Богин_1984

Богин Г.И. Модель языковой личности в ее отношении к разновидностям текстов. - Л., 1984.

16

Георгий Исаевич

БОГИН

МОДЕЛЬ ЯЗЫКОВОЙ ЛИЧНОСТИ В ЕЕ ОТНОШЕНИИ К РАЗНОВИДНОСТЯМ ТЕКСТОВ

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

Ленинград - 1984

¹В реферируемой диссертации разрабатывается один из возможных подходов в исследованиях речевой деятельности.

Ф. де Соссюр был первым, кто разъяснил общий источник несовпадения подходов к понятию и термину “язык”: “Конечный закон языка (langage) - это то, что в нем нет ничего, что могло бы вместиться в одно определение”. Очевидно, из речевой деятельности как объекта изучения лингвист может выделить разные предметы исследования в соответствии с теми задачами, которые он собирается решать.

В реферируемой диссертации язык как предмет исследования берется не в абстракции от развивающегося человека, а как сторона человеческой личности, хотя при этом изучаемый объект - речевая деятельность, язык-речь - остается тем же, с которым имеет дело исследователь собственно системы языка. Центральное понятие работы - языковая личность, т.е. человек, рассматриваемый с точки зрения его готовности производить речевые поступки, создавать и принимать произведения речи.

Частные готовности языковой личности могут быть упорядоченно описаны в виде структурной модели. Сходство и различие частных готовностей языковой личности предметно представлено в сходстве и различии речевых произведений (текстов), включаемых в деятельность языковой личности в соответствии с мерой развитости языковой личности. Структурное представление языковой личности включает упорядоченный перечень уровней развитости языковой личности, равно как и перечень компонентов, из которых слагаются эти уровни. Если языковая личность в развитии своих готовностей достигла некоторого уровня и на этом уровне овладела некоторым компонентом, то тем самым языковая личность достигла готовности к действованию с текстами, соответствующими этому уровню и этому компоненту. Поэтому структурная модель языковой личности представляет не только систематику частных готовностей к актам речевой деятельности, но также (и тем самым) - и одну из возможных систематик текстов, а именно ту систематику, которая построена по критерию соответствия характеристик текста мере развитости языковой личности, т.е. мере готовности языковой личности социально-адекватно производить или принимать тексты с соответствующими лингвистическими характеристиками.

Актуальность разработки модели языковой личности в ее отношении к разновидностям текстов обусловлена тем обстоятельством, что рационально построенная модель поддается эмпирическим интерпретациям, соответствующим тем видам деятельности, для ²которых существенны готовности языковой личности (понимание текстов, обучение языкам, речевое воздействие, эстетическая и риторическая критика текстов и др.). Такие эмпирические интерпретации модели способствуют решению ряда практических задач развития человеческой личности и улучшения человеческих деятельностей, по отношению к которым языковая личность и речевая деятельность выступают в качестве одной из частных, но при этом необходимых граней. Действительно, человек обладает родовой способностью быть языковой личностью, но каждый индивид еще должен стать ею. Это становление есть индивидуальное приобретение родового свойства, приобретение необходимого “общественного органа” (К. Маркс), компонента необходимой матрицы деятельности. Социальный смысл этой задачи был впервые прояснен основоположниками марксизма, у которых интересующая нас сторона личности - язык как человеческая способность - получила оценку как “продукт рода”, который люди “раньше или позже... возьмут под свой контроль” наряду с другими продуктами человеческой исторической практики [К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, изд. 2, т. 3, с. 427].

Хотя представлением о языковой личности имплицитно оперировали уже Г. Штейнталь, В. Вундт и А.А. Шахматов, соответствующие понятие и термин были впервые введены в лингвистику В.В. Виноградовым [“О художественной прозе”, 1930]. По В.В. Виноградову, языковая личность может трактоваться как “коллективная языковая личность” и как “индивидуальная языковая личность”. Последней свойственно “личностное говорение”, отличающееся от коллективного, социально распространенного, но не порывающее с ним. При сильном развитии “индивидуальной языковой личности” “социальное ищется в личностном через раскрытие всех структурных оболочек языковой личности” [там же, с. 62]. В.В. Виноградов тонко подметил, что изучение восходящего развития языковой личности выведет исследователя к языку художественной литературы: самое бытие поэтики и ее предмета зависимо, в конечном счете, от меры развития “коллективной языковой личности”. Ведь, например, “для того чтобы ощутить индивидуальное и творческое в словоупотреблении поэта, надо владеть общими с ним лексемами литературной речи” [там же, с. 66]. Аналогичным образом В.В. Виноградов связывает с разработкой проблемы языковой личности и риторику [там же, с. 110].

