По вечерам над ресторанами

Горячий воздух дик и глух,

И правит окриками пьяными

Весенний и тлетворный дух…

И каждый вечер, в час назначенный

(Иль это только снится мне?)

Девичий стан, шелками схваченный

В туманном движется окне…

С одной стороны описание «попойки», с другой – прекрасная незнакомка. Обыденное сознание подскажет – выпил, ну и дама сразу красивой показалась. Но это не так. Невозможно понять образ прекрасной незнакомки без осознания сущности Софии (по-гречески – мудрость), которая неразрывно связана с жизнью Владимира Соловьёва (сына историка Соловьёва) и внука священника. В. Соловьёв видел вещие сны и видения. В стихотворении “Три свидания”, написанном перед смертью, он вспоминает:

…Алтарь открыт… Но где ж священник, дьякон

И где толпа молящихся людей?

Страстей поток, бесследно вдруг иссяк он.

Лазурь кругом, лазурь в душе моей

Пронизана лазурью золотистой,

В руке держа цветок нездешних стран.

Стояла ты с улыбкою лучистой

Кивнула мне и скрылася в туман…

Ему было 10 лет. Второе видение Софии было в Лондоне (неполное). Третье – в Египте. Его философию называли философией вечной женственности. Был убеждён, что, несмотря на разногласия, западная и восточная церковь неразрывно связана тесными мистическими узами.

Вопросы и задания для самоконтроля

1. Как повлияли преобразования Петра Iна развитие российской культуры?

2. В чем заключаются отличия отечественной и западной культуры XVIII–XXвеков?

3. Какие точки соприкосновения отечественной и западной культуры XVIII–XXвеков вы можете назвать?

4. Что такое культура «серебряного века»?

К вопросу о влиянии образов древнерусской литературы на создание советской культуры.

Область культуры это всегда область символизма. Еще «Русская правда» претерпела в своем развитии странную метаморфозу. В наиболее ранних вариантах древнерусского законодательства характер нанесенного физического ущерба пропорционален вире (характеру возмещения), то есть чем сильнее увечье, тем больше размер компенсации. Но в дальнейшем развитие юридических норм пошло по странному с точки зрения нашего «просвещенного» общества направлению. Рана, нанесенная острой частью меча, влечет меньшее наказание, чем удар мечом не обнаженным или тыльной стороной кулака. Так постепенно происходило формирование морали воинского сословия и вырабатывалось понятие чести. Рана болезненна, но не бесчестит, поскольку, бьются только с социально равными. Удар же не обнаженным мечом, рукояткой, палкой, вообще не оружием – бесчестит, поскольку так бьют раба.

Недалеко от города Торжка, рядом с Петербургским трактом расположены два больших валуна. На одном из них выбито: «Здесь И.С.Львов бесстрашно встретил смерть. 1851 года октября 7 дня в 8 часу утра». Иван Сергеевич Львов служил майором во Владимирском уланском полку, располагавшимся тогда в Торжке. Ночью перед дуэлью он написал письмо брату Александру: «…за несколько часов перед смертью, не иначе могу говорить, как святую правду. Полка нашего офицер Коншин…около года тому назад, сделал предложение девице Гофман, бедной и беззащитной – вел себя с нею как жених с невестою и обязал ее клятвою ни за кого не выходить замуж, кроме него, бессовестно от нее отказался… Поступок этот я порицал…и назвал его подлым. Друг Коншина, князь Гагарин, через которого я все поведение г-на Коншина знал, рассудил пересказать своему приятелю слово до слова, что я говорил заочно, и сей последний явился ко мне с объяснением, наговорил мне дерзостей…и решился выдать в свет клевету позорную, что будто он меня ударил…если г-н Коншин останется в живых, ему не мстите ради Бога.

Теперь, милый брат, прошу тебя со слезами испросить мне прощения у милого ангела, моей Evgenii, и прелестных моих сирот и ее не оставлять. Об этом молю всех вас на коленях, целую ваши руки – все сестры мои и братья благородные и мне, конечно, простят. Я предпочел умереть, чем оставить детям своим имя, омраченное позором.» И мы видим, что лучшие люди во все времена именно так и поступали. И странно смешивалась в этих поступках христианская мораль с этикой воина, переплетаясь с русской правдой. И тянется невидимая простым глазом ниточка времени, определяя человеческую судьбу. Так и хочется воскликнуть: вы молоды, успешны, богаты, ну какое вам дело то какой-то там сирой и убогой. Живите счастливо, воспитывайте детей. Тысячи людей только позавидуют вашему положению в обществе и богатству. Но видимо не зря в своем поучении Владимир Мономах говорил: «Также и бедного смерда и убогую вдовицу не давал в обиду сильным…», но самое главное – учил своих потомков прощать: «Если же кому не люба грамотка эта, то пусть не посмеются, а так скажут: на дальнем пути, да на санях сидя, безлепицу молвил». И эти слова – руководство к действию для каждого «слегка порядочного» человека. И повод для шуток со стороны его антипода. Но даже смех над этим обычно не злой: «…Владимир Мономах поучает детей: «Не забывайте убогих, сирот, вдов». Дети Мономаховы, послушные отцу, всю жизнь не забывали вдовиц». Христианская этика имела давние исторические корни в нашем государстве, но не только под ее обаяние попадали лучшие представители правящих классов.

