731 / Данилин Ю. Творчество Мопассана
.docxЮ. Данилин. Творчество Мопассана
Ги де Мопассан. Полное собрание сочинений в 12 тт. Том 1. Библиотека "Огонек", Изд. "Правда", М.: 1958
Ocr Longsoft для сайта Творчество Ги де Мопассана, май 2007
Один из великих представителей европейского критического реализма XIX века, французский писатель Ги де Мопассан (1850 - 1893), принадлежит к числу любимых советской читательской аудиторией мастеров художественного слова.
Впервые с ним познакомил русских читателей И. С. Тургенев, оценивший в нем крупнейший талант французской литературы начала 80-х годов. Горячо полюбил Мопассана и Лев Толстой, написавший о нем большую статью. Чехов, Горький, Бунин, Куприн в разной мере и в разных отношениях являлись почитателями французского писателя, высоко ставившими его художественную честность и исключительное мастерство.
1
«Я вошел в литературу, как метеор», - шутливо говорил Мопассан. Действительно, он стал знаменитостью на другой день после опубликования «Пышки». Но чудо остается чудом только до тех пор, пока неизвестен его механизм: мгновенной славе Мопассана предшествовала долгая и упорная учеба литературному искусству.
Жизненные обстоятельства складывались необыкновенно благоприятно для того, чтобы он мог сделаться писателем. Семья его тяготела к искусству. Мать Мопассана горячо любила литературу и умела тонко ценить ее; сестра поэта-романтика Альфреда Ле Пуатвена (1816 - 1848), друга юности знаменитого французского писателя Гюстава Флобера, она тоже была знакома с Флобером и преклонялась перед его талантом. Стараясь углубить пробуждающееся влечение сына к литературе (Мопассан начал писать стихи с тринадцати лет), она руководила чтением мальчика и бережно сохраняла тетради с его первыми стихотворениями. А в дальнейшем, когда ее сын сделался писателем, она осталась его литературным советчиком, критиком и помощником и дала ему многие сюжеты для рассказов.
Когда Мопассан обучался в Руанском лицее, одним из его преподавателей был поэт-парнасец Луи Буйле (1822 - 1869). Почуяв в поэтических опытах Мопассана искру дарования, Буйле стал его первым литературным учителем и настойчиво старался внушить юноше, что работа в области искусства требует великого труда, терпения, усидчивости, овладения законами литературной техники. Дружа с Флобером, проживавшим в окрестностях Руана, Буйле порою приводил к нему своего ученика, и оба писателя слушали его стихи, внимательно разбирали их, давали ему советы.
В 70-х годах литературным учителем Мопассана стал Флобер. «Не знаю, есть ли у вас талант, - сказал он, познакомившись с первыми произведениями Мопассана, тогда еще продолжавшего писать стихи. - В том, что вы принесли мне, обнаруживаются некоторые способности, но никогда не забывайте, молодой человек, что талант, по выражению Бюффона, - только длительное терпение. Работайте».
Следуя этому совету, Мопассан работал не покладая рук. Он писал стихи, поэмы, комедии, первые повести и рассказы, написал даже романтическую драму. Суровый учитель браковал почти все и запрещал ему печататься. Стремлением Флобера, все более привязывавшегося к своему ученику, было воспитать в нем глубокое уважение к литературе, понимание ее задач, высокую требовательность к своему творчеству.
Представитель критического реализма, Флобер старался передать Мопассану свой художественный метод изображения действительности. При этом Флобер требовал от своего ученика развитой и острой наблюдательности, умения увидеть явления жизни по-своему, по-новому и показать их с той особой, характерной стороны, которая до него никем в искусстве еще не была замечена.
«Когда вы проходите, - говорил Флобер, - мимо бакалейщика, сидящего у своей двери, мимо консьержа, который курит трубку,.. обрисуйте мне этого бакалейщика и этого консьержа, их позу, весь их физический облик, а в нем передайте всю их духовную природу, чтобы я не смешал их ни с каким другим бакалейщиком, ни с каким другим консьержем...»
Помимо наблюдательности и внимательного проникновения в существо изображаемого, Флобер требовал от Мопассана умения тщательно и верно описывать увиденное, отыскивая для этого слова точные, а не приблизительные. «Какова бы ни была вещь, о которой вы заговорили, - передает Мопассан его наставления, - имеется только одно существительное, чтобы ее назвать, только один глагол, чтобы обозначить ее действие, и только одно прилагательное, чтобы ее определить. И нужно искать до тех пор, пока не будут найдены это существительное, этот глагол и это прилагательное, и никогда не следует удовлетворяться приблизительным, никогда не следует прибегать к подделкам, даже удачным, к языковым фокусам, чтобы избежать трудности».