Кроме В.В. Виноградова, реферируемая диссертация не имеет прямых предшественников, которые широко разрабатывали бы концепцию языковой личности, хотя эта концепция буквально “подсказывается” ³множеством авторов, писавших на другие языковедческие темы.

Новым в разработке концепции языковой личности является то, что в диссертации делается попытка представить в единой параметрической модели все вообще готовности человека к производству речевых поступков. Цель этого моделирования - исследовать, какова структура языковой личности. Весьма существенно также, каковы уровни и компоненты этой структуры; каковы отношения, зависимости и функции этих уровней и компонентов; каков их генезис. Практическая же цель заключается в том, чтобы выяснить, в какой мере путь образования и способ существования структуры языковой личности могут быть усовершенствованы в заданных условиях или воспроизведены в других условиях. Эти условия определяются в зависимости от того, для какой именно деятельности производится эмпирическая интерпретация модели. Поэтому модель языковой личности первоначально должна абстрагироваться не только от индивидуальных различий людей, но и от различия известных им языков, она должна обладать высокой мерой упрощения и инвариантности. Одновременно она не должна содержать ничего такого, что не имело бы экспериментального смысла и не соответствовало бы опыту: лишь при этом условии модель, формализующая процессы использования языка человеком, будет поддаваться последующим эмпирическим интерпретациям.

Научное значение данного исследования заключается в разработке структурной модели языковой личности и в разработке оснований эмпирической интерпретации предложенной модели. На защиту выносятся:

1. Структурная модель языковой личности, предложенная в реферируемой диссертации.

2. Основания эмпирической интерпретации модели для деятельности понимания текстов.

3. Основания эмпирической интерпретации модели для деятельности обучения языкам.

4. Положение о возможности эмпирических интерпретаций модели для других видов деятельности, сопряженных с речевой деятельностью.

Предложенная в диссертации концепция апробирована в ходе чтения лекций студентам Калининского университета и слушателям факультета повышения квалификации (преподавателям иностранных языков), а также в форме докладов и обсуждений в научно-методическом совете по иностранным языкам Минвуза СССР, на республиканских и зо⁴нальных конференциях, в Институте русского языка АН СССР, в Институте языкознания АН СССР, на кафедре общего и сравнительно-исторического языкознания МГУ. Основные положения диссертации нашли отражение в пяти книгах и ряде статей. Выдвигаемая в диссертации концепция развивается также по линии студенческого научного общества, научно-исследовательской и учебно-исследовательской работы студентов.

Диссертация состоит из введения, восьми глав (они объединены в три раздела), заключения и списка использованной литературы.

Первый раздел диссертации - “Концепция и модель языковой личности”.

При построении модели языковой личности соблюдается ряд условий. Важнейшее из них - трактовка языковой личности в качестве структуры, а языка - в качестве субстрата этой структуры, т.е. в качестве предметного основания единства структуры языковой личности. С этой точки зрения, моделирование языковой личности принципиально отличается от модельного представления языка как системного образования, поскольку в последнем случае языковая личность выступает лишь в качестве субстрата. В силу только что сказанного, уровни модели языковой личности не совпадают с уровнями моделей языка. Вместе с тем, компоненты языковой личности не могут быть выделены без учета таксономии языковой системы - по крайней мере, без учета таких крупных ее подразделений, как фонетика, лексика и грамматика. Однако очень существенны все же именно отличия модели языковой личности от моделей языка:

1. Суждения о функциях тех или иных компонентов структуры языковой личности имеют оценочный характер, сохраняя при этом объективность, что совершенно невозможно при анализе структуры языка.

2. При рассмотрении языковой личности как структуры необходимы понятия, во многих случаях нерелевантные для рассмотрения структуры языка.

3. Факторы, существенные как для языка, так и для языковой личности, и фиксируемые при этом в совпадающих понятиях и терминах, находятся в структуре языковой личности не в тех взаимоотношениях, в каких они находятся в структуре языка. В частности, во многих случаях те содержания, которые в структуре языка могут быть рассмотрены лишь дифференциально, выступают в структуре языковой личности как сходные реальности, функциональное рассмотрение которых необходимо оказывается совокупным или параллельным. Например, с точки зрения системы языка, подсистема художественной речи и под⁵система разговорной речи противопоставлены. С точки зрения структуры языковой личности, напротив, подсистема разговорной речи и подсистема художественной речи сближены по общему признаку - по признаку равноудаленности от условно-конструируемой (в некоторых случаях, впрочем, реально существующей) речи, лишенной всякой “стилистической прибавки” и пользующейся только средствами прямой номинации. Поэтому обе упомянутые подсистемы оказываются в структуре языковой личности коррелятивными с одним и тем же уровнем структуры. Множество подобных примеров - предупреждение против не изжитых еще случаев произвольного смешения суждений о языке и суждений о языковой личности.