С.Н.Булгаков писал в начале XXстолетия: «Народное мировоззрение и духовный уклад определяется христианской верой. Как бы ни было далеко здесь разстояние между идеалом и действительностью, как бы ни был темен, непросвещен народ наш, но идеал его – Христос и Его учение, а норма – христианское подвижничество. Чем, как не подвижничеством, была вся история нашего народа, с давившей его сначала татарщиной, затем московской и петербургской государственностью, с этим многовековым историческим тяглом, стоянием на посту охраны западной цивилизации и от диких народов, и от песков Азии, в этом жестоком климате, с вечными голодовками, холодом, страданиями. Если народ наш мог вынести все это и сохранить свою душевную силу, выйти живым, хотя бы и искалеченным, то это лишь потому, что он имел источник духовной силы в своей вере, и в идеалах христианского подвижничества, составляющих основу его национального здоровья и жизненности». Давайте обратим внимание на странное внешнее сходство идеалов христианского и социалистического подвижничества, ведь и в том и в другом случае «мы ведем за собой мир», при всей глубине расхождения социалистического и христианского мировоззрений и там, и там присутствует идея мессианства…

Новые революционные герои вели аскетический образ жизни, подобно Иоанну Крестителю, который одевался в грубую пастушескую власяницу из верблюжьей шерсти и не пил вина. Его пищу составляли сушеная на солнце саранча и дикий мед. На первое место он ставил нравственный долг человека: «У кого две рубашки, пусть поделится с неимущим, у кого есть пища, пусть так же поступает». Во имя подобной идеи о всеобщем равенстве отказывают себе во всем и новые великомученики. Но если мы забежим несколько вперед, то давайте посмотрим на быт реальных исторических персонажей. Дело происходит в 1973 году. Без комментариев.

Н. Чуев вспоминал, как в жаркий августовский день приехали на Новодевичье кладбище – на сегодня назначено открытие надгробного памятника П.С.Жемчужиной. К 16 часам в старой части кладбища в углу стал собираться народ – земля слухом полнится. А слух такой, что приедет Молотов, - тот самый, исчезнувший с портретов в 1957 году.

-Я недавно ехал с ним в одном троллейбусе, - слышу голос в толпе.

-Ну да, будет он в троллейбусе ездить – у него небось персональная «Чайка»!

Надо сказать, Хрущев лишил его, как и других членов «антипартийной группы» всех прежних привилегий. Молотов жил у родственников на Чкаловской и получал пенсию 120 рублей. Накоплений и богатства не было – ни та закалка, да и жил на всем государственном. Напоминали мученики революции лики христианских великомучеников. И как нам представляется, это и была точка слияния старорежимной и новой социалистической культуры.

Здесь хотелось бы остановиться на одной очень важной проблеме. Дело в том, что человек живет в рамках культуры своей страны, не замечая ее влияния. Мы в состоянии ощутить чуждую культуру, попав в иную страну. А родная культура подобно воздуху обволакивает нас, мы живем ею, но не чувствуем ее. Но если вырвать ее из нашего сердца, забьются люди в депрессии, начнут нервически чего-то искать, суматошно размахивая руками и умирать от безнадежной тоски по чему-то далекому и безнадежно несбывшемуся…

Мы видим, что русская летопись огромное внимание уделяет героическим темам прошлого. Интересен пример поведения князя Святослава: «Нам некуда уже деться, хотим мы или не хотим – должны сражаться. Так не посрамим земли Русской, но ляжем здесь костьми, ибо мертвые не знают позора… станем крепко, а я пойду впереди вас: если голова моя ляжет, то о своих сами позаботьтесь». И ответили воины: «Где твоя голова ляжет, там и свои головы сложим».

Д.С.Лихачев отметил, что в русских воинских повестях ХIII – ХVII веков и в «Войне и мире» сходно, с помощью одинаковых литературных средств воплощается тот момент, что наиболее значительные повести посвящены оборонительным сражениям в пределах русской земли. Старомосковские книжники одобрили бы Толстого. В его Наполеоне они сразу же опознали бы типичную для воинских повестей фигуру захватчика. Он горд, то есть грешен первым из семи грехов, он самоуверен, он позер и краснобай – совсем как Биргер и Мамай.

Давайте попытаемся вспомнить, как самоуверенно вещал Биргер, обращаясь к Александру Невскому: «Если можешь, сопротивляйся, но знай что я уже здесь и разоряю землю твою». Александр молится и ободряет свою дружину словами «Не в силе бог, но в правде». А вот та же история в изложении Н.И.Костомарова: «Папская булла поручала шведам начать поход на Новгород, на мятежников, непокорных власти наместника Христова, на союзников язычества и врагов христианства… Биргер прислал в Новгород к князю Александру объявление войны надменное и грозное. Если можешь, сопротивляйся, знай, что я уже здесь и пленю землю твою». Так же похоже Н.И.Костомаров описывал встречу А.Невского с другими врагами – немцами: «Увидя приближающихся врагов, Александр поднял руки вверх и громко сказал: «Рассуди, Боже, спор мой с этим высокомерным народом!». Битва была упорная и жестокая. С треском ломались копья. Лед побагровел от крови и трескался местами. Многие потонули. Потерявшие строй немцы бежали…». А вот образ иного врага: «…басурманин Ахмат уже приближается и губит христиан, и более всего похваляется одолеть твое отечество, а ты перед ним смиряешься и молишь о мире, и послал к нему послов. А он, окаянный, все равно гневом дышит и моления твоего не слушает, желая до конца разорить христианство. Но ты не унывай, но возложи на господа печаль свою, и он тебя укрепит. Ибо господь гордым противиться, а смиренным дает благодать». Почти во все времена «тоталитарные» летописцы, а вслед за ними и историки создавали похожий образ врага. Все враги напоминали сиамских близнецов, раскиданных по разным историческим эпохам.

