения в поколение². Уже на рубеже XIX − XX вв. в социологии сложилась традиция рассматривать социальные институты с точки зрения выполняемых ими функций. В функционалистском ключе их рассматривали Э. Дюркгейм (институт религии) и М. Вебер (институт бюрократии). Позже Б. Малиновский, А.Р. Рэдклифф-Браун, а затем и Т. Парсонс связывали природу социальных институтов именно с реализацией функциональных предпосылок. Т. Парсонс рассматривал социальные институты как особые ценностно-нормативные комплексы, регулирующие поведение индивидов и образующие статусно-ролевую структуру общества. Дж. Хоманс − как набор правил и норм, определяющих, должна или не должна личность вести себя так при определенных обстоятельствах в сложившейся ситуации. По мнению большинства социологов, структурными компонентами социальных институтов являются статусы, роли и социальные нормы. С помощью ролей социальные институты воплощаются в индивидуальном опыте. Для успешного осуществления ролевого взаимодействия необходимо знание социальных норм и усвоение определенной системы ценностей. П. Бергер и Т. Лукман подчеркивают важность интернализации ролей, которая происходит лишь в той степени, в какой имеет место идентификация индивида с ролью¹. Об этом же писал и Т. Парсонс².

В качестве примера социального института можно рассмотреть общеобразовательную школу. В ней, как социальном институте, можно выделить три главных статусных позиции: учитель, ученик, родитель. В рамках этих статусных позиций люди будут играть определенные роли. Например, учитель, приходя в класс, ― роль учителя, а в учительской ― роль учителя-коллеги и т.д. Это ролевое взаимодействие обуславливается социальными нормами (Закон об образовании, Положение о гимназии и т.д.). Однако одни нормы могут быть закреплены в нормативно-правовых актах, а другие ― нет, что вовсе не означает, что неписаным правилам (например, дать списать на контрольной работе) уделяется меньше внимания и ими можно легко пренебрегать.

Общие признаки социальных институтов:

1) выполнение социально значимых функций, благодаря чему достигается интеграция социального института в социальную систему;

2) определенный круг субъектов, вступающих в процессе деятельности в отношения, которые приобретают устойчивый характер;

3) наличие определенной организации;

4) наличие специфических норм и предписаний, регулирующих поведение людей³.

Каждый социальный институт имеет свой набор норм, которые объективируются в законах, инструкциях, уставах, правилах и т.п., отражающих специфику функционирования данного института. Социальные нормы формализуют отношения между людьми, придают взаимодействию устойчивость и целостность, обеспечивают согласованное и эффективное исполнение людьми своих ролей, обусловленных социальным статусом, позволяют людям выбирать цели и средства их достижения, планировать свои действия, предвидеть возможные последствия своих и чужих действий. Через дозволение, предписание и запрет нормы регулируют поведение человека⁴. При изучении социальных институтов важно помнить, что нормы, изложенные на бумаге, и реальные нормы повседневной жизни могут сильно отличаться друг от друга. Это тем более следует учитывать, когда речь идет о рассмотрении реформируемых или только что создаваемых институтов. Необходимо учитывать и тот факт, что социальные институты – это ценностно-нормативные образования. Любой из них предполагает не только свой набор социальных норм и правил поведения, но и апелляцию к определенной системе ценностей. Институциональному миру требуется легитимация, т.е. способы его оправдания и объяснения. Как формы легитимации могут рассматриваться мифология, религия, наука, философия, идеология. Например, институт выборов самым тесным образом связан с такими ценностями, как свобода и рациональность, а институт дуэли апеллировал к ценности дворянской чести и ценности автономной личности, которая без вмешательства государства должна отстаивать свою честь. Один институт может получать свою легитимацию в рамках социальной философии, а другой – в рамках идеологии господствующего сословия.