Что касается упомянутых здесь оценочных суждений о деятельности языковой личности, то они использованы в реферируемой диссертации при определении факторов (множителей) одного из параметров, образующих структурную модель языковой личности. В частности, эти суждения использованы при построении шкалы уровней развития языковой личности.

Человек как языковая личность постоянно оценивается наблюдающими его людьми. Речь одного индивида релевантна для другого индивида, и, соответственно, каждый другой индивид выступает в функции “оценщика”, т.е. говорит, думает или чувствует, что в чьей-то речевой деятельности что-то хорошо и что-то плохо. Обоснованные суждения о языковой личности, имеющие оценочный характер, доступны отнюдь не только лингвистам. Поскольку оценками такого рода занимаются все вообще люди, то создается своеобразное положение: “оценщик” совокупно выступает и как субъект оценок и как их объект, т.е. как наблюдатель и как наблюдаемый. Исследователь этих оценок выступает как наблюдатель наблюдателя. Такой подход необходим потому, что языковую личность, т.е. одну из граней всей человеческой личности, затруднительно наблюдать непосредственно. Здесь мы имеем дело с таким объектом, который можно наблюдать, лишь заставляя его взаимодействовать с чем-нибудь внешним по отношению к нему. Этим внешним оказывается социальная среда. Именно социальная среда рассматривает человеческие готовности к деятельности как некоторую ценность, т.е. приписывает им роль в жизни общества, а отсюда - и индивида, тем самым давая индивиду стимул для развития его способностей, его готовностей.

“Оценочное чувство... у нормального члена общества социально обосновано, являясь функцией языковой системы (величина социальная)” (Л.В. Щерба). Однако все оценочные суждения несут информацию ⁶о речевом поступке в целом, в то время как весь опыт наблюдений над деятельностью языковой личности приводит к постулату о многоуровневости и многокомпонентности ее структуры.

“Оценщик” большей частью не ставит перед собой задачи определить, какой конкретно уровень или компонент языковой личности выступает в его суждении, но исследователь, оценок должен это знать. Для того, чтобы оценочные суждения, постоянно высказываемые бесчисленным множеством людей о речевых поступках других людей, можно было принять за основу при определении уровней развития языковой личности, в диссертации использованы некоторые логические операции в отношении накопленного материала оценочных суждений. Цель логической работы исследователя - в усмотрении однородности проявления тех или иных предполагаемых уровней и компонентов в оцениваемых речевых поступках.

Оценочные суждения бывают индивидуально-вкусовыми (связанными с индивидуальными идиосинкразиями, что, в целом, довольно редко) и общественно-вкусовыми. Для нас важны именно последние, поскольку они отвечают следующему набору требований: они

1. выступают массовидно;

2. приобретают логическую форму суждений действительности;

3. могут приобретать логическую форму суждений отношения;

4. соотносимы с социально релевантным “суждением идеала”;

5. относятся к сравнительно ограниченной области достижений или недостатков речевой деятельности.

Опираясь при структуировании языковой личности на оценочные суждения множества людей, исследователь должен:

1. отделять оценочные суждения о субстрате языковой личности (точнее - о компонентах этого субстрата, т.е. языка) от оценочных суждений, относящихся к компонентам структуры языковой личности;

2. сопоставлять разные суждения разных лиц об одном тексте (речевом произведении) и суждения одного лица о разных текстах;

3. выяснять адекватность суждений данного лица как “оценщика” высших уровней языковой личности в зависимости от того, достигло ли этих уровней само данное лицо;

4. сосредоточиться на суждениях не столько типа “Мне нравится”, сколько типа “Мне не нравится”.

Последнее требование объясняется тем, что закономерное бытие уровня или компонента языковой личности явно выступает, главным образом, тогда, когда оно нарушается, т.е. когда речевое исполнение вступает в противоречие с задачей, с некоторой целью, включающей в себя идеал - субъективный по форме, объективный по содержа⁷нию, негативный по презентации, позитивный по перспективе. Поэтому мы начинаем с “ошибок”, “упущений” и тому подобных “минусов”, но далее в структурной модели делаем экстраполяцию “минусов” в “плюсы”. Эта операция вызвана тем, что нам нужна модель-идеал, своего рода ориентир для улучшения деятельности языковой личности, а не модель недостатков, пригодная только для критики сущего.