Вторая половина XVIвека. Осада Пскова. Неизвестный автор создает «образ врага»: «литовский король, неистовый зверь и неумолимый аспид (ядовитая змея, родственная кобре, а в переносном смысле – злобный человек – А.К.), лютеранской своей веры воин», «лютый и свирепый яд змеиной злобы из своей ненасытной утробы извергнув, он повелел воинам своим вооружаться и готовиться к походу… на Русскую землю…».Даже в дипломатической переписке активно используются те же самые образы, что и в литературе. Если мы внимательно посмотрим послание царя и великого князя всея Руси Ивана Васильевича Грозного польскому королю Стефану Баторию, писанное в 1579 году, то прочитаем следующие строки: «…ты широко разверз свои высокомерные уста для оскорбления христианства. А таких укоров и хвастовства мы не слыхали ни от турецкого султана, ни от императора, ни от иных государей». После этих строчек Стефан Баторий автоматически вписывается во «вражескую личину», ведь он нагло и самоуверенно осмелился оскорбить христианство. Но и это еще не все: «А твое высокомерие с чем можно сравнить, сам можешь понять. И Александр, царь македонский, Дарию-царю с таким высокомерием не писал…Есть бог сильный на небесах, который может взять под защиту против всякой гордыни, хвалящейся предать нас разорению. Поэтому подумай обо всех возносившихся…». Параллельно идет создание образа защитника: «Мы же, смиренные…во Христа веруем…а христианам по христовым заповедям подобает терпеть беды». «А начнешь и впредь браниться с такими оскорблениями, то и видно будет какого ты происхождения, как поступаешь и пишешь. А мы как христиане…браниться с тобою не хотим, потому что тебе браниться со мною – честь, а мне с тобою браниться – бесчестье. Поэтому как Езекия, царь иудейский, ассирийскому царю Сенахериму говорил: «Вот, господин, раб твой Езекия», так и я тебе, Стефану, говорю: «Вот, господин, раб твой Иван». Утешил ли я тебя такой своей покорностью?». Послание 1581 года начинается словами: «мы, смиренный Иван Васильевич… царь и великий князь всея Руси…по божьему изволению, а не по многомятежному человеческому желанию». С обычной тонкой иронией, во время переговоров о мире, Иван Грозный попрекает своего врага его избирательной властью. Как тут не вспомнить китайскую манеру обращения «Я, ничтожный, осмеливаюсь побеспокоить…», «Ваш недостойный слуга надеется…». Повесть о житии Александра Невского: «Я, жалкий и многогрешный, недалекий умом, осмеливаюсь описать житие святого князя Александра…». И это пишет о себе один из тех, кто принимал активнейшее участие в создании основ национального самосознания русского народа.

А вот образ советского воина из «околоисторической» литературы 70-х гг XXстолетия: «Он не произносит громких слов, не бахвалится, не пялит глаза на чужое добро, простой и скромный человек, которого гитлеровцы презрительно называют Иваном…».

Как говорится, от перемены мест слагаемых сумма не меняется. Применительно к данной проблеме мы можем сформулировать следующее, вне зависимости от смены идеологий образ защитника в древнерусской и советской литературе остается неизменным. Мы не можем ни обратить внимание на то, какую огромную роль в формировании исторического и литературного образа советского защитника оказывает древнерусская литература.

Завоеватель всегда горд и надменен, а защитник Родины смиренен. В более древнее время книги читали вслух, и они играли примерно ту же саму роль, что позднее играл театр, а в наши дни – кинематограф. Мы без труда найдем логическое продолжение тот же самой линии в самых лучших советских книгах и фильмах о войне. Скромен главный герой созданного по одноименному рассказу фильма «На войне как на войне» лейтенант Малешкин, «шут гороховый», возглавляющий экипаж самоходной установки.

• Санька, а ты не знал, что взрыватель порченый? – спросил Пашка.

• Откуда я знал?…

• Смелый ты мужик. Я не полез бы за этой гранатой…

• А сам-то какой? Один против шести «тигров» сражался. Ну, сравнил. «Тигры» - другое дело. А тут верная амба…

Не прикидываются «орлами» и герои фильма по мотивам военных рассказов Юлия Германа «Торпедоносцы», вышедшего в свет в 1983 году на киностудии «Ленфильм». Когда торпедоносцы выходят на боевой курс, с которого не могут свернуть, корабль противника стреляет по самолету из всех бортовых орудий. Только тот, кто побывал в Заполярье, может представить себе весь ужас падения возможно еще живого экипажа в ледяную воду Баренцева моря.

Интересно, что образ героя, пройдя сквозь смену различных времен и идеологий, остался почти что прежним. К нему как нельзя лучше подходят слова из фильма «Офицеры», созданного на Центральной киностудии детских и юношеских фильмов им. М. Горького в 1971 году: «Есть такая профессия Родину защищать». Герои советских книг и фильмов о войне, подобно героям древнерусской литературы, очень скромные люди. Старомосковский книжник так бы объяснил этот парадокс: ибо господь гордым противиться, а смиренным дает благодать. Возможно дело тут и в нашем мировосприятии. Как-то так сложилось исторически, что в нашей стране уважают не бахвальство и хвастовство, а дела. А те, кто что-либо делают, не имеют времени на бахвальство. Отличие советской культуры от древнерусской заключается в том, что древнерусская литература не знала вымышленных героев. А литература более позднего времени знала. Однако и в более позднее время мы можем четко проследить величайшее сходство в поведении литературных персонажей и реальных исторических лиц. Часто вымышленных литературных или телевизионных героев убивают, и подобно великим солдатам прошлых времен они уходят от нас навсегда.

• Пашка сгорел вместе с экипажем…

• Очень жаль Пашку, - сказал Саня. Но сказал без печали…

Мина разорвалась под пушкой самоходки. Осколок влетел в приоткрытый люк механика-водителя, обжог Щербаку ухо и как бритвой раскроил Малешкину горло… Саня задергался, захрипел и открыл глаза. А закрыть их уже не хватило жизни…

И тогда содержание советских фильмов и книг перекликается со словами из «Повести о разорении Рязани Батыем»: «Это люди крылатые, не знают они смерти и так крепко и мужественно, на конях разъезжая, бьются – один с тысячею, а два – с тьмою. Ни один из них не съедет живым с побоища». В неравной борьбе гибнут все жители Рязани, с оружием в руках сложил свою голову Евпатий Коловрат и вся дружина. Однако произведение звучит оптимистично, потому что попытка примирится с врагом, равнозначна полному подчинению ему. Единственный выход – борьба с захватчиками, пусть даже безнадежная.