Любое современное общество ― это сложная и динамично развивающаяся социальная система. Во всех развитых странах идет интенсивный процесс нормотворческой деятельности. Это приводит к тому, что иногда институциональные нормы вступают в противоречие друг с другом, нормы институтов, вводимых «сверху», могут не соответствовать существующим традициям и обычаям. Например, институциональные нормы местного самоуправления апеллируют к активной гражданской позиции жителей муниципального образования, их заинтересованности в результатах выборов и т.д. Но традиционный взгляд на политику как исключительно «грязное дело», от которого нормальному человеку следует держаться подальше, способствует абсентеизму, безразличию к делам местного сообщества. В современной России нормы и ценности новых демократических институтов часто вступают в конфликт с существующими уже длительное время нормами, ценностями и социальными практиками. В случае такого ценносто-нормативного конфликта возможны серьезные изменения социальных институтов. Ярким примером такого рода изменений служит институт президентства в Российской Федерации. На протяжении 90-х гг. шел поиск оптимальной модели данного института, когда одни статусы и роли исчезали (например должность вице-президента), а другие появлялись (например должности полномочного представителя Президента РФ в округах), когда менялись не только формальные, но и неформальные нормы.

Социальные институты не сводятся и к организациям, хотя, как справедливо отмечают некоторые исследователи, «очень часто одни и те же феномены могут рассматриваться и как институты, и как конкретные формы организации, что во многом зависит от их масштабов. Так, институты кредитования при их общей содержательной основе могут проявляться в виде меняльной конторы, ломбарда, сберегательной кассы, кассы взаимопомощи, банка и кредитного учреждения вообще»¹. Игнорирование масштабов приводит к «сращиванию» понятий, характеризующих институты и организации. Так, профсоюз как социальный институт следует отличать от конкретной профсоюзной организации, партию как политический институт ― от конкретной партийной организации, а фондовую биржу как экономический институт – от конкретной биржи. Учреждение или организация ― это единичная форма существования социального института.

Говоря о социально значимых функциях местного самоуправления, нельзя обойти стороной вопрос об их классификации. Р. Мертон, определяя функции как «наблюдаемые последствия, которые способствуют адаптации или приспособлению данной системы», предложил выделять функциональные и дисфункциональные последствия, а также различать функции явные и латентные¹. Явные функции Р. Мертон определял как «объективные последствия, которые вносят свой вклад в регулирование или приспособление системы, которые входили в намерение и осознавались участниками системы». Латентные функции ― это те «объективные последствия, которые не входили в измерения и не были осознаны»^2.

Функциональный аспект можно рассмотреть на примере местного самоуправления. Выделяют две категории функций и полномочий, осуществляемых органами местного самоуправления: 1) по решению дел собственно местного значения; 2) функции и полномочия, присущие централизованному государственному управлению, но осуществляемые местными органами власти. Очевидно, что те функции, которые указаны в нормативно-правовых актах, относятся к разряду явных. А какие же функции будут латентными? К латентным функциям местного самоуправления в РФ можно отнести следующие: 1) местное самоуправление является противовесом усилению власти региональных руководителей; 2) оно играет роль буфера, принимая на себя ответственность за социальную политику государства и проводимые реформы (ЖКХ и др.); 3) является институтом, способствующим кристаллизации местных элит. Р. Мертон подчеркивал, что в тех случаях, когда латентные функции становятся широко осознанными, они утрачивают свой скрытый характер³. Именно это и наблюдается в отношении двух первых латентных функций в нашем примере. Стоит заметить, что некоторые функции, будучи явными для элиты, могут быть латентными для широких слоев населения. СМИ часто превращают латентные функции в явные, но могут, наоборот, переключать внимание населения на второстепенные цели и задачи. Примерами дисфункциональных последствий служат частые конфликты между руководством субъектов Федерации и руководителями органов местного самоуправления. За распространением самоуправления «в глубь» иногда скрывается бюрократизация жизни общества. Это может сопровождаться конфликтами между районными и городскими властями, разрушением социально-экономической целостности отдельных территорий. К числу дисфункциональных последствий относятся и злоупотребления властью со стороны муниципальных служащих (взяточничество, нецелевое использование средств и т.д.).