Творчеству Флобера, его литературным взглядам и наставлениям, всему обаятельному облику этого вечного труженика Мопассан посвятил не одну статью; чрезвычайно ценна в этом отношении и его переписка со своим учителем. Суровой школы флоберовской требовательности уже одной было бы достаточно, чтобы его послушный и способный ученик стал видным писателем-реалистом. Но Мопассану выпало редкое счастье встретить и другого великого учителя - И. С. Тургенева.
Подолгу проживая во Франции, Тургенев особенно сблизился с Флобером. Тургенев выделял Флобера из всей французской литературы 50 - 70-х годов, восхищался его мастерством, его неустанным творческим трудом и даже переводил на русский язык некоторые его новеллы. Флобер, со своей стороны, чрезвычайно высоко ценил произведения русского писателя, широту его знаний и воззрений, его художественные искания.
Подобно Флоберу, Тургенев отнесся с большой симпатией к Мопассану, помогал ему советами, просматривал его рукописи. Периодом их наибольшего сближения было время после смерти Флобера, закат жизни Тургенева, 1881 - 1883 годы. В эту пору Мопассан уже много печатался, но материально был еще очень стеснен. Тургенев связал его с русским журналом «Вестник Европы», содействовал появлению в этом журнале его первых переводов, горячо приветствовал его роман «Жизнь».
Мопассан посвятил Тургеневу статью «Изобретатель слова нигилизм», некролог «Иван Тургенев» и не раз упоминал о нем в других своих произведениях. При посредстве Тургенева Мопассан узнал и полюбил Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Льва Толстого [1], Гаршина и воспринял ряд благороднейших влияний русской классической литературы. Смелая правдивость русской литературы укрепила волю Мопассана к изображению той, как он писал, «беспощадной, страшной и святой правды, которой не знают, или делают вид, что не знают, люди, живущие на земле». Демократический гуманизм русской литературы содействовал развитию у Мопассана любви к простым людям, к народу. Мопассан высоко ценил «Записки охотника» Тургенева и восхищался «Отцами и детьми», особенно отмечая в этом романе свойственный Тургеневу дар реалистического предвидения.
Но всего выше оценивал Мопассан тургеневское новеллистическое искусство, законы которого старался понять и освоить: «Психолог, физиолог и первоклассный художник, он (Тургенев. - Ю. Д. ) умеет на нескольких страницах дать совершенное произведение, чудесно сгруппировать обстоятельства и создать живые, осязаемые, захватывающие образы, очертив их всего несколькими штрихами, столь легкими и искусными, что трудно понять, как можно добиться подобной реальности такими простыми, по видимости, средствами. И от каждой из этих коротких историй исходит, подобно облачку меланхолии, глубокая и скрытая в существе вещей печаль. Воздух, которым дышишь в его произведениях, всегда можно узнать: он наполняет ум суровыми, горькими думами, и кажется, даже насыщает легкие странным и своеобразным благоуханием...»
Называя Тургенева «одним из величайших гениев русской литературы», Мопассан, всегда ненавидевший милитаризм, добавлял: «Люди, подобные ему, делают для своего отечества больше, чем люди, вроде князя Бисмарка: они стяжают любовь всех благородных умов мира».
Свою первую книгу, сборник «Стихотворения» (1880), Мопассан посвятил Флоберу, а первый сборник рассказов, «Заведение Телье» (1881), - И. С. Тургеневу. Этими посвящениями он как бы засвидетельствовал равную долю благодарности своим любимым учителям.
[1] Мопассан преклонялся перед талантом Толстого. В своих воспоминаниях П. В. Боборыкин замечает: «...этот выученик Флобера, его духовный питомец - один из первых (среди французских писателей. - Ю. Д.) признал русских романистов своими образцами: сначала Тургенева, а вскоре потом Толстого, когда вышел в Париже первоначальный французский перевод «Войны и мира»... Мопассан и мне и, вероятно, многим другим повторял часто фразу: «Нам всем следует учиться у графа Толстого, автора «Войны и мира» (П. Боборыкин «Столицы мира», М., 1911, стр. 196). Ознакомившись уже в конце своего творческого пути с повестью Толстого «Смерть Ивана Ильича», Мопассан сказал: «Я вижу, что вся моя деятельность была ни к чему, что все мои десятки томов ничего не стоят» («Литературное наследство», т. 37 - 38, М., 1939. стр. 447).