Примерно в этом ключе написаны и многие исторические произведения советской эпохи. Предоставим слово Евгению Долматовскому: «О героизме так называемых войск прикрытия некому поведать. Гарнизоны укрепрайонов бились до последнего снаряда, до последней пули. Красноармейцы без преувеличения бились до последнего вздоха. Их душили дымом, жгли огневыми струями. Плененные нами немецкие солдаты при допросе жаловались еще тогда:

-В глубине не всегда достроенных железнобетонных дотов у вас сидят какие-то дьяволы! Их ничем невозможно взять.

Через годы, когда мы вернулись на государственную границу, открылись дополнительные свидетельства – в развалинах дотов были найдены выцарапанные на бетоне и стали надписи: клятвы, имена, слова прощания, обращенные к родным и потомкам, домашние адреса погибших здесь героев, номера частей, в которых они служили. Если напомнить, что противник мистически боялся этих развалин, таивших гибель, не покажется удивительным, что такие надписи сохранились. Так гибли парни, рожденные и выросшие при советской власти».

Мы видим, что и основанная на огромном количестве воспоминаний очевидцев советская литература придерживается того же самого канона отражения событий, что и древнерусская. При этом приводится огромное количество примеров, подтверждающих эти факты.

В пограничном Перемышле, на берегу реки Сан стоял дот, замаскированный забором. Бронеколпак начал действовать в первые минуты войны. В нем находились младший лейтенант Чаплин и рядовой Ильин – воины 99-й стрелковой дивизии. Противник к исходу первого дня наступления ворвался в город. Наши отошли, но пулеметчики остались на посту и сутки без перерыва вели огонь по переправе. На второй день войны Перемышль отбили. Чаплин и Ильин в течение недели принимали участие в боях. Когда пришел приказ об отступлении, они сказали пограничникам, что останутся в доте, будут вести огонь и ждать нового освобождения города. Никто не мог предположить, что Перемышль отобьют через три с лишним года.

Долгое время мы не могли понять, что так раздражает в американских фильмах. Ответ пришел сам собой – образ главного героя. Герои их боевиков, вне зависимости от желания сценаристов автоматически вписываются в летописный образ захватчика и врага, по инерции очутившейся в советской исторической литературе. Они наглы, горды, до тошноты самоуверенны и почти всегда воюют на чужой территории. Они не гибнут и не проигрывают. Они напоминают гладиаторов, сражающихся ради возжелавшей хлеба и зрелищ обезумевшей толпы, доживающего последние дни Рима… Они не герои нашего времени, и уж тем более не наши герои, т.к. не вписываются ни в древнерусскую, ни в советскую культуру. И здесь хочется обратить внимание на одну интересную особенность. Страна, создающая такие кровожадные фильмы, не вела современных войн на своей территории. Войн, связанных с безжалостным истреблением мирного населения. У нас дело обстояло несколько иначе, поэтому и фильмы о войне были другие.

После прорыва блокады генерал Симоняк писал в письме своей дочери: «За время боев мне приходилось видеть много пленных… Чаще всего я им задавал вопрос: «Зачем вы пришли на нашу землю?»… один бессовестный подлец набрался наглости и сказал: «Мы пришли к вам навести порядок, привить свою западную культуру»…Под мундиром у пленного оказалась женская шелковая рубашка. Содрал он ее с чьих-то плеч…». Поэтому, когда представители запада прививают нам свою культуру, надо внимательно посмотреть, – нет ли под лощеными фраками ворованных шелковых рубашек.

Посмотрим, как отражается в описании блокады фигура Гитлера. Вот брошюра 1945 года издания. «В стратегическом плане немецкого командования захвату Ленинграда отводилось одно из главных мест. Немцы стремились как можно скорее захватить этот важный для нас административно-политический и промышленный центр… убедившись, что штурмом взять Ленинград нельзя, решили задушить его измором, голодной блокадой. «Ленинград сам поднимет руки, - пророчил Гитлер. – Он падет рано или поздно. Никто не освободит его, никто не сумеет прорваться через созданные линии. Ленинграду придется умереть голодной смертью». В бессильной ярости немцы непрерывно совершали разбойничьи воздушные налеты, подвергали город ежедневному артиллерийскому обстрелу, пытаясь сломить у защитников Ленинграда волю к сопротивлению. Но тщетны были надежды врага. Преодолевая огромные трудности и испытывая крайние лишения, ленинградцы продолжали героическую борьбу. «Суровые испытания, - говорил т.Жданов, - выпавшие на долю ленинградцев, еще более закалили нашу волю к борьбе и победе, еще выше подняли наш боевой дух и готовность идти на преодоление любых трудностей во имя победы над гитлеровской Германией, еще сильнее разожгли ненависть к врагу, ярость в борьбе за истребление немецко-фашистских захватчиков всех до единого»». Кстати, та же самая фраза Гитлера и в другой книге 1958 года издания: «Летом 1942 года Гитлер с циничной откровенностью заявлял: «Ленинград сам поднимет руки…». Как тут не вспомнить самоуверенного Биргера и смиренного Александра Невского. Отметим, что Жданов не бахвалится. Его образ противопоставляется захватчику, но ненависть к врагу вызывает сам враг своим хвастовством и суровыми испытаниями выпавшими на долю ленинградцев. Небо может упасть на землю, но Ленинград не поднимет руки.

Культура советского времени

Вызванная революцией стихия разрушения нанесла ощутимый удар по православной культуре, культуре русской провинции, усадебной культуре. Однако погасить в одночасье творческую энергию русского культурного возрождения серебряного века не удалось.

Даже во время гражданской войны организовывались фольклорные этнографические экспедиции, появилось много литературных кружков и студий, в которых занимались люди из различных социальных слоев. Устраивались публичные дискуссии между атеистами и православными (министр культуры Луначарский и священнослужитель Введенский). Таким образом, в революции одновременно проявились и разрушительные и созидательные силы. Однако в активные действия были вовлечены отнюдь не самые культурные силы, и по мере утверждения их в государственных структурах творческая энергия революции все более подминалась.