К общим функциям социальных институтов можно отнести следующие:

– социализация индивидов;

– обеспечение социальной интеграции;

– создание условий для удовлетворения потребностей членов общества;

– регулирование деятельности членов общества в рамках социальных отношений;

– осуществление социального контроля (первичный социальный контроль задан существованием социального института как такового, а вторичный включает механизм санкций, поддерживающих институт).

В реальной жизни общие функции социальных институтов выступают в качестве специфических. Большинство социальных институтов полифункциональны, т.е. выполняют не одну, а много функций (на это отличие социальных институтов от биологических органов в живом организме указывал еще Г. Спенсер). Например, институты образования и воспитания помимо передачи знаний, умений, навыков и социализации подрастающего поколения выполняют латентную функцию закрепления существующей системы социального неравенства. Достаточно посмотреть на социальный статус родителей, чьи дети посещают элитные школы (в нашей стране к таким школам можно отнести языковые, физико-математические, гимназии и лицеи), чтобы убедиться в том, что доступность хорошего образования все больше зависит от социального положения родителей¹. Наряду с вполне явной и очевидной функцией социального контроля, институты образования могут выполнять функцию легитимации существующего политического режима (в некоторых странах эта функция явная, а в некоторых – латентная). Точно так же какая-либо потребность не обязательно должна удовлетворяться только одним институтом. Э.Ч. Хьюз в своей работе «Институты» в качестве примера, подтверждающего это положение, приводит функцию передачи знания от поколения к поколению и школу как социальный институт. «В самом деле, ― пишет Э.Ч. Хьюз, ― некоторые общества производят лидеров для своих предприятий, экспертов в своих искусствах и мастеров своего фольклора, ритуала и обычая без каких бы то ни было школ. В нашем обществе некоторые типы знания, как, например, осведомленность в половой жизни, практическая техника профессионального воровства и даже религия, упорно воспроизводятся, несмотря на их отсутствие в школьной программе»². Он полностью согласен с мнением, что школы преподают «скорее ортодоксию, нежели весь объем знаний и мнений, на которых реально держится общество»³. Э.Ч. Хьюз замечает, что некоторые функции выполняются сложно устроенными системами взаимосвязанных институтов. Так, взаимодействуют семья и школа, выполняя функцию передачи знаний подрастающему поколению. Домашние задания, дневники, в которых выставляются отметки и которые предназначены, главным образом, для родителей и родительских собраний – вот видимые проявления этой взаимосвязи.

Если рассматривать функции институтов как роль в социальной системе, то нельзя не признать правоту тех исследователей, которые считали, что ни один институт не может быть понят в обособлении от всего остального. В Средние века католическая церковь (институт) выполняла функцию легитимации (оправдания) монархической власти. Французский историк Марк Блок убедительно доказал, что в Англии и Франции к образу короля ― помазанника Божьего с XIII в. добавляется образ короля-чудотворца, короля, способного простым наложением рук лечить золотушных больных. Роль священнослужителей в создании, поддержании и распространении этого мифа была ничуть не меньше, чем роль королевского окружения. Очевидно, что в современной Франции, провозгласившей себя светским государством, функцию легитимации существующего политического режима будут выполнять уже другие институты. Понять институты брака и семьи в том виде, в каком они функционировали в Российской империи сто лет назад, невозможно, если не учитывать тот факт, что с 1722 г. бракоразводные дела относились к компетенции Синода (дела о разводах «знатных персон» с 1744 г. восходили на высочайшее усмотрение). Брак освящался, регистрировался и расторгался церковью. Крестьянскую семью XIX в. нельзя изучать, игнорируя ее связи с общиной, церковью, помещиком, обычным правом, рекрутской повинностью и т.д.

