Рыжая пьеса

Ксения Драгунская.

РЫЖАЯ ПЬЕСА.

Люди.

Тим, первокурсница 18 лет.

Соня, 13 лет.

Егор, 16-17 лет.

Егор Владимирович, папа Егора, 40 лет.

Мама Егора, 36 лет.

Нора

Хали

Потомок

Красивый

Это большой город с широкой рекой, по реке ходят теплоходы и грузовые баржи, в городе много важных заводов, город растет, строится, теснит деревья и предместья, на окраинах одичавшие яблони от сметенных садов, двадцатиэтажки и много железа, оставшегося от строек. Много ржавого железа. А еще городской парк с лодочной станцией, маленькая речка, ивы, тарзанка с лохматой веревкой…

Дело происходит весной. Между первой и второй частями проходит год. Всякий раз – весна, май.

Первая часть.

Разговор. Где-то. Еще не видно, где. Может, темно? Или светло, но никого не видно. Просто слышно, что два человека разговаривают.

-Тимофеева? Что вы здесь?.. Занятия давно кончились.

-Жду вас.

-Зачем?

Тишина.

-Я вас внимательно слушаю.

Тишина.

-Вам что-нибудь непонятно на лекциях?

-Мне все понятно… То есть ничего не понятно.. То есть…

-Сумка у вас смешная…

-Сама сшила.

-Ну, всего доброго. Идите домой, Тимофеева.

-Егор Владимирович…

-Что?

-Я вас так давно ждала. У меня даже волосы замерзли

— Послушайте, Тимофеева?... Оля...

—Я Аня.

— Извините. Аня... Вы способный человек. Сессия на носу. Соберитесь как-то. Возьмите себя в руки. И перестаньте писать мне письма. Поверьте, мне нелегко говорить вам об этом. Перестаньте, пожалуйста. Ни к чему все это... Очень вас прошу... Ну, всего доброго.

И шаги. Ушел человек.

Окраина, маленькая речка, низкие ивы и старое могучее дерево на берегу. Тарзанка.

По берегу в задумчивости бродит девушка. Это Тимофеева, по кличке Тим. На плече у нее смешная холщовая сумка с множеством разноцветных пуговиц.

Тим качается на тарзанке, потом разувается, достает из сумки большой моток веревки, привязывает к дереву, долго примеривается, делвито сооружает петлю, всовывает в петлю голову...

Тим не замечает, что на дереве, высоко на ветке, в листве прячется рыжая девочка. Соня.

Соня. Эй! Вы что делаете?

Т н м (озирается, видит Соню и говорит чест­но). Вешаюсь.

Соня. Зачем?

Тим. Чтобы не жить.

С о н я. А дерево-то тут при чем? Думаете, ему очень приятно, когда на нем мертвец болтается?

Тим молчит. Думает, что дереву, конечно, неприятно.

Лучше уж под дождем постойте, он вредный. от него тоже умереть можно.

Тим. Так ведь не сразу.

Соня. Скажите, пожалуйста, вы случайно не видели мою собаку?

Т и м. А она какая?

Соня. Рыжая. Мы с ней вместе рыжие. вдвоем. Отличная собака. Настоящий друг человека. Такая большая, меховая, с ушами и с бородой.

Т н м. А как ее зовут?

Соня. Селедка.

Тим. Хорошее имя.

Соня. Это потому, что она довольно длин­ная в длину и с хвостом. Куда же она дева­лась? Я везде хожу и зову: Селедка. Селедка. Селедка! Все, наверное, думают, что я ~ того.

Тим смотрит на Соню. Но вы-то, надеюсь, так не думаете?

Т и м. Ну что ты!

Соня. Это хорошо. Пожалуй, я разрешу вам потрогать уши моей собаки. У нее очень теп­лые уши. Главное, чтобы она нашлась.

Тим. Найдется. Просто ушла по своим соба­чьим делам. С собаками это бывает. Не грус­ти.

Соня. Какая у вас смешная сумка!

Тим. Сама сшила.

Соня. Надо же! А мы по труду компот про­ходим.