Сторонники левых течений стремились отказаться от буржуазной культуры и создать нечто новое, не имеющее аналогов в мировой истории -пролеткульт – культура, адресованная пролетариату и созданная пролетарскими художниками и писателями. Искусство не только отражение мира, но и способ его преобразования, воспитания народных масс. Главное – «ковка» нового человека. М. Шагал, один из отцов-основателей современного искусства, а в годы революции – комиссар Наркомпросса, позже писал об этом времени: «…Ленин перевернул Россию вверх ногами точно так же, как я поступаю в своих картинах».

Формирование нового человека – главная задача советской культуры. Однако в вопросе о формах новой культуры правящая партия директивным порядком в 1932 году запретила эксперименты, объявив социалистический реализм единым и обязательным художественным методом приемлемым в литературе и искусстве, т.к. при обращении к не очень культурным слоям населения необходимо было использовать понятный им язык.

Мировая война и революции «выкинули на свалку» все «устаревшие» буржуазные моральные ценности, в число которых вошла античная культура, с римской этикой. Но, несмотря на это, учебники 30-х годов по истории античности талантливо пересказывали легенды о сильных, смелых и гордых людях. От войны с сабинянами и эквами, которая велась в Vвеке, сохранилось предание о типичном образце старинной римской доблести – диктаторе Цинциннате. Когда послы Сената явились известить его о назначении диктатором, он пахал земельный надел в 4 югера. Цинциннат, немедля ни минуты, отправился в Рим, возглавил армию, разбил врага за 16 дней и вернулся на свое поле. Возможно, эта легенда была сконструирована позднее для того, чтобы подчеркнуть простоту нравов во время их упадка. Много легенд сохранилось и о Латинской войне. Наиболее известно предание о двух консулах 340 года - Тите Манлии Торквате и Публии Деции Мусе. Когда Манлий явился в армию, то обнаружил упадок дисциплины, доходивший до братания между римскими и латинскими войсками, так как культура и язык – едины, противники в прошлом много раз сражались вместе с общими врагами, и основная масса солдат не свыклась с мыслью, что латиняне - их враги. Чтобы восстановить дисциплину, Торкват запретил не только братание, но и сепаратные стычки с врагом. Его сын, забыв о запрете, вступил в единоборство с командиром латинского отряда и убил его. Манилий присудил своего сына к смерти как лицо, нарушившее приказ консула. Храброго и всеми любимого юношу казнили, показывая пример жесткой, но необходимой дисциплины, несмотря на мольбу всей армии. Другой консул Деций Мус перед битвой увидел сон, что победит та армия, вождь которой погибнет. Поэтому, когда ряды римлян дрогнули, он бросился в гущу врагов, и был убит. В итоге, латиняне были разбиты.

«Все дороги ведут в Рим». Скромность, умеренность в потреблении и готовность отдать свою жизнь и здоровье во имя великой идеи роднит «легендарного» Корчагина с «легендами» древнего Рима, о котором он, скорее всего, не имел ни малейшего представления. Но жил по тем же самым законам. Подобно Децию Мусу бросается он в гущу врагов советской власти и теряет все: любимую женщину, здоровье, зрение, возможность передвигаться. Но и это не останавливает его борьбу за светлое будущее. Эту книгу будут помнить и после смерти автора.

С самого раннего возраста рожденного в СССР ребенка окружал символический ряд героев и мучеников революции и гражданской войны, таких же несгибаемых как Павка. Эти люди вели себя по неписаным законам пролетарской чести. Они, не задумываясь, жертвовали собой во имя идеалов государства, являвшимся форпостом мировой революции. А когда дети вырастали, многие из них стремились к такой же модели поведения. Так, во время блокады Ленинграда, школьники учились мужеству у литературных героев. «Как закалялась сталь» Н. Островского стала самой любимой книгой каждого подростка. Таким образом, в военное время подтвердилась мысль начала 30-х годов о том, что «пролетарская литература должна создать такой тип героя, такой образ, который сумел бы увлечь молодежь за собой, который заставил бы… мыслить и поступать так же, как он. Пролетарская литература должна создать яркий и цельный образ коммуниста».

Впрочем, вот они, не выдуманные советские герои. Василий Петрович Крымов, командир 44-й танковой дивизии с боями отводил ее от границы. Последнее письмо от него семья получила в июле 1941 года, оно было датировано третьим числом. Полковник дает в нем бытовые практические советы: чтобы дедушка купил козу – надо обеспечить молоком детей. А в конце сообщает, что положение напряженное, что он будет до последней капли крови сражаться с германским фашизмом. Его дочь Ирина Васильевна прочитала взрослым своим дочерям письмо командира дивизии. Девушки удивились – последняя фраза кажется газетной (но ведь дедушка пишет своей семье). Пришлось Ирине Васильевне объяснять, что для ее отца эта фраза и другие, ей подобные не были лозунгами. Люди поколения Крымова были так воспитаны, это был их образ мыслей. И они доказали это своей жизнью и своей смертью…

Давайте посмотрим на мирный быт реальных исторических персонажей. Из разговора с маршалом Жуковым: «Когда меня сняли при Хрущеве, мы с Галиной Александровной думали, что у нас много денег. Оказалось – ничего. Пришлось баян продать. Солдат отнес в «комиссионку», принес 500 рублей. Я, конечно, мог бы ездить на трамвае, но ведь меня будут снимать для иностранных журналов, я же одиозная фигура». Мы видим, что легенды древнего Рима перестают быть легендами. Опальный маршал продолжает думать о величии Родины, и не хочет доставлять удовольствие западным журналистам снимать его входящим в трамвай. Вот и надел Цинцинната в четыре югера, и Тит Ливий, считавший, что недостойно сенатору стремиться к обогащению. И это уже не литературные герои, а исторические. Во многом обвиняли И.В. Сталина в 90-е годы, кроме одного, – воровства.

