500 IV. Плоды просвещения

рассказано для обмана и развращения рода человеческого, действием злых демо­нов. Они, услышав предсказания пророков о том, что придет Христос и что люди нечестивые мучимы будут огнем, стали убеждать, что многие назывались сыновь­ями Зевса, и думали, что добьются этим, чтобы люди сказания о Христе принима­ли за чудесные сказки, подобные тем, которые сообща\и поэты... А когда услыша­ли от другого пророка, Исайи, что Христос родится от Девы и Сам Собою возне­сется на небо, то же самое сказали о Персее»] (I Апология, LIV — PG, VI, стб. 408— 409).

* В процессе борьбы с традициями античного образования делается ряд попы­ток создать замену классическим текстам (Гомера, Вергилия, Горация), изучение которых было неотъемлемой частью шкальной программы. С начала IV в. появ­ляется целый ряд сочинений, представляющих собой пересказ библейских книг в форме героического эпоса (Ювенк, Аполлинарий и т. д.—см. Эберт, I, 144 ел.; Бу-асье 1892, 137 ел.). Однако эти попытки сочетать христианское содержание с клас­сической формой неизбежно приводят к появлению в христианском культурном контексте штампов античного культурного мышления (типа наименования Бога «summus tonans»), т. е. к смешению христианских и языческих элементов. Уже на этом примере видно, что в данной борьбе победа остается за античными тради­циями: пуристические установки относятся исключительно к содержанию, но для нового (христианского) содержания не находится новой формы.

3 Вот эти стихи Седулия Скота:

De quadam Ecclesia

Наес domus est domini vitreis oculata fenestris,

Quam Phebus lustrât radiis et crino sereno.

Nam quintus decimus Maii sacrata kalendis

Albicat in specie, picto micat ipsa décore.

Haec in honore nitet Pétri Paulique coruscans, Virginis et Mariae hanc sacrum nomen honestat Aedum lucifluam sparso ceu flore refertam, Sanctorum reliquusque chorus haec tecta sacravit.

[Об одной церкви

Просвещено жилище сие зрением окон стеклянных,

Феб озаряет его сиянием чистых лучей.

Вправду» день пятнадцатый мая священной календой

Строй убеляет его, искрится самой красотой.

Павла в честь и Петра храм, сверкая, мерцает,

Имя святое Девы Марии сей храм украшает и светом

Пестро и пышно его заливает, святые,

В сонме своем пребывая, освящают это жилище.]

Аналогичные случаи смешения христианского и языческого имеются у Седу­лия и в других стихах (см. Траубе 1886, 169, 221, 222 и т. д.). Об аналогичных примерах у других поэтов см., например, Рейби 1957, 184 ел.

Метаморфозы античного язычества 501

4 О том отношении к античному язычеству, на фоне которого в начале XVII в. развивается классицистическое движение, в какой-то мере может свидетельство­вать судебный процесс над Теофилем де Вио. Поэту ставилось в вину, что он, ху­ля в своей поэзии языческих богов, в действительности кощунствует против ис­тинного Бога: «Lui avons demonstré qu'ensuitte de ses fondementz il tesmoigne par­tout son livre un mépris de Dieux contre leguel soubz couleur d'une lisance poétique et soubz un nombre pluriel de dieux il vomit des blasphèmes exécrables et préfère ces brutallitez à la gloyre du paradys» [«Ему было показано, что в силу своих убеждений он проявляет во всей своей книге презрение к Богу, против которого, под видом поэтической вольности, прикрываясь множественным числом богов, он изрыгает гнусные кощунства и предпочитает это скотство райскому блаженству»] (Лашевр, I, 378). Парижский парламент мог иметь в виду стихи, в которых Теофиль гово­рит о жестокости, несправедливости или коварстве богов, противопоставляя им благосклонность возлюбленной, ср., например:

Les hommes et les Dieux menassent ma fortune;

Mais, en leur cruauté, Pour mon soûlas tout ce que j'importune

Ce n'est que ta beauté

(Вио, I, 192)

[«Люди и боги угрожают моему счастью, но, несмотря на их жестокость, единст­венное, что к моему утешению удручает меня—это твоя красота»]

или

Au lieu de penser à nos Dieux J'adorois, vous voyant, l'image de Diane, Et m'estimois heureux de devenir profane En me consacrant à vos yeux.

(Там же, 1,214)

[«Вместо того чтобы думать о наших богах, я поклоняюсь, видя вас, образу Диа­ны, и мне кажется счастьем сделаться язычником, посвятив себя вашим глазам»]

Хотя Теофиль и говорит здесь о богах во множественном числе, т. е. о богах языческих, в контексте общей антиклерикальной позиции либертинистов эти протесты могут восприниматься как протесты против Бога вообще.

Отметим, что для Теофиля в принципе характерен протест против мифологи­ческих образов в поэзии. Этот протест явно связан у него с борьбой против услов­ностей школьной поэтики и ученого стихотворства (ср. Флёк 1979, 282—295). Так, в «Fragments d'une histoire comique», в которой он, в частности, осуждает Ронсара как педанта, он говорит: «II faut escrire à la moderne; Demothene et Virgille n'ont point escrit en nostre temps, et nous ne sçaurions escrire en leur siècle; leur livres, quand ils les firent, estoient nouveaux, et nous en faisons tous les joure de vieux. L'invocation des Muses à l'exemple de ces payens est profane pour nous et ridicule» [«Нужно писать по-новому. Демосфен и Вергилий не писали в наше время, и мы