2
На протяжении творческого пути Мопассана пессимистические настроения писателя приобретали все более углубленную и обостренную форму.
Пессимизм Мопассана обусловливался глубоким отвращением писателя-гуманиста к буржуазной действительности и вместе с тем сознанием своего бессилия в борьбе с существующим порядком вещей. Мопассан был убежденным, непримиримым, страстным отрицателем буржуазной цивилизации с ее убожеством, низменностью и бесчеловечностью. «Мы живем в буржуазном обществе, - писал он. - Оно ужасающе посредственно и трусливо. Никогда еще, может быть, взгляды не были столь ограниченны и менее гуманны». Мопассан постоянно показывал, как бесконечно несчастно громадное большинство людей при буржуазном строе, которых угнетают, держат в плену и уродуют «гнусные предрассудки, ложные понятия о чести, более отталкивающие, чем само преступление, целая гора лицемерных чувств, показной благопристойности, возмутительной честности».
События истории Франции 70-х годов только способствовали нарастанию пессимистических воззрений Мопассана. Поражение Франции в пору войны 1870 - 1871 годов похоронило его юношеские иллюзии о непобедимости французского оружия. Время беспросветной буржуазной реакции после гибели Парижской коммуны убеждало Мопассана лишь в том, что правящие классы совершенно не способны стоять во главе нации.
В 70-х годах существование республиканского строя во Франции было чисто номинальным и висело на волоске; палач коммунаров Тьер заявил: «Республика будет консервативной или ее не будет вовсе». Республика была настолько консервативной, что Франция в эту пору заслужила прозвище «республики без республиканцев». Существовавшие монархические партии при активной поддержке со стороны клерикальных кругов дважды пытались - в 1873 и 1877 годах - восстановить во Франции королевский трон; попытки эти вызывали у Мопассана крайнее негодование.
В письме к Флоберу от 10 декабря 1877 года он выразил в этой связи свое возмущение «преступной глупостью» президента Третьей республики Мак-Магона, который «разорил бедных (единственных, кого разоряют), остановил всякую умственную работу страны, ожесточил мирных людей и подстрекнул соотечественников на гражданскую войну». Но не только правитель Франции возмущал Мопассана, а и те перепуганные и озлобленные Парижской коммуной общественные верхи, которые уповали обрести покой при реставрации монархии. «Я требую уничтожения правящих классов, - писал далее Мопассан в этом письме, - этого сброда красивых тупоумных господ, которые копаются в юбках старой, набожной и глупой шлюхи, именуемой лучшим обществом. Да, я нахожу теперь, что 93-й год был мягок, что сентябристы были милосердны, что Марат - это ягненок, Дантон - невинный кролик, а Робеспьер - голубок. Поскольку старые правящие классы остаются ныне так же неразумны, как и тогда, нужно уничтожить ныне правящие классы, как и тогда, и утопить красивых господ-кретинов вместе с их красивыми дамами-потаскушками».
Не следует думать, что такого рода резкий протест Мопассана был вызван только реакционными происками монархических кругов 70-х годов. Нет. Когда на рубеже 70 - 80-х годов строй Третьей республики укрепился и к власти пришли руководимые Гамбеттой буржуазные республиканцы-оппортунисты, пессимистические настроения Мопассана и его общественная неудовлетворенность еще более обострились. Деятельность республиканцев-оппортунистов в 80-х годах глубочайше оскорбляла патриотическое чувство писателя, вызывала в нем настоящую тревогу за судьбы своей родины.
Эти новые правители Франции были плоть от плоти буржуазии, а буржуа был до того ненавистен Мопассану, что внушал ему отвращение ко всему человеческому роду. Именно его имел в виду Мопассан, говоря о безнадежном облике Современного «культурного» человека: «Человек, обыкновенный человек, состоятельный, известный, почтенный, уважаемый, ценимый, довольный самим собой - он ничего не знает, ничего не понимает, а говорит об интеллекте с удручающей гордостью». Мопассан видел в своих современниках существа мелкие, пошлые, раздираемые противоречиями, и его жалость к людям нередко носила оттенок презрения, ибо покоилась на мысли о ничтожестве и всяческой неполноценности современного человека.