Но любовь к произведениям искусства как к художественным ценностям и жажда обладания ими как сокровищами замешаны на алчности, шальных деньгах, беззаконии и прямо противоположны староримской системе ценностей. Обратим внимание на сходство этой системы ценностей с бескорыстием героев социалистического реализма. Кстати, вот воспоминания Сергея Михалкова, во время войны корреспондента газеты Военно-Воздушных Сил «Сталинский сокол»: «Мы пришли в особняк, где находился Шепилов, и в столовой увидели большой шкаф. За стеклом стояли охотничьи ружья, и было их много. Эль Регистан, будучи охотником, да и я тоже, сразу заинтересовались этими ружьями. Друг мой, помнится, даже воскликнул:

• О, товарищ генерал, у вас большая коллекция трофеев!

На это Шепилов довольно резко ответил:

• Я на войне барахольством не занимаюсь!

Однако я знал случаи, когда другие генералы не отказывались от возможности поживиться военными трофеями. Например, довелось мне побывать у представителя Ставки Верховного Главнокомандующего Тимошенко, так там о трофеях говорили совершенно иными словами, нежели Шипилов: считалось естественным воспользоваться «даром судьбы». Нас в данном случае интересует то, что оценка имевших место событий происходит с точки зрения шкалы старых римских ценностей. В то время в самом Риме в течение довольно длительного времени сосуществовали и боролись друг с другом две системы моральных ценностей – староримская и новоримская.

Единственно достойный римлянина предмет стремлений – памятники воинской славы, единственные подлинно римские ценности – слава и честь: «в жизни надо усиленно стремиться только к славе и почестям». Цицерон строит свою жизнь и практическую деятельность как «подражание бесчисленным образцам храбрейших мужей». Такого рода поведение неизбежно предполагает презрение к стяжательству: «трудно поверить, чтобы у богатого человека любовь к деньгам взяла верх над благочестием и уважением к памяти предков». Вскоре Тит Ливий скажет: «Стремиться к обогащению считается недостойным сенатора». И эта фраза отражает староримскую систему ценностей.

Существенной трансформации при социализме подверглась и история. В работах ряда историков, особенно периода культа личности Сталина, часто создавался идиллический образ Ивана Грозного и приукрашенное представление об опричнине. И это было не случайно, и в ту и в другую эпоху шла война не на жизнь, а на смерть с сепаратизмом за создание монолитного государства. Кроме того, хотелось бы обратить внимание и на другую вещь: Иван Васильевич немало времени потратил на то, чтобы заново переписать историю. При этом он руководствовался следующей концепцией: единственная форма власти, обеспечивающая защиту интересов всех подданных вне зависимости от их сословной принадлежности – единовластие. В Степенную книгу включается вымышленная версия о происхождении московских государей от Августа, кесаря Римского, и вымышленный рассказ о передаче царских регалий Владимиру Мономаху. И здесь мы видим попытку связать нашу историю с римской. Видно не случайно особое место в истории во времена И.В.Сталина занимает И.В.Грозный, который не мало внимания уделял доказательству римских основ русской истории.

Выступая на Xсъезде ВЛКСМ в апреле 1936 года, Алексей Толстой отметил: «Я не хочу сказать, что литература должна заниматься только современностью. История нашего отечества – другая область для воссоздания правды о трагической судьбе его народов. Революция, марксистско-ленинско-сталинское учение и понимание современного человека дают ключ к правдивому воссозданию таких, например, удивительных эпох, как: опричный переворот Грозного, переход народа через Смутное время, восстание Разина с зачатками народного самоуправства, время Петра Первого, казачьи бунты, восстание крепостных и заводских мужиков при Екатерине Второй, наконец, беспримерное в мире упорство пролетариата и маломощного крестьянства в гражданскую войну, и завершение победы также небывалым по быстроте строительством социалистического хозяйства. Мы имеем дело с великим, едва ли не самым великим и умным народом в мире. «Принять на свои истертые ярмом плечи всю тяжесть борьбы за человеческое счастье, найти в своем никогда не покорявшимся рабству сердце огонь страсти и веры в новую жизнь, пронести через тьму скотоподобной жизни твердый и ясный разум, подняться в такой короткий срок на такую высоту – все это мог сделать только великий народ с великим будущим»

В 1939 году появляется первый роман знаменитой трилогии В.Г.Яна «Нашествие монголов», названный автором «Чингиз-хан». В этой книге одна из главных мыслей о том, что «по вине недальновидных, завистливых и враждовавших между собой князей, не пожелавших объединить свои силы,… Залозный шлях вместо пути великой победы стал «слезным шляхом», - отважные русские ратники усеяли его своими белыми костями, полили своей алой кровью». Иными словами, наша сила в единстве. Эта мысль, созвучная идеям «Повести Временных лет», активно внедрялась в массовое сознание литературой.

Интересно, что в годы войны интерес к истории значительно возрос. В ленинградских госпиталях учащиеся школ проводили беседы об истории Ленинграда, которые имели огромное воспитательное значение, как для раненых, так и для школьников.

Если мы внимательно посмотрим, что происходило в сфере интимных взаимоотношений противоположных полов, то с удивлением увидим, как «сексуальная революция» 20-х годов (добрачные связи, раннее вступление в половую жизнь, несколько интимных партнеров одновременно) плавно перерастает в отказ от свободы сексуальных отношений 30-х годов. Этот процесс связан с тем, что официальная пропаганда взяла курс на проповедование патриархальных семейных ценностей. Позвольте оставить без комментариев связь данной модели поведения с простотой нравов древнего Рима, когда мужа лишают всех регалий просто за то, что он поцеловал при маленькой дочери свою собственную жену…

А давайте посмотрим, как обстояли дела в архитектуре и строительстве. Ситуация очень напоминает литературную борьбу этого времени. Мы приведем только один пример из жизни Ленинградского института гражданских инженеров (ныне Санкт-Петербургский государственный архитектурно-строительный университет). В 1928 году на волне «авангардного» отрицания прошлого блок исторических дисциплин был изъят из учебного плана и «реабилитирован» лишь через четыре года. В 1932 году при очередной реорганизации архитектурного отделения в факультет была создана кафедра архитектурного проектирования и рисунка, на которой читались дисциплины исторического цикла.

