Октябрь до Октября?

Отечественная историография, увы, почти не уделила внимания «нетрадиционным», если можно так выразиться, попыткам государственного переворота в царствование Николая II. Меж тем вопрос этот интереснейший…

Я имею в виду не два замысла покушения на царя в конце 1916 г. – в первом случае знаменитый авиатор капитан Костенко замышлял (задолго до Гастелло) врезаться на своем аэроплане в царский автомобиль; во втором – некая группа офицеров открыла Керенскому свой план сбросить бомбы на автомобиль царя во время посещения им переднего края. Оба этих замысла, учитывая несовершенство тогдашних аэропланов и тогдашних авиабомб, отдают самой дешевой ковбойщиной и наверняка окончились бы позорнейшей конфузией.

В истории отмечены случаи не в пример любопытнее… Крайне интересен один из эпизодов полузабытых мемуаров видного большевика Гусева‑Драбкина. Согласно его воспоминаниям, в апреле 1905 г. в петербургском ресторане «Контан» состоялась весьма странная встреча – за одним столом оказались представители социал‑демократов, эсеров, освобожденцев и… гвардейского офицерства. Последних возглавлял некий Мстиславский‑Масловский.

Он и рассказал господам революционерам, что представляет тайную организацию гвардейских офицеров «Лига красного орла», цель которой – свержение императора и установление конституции. План офицеров существовал в двух вариантах. По первому, когда на Пасху войска поведут в церковь на молебен (естественно, без оружия), заговорщики захватят в казармах их оружие и арестуют царя. Согласно второму варианту, предполагалось объявить в столичном гарнизоне, что Николай II желает объявить конституцию, но некие противники такого шага захватили его в Гатчине в плен. Под предлогом освобождения обожаемого монарха следовало поднять войска, арестовать всех, кто мог оказать сопротивление, в том числе, конечно, и самого Николая, которого якобы и «освобождали»…

Эти задумки обсуждались вполне серьезно. Не сошлись в главном – планах на будущее. Гвардейцы предлагали после захвата царя созвать по старинной традиции Земский собор, их оппоненты горой стояли за Учредительное собрание. Так и разошлись ни с чем. Очень похоже, эта встреча не имела никаких последствий ни для кого из ее участников.

Вообще‑то, и эти замыслы – авантюра чистейшей воды, если вспомнить, сколь многочисленной была охрана Николая («Собственный его императорского величества конвой», куда входили сводный пехотный полк, рота дворцовых гренадер, четыре сотни лейб‑казаков; 300 агентов охранной службы из команды полковника жандармов Спиридовича; 300 охранников дворцового коменданта Войекова; несколько сотен охранников дворцовой полиции генерала Герарди; особый железнодорожный полк). Однако само по себе существование заговорщиков из среды гвардейского (!) офицерства крайне любопытно. К сожалению, более никаких сведений об этой «Лиге красного орла» отыскать не удалось – и вряд ли Гусев‑Драбкин выдумал всю эту историю…

Не менее любопытный эпизод встречается в мемуарах знаменитого графа Игнатьева – военного дипломата в Париже, впоследствии перешедшего к большевикам и передавшего в СССР огромные деньги с парижских счетов.

Некоторые историки предполагают, что граф в свое время был вульгарно завербован ЧК, но речь не об этом… [74] Отец Игнатьева Алексей Павлович в свое время занимал довольно высокие посты в Российской империи, побывав и товарищем министра внутренних дел, и генерал‑губернатором, носил звание генерал‑адъютанта, до самой гибели был членом государственного совета, имел обширные связи при дворе, вообще «в обществе». После русско‑японской войны граф‑отец неожиданно признался графу‑сыну, что, сознавая ничтожество Николая, всерьез намеревается «пойти в Царское с военной силой и потребовать реформ».

Реформы эти не имели ничего общего с либерализмом – наоборот, Игнатьев‑старший был ярым монархистом и мечтал всего‑навсего заменить Николая «сильным царем», способным укрепить пошатнувшуюся монархию. Спасение он видел в возрождении «старинных русских форм управления», с не ограниченной ничем самодержавной властью царя и губернаторами, в своей деятельности зависимыми исключительно от монарха.

Дело, похоже, зашло довольно далеко. Игнатьев‑старший даже показал сыну составленный им список будущего кабинета министров и рассказал о некоторых деталях – граф всерьез рассчитывал на воинские части, с командирами и офицерами которых был давно знаком и пользовался у них авторитетом: вторую гвардейскую дивизию, кавалергардов, гусар, кирасир, казаков.

Неизвестно в точности, о каких именно частях идет речь – в Российской армии было много различных гусарских, кирасирских, казачьих полков. Неизвестно также, насколько все это было серьезно, что здесь от мечтаний и фантазий, что – от реального заговора, втянувшего в свою орбиту даже гвардейцев. Как бы там ни было, сведения о планах доморощенного Бонапарта, похоже, дошли до российских секретных служб… В декабре 1906 г., когда Игнатьев‑старший участвовал в дворянских выборах в Твери, местная полиция, сославшись потом на приказ свыше, вдруг отозвала с постов охранявших графа полицейских. Ближе к вечеру в буфет вошел некий террорист и в упор выпустил в Игнатьева всю обойму.

Террориста задержали – оказалось, член боевой дружины эсеров. Все было закамуфлировано под очередной теракт революционеров против «царского сатрапа» – но вдова Игнатьева сразу же заявила, что убийство организовано свыше, и отправила царю довольно дерзкую телеграмму, недвусмысленно намекавшую на причастность Николая к убийству. Сам Николай на похороны Игнатьева не приехал – хотя по своему положению в обществе и послужному списку граф вполне заслуживал такой чести.

И в этом случае какой‑либо дополнительной информации отыскать не удалось. Подозреваю, были и другие попытки совершить «верхушечный переворот» и заменить ничтожного Николая более дельным самодержцем – но мы о них ничего не знаем. Потому что не осталось ни свидетелей, ни письменных воспоминаний.