Следствие и суд над декабристами

Следствие и суд над декабристами

12 декабря Николай I отдал распоряжение об аресте Никиты Муравьева, но отыскать его удалось только 25-го числа, поскольку он находился в четырехмесячном отпуске и проводил его в своем имении. Зато 14 декабря, во время преследования восставших, отступавших с Сенатской площади, удалось задержать Д. Щепина-Ростовского, Н. Панова и А. Сутгофа – активных членов Северного общества. Отсюда и начал разматываться весь клубок. Первые арестованные указали на десяток других декабристов, среди которых упомянули о Рылееве как руководителе общества. Поздним вечером того же дня Кондратий Федорович был арестован и на допросе упомянул о диктаторе восстания Трубецком. Следствие успешно набирало ход, 14-15 декабря схватили 56 человек. Показательно и поучительно то, как нарастающая волна арестов подействовала на людей, заставляя их забыть и родственные чувства, и дружеские связи, и просто милосердие. Здесь надо вспомнить о различном понимании чести и долга «детьми» и «отцами». Для первых долг честного человека заключался в защите свободы граждан и прогресса страны от деспотизма властей. Вторые главной чертой честного гражданина считали верность присяге и государю. В итоге сенатор Д. Ланской и генерал-адъютант Щербатов поспешили выдать правительству своих племянников, а генерал Депрерадович сам привел в Зимний дворец сына-декабриста.

Основная масса революционеров попала под арест во второй половине декабря 1825 – первой половине января 1826 гг. Власть действовала масштабно, предпочитая арестовывать десяток невиновных, чем оставить на свободе хотя бы одного виновного. Стоило на следствии прозвучать имени юнкера Скарятина или поручика Красносельского, как в Петербург тут же доставляли двух братьев Скарятиных и трех Красносельских.

Хватание виновных и невиновных налево и направо привело к тому, что 64 человека из числа арестованных пришлось вскоре отпустить на свободу. По разным соображениям освобождались и некоторые члены тайных обществ. А.С. Грибоедов – по ходатайству его родственника фельдмаршала Паскевича; внуки Суворова и Витгенштейна – за заслуги дедов; сын личного секретаря императрицы Марии Федоровны – по ее просьбе; М.Ф. Орлов – по слезному ходатайству брата Алексея.

В руки следствия, несмотря на все его старания, попало очень мало конспиративных документов декабристов. Тому было несколько причин. П.Д. Киселев и А.П. Ермолов, получив приказы об аресте Н.В. Басаргина и А.С. Грибоедова, предупредили их об этом и дали возможность сжечь компрометировавшие последних бумаги. В Петербург же Ермолов о Грибоедове докладывал следующее: «Он взят таким образом, что не мог истребить находившихся при нем бумаг, но таковых при нем не найдено, кроме весьма немногих, кои при сем препровождаю».

После первых допросов арестованных препровождают к коменданту Петропавловской крепости А.Я. Сукину. В записках, присылавшихся Сукину Николаем I, оговаривались условия содержания того или иного заключенного. Большим разнообразием эти условия не отличались: «посадить по усмотрению под строгий надзор», «содержать строжайше, дав писать, что хочет», «заковать и содержать строжайше», «заковать в ножные и ручные железа, поступать с ними строго и не иначе содержать как злодея».

Однако, несмотря на прокатившуюся волну арестов, власти не сразу сумели арестовать всех действующих лиц событий 14 и 29 декабря. Так, до конца января 1826 г. они ничего не знали о существовании Общества соединенных славян, а потому приступили к арестам его членов лишь спустя некоторое время. Кроме того, трое активных участников восстаний – Н.А. Бестужев, В.К. Кюхельбекер и И.И. Сухинов – предприняли попытки бежать за кордон. Бестужев был задержан в Кронштадте, переодетый в тулуп и с поддельными документами на имя матроса Василия Ефимова. Кюхельбекера взяли в Варшаве, где он разыскивал своего лицейского друга С.С. Есакова, надеясь с его помощью перейти границу. Сухинова арестовали в Кишиневе в партикулярном платье и подложным паспортом.