Социальные институты не только ограничивают возможность выбора, но и облегчают его. Они побуждают людей идти проторенными путями, которые общество считает желательными. Например, институт моногамного брака говорит о том, что мужчина должен иметь только одну жену, а женщина – только одного мужа. Но ведь существуют и другие формы брака (групповой брак, полигиния, полиандрия). Если бы молодой человек не был знаком с институтом моногамного брака (с детства), он мог бы оказаться перед выбором. Но знакомство с данным институтом и принятие его норм как единственно правильных (у его мамы был один папа, даже если она меняла мужей; у всех его знакомых было не больше, чем двое родителей) фактически исключает другие варианты. И человек верит, что усвоенный им институциональный порядок действительно является единственно возможным для него, хотя это и не так. Социальные институты не только задают образцы наших действий, но и формируют наши ожидания. Так, девушка, усвоившая нормы моногамного брака, семьей, знакомыми, друзьями, книгами, телевидением сориентированная на определенный тип матримониального поведения и семейной жизни, меньше всего будет ожидать жизни в компании нескольких мужей-братьев.

Социальные институты – это продукты истории. П. Бергер и Т. Лукман отмечают, что «невозможно адекватно понять институт, непонимая исторического процесса, в ходе которого он был создан»¹. Появление нового социального института может быть санкционировано политической элитой, т.е. «сверху» (например, институт президентства в РФ), а может быть результатом деятельности простых граждан, соответственно – «снизу» (например институт репетиторства). Современное общество – высокоспециализированное общество. Увеличение числа опосредованных связей неизбежно ведет к появлению новых институтов. Они часто возникали и возникают на стыке различных культур. Примером этого может служить плантация. Её можно рассматривать как политико-экономический институт со своими статусами, ролями (плантатора, раба, надсмотрщика и т.д.) и социальными нормами. Э.Ч. Хьюз справедливо замечает, что плантация не была в готовом виде занесена из Европы. Она образовалась на месте. Её европейские основатели часто считали плантацию противоречащей собственной традиции, она была чужда духу капитализма¹. Однако социальные институты могут не только появляться, но и исчезать. Так, в начале XX в. в России исчез институт дуэли. Изначально его главной функцией было разрешение конфликтных ситуаций и «вопросов чести» между представителями господствующего сословия (дворянства). В конце XVIII – первой половине XIX в., когда дворянство находилось в зените своего могущества, этот институт успешно функционировал, даже несмотря на противодействие со стороны государства. Когда же дворянское сословие утратило большую часть своих привилегий, а его представители, смешиваясь с представителями буржуазии, все чаще стали принимать иную систему ценностей, он оказался обречен на исчезновение, несмотря на то, что теперь уже государство пыталось официально закрепить дуэль в офицерской среде (документ Военного министерства «О поединках в офицерской среде», одобренный в 1894 г. Александром III, фактически принуждал офицера к дуэли). Только Октябрьская революция 1917 г. поставила точку в этом несколько затянувшемся процессе. Другой пример: трансформация институтов брака и семьи в конце XIX – XX вв. (вытеснение браком «по любви» брака «по расчету», эмансипация женщины, самостоятельность молодых людей в выборе брачного партнера) привела к фактическому исчезновению института сватовства. Но, как справедливо замечают П. Бергер и Т. Лукман, некоторые социальные институты могут сохраняться даже в том случае, когда для внешнего наблюдателя они утратили свою первоначальную функциональность или практичность. Роль традиций в некоторых обществах может быть так велика, что даже утрата видимой функциональности не всегда приводит к исчезновению института. И все же, социальные кризисы, революции могут привести к трансформации или даже ликвидации отдельных социальных институтов. Кризисные ситуации в жизни отдельных людей не представляют опасности для существования института, наоборот, некоторые из них прямо предназначены для того, чтобы помочь индивиду справиться с кризисными ситуациями. Испытывая финансовые трудности, человек может прибегнуть к помощи институтов кредитования. Беспокоясь за здоровье близких, человек надеется на институты здравоохранения. Терзаемый муками совести, человек облегчает душу на исповеди в церкви. Пока институты справляются с кризисами индивидов, сами они не оказываются в кризисном состоянии. Но если кризисные ситуации приобретают очень широкое распространение и институт перестает справляться с ними, то это может привести к кризису института как такового, его трансформации или появлению нового института². Рост числа разводов в развитых странах заставляет все чаще говорить о кризисе института брака (во всяком случае, модели пожизненного брака).