Трагическое несчастье Мопассана было, однако, в том, что в своей резкой, страстной критике буржуазного общества сам он оставался на позициях этого общества и, сколько ни пытался найти выход из положения, найти его не мог. Всю жизнь томился он тоской, острой тоской художника-гуманиста, по людям цельным, по характерам сильным, по тому великому и прекрасному, что поднимает человека над неприглядностью буржуазной действительности. Он находил порою это великое в силе человеческих чувств, в представлении человека о чести, в силе его любви к родной земле и ненависти к ее врагам. В ряде его рассказов встречаются цельные, мужественные характеры, говорящие о красоте человеческого чувства и восхищающие писателя своей законченностью («Завещание», «Клошет», «В пути», «Счастье», «Дядюшка Милон», «Дочка Мартена» и др.). Такие характеры Мопассан чаще всего находил в среде народной, и это было не случайно: только народная среда, как видел он, противилась уродующим влияниям буржуазного строя, сохраняла свою человечность, моральное здоровье. Изображая окружающую действительность, Мопассан, как убедится читатель, нередко высказывал чисто народную точку зрения, приближался к народной мудрости, и это было его инстинктивной попыткой отыскать себе опору в своей критике современного общества. Однако глубокий социальный скептицизм Мопассана, усвоенный им еще в школе Флобера, и его расхолаживающее представление о тщете всех человеческих усилий мешали ему до конца поверить в народ как в возможного преобразователя существующих общественных отношений. Мопассан стоял вдалеке от революционной борьбы, был равнодушен к ее целям [1], а потому, с отвращением и ненавистью разоблачая гнусный буржуазный образ жизни, оставался только одиноким протестантом, блудным сыном того же буржуазного общества.
Противоречивость взглядов Мопассана проявилась и в его отношении к популярной в то время позитивистской философии, которая особенно укрепилась во Франции после гибели Парижской коммуны. Представители этого реакционного учения заявляли, что искусство должно быть аполитичным, ибо его главная задача - изображение «законов» человеческой физиологии, как якобы единственно вечных, неизменных и характерных качеств человека. Позитивизм неустанно твердил о биологической и интеллектуальной неполноценности человека, деятельность которого якобы определяется лишь присущими ему инстинктами, не контролируемыми его разумом; отсюда делался вывод о гибельности и бесполезности революций, в которых якобы находят себе проявление темные и разрушительные инстинкты человека, ибо он, жалкий и ничтожный, ничего не способен улучшить в жизни общества.
Со многими положениями позитивизма Мопассан не соглашался и боролся с ними. Так, например, он вовсе не считал, что физиологическое начало в человеке всегда властвует над его интеллектуальным началом. В его представлении существовали эпохи - античность, Возрождение, - когда человек был физически и духовно гармоничен, когда в людях жило чувство красоты. Он указывал, например, что в XVIII веке были люди «торжествующей мысли», вроде Дидро, и что тогдашняя «читающая публика, судья взыскательный и утонченный, обладала в высочайшей степени художественным чутьем, ныне исчезнувшим». Буржуазный строй безнадежно искалечил человека, наделив его физическим и духовным безобразием, содействуя его умственной деградации, превращению в животное. Мопассан считал, что только редким исключением являются в современности такие люди, как Флобер и Тургенев, потому что человек, желающий «сохранить абсолютную цельность своей мысли, гордую независимость своего суждения», желающий «смотреть на жизнь, на человечество и на мир, как свободный наблюдатель, стоящий выше всех предрассудков, всяких предвзятых мнений, всяких догматов, то есть выше всяких опасений», неминуемо обречен на вечное противоборство с влияниями буржуазного общества, на вечную заботу о том, чтобы защититься от этих влияний. И если в творчестве Мопассана встречаются одухотворенные, благородные, пленительные образы, диаметрально противоположные людям-животным, то в обстановке буржуазного строя эти положительные герои (обычно героини) постоянно обречены не только на постоянную борьбу с ним, но нередко и на гибель.
Тем не менее Мопассан поддавался многим влияниям позитивизма. Сколько написано им красноречивых, проникновенных, исполненных настоящего крика души страниц, где он говорит и о бессилии человеческой мысли, о непознаваемости явлений жизни, о мучительном одиночестве человека, о его физической хрупкости, о неизбежных и неотвратимых страданиях, причиняемых человеку приходом старости, о тщетности всех его надежд, верований и усилий, ибо все заканчивается смертью! Эти страницы именно потому и полны такой волнующей силы, что Мопассан писал о близких ему самому страданиях типичного для буржуазного общества человека-одиночки, лишенного общественных связей, не защищаемого ими, а потому обреченного вдвое острей и мучительней выносить удары жизни. Такой человек-одиночка глубочайше уверен, что он приходит в мир только для личного счастья, радости, наслаждения; всем своим существом рвется он к этому счастью. Но Мопассан показывал, что счастье трагически недостижимо для этого человека, и не только в силу посторонних препятствий, вроде тех или иных буржуазных предрассудков и лицемерной мещанской морали, но и потому, что человек сам по себе слаб, ничтожен, не умеет понять, где и в чем счастье, проходит мимо него, не способен быть его бережным хранителем, и его уделом остаются только поздние сожаления, горькое сознание бесплодно уходящей жизни, наступающая старость.