Определить уровни развития языковой личности - одна из задач построения исходной модели. Приведем примеры отмечаемых “оценщиком” типичных недостатков речевых поступков и отнесем эти недостатки к уровням языковой личности. Последовательность ряда уровней основана на том, что при наличии недостатков, относящихся к низшему по номеру уровню, не бывает ни похвал, ни критики в адрес каждого из вышележащих уровней. Расположим уровни в последовательности от низшего к высшему.

Уровень 1, критикуемый по формулам типа “Он русского языка не знает”.

Преддошкольник видит молоток, но не знает слова “молоток”.

Преддошкольник говорит: “Мама была дома, папа была в налаботе”.

Иностранец говорит: “Я буду прыгнуть сейчас”. Читая по-русски “Я сейчас прыгну”, он понимает прочитанное так же, как “Я сейчас прыгаю”.

Высказывая критику или делая исправления в таких случаях, “оценщик” отстаивает требование: “Пользуясь языком, надо пользоваться именно данным языком с его элементарными правилами”. Слова не должны быть “не-словами”, предложения - “не-предложениями”, - таков здесь идеал.

Назовем уровень 1 уровнем правильности.

Уровень 2, критикуемый по формулам типа “Он еще говорить как следует не научился”.

Некто говорит: “Мы (пауза) товарищи (пауза) соревнуемся (пауза) это (ангерофразия) по линии озеленения (пауза, ангерофразия) с городом Кустанай. С Кустанаем”.

Преддошкольник говорит: “Мама туда ходила, а я... мама ходила... мама туда ходила, там кошечка, три котеночка... мама туда ходила, я один был, там кошечка, три котеночка... и тетя чужая пришла... тогда”.

В этих случаях недостатком, подвергаемым осуждению или исправлению, является замедление в передаче информации, т.е. “плохая скорость”, связанная, в конечном счете, с недостаточно интериоризованным планом речевого поступка, с недостаточной цельностью ⁸представления о предстоящем частном высказывании.

Назовем уровень 2 уровнем интериоризации.

Уровень 3, критикуемый по формулам типа “У него бедная речь”.

Школьник в письменной работе излагает начало романа “Мать” Горького: “В этом городе был завод. На заводе работали рабочие, Рабочие не любили этого завода. Работы они тоже не любили”.

Иностранец, читая в русской книге [Е. Носов. Берега. М., 1971, с. 66] текст “Где-то на болотах кричали журавли. Перед восходом солнца крик их был так гулок, что казалось, будто птицы кружатся над коньком избы”, понимает все “правильно”, но понимает не более того, как если бы в тексте было написано: “Где-то кричали какие-то птицы. Перед восходом солнца что-то у них было каким-то, и казалось, что птицы что-то делают где-то”.

Критикуя недостатки речевых поступков, относящиеся к этому уровню, “оценщик” выражает свое стремление к тому, чтобы люди широко использовали “богатство языка”.

Назовем уровень 3 уровнем насыщенности.

Уровень 4, критикуемый в быту по формулам типа “Он не те слова говорит”. Некто, производя предложение, выбирает единицы речевой цепи, но выбор неадекватен: “Он ударил меня - по лицу, и я тоже... его-о... по физиономии”; “Не знаю, что вам на это сообщить”; “Я же, гражданин следователь, я же объясню, я тогда... следовал в кино”.

Или: один из собеседников говорит: “Вчера шествую это в баню...” Другой собеседник критикует первого за “неправильное употребление” слова “шествовать”. “Оценщик”, разобравшись в ситуации, говорит о втором собеседнике, что тот “шуток не понимает”.

Предметом оценок адекватности выбора единиц речевой цепи бывает, как правило, не целый текст, а одно предложение.

Назовем уровень 4 уровнем адекватного выбора.

Уровень 5, критикуемый в быту по формулам типа “Говорит он то, да получается что-то не то”.

Происходит разговор: “Кладовщиком? Что же, это можно, нам кладовщик нужен... О! А у вас тут в трудкнижке... Работали директором МТС... Раньше. Это хорошо...” - “Да, раньше... Моя звезда закатилась”. - Второй собеседник делает упущение, лишь производя предложение “Моя звезда закатилась”; однако в пределах предложения как такового нет никакого упущения: обеспечены и правильность, и интериоризация, и насыщенность. Неадекватность речевого поступка раскрывается лишь в контексте всего диалога. Точнее, неадекват⁹ность заключается в том, что один из собеседников разрушает важный параметр всего дискурса - его “тональность”, заданную первым собеседником и не усвоенную вторым. Мы имеем здесь дело с нарушением адекватности в тексте, принципиально большем, чем предложение.

