480 IV. Плоды просвещения

данная, но политическая, сиесть гражданская похвала труждающимся о целости отечества своего и труды своими, Богом поспешествующи­ми, враги победившим от древних лет (якоже царю Константину в Ри­ме победившему Максентиа) во всех политичных, а не варварских на­родах установленная, яко да похваленная и почтенная добродетель возрастает... Сего ради в сея времена во всех христианских от ига вар-варскаго свободных странах преславным победителем, от брани с тор­жеством возвращающимся, благодарни поддакни, наипаче же в акаде-миах и всяких школьных собраниах, идеже не токмо духовное, но и политичное учение сияет, от обоих писаний похвалныя венцы состав-ляти обыкоша. От божественных убо писаний в церквах или на иных на сие прибраных местах, от мирских же историй, на торжищах, ули­цах и прочиих местах всенародному зрению приличных, да всякому от них достолепая и достойная честь воздается. Поне убо и мы (аще и духовная лица суще) по указу его царскаго пресветлаго величества в новосозданней царствующаго великаго града Москвы академии (иде­же не токмо в божественных писаниях, но и в мирских историях, и всяких политичных обыкновениях российских юнош наставляти нам поведено есть), обретаемся, обоя сия во всяком благопотребном слу­чаи (с Божиею помощию) по силе всячески тщимся совершати. Темже убо похвалное диалогическая действия от божественных писаний на определенном месте действуем, якоже всем известно. На явленном же и всенародном указанном месте от мирских и гражданских историй торжественными враты, аки венцы победоносными, словесныя сия дражайшыя клад язи, Божиим пособствием источающыя отечеству сво­ему отраду, здравие, свободу и славу от живыя воды пота своего, его царское пресветлое величество и всех его победоносных подвигопо-ложников, образом и обыкновением древних римлян: fontem ex quo hauris corona, сиесть: „кладязь из негоже черплеши венчай", почита­ем» (Гребенюк 1979, 154—155)*7. Итак, Иосиф Туробойский подчер­кивает необходимость сочетания церковных и светских триумфаль­ных церемоний, взаимно дополняющих друг друга. Светские церемо­нии оказываются параллельными церковным и тем самым приобрета­ют характер особого гражданского культа, непосредственно связанно­го с римскими императорскими традициями. Туробойский был при­знанным специалистом по части составления эмблем и надписей при триумфальных въездах Петра (Харлампович 1914, 652, примеч. 3), что делает приведенные теоретические рассуждения особенно зна­чимыми.

Метаморфозы античного язычества 481

Таким образом, мифология становится чем-то вроде государствен­ных регалий. Соответственно, религиозный протест против мифоло­гии может восприниматься властью как противогосударственное дея­ние. На это ясно указывает дело Михаила Аврамова, бывшего дирек­тора петербургской типографии. Будучи под следствием, Аврамов со­общил о разговоре, который был у него с троицким архимандритом Варлаамом: «В Москве-де во дворце, в зале большем усмотрел он, Ав­рамов, что вверху написана история еллинская [т.е. языческая]... и он-де, Аврамов, говорил тому архимандриту, что лучше бы-де во оной зале, вместо еллинской истории, написать историю Христову, или ца­ря Давида, или-де Соломонову из библии». Это показание было расце­нено как признание в преступлении, что и отразилось в обвинитель­ном акте (1738 г.): «Он же, Аврамов, предерзостно разсуждал: в Моск­ве во дворце, в зале вверху не должно бы-де писать еллинской исто­рии, а лучше бы-де написать другия истории. В которых противных своих разсуждениях и преступлениях сам он винился» (Пекарский, I, 506; ср.: Чистович 1868, 308). По существу, это было чуть ли не глав­ное обвинение, на котором основывалось осуждение Аврамова—про­тест против мифологии, по-видимому, воспринимается как прямой вызов гражданскому культу императора.

Характер гражданского культа обусловливает устойчивость мифо­логической традиции. Мифологическая образность оказывается обяза­тельной принадлежностью государственных праздников в течение всего XVIII в. Здесь можно упомянуть торжественный въезд Елизаве­ты в Петербург в 1742 г., когда на триумфальных воротах была изо­бражена Минерва, олицетворявшая Елизавету, а под нею еще восемь греческих богов наряду с восемью ангелами (Воронихина 1977, 160, 163—164). Аналогичные сюжеты были представлены и на празднестве «Торжествующая Минерва», устроенном в честь Екатерины II в 1763 г. в Москве. Подобные примеры можно было бы умножить.

Традиции использования мифологических образов в связи с госу­дарственным культом прослеживаются не только в зрелищах, но и в словесных произведениях панегирического характера—в панегири­ках, торжественных одах и торжественных проповедях. Здесь важно подчеркнуть, что торжественная ода непосредственно связана с тради­цией панегирика (см. Соболевский 1890; Живов и Успенский 1983), что, в частности, проявляется и в активном использовании античной мифологии. Мифологические образы становятся необходимой принад­лежностью высоких жанров, и Сумароков, как мы увидим ниже, спе-