486 IV. Плоды просвещения

традиция порождена духовной школой. Поскольку панегирическая традиция развивается как в духовной культуре (панегирик, пропо­ведь), так и в культуре светской (похвальная речь, торжественная ода), постольку барочные черты могут сохраняться и в светской культуре, но лишь в рамках указанных панегирических жанров, что непосредст­венно обусловлено становлением гражданского императорского куль­та; именно в подобных жанрах духовная культура влияет на свет­скую—так ода испытывает прямое влияние проповеди (Живов 1981, 65—70). Вне этих рамок барокко в светской культуре сменяется клас­сицизмом, и таким образом светская и духовная культура оказываются противопоставленными друг другу как культура барочная культуре классицистической. Это противопоставление проявляется и в отноше­нии к мифологическим образам.

Рассмотрим, как происходит становление этой барочной культуры духовенства. Первоначально она складывается в Юго-Западной Руси под западным, прежде всего польским влиянием. Здесь она не носит специфически духовного характера. Смешение христианских и языче­ских элементов широко распространено в юго-западнорусской литера­туре, в частности в литературе гомилетической и панегирической. Так, например, в «Евхаристионе» — панегирике Петру Могиле, издан­ном воспитанниками Киевской Академии в 1632 г., говорится о «кро-левой наук — Минерв^ православно-каеолической» (Соболевский 1890, 3; Голубев, I, 450). Существенно, что мифологические схемы задают схему описания любых культурных явлений, в том числе и христи­анских—тем самым христианские образы описываются в системе ми­фологических представлений. Так, Лазарь Баранович в «Трубах сло­вес проповедных» (1674, 376) вкладывает в уста Богородицы следую­щие слова: «Баснословят Поетове, яко Аполлин имат Девят Муз, иже, играющу на Лютне Аполлину припевают. Богу богом и Господеви Господем Аз Матерь его и Присно Дева имам Девы, яже ми приведо-шася в след мой, с ними же величит Душа моя Господа, от мене же и Церков наученна, поет: Величаем тя Животдавче Христе». Таким образом, величание Богородицы осмысляется по модели парнасских хоров.

Выходцы из Юго-Западной Руси приносят с собой эту барочную традицию и в Великороссию—в качестве специфически духовной культуры3". Сделать это было тем легче, что в Московской Руси вооб­ще не было ни проповеди, ни панегирика—сами эти жанры были новшеством, и, соответственно, в них беспрепятственно образовыва-

Метаморфозы античного язычества 487

лась новая традиция. Так, Симеон Полоцкий в различных своих сочи­нениях может упоминать об Атланте, Дне, Плутоне, Сиренах, Ахилле­се и т. п. (Симеон Полоцкий 1667, л. 1 ненумерованного предисловия, л. 3, 25; Симеон Полоцкий 1683, л. 138, 353; ср. еще Соболевский 1890, 3—5). Равным образом в проповедях Стефана Яворского упоми­наются Меркурий, Юпитер, Сатурн, Плутон, Нептун, Аполлон, Венус, Паллас (т. е. Паллада), Марс и даже кавалер Геркулес (см., например, Стефан Яворский, III, 29, 156, 157, 161, 167, 172, 173, 176, 207); то же характерно и для Феофана Прокоповича, как и для других юго-запад­норусских деятелей, насаждавших в Великой России европейскую уче­ность. Таким образом, создается устойчивая традиция употребления мифологических образов, которая продолжается и в отрыве от юго-за­паднорусского влияния, входя в язык соответствующих жанров.

В великорусских условиях продолжается и использование мифоло­гических схем для описания христианских понятий, когда мифология выступает как язык, а христианство—как предмет описания. Важно подчеркнуть, что это становится чертой духовного образования, в ко­тором классическая древность изучается как универсальная схема культуры. Так, в риторике Софрония Лихуда, предназначенной для преподавания в Московской академии, представлено разделение крас­норечия на божественное, героическое и человеческое. Божественное красноречие содержится в Св. Писании, «это красноречие есть язык Ангелов». Героическое красноречие содержится в творениях св. отцов, тогда как красноречие человеческое заключено в сочинениях Демос­фена, Цицерона и других ораторов (Смирнов 1855, 53—54). Итак, мы видим здесь тройную античную схему богов, героев и людей, причем замечательным образом св. отцы оказываются зачисленными в разряд героев. Насколько устойчивы были схемы, внушенные классическим образованием, демонстрирует мифологический словарь, составленный ректором Троицкой семинарии Аполлосом Байбаковым и напечатан­ный им «в пользу юношества обучающегося поезии в семинарии Тро­ицкой» (Аполлос 1781), а затем переизданный им «в пользу юношества обучающегося поезии в Московской славено-греко-латинской акаде­мии» (Аполлос 1785, и позднейшие издания). В этом словаре война Юпитера с гигантами преподается как образец борьбы Бога с грешни­ками, а миф о Прометее—как классическая версия грехопадения Ада­ма (Аполлос 1785, 90, ИЗ)33. Тем самым одновременно задается как христианский способ прочтения мифологических сюжетов, так и ми­фологический способ описания христианского учения.