01_Rider_po_kursu_itogovyy_variant / Тема 13. Политическое сознание / ЛапкинПантинПолитические ориентации и институтыПолис1999№6

Другим симптомом кризиса и глубокого раскола элит стало резкое усиление политической изоляции Президента и структур федеральной исполнительной власти в целом. Президент стремительно терял доверие населения¹³, все более отчетливо проявлялась тенденция к росту политической самостоятельности кабинета, что de facto вело к расширению влияния на него парламента (вспомним, к примеру, историю назначения на пост премьера Е.Примакова). Среди российского “политического истеблишмента” набирала популярность идея исправления или даже переделки Конституции с целью перераспределения - в соответствии с текущей политической конъюнктурой - властных полномочий между существующими институтами государственной власти. Ситуация раскола элит быстро перерастала в иное качество: в назревающую трансформацию институциональных основ постсоветского политического режима. Выявив многие вопиющие несовершенства Основного закона страны, политическая изоляция власти позволила значительной части элиты сделать лозунг изменения Конституции орудием борьбы за власть и знаменем альтернативного центра консолидации.

Впрочем, есть основания усомниться в том, что российское общество готово к радикальному пересмотру действующей системы распределения властных полномочий между политическими институтами. Даже когда речь идет о тех элементах нынешней политической системы, которые вызывают наибольшее раздражение в обществе (например, о “конституции” или о “президенте”), большинство населения придерживается умеренно эволюционной позиции, а приверженцы радикальных действий оказываются в абсолютномм меньшинстве. Так, по данным опросов, предложение об упразднении поста президента вызывает неприятие у подавляющего большинства представителей всех основных социально-демографических групп (и даже у относительного большинства электората Г.Зюганова). Об отчетливом преимуществе сторонников status quo свидетельствуют и следующие цифры: за отмену 5-процентного барьера при проведении выборов в Госдуму выступают 26% респондентов, против - 42% (18). В подобном отношении рядовых россиян к инициативам различных политических сил по пересмотру нормативных основ существующей политической системы просматриваются явные симптомы недоверия к элите, предощущение вызревающих в ней антидемократических тенденций, ее стремления лишить массовые слои общества возможности эффективно использовать ключевые рычаги влияния на власть (такие как пресса или выборы).

Вместе с тем, в соответствии со сменой фаз рассматриваемого цикла, исполнительная власть перешла в последнее время “в наступление”. В сентябре 1999 г. она сумела перехватить инициативу, предложив собственные пути возрождения своей политической привлекательности, а также создания необходимых предпосылок для внесения в Конституцию приемлемых для нее поправок и осуществления соответствующих институциональных преобразований. Для того чтобы этого достичь режим пошел “ва-банк”, поставив на новые фигуры, на молодых политиков - “силовиков”, воплощающих в себе для уставшего от постоянных политических кризисов обывателя “твердую руку”, надежду на установление “порядка” и “законности”, пускай и за счет некоторого ущемления “прав человека”. Будет ли эта стратегия успешной, позволит ли она привлечь и удержать - до президентских выборов - симпатии избирателей, насколько постоянными окажутся нынешние, благоприятные для исполнительной власти политические ориентации большинства населения, покажут результаты предстоящей президентской кампании.

***

Подводя итоги, можно констатировать, что коэволюция политических институтов и массовых политических ориентаций в рамках описанных “циклов” имеет неорганичный, несовременный характер. Политическая система России циркулирует по траектории, пролегающей между двумя равно непродуктивными состояниями: “навязанного единства”, обусловливаемого победой одной части элиты над другой, и раскола элиты и бескомпромиссных внутриэлитных “войн” за власть, закрывая для страны единственно реальный путь к консолидированной демократии - путь легитимации “пакта”. Безусловно, определенная, желательно институционализированная, дифференциация элиты есть необходимое условие договорного процесса, пактирования и поиска политического компромисса - ведь если элита едина, пакт становится функционально бессмысленным, ненужным, равно как и собственно демократические процедуры. Чтобы разорвать порочный круг, нужен “средний путь”, но российская элита по сей день, похоже, столь же мало готова к компромиссу, согласию и осознанному самоограничению власти, как и на начальных этапах транзита.