Механизм формирования социальных институтов можно представить следующим образом: объективные предпосылки → отражение этих предпосылок в интересах индивидов и социальных групп → институционализация социального взаимодействия. Как отмечают П. Бергер и Т. Лукман, институционализация подразумевает типизацию действий и деятелей. Институт исходит из того, что действие типа Х должно совершаться деятелем типа У. Например, институт права устанавливает, что выносить приговор (типичное действие) будут судьи (типичные деятели). Институционализация оказывается возможной лишь в случае, когда деятелей больше двух (двое деятелей не типизируются). Типизация ведет к предсказуемости поведения, а это, в свою очередь, ведет к ослаблению напряжения при взаимодействии, экономии сил, времени и средств¹. По мнению П. Бергера и Т. Лукмана, типизация ― неотъемлемая часть социального взаимодействия. Человек, рассматривая другого человека, так или иначе прибегает к типизации. За такими выражениями, как «пожилой мужчина», «женщина средних лет», «бомж», «новый русский» скрываются социальные типы. Есть и более яркие примеры типизаций, когда тип человека прямо подчеркивается: «типичный уголовник», «типичный немец» и т.д. Благодаря типизациям взаимодействие упорядочивается. Если же человек ошибается в своей типизации, то партнер по взаимодействию, как правило, дает ему об этом знать («За кого ты меня принимаешь?», «Да ты кому это говоришь?» и т.д.). Типизация и, следовательно, институционализация взаимодействия идет с обеих сторон.

Институционализации может подвергаться даже экспрессивное поведение, как это имеет место в некоторых религиях (например в шаманизме). Вместе с тем в обществе существуют типы коллективной деятельности, которые никогда не получают полной санкции и полного признания, но проявляют многие черты институтов. Прежде всего это касается организованной преступной деятельности. Советская экономика, экономика дефицита явно не справлялась со своими задачами удовлетворения растущих потребностей населения. В результате появился «блат», как квазиэкономический институт. Отсутствие правовой поддержки, негативные санкции (регулярные, хотя и неэффективные) со стороны государства к участникам этого экономического взаимодействия, негативное отношение к нему со стороны многих граждан не позволяли «блату» достичь полной институционализации. Проституция, имевшая в России с середины XIX в. вполне институциональную форму (существование системы врачебно-полицейского надзора, регламентация деятельности домов терпимости, домов свиданий и одиночной проституции), в настоящее время не может рассматриваться как полноценный институт.

Человек рождается и социализируется в мире, где уже существуют социальные институты. Для ребенка социальный мир ― это такая же внешняя реальность, как и мир природы. П. Бергер и Т. Лукман отмечают, что на ранних стадиях социализации ребенок не способен различать объективность природных феноменов и объективность социальных учреждений. Но и взрослые люди часто воспринимают некоторые институты как внешнюю данность, как нечто самоочевидное и естественное. Получается, что человек создает мир, который затем воспринимает как нечто совсем иное, чем человеческий продукт, а сами социальные институты существуют только до тех пор, пока люди соглашаются следовать определенным правилам. Диалектика состоит в том, что люди, как социальные существа, являются продуктами этих институтов, а сами социальные институты – это продукты социального взаимодействия людей.