Эта противоречивость воззрений Мопассана пронизывает все его творчество и своеобразно отражается в художественном методе писателя. С одной стороны, Мопассан мечтал быть «сатириком-сокрушителем, свирепым и насмешливым комедиографом, Аристофаном или Рабле». И мы видим, что во многих своих произведениях он приближался к этой мечте, давая резко-оценочное изображение окружающей действительности, открыто выражая свою авторскую точку зрения - то сочувствие происходящему, то ироническое или гневное к нему отношение. Эта манера проявилась в его книгах «Под солнцем», «Бродячая жизнь», «На воде», в «Милом друге» и некоторых других романах, в ряде новелл, особенно лирических.
С другой стороны, очень многие рассказы Мопассана и его роман «Жизнь» написаны в иной, объективной, внешне безоценочной манере: художник как бы только желает со всей точностью обрисовать жизненное происшествие, со всей тщательностью воспроизвести поступки и поведение своих персонажей, но стоит словно в стороне, воздерживаясь от личных оценок и предоставляя читателям самим сделать нужный вывод.
[1] В настоящее время, пока еще не опубликованы полностью очерки, статьи, письма, записные книжки Мопассана, нет возможности с полной точностью судить об его отношении к величайшему революционному событию его времени - Парижской коммуне. В некоторых очерках Мопассана встречаются беглые отрицательные замечания о революции 18 марта, а в ранних рассказах 1880 - 1881 годов имеются два - три шаржированных портрета бывших участников Коммуны. В последующем Мопассан делал, однако, попытку понять существо Коммуны, хотя и рассматривал ее лишь как республику с обязательным для всех трудом (см. описание Мзаб в очерке «Под солнцем»).
3
В 1880 году Мопассан напечатал повесть «Пышка», сразу же принесшую ему широкую известность. Писатель высказал здесь смелую правду о минувшей франко-прусской войне 1870 - 1871 годов и об отношении к ней французского общества. Он показал, что в годину великого национального испытания общество не обнаружило сплоченности и единства, что эксплуататорские классы Франции, поглощенные своими корыстными интересами, были втайне равнодушны к бедствиям родины и что только простые люди Франции кипели патриотической ненавистью к захватчикам, активно и самоотверженно боролись с ними.
В «Пышке» Мопассан не без вызова противопоставил образ героини повести, отверженной «обществом» содержанки, ее «почтенным» дорожным спутникам, представителям дворянских, буржуазных и клерикальных кругов, олицетворявшим собою, по иронической характеристике писателя, «обеспеченный, уверенный в себе и могущественный слой общества, слой людей порядочных, влиятельных, верных религии, с твердыми устоями». Неумолимо, шаг за шагом разоблачает Мопассан подлое поведение этих «порядочных людей». Если сначала они хоть на миг разделяют патриотическое негодование Пышки, отказывающей наглым домогательствам прусского офицера, то затем лицемерно и настойчиво стараются сломить ее сопротивление. И эти же люди, после того как Пышка уступила против воли их доводам, снова превращают ее, свою спасительницу, в объект гадливого презрения... Но Мопассан вполне убеждает читателя, что настоящего презрения заслуживают именно эти «честные мерзавцы», как он их называет.
Устами старой крестьянки, устами народа Мопассан выразил в «Пышке» свое резко-отрицательное отношение к захватническим войнам, губительным для созидательного труда, для достижений человеческой культуры. Та же мысль еще более энергично выражена в позднейшей книге писателя - в его лирическом дневнике «На воде», где Мопассан заявил, что обществу следовало бы поднимать восстания против правительств, навязывающих ему войну. «Почему бы не судить правительства за каждое объявление войны? - писал он. - Если бы народы поняли это, если бы они сами расправлялись с кровожадными властями, если бы они перестали позволять убивать себя без всяких причин, если бы они воспользовались оружием, чтобы обратить его против тех, кто дал им его для истребления других людей, - в этот день война умерла бы...»