Или: при описанном разговоре молча присутствует третий человек - посетитель. Он правильно воспринял семантику всех слов и предложений, но не заметил того, что в пределах всего диалога второй собеседник “испортил тональность”. Посетителю кажется, что предложение “Моя звезда закатилась” - не более, чем “образный перифраз” сообщения о том, что у второго собеседника служебные дела сначала развивались хорошо, а затем - плохо. Посетитель не замечает социальной неадекватности речевого поступка второго собеседника.

Этот уровень развития языковой личности включает достижения и недостатки в производстве или в синтетическом восприятии целого текста со всем сложнейшим комплексом как присущих ему средств коммуникации предметного содержания, так и присущих ему средств выражения духовного содержания личности самого коммуниканта.

Назовем уровень 5 уровнем адекватного синтеза.

Все недостатки (а следовательно, и достижения) речевых поступков легко распределяются теперь по названным пяти уровням.

Кроме описанного способа выделения уровней развития языковой личности, возможны и другие способы. Интересные наблюдения в связи с проблемой выделения уровней есть как в лингвистических работах, так и в работах по другим научным дисциплинам. Например, уровневый характер нормальной языковой личности (в составе тех же пяти уровней) хорошо виден и при наблюдениях над патологией речи, поскольку патология разлагает и упрощает то, что предстает в норме как слитое и усложненное. Возрастная периодизация проявления первых трех уровней развития языковой личности у ребенка и подростка хорошо коррелирует с возрастной периодизацией развития мышления, разработанной в педагогической психологии (“период дооперационального мышления”, “период конкретных операций”, “период формальных операций”).

Совокупность наблюдений показывает, что языковая личность, (1) овладев принятыми в обществе высокочастотными средствами прямой номинации, переходит к (2) интериоризации речи, что открывает ей путь к (3) лексико-грамматическому многознанию и, далее, к (4) своеобразной свободе в выборе средств выражения из множества потенциальных субституентов. Достижение этой свободы позволяет ¹⁰развитой языковой личности (5) оперировать целым текстом таким образом, чтобы форма текста оптимально рефлектировалась в содержании, выступала как “содержательная форма”.

После получения последовательного перечня уровней в диссертации описывается исходная модель языковой личности. Эта модель имеет параметрический характер. Описание языковой личности в виде параметрической модели опирается на три аксиомы:

1. Язык включает фонетическую, лексическую и грамматическую стороны (c соответствующей им семантикой).

2. Пользуясь языком, человек либо говорит, либо слушает, либо пишет, либо читает, либо совмещает эти действия.

3. Развитие языковой личности может быть большим или меньшим, лучшим или худшим, и эти различия можно представить в форме дискретных уровней.

Соответственно, исходная (упрощенная) модель строится по трем параметрам:

<Рис.>

Упрощенная, исходная модель содержит всего 60 компонентов, полученных при перемножении трех параметров, несущих соответственно 3, 4 и 5 множителей (факторов).

Каждый компонент (“клетка”) языковой личности обретает в этой модели свое имя, например, “Адекватный синтез: грамматика при ¹¹письме” и т.п. Поэтому языковую личность можно анализировать с помощью модели - даже упрощенной. Анализ такого рода помогает решить некоторые практические задачи. Так, каждый из компонентов модели может трактоваться двояко - либо как точка в модельном пространстве, в которой перемножаются факторы, отложенные на параметрах, либо как некоторый объем в модельном пространстве. Объем состоит из определенным образом характеризованных текстов (реальных и потенциальных), которыми языковая личность может оперировать, коль скоро она включает в себя соответствующий компонент. Эта возможность двоякой трактовки позволяет рассматривать модель как основание для таксономии не только готовностей языковой личности, но и текстов, втянутых в деятельность языковой личности. Признаки, существенные для таксономии текстов, оказываются ведущими, когда мы от описания исходной модели переходим к структурному монографическому описанию того или иного уровня развитости языковой личности.

Наряду с упрощенной исходной схемой модели языковой личности, в работе предлагается модель для более дробного описания уровня адекватного синтеза. Необходимость этой дополнительной модели вызвана следующими причинами. Исходная модель языковой личности, в силу своей упрощенности, не позволяет показать всего многообразия параметров и множителей, которые потребовались бы для более полного структурного описания языковой личности. Вообще языковая личность, взятая в каждом отдельном, индивидуальном случае, зависит не только от меры собственного развития, но и от используемого языка, и от множества типов речевых поступков и типов текстов (речевых произведений), которыми оперирует индивид.