В 1935 году бывший конструктивист Никольский писал: «К настоящему времени довольно длительная полоса некоторого идеологического разброда формалистических и конструктивистских увлечений, анархизма и бесплановости в проектном и строительном деле бесповоротно закончена. Неутомимо работают творческие коллективы – архитектурные мастерские; архитектор подходит к критическому освоению «культурного наследия прошлого», становится подлинным хозяином проектируемого и строящегося сооружения. Существовал широкий простор для действительно советского архитектурного творчества на основе всех достижений техники, марксистско-ленинской науки, на основе глубокого изучения прошлой архитектуры». Давайте посмотрим, в какие «дебри» заведет нас исследование корней советского архитектурного прошлого. Стоит на все том же угловом участке по Исаакиевской площади, 11 и Большой Морской улице, 41, бывшее здание германского посольства, последнее, построенное немецкими архитекторами в Санкт-Петербурге. Петер Беренс спроектировал его в 1911 году, строительство завершилось, как и планировалось, в 1913. Архитектору предстояло создать официальное здание, продемонстрировав мощь и амбиции Германии. Триумфальный характер сооружения усиливала скульптура, венчавшая здание: двое атлетически сложенных юношей – Диоскуров, вели под уздцы мощных коней. С началом Первой Мировой войны оно стало знаком имперских амбиций Германии.

Неслучайно человеческий сын прекрасной Леи Кастор и его бессмертный брат Полидевк украсили здание. Греки чтили их как богов. Один смирял самых неукротимых коней, другой – непревзойденный кулачный боец. Но главное, что оба они - защитники людей от всех опасностей, как во время пути, так и на родине.

На страницах журнала «Сатирикон» здание увенчали пивной кружкой, а колоннаду превратили в шеренгу немецких солдат. В начале войны разбушевавшаяся толпа разгромила опустевшее посольство и убрала с крыши здания Диоскуров вместе с конями. Какова же дальнейшая судьба идеи Беренса, «искаженная», по словам автора, в Петербурге молодым его учеником, архитектором Л. Мис Ван дер Роэ? Композиционно-стилевое решение здания Германского посольства повлияло и на архитектуру третьего рейха в Германии, и на ленинградскую неоклассику середины 30-х годов (в том числе на работы Д.П. Бурышкина, Н.А. Троцкого, М.И.Китнера). Таким образом, и большевистская и фашистская архитектура, если и отличались друг от друга по форме, то были похожи по содержанию, поскольку корни того и другого стиля уходят в классические глубины, вершки же пробиваются сквозь здание, находящееся в Санкт-Петербурге. Впрочем, придет время, и новые шутники будут наносить новые пивные кружки на сталинские монументальные сооружения. «Здравствуй племя, младое, незнакомое…

Следует вспомнить и о том, что архитектура - это не просто строительство и организация среды необходимой людям для жизни, но и эстетическое формирование окружения человека, и выражение идей в художественных образах. Как только не называли «сталинский» стиль в архитектуре: сталинский классицизм (от латинского ciassicus – образцовый) стиль и направление в литературе и искусстве XVII – XIX веков, обратившийся к античному наследию как к норме и идеальному образцу, сталинский ампир (от французского empire – империя, ампир – стиль в архитектуре и декоративном искусстве первых трех десятилетий XIX века, завершивший развитие классицизма. Массивные лапидарные, подчеркнуто монументальные формы и богатый декор, военные эмблемы, орнамент, опора на художественное наследие императорского Рима, древнегреческой архаики, традиции Древнего Египта служили воплощению идей государственного могущества и воинской силы. Этот стиль сложился в период империи Наполеона I во Франции. В ряде стран, в том числе и в России, ампир стал выражением идей государственной независимости, отстаиваемой в антинаполеоновских войнах. В любом случае, несмотря на забавное звучание некоторых названий, «наш и немецкий стиль «вампир» эпохи великих диктаторов», мы не можем не заметить прямую связь сталинского ампира с античностью. Это, кстати, замечают и «шутники»: «Вопреки утверждению, что архитектура и скульптура – застывшая музыка, они скорее представляют собой окаменевшую идеологию».

Если мы постараемся следовать этой мысли, то с удивлением увидим, что одно из основных отличий греческой архитектуры от римской заключается в том, что у греков несущей конструкцией являлись колонны, а у римлян – стена, поэтому колонны выполняли главным образом декоративную роль. Значит, сталинская архитектура была ближе к римскому стилю, что говорило о постепенном возвращении Ленинграду первозданной петровской идеи города, аналогичного древнему Риму.

Но несмотря ни на что, подобно героям 1812 или 1914 годов при социализме вырастало поколение, глядящее на мир сквозь окна жилищ, созданных по античному образу и подобию, и особенно это касалось Ленинграда.

Но если послереволюционная наполеоновская Франция активно распространяла по всей Европе римское право, опираясь на римскую этику, то в сталинскую эпоху ситуация была иной. Никто никогда не признавал, по каким параметрам идет воспитание подрастающего поколения. Древнеримские герои из прошлого переселяются в настоящее, строя светлое будущее, теряя всякую связь с Римом. Но чем больше мы будем вглядываться в их образы, тем более из-под красных революционных шаровар, будут вылезать замаскированные римские туники. И лучеобразно расходящиеся и до сих пор действующие дороги цивилизации приведут нас в Рим, к тому самому столбу, от которого начинаются…

В приветствии Xсъезда ВЛКСМ вождю народов товарищу Сталину говорилось: «Мы обещаем вам закалять свои силы и волю, чтобы, как бесстрашное племя сталинских орлов, двигать вперед дело коммунизма, укреплять интернациональное братство народов и защищать каждый вершок нашей земли. Если же враг нарушит наш мирный труд, если на наших границах вспыхнет пламя войны, - вся молодежь поднимется на защиту социализма, на защиту бессмертного дела Ленина-Сталина». На дворе был апрель 1936 года.