Т и м. Ну и как?

Соня. Компот? Легкотня! Вот алгебра с фи­зикой—это да...

Т и м. А что?

С о н я. Я когда эти цифры с буквами вижу. даже пугаюсь, такие они непонятные. Но зато я хорошо себя веду — тихо сижу на задней парте, стихи сочиняю.

Тим. Стихи?

Соня. Про небо. Про траву и деревья. Вы любите деревья?

Т и м. Не знаю.

С о н я. А вы подумайте.

Т и м (подумав, говорит убежденно и серьезно) Да. Люблю. Да.

Соня. Деревья живут очень долго. Они все видят и помнят. Только не всем рассказывают. По-моему, человек должен жить на дереве. Ну, хотя бы сидеть на дереве один час день. Хотите, залезайте сюда? Деревья любят, когда на них сидят хорошие люди.

Тим. Слушай! Я знаю! Тебе надо дать объявление.

Соня. Про собаку? Я уже давала.

Тим. Нет, другое. Вот... Симпатичной девушке... Симпатичной рыжей девушке срочно требуется стройный юноша, волокущий в алгебре, геометрии и физике.

Соня. Вот это да! Как вы это классно придумали! Пожалуй, я разрешу вам даже поцеловать свою собаку, когда она найдется... Я непременно дам объявление... Но вдруг придет слишком много симпатичных юношей, волокущих в алгебре и физике? Т и м. А зачем им приходить? Пусть сначала фотографии пришлют. И дневники с отметками.

С о н я. А если наоборот, никто не отзовется. Ведь может же такое быть?

Тим. Запросто. Мало ли, что у них на уме, у этих юношей. Потому что юноши, даже симпатичные, это тоже мужчины.

Соня. Мужчины?

Тим. Да.

С о н я. А. Ага

Т и м. А мужчины - они знаешь, какие?

Соня. Какие?

Тим. Они такие. Они умеют молчать. Они могут долго терпеть. Они могут не плакать, когда очень больно. Они могут сильно-сильно скучать, и никогда-никогда не звонить... Иногда у них бывают очень горячие руки.

Соня. Правда?

Тим. Сто пудов.

С о н я. Но я все равно дам объявление. (Ловко слезает с дерева. На ней стильные рыжие ботин­ки на грубой подошве.) Мне надо идти дальше. Собаку искать. Селедка! Селедка! Селедка! Вы пока можете посидеть там, на моей ветке.

Тим. Спасибо.

Соня. Только больше не вешайтесь.

Т и м. Не буду.

С о н я. А то деревья не любят, когда на них вешаются.

Т и м. Я поняла.

Соня (отворачивается, приникает к стволу и шепчет скороговоркой). Дерево, милое дере­во! Присмотри за ней, пожалуйста, сделай так, чтобы она не повесилась. Она добрая, и у нее смешная сумка. (Целует старый, широ­кий ствол и уходит, машет рукой, не оборачи­ваясь.)

Тим (смотрит ей вслед и вдруг кричит отча­янно). Девочка!!!

Соня оборачивается. Тим и Соня смотрят друг на друга.

Нет, ничего... Иди.

2 Эпизод.

Дома у Егора. На полу в позе "лотос" сидит мама Егора. Медитирует. Мама Егора — красивая, статная женщина кустодиевского плана. Входит Егор. тащит гладильную доску. Устанавливает.

Егор. Мам... Никакого впечатления. Мама...

'Заглядывает ей в лицо, она не реагирует. Егор пожимает плечами.

Входит папа Егора с утюгом и рубашкой. Папа Егора — большой, высокий человек с хму­рым лицам. Словно какая-то давняя печаль или усталость привычно и нещадно гложут его.

Папа. Может, лучше в свитере?

Е г о р. Нет, в рубашке, в рубашке... Егор и папа принимаются довольно неловко гладить рубашку. Мама сидит в позе "лотос ^». (Разговаривает по телефону.) Ну и? Или! Полный улет! Да ладно, не гони шизуху... Это приколист известнейший... А мне-то что? Мне — фиолетово... Шнурки в стакане, ага. Сандалики навскидку, и вперед... Да уж такая тоска начнется... Ну, хоп!