1. Barker R. Political Legitimacy and the State. Oxford, 1996.

2. Калдейр Г., Гибсон Дж. Демократия и законность в Европейском союзе: Европейский суд и основы его легитимности. - “Международный журнал социальных наук”, 1997, № 19.

3. Ноэль-Нойман Э. Общественное мнение. Открытие спирали молчания. М., 1996.

4. Huntington S. The Third Wave. Democratization in the Late Twentieth Century. Norman, 1991; Przeworski A. Democracy and the Market. Political and Economic Reforms in Eastern Europe and Latin America. Cambridge, 1991.

5. Dahl R.A. Democracy and Its Critics. New Haven, 1989; Easton D. A System Analysis of Political Life. N.Y., 1965; Almond G., Verba S. The Civic Culture: Political Attitudes and Democracy in Five Nations. Boston, 1963.

6. Karl T.L., Schmitter P.C. Modes of Transition in Latin America, Southern and Eastern Europe. - “International Social Science Journal”, 1991, № 43; Демократические переходы: варианты путей и неопределенность результатов (Круглый стол). - “Полис”, 1999, № 3.

7. Дилигенский Г.Г. Реформы и общественная психология. - “Власть”, 1998, № 5; Холодковский К.Г. О корнях идейно-политической дифференциации российского общества. - Человек в переходном обществе. М., 1998; Клямкин И.М. Советское и западное: возможен ли синтез? - “Полис”, 1994, № 4, 5; Пантин В., Лапкин В. Ценностные ориентации россиян в 90-е годы. - “Pro et Contra”, 1999, т. 4, № 2.

8. Интеллигенция и власть (Круглый стол) - “Полис”, 1992, № 3.

9. Николис Г., Пригожин И. Самоорганизация в неравновесных системах. М., 1979; Хакен Х. Синергетика. М., 1980.

10. Арнольд В.И. Теория катастроф. М., 1990.

11. Central and Eastern Eurobarometer (January 1992, February 1993, Autumn 1994, March 1997).

12. Возможен ли пакт общественно-политических сил России (Круглый стол). - “Полис”, 1996,

1. № 5.

13. Лапкин В.В., Пантин В.И. Ценности постсоветского - человека . - Человек в переходном обществе. М., 1998.

14. Данные всероссийских опросов Фонда “Общественное мнение”, № 93P38, 93P39.

15. Россия политическая. М., 1998.

16. Шейнис В. НГ-сценарии. - “Независимая газета”, 14.VIII.1997.

17. Шевцова Л.Ф. Дилеммы посткоммунистического общества. - “Полис”, 1996, № 5; Соловьев А.И. Противоречивость согласительных процессов в России. - “Полис”, 1996, № 5; Шейнис В.Л. Пройден ли исторический рубеж? - “Полис”, 1997, № 1.

18. “Социологические сообщения ФОМ”, 1998, № 409, 423, 445 (опросы от 3 - 4.X.1998, 31.X - 01.XI.1998, 5 - 6.XII.1998).

Статья подготовлена при поддержке Российского гуманитарного научного фонда (проект № 99-03-00114).

1 Понятие “легитимность” обычно употребляется для характеристики деятельности государства и государственной власти. Так, согласно Р.Баркеру, политическая легитимность - это “в точном смысле вера в правомерность государства, в его полномочия издавать приказы с таким расчетом, чтобы эти приказы выполнялись не просто из страха или корыстных побуждений, но потому, что они каким-то образом основаны на моральном праве, заставляющем людей верить в свою обязанность подчиняться” (1, с.11). Вместе с тем ряд авторов, например Г.Калдейр и Дж.Гибсон, считают легитимность атрибутом не только государства, но и любого политического института (см.: 2, с.84). Легитимность политического института (скажем, партии или движения, негосударственной организации, имеющей политические цели, самого механизма выборов и т.п.) во многом определяется признанием значительной частью общества его необходимости, что предполагает достаточно высокий уровень информированности о его деятельности и, соответственно, наличие каналов взаимодействия между ним и широкими слоями населения. Если же уверенность в необходимости данного института отсутствует, любое несогласие, любые сомнения в компетентности его действий могут перерасти в его неприятие, т.е. сделать его нелегитимным.