Но участие в войне оборонительной было для Мопассана священным долгом человека. Не только в «Пышке», но и в целом ряде последующих рассказов о войне 1870 - 1871 годов он любовно рисовал образы простых людей Франции, благородных патриотов, мужественно и самоотверженно боровшихся против прусских захватчиков. Таковы рассказы «Дядюшка Милон», «Старуха Соваж», «Пленные» и др. Прикосновенность к всенародному делу обороны родины облагораживала его персонажи, обогащала их образы чертами героизма и патетики, даже если это были Пышка и Рашель («Мадмуазель Фифи») или самые ординарные обыватели («Два приятеля», «Дуэль»). Духовную красоту этих персонажей, их самоотверженный патриотизм, их смелость и готовность к подвигу Мопассан всегда противопоставлял трусливому и антипатриотическому поведению буржуазии, готовой сотрудничать с захватчиками (неоконченный роман «Анжелюс»).
Флобер назвал «Пышку» «шедевром» и утверждал, что рассказ этот «останется», то есть его никогда уже не забудут. Литературный дебют Мопассана, одновременно издавшего и свои «Стихотворения», был последней радостью автора «Госпожи Бовари», скончавшегося 8 мая 1880 года. Смерть Флобера была страшным ударом для Мопассана, глубоко и благодарно любившего своего учителя. Мопассан стал деятельным участником комитета по сооружению памятника Флоберу, писал о нем статьи и горячо защищал его память от нескромных и злоречивых мемуаристов.
В 70-х годах и особенно в период работы над «Пышкой» Мопассан довольно близко сошелся с Эмилем Золя и с группой молодых писателей, именовавших себя его учениками.
В 60 - 70-х годах Золя стал крупнейшим теоретиком эстетики натурализма, которой отдал значительную дань и в своем творчестве. Однако, являясь по всей основе своего творчества представителем критического реализма, Золя желал видеть в натурализме только модернизированную и углубленную его форму, и он оставался в значительной мере чужд тому движению, которое, прикрываясь его именем, как главы школы, вступило, по сути дела, в борьбу с принципами критического реализма и в конце концов превратилось в одно из течений литературы декаданса. Как бы ни были многочисленны и существенны заблуждения Золя, он никакого отношения к декадансу не имеет.
Отважная деятельность Золя, как прогрессивного художника, бешено освистываемого реакционной критикой, его огромный талант обличителя и борца, остающегося неизменно верным своим задачам, не могли не производить на Мопассана сильного впечатления, хотя в качестве ученика Флобера он весьма критически относился к натуралистической теории Золя. В «Пышке», написанной им для сборника, составившегося из произведений Золя и его учеников, натуралистические влияния у Мопассана еще не проявились. Однако общение с Золя и особенно с его «ортодоксальными» учениками (вроде Гюисманса, близость к манере которого французская критика отмечает в рассказе Мопассана «В лоне семьи») содействовало проникновению в творчество Мопассана некоторых натуралистических влияний. Они обнаружились в ряде рассказов, вошедших в сборник «Заведение Телье» (когда были написаны эти рассказы, точно не установлено, некоторые, возможно, и до «Пышки»), и образовали как бы некий временный «натуралистический» этап творческого пути Мопассана.
Когда сборник «Заведение Телье» вышел из печати, французская критика объявила его чуть ли не знаменем натурализма. Это было неверно, хотя натуралистические влияния проявились здесь у Мопассана достаточно ясно. Они сказались в подчеркнутой трактовке животного начала в человеке и его поведении, а также в излишне объективной точности, с которой Мопассан воспроизводил во всех «подлинных» деталях грубые, грязные, отталкивающие стороны жизни («Поездка за город», «Подруга Поля», «Заведение Телье», «В лоне семьи»). Изображая уродливых уже по внешности, отвратительно пошлых, похотливых и тупых буржуа, картины мерзкого разврата, Мопассан был подавлен беспросветным зрелищем грязи, попавшей в поле его зрения. Однако сборник неоднороден: в прекрасном рассказе «Папа Симона» Мопассан дал подлинно правдивое, в духе критического реализма, изображение рабочих, отнюдь не превращая их в животных, как делали натуралисты, а в «Истории одной батрачки» рядом с натуралистически выписанными эпизодами показал, что, несмотря на грубость изображаемой им жизни, крестьяне остаются людьми, умеющими, например, просто и человечно разрешить вопрос с усыновлением «незаконного» ребенка (как не сумеет сделать этого ни один представитель «высших» классов в других рассказах Мопассана).