Папа. Что за белиберда такая? Ведь это же издевательство над русской речью, Егор. Надругательство над родной словесностью!

Егор. Дети, папа, имеют право говорить на своем языке. Декларация прав ребенка, папа. Пункт четыре, параграф семь...

Папа. Дети! Ты, братец, не дети уже. У тебя Порода растет, "дети". Кстати, ты что, сегод­ня не брился?

Е г о р. Брился. Просто у меня к третьему уроку опять отрастает. Стабильно.

П а п а. Я забыл — Зоя Тихоновна?

Егор. Пап, Жанна Тимофеевна, ну что ты!

Мама шевелится.

Егор и папа смотрят, как она выпутывается из "лотоса ", с удовольствием с хрустов потягивается.

Мам, вот папа в школу собрался. С Жанной нашей побеседовать. А то у меня три двойки годовых наклевываются...

Мама. Погодите вы со всякой ерундой... Я должна срочно написать письмо Сай-Бабе.

Папа. Что за баба еще?

Мама. Это гуру такой в Индии. Он интере­совался, насколько часто и успешно я прак­тикую медитацию.

Папа начинает напевать "Светит месяц, све­тит ясный".

Егор. Пап, не волнуйся, ну ладно, пап...

Папа выходит.

Мама садится за стол и задумывается. Лис­тает русско-английский словарь, пишет пись­мо.

Возвращается папа в пиджаке и рубашке, прихорашивается перед зеркалом.

М а м а не отрываясь от письма, морщит нос). Чем это так понесло?

Егор. Это папа одеколоном набрызгался.

П а п а. Да не пиши ты ему! Все равно не от­ветит. Гуру, дел полно, не хвост собачий. На­пиши лучше мне. Уж я-то отвечу...

Егор. Пап, ну ладно, ну не надо, пап...

Папа. Дорогая Катя! Я живу хорошо.. Рабо­таю по шестнадцать часов в сутки! А дома есть нечего! В ванной белье скисло! У парня в школе черт знает что... С комсомольским приветом, твой муж Егор Владимирович. (Уходит, сердито хлопнув дверью.) Мама пишет письмо Сай-Бабе.

Егор. Мам, мама...

Она машет рукой, не поднимая головы. Некоторое время Егор молча смотрит на нее. Во двор пойду, зарежу, может, кого...

Не отрываясь от письма, она кивает.

Егор уходит.

Мама некоторое время пишет, потом задумы­вается.

Мама. Кричит, шумит, злится, засоряет энергетическое поле нашего дома. Теперь вот ходи, сжигай злую энергию. (Зажигает свечку, ходит по квартире, делая таинствен­ные пассы свечой.) Сказал, что в школу по­шел, а сам еще куда-то... Где худые девуш­ки... К худым ведь пошел, точно... (Долго взвешивается.) Вот похудею... Выйду замуж за правильного, который не злится. (Опять ходит по квартире со свечкой, открывает барчик берет большую темную бутыль вглядывается, много ли осталось, капитально отхлебывает.)

Звонит телефон, мама вздрагивает. Тем звонит долго.

Да... Да, это три четыре пять девять восемь пять. Пожалуйста, я вас слушаю. Сумку? Какую сумку? Холщовую? С большими пуговицами? Нет, не теряли... Странно... Номер наш, да... Да, пожалуй, так будет лучше..., давайте через полчаса, возле булочной...''

3 эпизод

На окраине — одичавшие черные яблони, уцелевшие от сметенных садов, и много оставшегося от строек. Непонятные железные конструкции, арматура, опрокинутые электропередачи, навороченная ржавчина.

Среди яблонь и железа — Егор и компания. Нора— знойная девушка кавказской наружности, Потомок— длинноволосый долговязый парнишка, маленькая худая Хали, видный осанистый парень по кличке Красивый, может быть, еще кто-то. На большом куске толстого пенопласта нарисован силуэт человека в полный рост. Хали мечет в пенопласт дротики, стараясь попадать строго в контуры. Нора рассказывает историю. Хали давится от смеха.