Все три попытки бегства могли увенчаться успехом, если бы не нерешительность и колебания декабристов, вызванные скорее всего чувством долга и товарищества, желанием разделить судьбу единомышленников. Этим же можно объяснить и отказ И.И. Пущина воспользоваться заграничным паспортом, который 15 декабря ему привез лицейский товарищ А.М. Горчаков. Могли бежать Н.В. Басаргин, служивший старшим адъютантом П.Д. Киселева, и М.С. Лунин, которого великий князь Константин Павлович, не желавший выдавать своего адъютанта, в апреле 1826 г. даже посылал в приграничье «поохотиться на медведей». Удалось избежать ареста только Н. Тургеневу, который с 1824 г. находился за границей, а с 1826 г. перешел на положение эмигранта.

Первые допросы декабристов начались 14 декабря и продолжались 17 часов без перерыва. Власти очень торопились, опасаясь начала восстания на Украине и выступления Кавказского корпуса.

Уже вечером 14 декабря Николай I составил Тайный следственный комитет, в который вошли: военный министр Татищев, новый петербургский генерал-губернатор П.В. Голенищев-Кутузов, великий князь Михаил Павлович, А.Х. Бенкендорф, Голицын, В.В. Левашов, А.Н. Потапов, А.И. Чернышев и И.И. Дибич. Иными словами 8 генералов и 1 штатский (Голицын). По поводу состава следователей негодовал в конце XIX века даже великий князь Николай Михайлович: «Поражаешься ничтожности этих следователей, за исключением весьма немногих». Однако дело не в ничтожности избранников императора. Михаил Павлович, например, оказался судьей в собственном деле, ведь восстание 14 декабря было направлено против семейства Романовых, к которому принадлежал и он. Графа Захара Чернышева осудили только потому, что он носил ту же фамилию, что и следователь А.И. Чернышев, который давно и упорно претендовал на огромные владения Захара. Узнав об этой истории, А.П. Ермолов резонно заметил: «Нет, это не беззаконно: ведь по древнему обычаю в России шуба, шапка и сапоги казненного принадлежат палачу». И уж совершенной бестактностью видится включение в состав Следственной комиссии П.В. Голенищева-Кутузова, известного забулдыги и одного из убийц Павла I. Однажды он пытался пристыдить Н. Бестужева, спросив: «Скажите, капитан, как вы могли решиться на такое гнусное покушение?» Бестужев моментально парировал: «Я удивляюсь, что это вы мне говорите».

Арестованные допрашивались дважды, сначала в Зимнем дворце, а затем в Следственном комитете. В Зимнем их обычно встречала яростная брань императора: «Мерзавцы, негодяи, злодей, дрянь!»

Следственный комитет придерживался весьма изощренной тактики ведения дела. Получив в свои руки материалы первых допросов, он имел возможность оказывать сильное давление на арестованных, поскольку еще до начала работы Комитета выявились состав и структура тайных обществ, их цели и задачи.

В результате Трубецкой назвал 79 фамилий членов тайного общества, Оболенский – 71, Бурцов – 67, Пестель – 17. После ряда совещаний с императором Следственный комитет решил сосредоточить свое внимание на следующих направлениях: расследование заграничных связей декабристов; расследование их связей с польскими революционерами; выявление тайных обществ на Кавказе и на Украине; выяснение причастности к заговору Сперанского, Мордвинова; раскрытие планов цареубийства.

Романтическое мироощущение декабристов делало их на следствии почти беззащитными: во-первых, у многих из них чувство гражданской ответственности и дворянской чести перед лицом Следственного комитета проявилось в чинопочитании, привычке повиноваться старшим по званию, тем более императору. Во-вторых, те же чувства заставляли другую часть прогрессистов быть откровенными с властью, поскольку гражданская ответственность подразумевала необходимость отвечать за свои действия, чем бы ни грозила расплата за них. Кодекс же дворянской чести в понимании декабристов требовал не только самим не прятаться за спины других, но и не выгораживать этих «других».

Способствовали признаниям арестованных и постоянные угрозы следователей применить к ним пытки. А. Якушкин впоследствии признался: «Угрозы пытки в первый раз смутили меня». Пытки как таковые к декабристам, правда, не применяли, но их с успехом заменили ручные и ножные кандалы, в которые периодически заковывали подследственных.

Длительное (от двух до четырех месяцев) содержание в кандалах сломило Андреевича, Оболенского, Якубовича, Семенова, Волконского. Добавить можно еще лишение сна, темноту и сырость казематов, а также то, что в описанном положении декабристы находились в течение полугода. После всего этого можно оценить справедливость слов Н.В. Басаргина, который писал: «Тот, кто не испытал в России крепостного ареста, не может вообразить того мрачного, безнадежного чувства, того нравственного упадка духом, скажу более, даже отчаяния, которое не постепенно, а вдруг овладевает человеком, переступившим порог каземата».