2 В советском обществе ничего подобного не было, и в ценностном отношении оно оказалось не готовым к тем масштабным изменениям во всех сферах жизни, которые начались с конца 1980-х годов. В известном смысле произошедшие позднее, уже в постсоветский период, трансформации можно назвать “революцией ценностных ориентаций”, которая, как и всякая революция, сопровождалась довольно болезненными сдвигами и явлениями (см., напр.: 7).

3 В то время - наиболее политически ангажированная часть граждан.

4 Поскольку рамки настоящей статьи ограничены анализом процессов, происходящих в России, мы сознательно абстрагируемся от того обстоятельства, что в рассматриваемый период, наряду с российским республиканским правительством, от союзного центра дистанцировалось большинство национальных элит союзных республик.

5 Именно в тот период на политическом горизонте России обозначились практически все ныне влиятельные политики новой (не-партноменклатурной) генерации, именно для него наиболее характерно появление, казалось бы, ниоткуда, “из ничего” фигур, обретающих вскоре первостепенное значение в российской политике и экономике.

6 Речь, прежде всего, идет о решительном отказе от пережитков советской системы и закреплении монополии президента на руководство исполнительной властью страны.

7 Вот как описывает особенности российского договорного процесса Л.Шевцова: “Одной из первых попыток пактизма... в российской политике были негласные договоренности между российской верхушкой, демдвижением и прагматиками из союзных структур в период и непосредственно после августовского путча по вопросу овладения властью и союзной собственностью. Однако эти договоренности так и не стали основой политики согласия, ибо они не только не имели системы взаимных обязательств сторон, не были гласными, но и не содержали консенсуса по основополагающим вопросам развития. Через несколько месяцев после разгона парламента в начале 1994 г. Ельцин попытался было заключить новый пакт... - Договор об общественном согласии. Но и этот договор провалился... т.к. при его подготовке не были учтены важнейшие составляющие - участие оппозиции, необходимость самоограничения правящей группы и поддержка общества... На протяжении 1991 - 1996 гг. между различными “группами интересов”, включая и часть оппозиции, достигалось немало договоренностей... Однако ни одна договоренность так и не стала полноценным пактом” (12, с.104).

8 Вместе с тем следует подчеркнуть, что описанный цикл не равнозначен электоральному, хотя между первым и вторым возможна определенная синхронизация.

9 Ранее, на основании углубленного анализа данных репрезентативного социологического исследования ФОМ, проводившегося в начале 1994 г., т.е. вскоре после декабрьских 1993 г. выборов, нами было выявлено глубокое ценностное размежевание “элитообразующих групп” и широких слоев населения. Не исключено, что генеральная линия раскола, т.е. базисный кливаж России, проходит именно между элитой и обществом (подробнее. см.: 13).

10 Опрос общественного мнения, проведенный ФОМ 2 октября 1993 г., показал, что в глазах россиян реальной властью в стране в тот момент обладал именно Ельцин (таким образом высказались 32% респондентов, 36% сочли, что реальной власти нет ни у кого, 22% - затруднились ответить, и лишь 4% - назвали ближайшего “конкурента” Ельцина А.Руцкого). В ходе того же опроса большинство россиян одобрило принятие новой Конституции. Только 12% респондентов (по данным проведенного спустя неделю опроса) возлагали ответственность “за кровь, пролитую в Москве” на Ельцина и его окружение, тогда как на Руцкого и Хасбулатова - 38% (14).

11 Анализу соответствующих политических процессов в свое время было посвящено значительное число публикаций (см., в частности: 17).

12 12*Ярким примером бессилия политической элиты может служить полный провал затеи сформировать новую российскую идеологию (“общенациональную идею”). Отсутствие (или крайняя неразвитость) гражданского общества в России становится одним из решающих препятствий на пути создания политических и корпоративных механизмов диалога между элитами и обществом. В результате элиты не только не в состоянии повести за собою массы, но и, более того, на решающих направлениях обновления (преобразования) ценностных ориентаций “отрываются от общества”, либо “убегая вперед”, либо оставаясь глухими к новым вызовам ценностному единству.

13 По данным опросов ФОМ, с осени 1998 г. рейтинг Ельцина не превышает 3-4%.

9