Н о р а. А вот в шестьдесят четвертой школе тоже случай был... Одна девчонка влюбилась в обэжиста. И когда писали контрольную по мерам безопасности при эпидемии сибир­ской язвы, она на обратной стороне написа­ла, что она его любит. Только очень мелкими буквами, так что ему пришлось читать под микроскопом в кабинете биологии. И он ей ничего не сказал. А сам тоже в нее влюбился. И вот когда класс пошел в поход под руко­водством этого обэжиста, ночью они оста­лись вдвоем у костра, он накрыл ее своей штормовкой, и они вместе встречали рассвет и решили уплыть на байдарках далеко-дале­ко... Сели и уплыли. Но река была горная, с сильным течением... Байдарка переверну­лась, и обэжист спас девчонку, а сам утонул...

Х а л и. Это где же это у нас поблизости гор­ная река?

Потомок. Хали, отстань от нее... Ну, мало ли...

Х а л м. Мне просто интересно, я. может, тоже хочу в горную реку. Где?

Н о р а. На правом берегу.

Х а л и. В степи, что ли? Класс! Тут у нас в степи по случаю протекает горная река! Нор­мально!

Потомок. Ты, Хали, расскажи лучше, чего в школе не была? Подростковые врачи при­ходили, медосмотр был...

Х а л и. Что осматривали-то?

Е г о р. Да всего понемножку...

Х а л и. В ментуру загребли, только в одиннадцать выпустили, не на четвертый же идти...

Красивый. Ты как в ментуру-то угодила-то с утра пораньше?

Х а л и. Батя без работы у меня, дорожный отряд расформировали, а куда ему деваться со своим экскаватором? Он у меня только копать и умеет. Говорю ему, ты, батя, петь бы, что ли, выучился или плясать...

Егор. Ну, а ментура-то что?

Х а л и. Я думаю, надо типа объяву дать про такое дело, может, надо кому. Утром рванула на Восточный тракт и из баллончика по всем рекламным щитам стала писать: "Экскаватор, телефон такой-то". Гаишники прицепились и в отделение свезли.

Красивый. Лучше бы сирени на продажу наломала... И то подспорье семье...

Потомок. А то еще можно лягушек наловить и около офисов, где французы работают, продавать. Чирик — банка. Все посмотрели на него. Шутка. В восьмом микрорайоне стройка большая, может, там экскаватор нужен?

Х а л и. Это в каком квартале, в "Б"?

Потомок. В"Д'.

Егор. Тошно у вас тут... Полгода живу, а все не привыкну никак... Микрорайон восемь квартал "Д", корпус пятьсот тридцать шесть... По-человечески, что ли, улицы назвать нельзя? Слова, что ли, кончились?

Красивый. А ты в центр поезжай, там все по-человечески — и Ленина тебе, и Дзержинского

Егор. Мы раньше в Калуге жили, вот это го­род! Улицы нормально называются, то вверх идут, то вниз, потому что холмы. Ока ря­дом...

Хали. Чего приехал тогда из своей Калуги? Егор. Говорил же сто раз, отцу по службе назначение вышло, мост тут у вас строить. Он давно хотел мост построить, конкурс вы­играл на лучший проект. Река у вас тут под­ходящая, широкая, судоходная, серьезный мост построить можно... Красивый. Река, а что толку? Купаться не­льзя, смертельные случаи были, вода пло­хая...

Потомок. Заводы кругом злые. А раньше наша вода была — лучшая в губернии, ага. Рыбы водились — во! Где теперь пристань. рыбный базар был. И климат был хороший — летние жары не превышали двадцати семи градусов, снежный покров — толщиной не более двух аршин.

Халн^Егор и Красивый (хором, хохоча). И все вокруг принадлежало купцам Дырки-

11Ь1М!