Но даже в таких условиях многие декабристы старались не сдаваться на милость победителя. Трудно сказать, как и почему выбрал свой способ защиты Д. Завалишин, но способ этот был интересен. Сначала ему удалось уверить следователей, что он не состоял в тайном обществе, и его отпустили на свободу. Будучи арестован вторично, Завалишин упорно стоял на том, что проник в общество, дабы выдать его правительству. Подобной тактике придерживались Батеньков и Пущин.

К лету 1826 г. документы по делу декабристов удалось окончательно подготовить и направить императору. В приложениях к столичным газетам от 12-13 июня увидело свет «Донесение Следственной комиссии», вслед за ним были составлены «Свод показаний членов злоумышленного общества о внутреннем состоянии государства» и «Алфавит членам бывших злоумышленных тайных обществ».

1 июля 1826 г. был учрежден Верховный уголовный суд для вынесения приговора декабристам. Следствию не удалось представить восстание 14 декабря как выступление цареубийц и приглушить политическое значение этого события, а значит, теперь эта обязанность возлагалась на судей. По распоряжению Николая I в состав суда вошло 72 человека, среди которых оказался Сперанский и Мордвинов. Эта была подловатая месть монарха людям, которые разделяли многие взгляды декабристов и намечались ими в состав нового правительства.

Верховный уголовный суд работал в течение сорока дней. На вынесение всех приговоров отводилось лишь четыре заседания, то есть декабристов судили практически заочно. 12 июля императору представили приговор, подготовленный по заданию суда Сперанским. Суд рекомендовал императору приговорить 36 человек к смертной казни; 19 – к пожизненной каторге; 40 – к каторге (от четырех до двадцати лет); 18 – к пожизненной ссылке; 9 – разжаловать в солдаты.

Император, как и обещал, проявил «милосердие», согласился на казнь «лишь» пятерых декабристов и заменил им четвертование повешением. Николай I собственноручно расписал, как должна выглядеть церемония наказания мятежников. Ранним утром 13 июля 1826 г. над осужденными совершили обряд «экзекуции». В соответствии с разработанным императором ритуалом осужденных ставили на колени и профос (должностное лицо в воинских частях, исполнявшее полицейские обязанности) ломал над их головами подпиленную шпагу в знак разжалования. Делалось это в спешке и так не умело, что нескольким декабристам поранили головы. После исполнения «экзекуции» всех, кто ей подвергся, одели в арестантскую одежду и вновь разместили по казематам Петропавловской крепости. Мундиры же и знаки отличия, сорванные с декабристов, сожгли на костре.

В четыре часа утра следующего дня во двор Петропавловской крепости вывели приговоренных к повешению. По приказу Николая I пятерых осужденных на казнь (Пестеля, Рылеева, С. Муравьева-Апостола, Бестужева-Рюмина и Каховского) заживо отпели в крепостной церкви, а после отвели к месту казни. Они были одеты в длинные белые рубахи или саваны, на груди у каждого висела дощечка с надписью: «Государственный преступник». Перед виселицей осужденные в последний раз обнялись, а затем казнь должна была пойти по плану…

Но, когда из-под ног осужденных выбили скамьи, веревки оборвались, и трое рухнули в яму. Якушкин позже писал, что один их них, С. Муравьев-Апостол, при падении сломал ногу, но все же сумел пошутить: «Бедная Россия! И повесить-то порядочно у нас не умеют!»

Запасных веревок не оказалось, пришлось посылать в ближайшие лавки, которые из-за раннего времени были закрыты. В конце концов, обряд казни повторили еще раз, а в ходе его исполнения каждые полчаса в Царское Село, где находился император, отправлялся фельдъегерь с известием, что все обстоит благополучно».

Днем 14 июля 1826 г. Николай I устроил «очистительное молебствие» на Сенатской площади. Выведенные на площадь войска построили так же, как они стояли в день 14 декабря 1825 г. После окончания молебна войскам зачитали приказ, в котором говорилось: «Ныне суд над ними и казнь, им подлежащие, исполнены, и очищены верные полки от заразы, нам и всей России угрожавшей».