Потомок. Ага, хохочите, хохочите. Моему прапрадеду князь Трубецкой до сих пор три­ста рублей серебром должен! Красивый. Так слупил бы должок, в рес­торацию бы сползали...

Потомок. Мануфактура купцов Дырки-|1ых, это теперь фабрика десятилетия Октяб­ря, и общественная библиотека Дыркиных, и фабрика зонтиков, и бани, самые в губернии клевейшие, а перед революцией прапрапра-дед парк конки купил, да помер, бедный, а прапрадед парк тут же пропил и влился в ряды неунывающего пролетариата... Красивы и. Не свезло тебе. Потомок. Помолчали.

Слушайте, люди, расскажите про Достоев­ского... Что там в "Преступлении и наказа­нии" вообще, в чем там сермяга? Мне в чет­верг с литераторшей надо пообщаться... Хали. Так и пообщайся как следует, ты па­рень видный...

Красивы и. Да ну тебя... Если я не отвечу — кранты, а как ответить, если я не читал? Ну не могу я это читать, вот открываю по-че­стному, как дойду до восемнадцатой страни­цы, сразу в животе как-то кисло становится... Потомок. А что там на восемнадцатой странице?

Красивы и. Да всё трындят чего-то, трын-дят...

Опять помолчали. Хали кидает дротики в об­лезлый памятник.

Е г о р. А у нас под Калугой дом есть, в селе Обожалово...

Н о р а. А мы раньше в Абхазии жили. Море совсем рядом было. вон как та свалка. Во­круг школы — сад. абрикосы растут. Дирек­тор школы Эдмонд Гамлетыч — добрый, всех называет "дочка", "сынок"... Всегда тепло, под Новый год розы цветут... А потом война началась, в школе госпиталь стал, все разъе­хались, кто куда... Там море было совсем ря­дом, представляете?

Хали (вдруг с давнишней, накопившейся зло­бой). Глохни, чучма¹ Достала со своим морем' Пора. Кто так говорит — сам чучма. У нас в Абхазии все вместе жили. Вместе кушать са­дились, вино пить, песни петь. А ты же сама татарка, Халида, а куришь — хуже русской, у нас к такой и не посватается никто... Х ал и (кривляется, дразнится). Вай, штидно, вай, как штидно. мы тут в Абхазии такие скромные девушки, жирные, как ишаки, и с усами...

Егор. Сеанс кошачьего бокса начинается. Потомок. Без намордника не выпускать... П о т о м о к. Да какая она татарка, вы чего? Татары — великая нация, они Русь покори­ли, а Хали у нас чучма правобережная... Ну-ка скажи, как по-вашему "здрасьте"? Ыксту-мыкыксту?

Хали кидает в Потомка мелкие камушки. А как твою бабушку зовут? Говори, не стес­няйся. Венера Сатурновна? Или все-таки Пыпындра Кыкындровна? А мы узнали от совы, что нет слов на букву "ы"! Хали кидает в него камешки покрупнее. Егор. Слушайте, я вам лучше расскажу, ка­кой тут прикол вышел... Сегодня мой папа первый раз пошел в школу. Произвести впе­чатление на Жанну и все такое. Он специаль­но время высвободил, полдня мыл машину, брился и наряжался, запоминал адрес шко­лы. В конце концов, он добрался до школы, но по дороге забыл имя-отчество Жанны, все напутал, не смог объяснить, куда идет, и чуть не подрался с охранником. Когда ему уда­лось проникнуть внутрь, учительница из во­сьмого почему-то приняла его за опоздавше­го подросткового врача и затащила в класс, полный голых восьмиклассниц. Папе уда­лось отбиться, и он пошел уже прицельно к Жанне, но по дороге какой-то работяга, чи­нивший проводку, обсыпал его штукатур­кой. А мой папа здорово молодо выглядит, и Жанна, увидев его, замахала руками и сказа­ла: "Молодой человек, встреча выпускников в следующий понедельник..." Потом папа позвонил мне и долго кричал: "Дурдом! Дур-дом! Дурдом!" Все веселятся от души. Красивый. Папа у тебя — приколист изве­стнейший.