На одной из научных конференций бывший разведчик, а ныне доктор исторических наук Михаил Иванович Фролов рассказывал, как трепетно относилось то предвоенное поколение к службе в армии. Когда мальчика с их двора отказались брать в армию, - не подходил по росту, к военкому валом повалили его дворовые друзья, прося за него и, предлагая детские «взятки» в виде конфет… Военком не устоял, и определил его в авиацию. Он попал под бомбежку и погиб 22 июня 1941 года на одном из прифронтовых аэродромов, во время первого удара немцев…

Участник войны, А.З. Лебединцев вспоминал: «Призывались с большой охотой, так как в армии могли увидеть хоть казарму и железную дорогу. Но даже на призыв в армию существовал «ценз» социального происхождения. Из семей раскулаченных в армию не призывали. Одному из таких призывников было отказано, и он, узнав об этом, снял веревочный поясок и на нем удавился в саду на абрикосовой ветке. Возможно ли такое сегодня?»

О желании молодежи служить в армии говорят и следующие данные: во время призыва в 1940 г. по неуважительным причинам не явились всего 0,22% из более чем 1 млн. 091 тыс. призывников. Это порядком 2400 человек. Относительно масштабов призыва не так уж и много.

Ощущение жизни в кольце враждебно настроенных стран вызывало изменения не только в прошлом страны, но и в ее будущем. Подобно Древнему Риму страна готовилась в случае войны сражаться не с одним, а сразу с несколькими противниками, активно используя внутренние оперативные линии для переброски войск. Поэтому и воспитание подрастающего поколения ведется с позиций римской этики, подогнанной под социалистические идеалы.

Xсъезд ВЛКСМ обращается ко всем бойцам, командирам и политработникам рабоче-крестьянской Красной Армии: «Молодежь страны советов готова к грядущим боям, она не боится смерти на поле брани и не растеряется под огнем врага, у нее не дрогнет рука и не изменит глаз в грядущих схватках…в нужную минуту…все, как один, вступят в ряды Красной Армии и под водительством маршала Советского Союза Клима Ворошилова нанесут сокрушительный удар всем тем, кто попытается напасть на нашу социалистическую родину». Эта же мысль активно пропагандируется и литературой. В ответ на рост военной угрозы появляется не только литература «оборонного» характера, но и «оборонный» кинематограф. В газете «Московский большевик» 18 августа 1939 года был опубликован отрывок из сценария «Разгром фашистской эскадры», написанный летчиками Байдуковым и Тарасовым. В этом фрагменте комкор Иванов рапортовал Ворошилову об исходе первого сражения: «Здравствуйте, Климентий Ефремович! Нет…В сводках нет никакой фантазии… Наоборот, я сознательно преуменьшаю… Пленных? … Много, очень много… Потери незначительные». Отметим, что спустя несколько дней, 23 августа 1939 года, был подписан советско-германский пакт о ненападении. После этого поток гордости за вымышленные победы прекратился. Но в массовом сознании осталась и книга Н.Шпанова «Первый удар», где уже на второй день войны начинаются восстания против гитлеровского режима в Германии, и фильм «Если завтра война», и герой фильма «Танкисты», посланный в разведку, но перевыполнивший задание, начавший войну и пленивший Гитлера.

Следует сказать не только о положительных, но и об отрицательных сторонах предвоенного воспитания. Дело в том, что многие книги и фильмы представляли будущую войну как скоротечную боевую операцию, предпринятую в ответ на наступление ненавистных нам империалистов, идеализированную войну без жертв и трудностей. Подобного рода «шапкозакидательская» литература и кинематограф сыграли двоякую роль: с одной стороны, возбуждали чувство гордости за свою страну, с другой - не показывали, насколько трудно дается победа над врагом, не говорили, насколько силен и коварен противник. Одно дело – читать героическую литературу в теплой комнате под уютным абажуром, и совсем другое – воевать с вооруженным до зубов врагом. А после подписания советско-германского пакта о ненападении указание Германии в качестве вероятного противника в следующей войне вообще исчезло со страниц советской печати. Впрочем, данные фильмы и книги являлись просто отражением предвоенной концепции ведения войны «малой кровью на чужой территории». Считалось, что на нападение врага, Красная Армия неизбежно ответит стремительным наступлением. Оборона признавалась необходимым видом вооруженной борьбы, однако, ее отношение к наступлению было подчиненным.

Подписание пакта о ненападении оказало существенное влияние и на моральную подготовку советского народа к будущей войне. Товарищ Сталин, отвечая на поздравления германского правительства по поводу своего 60-летия, заявил в декабре 1939 года: «Дружба народов Германии и Советского Союза, скрепленная кровью, имеет все основания быть длительной и прочной». В течение всего 1940 года советская пресса представляла Германию как «великую миролюбивую державу», сдерживающую французских и английских «поджигателей войны». Тем самым, вся предыдущая антинацистская пропаганда была сведена на нет. Можно предположить, что и в Германии антисоветская пропаганда прекратилась после подписания пакта.… И однажды утром, проснувшись, немцы обнаружили себя в состоянии войны со страной, с которой, ложась спать вчера, вроде были бы в хороших отношениях. Действительно, многие годы нацисты вели антисоветскую пропаганду. Заключенный накануне войны пакт Гитлера-Сталина произвел эффект разорвавшийся бомбы. Немцы вдруг с удивлением обнаружили, что вполне можно жить с большевистским государством под боком. А Сталин обнял военного атташе Германии в Москве и сказал: «Если мы будем держаться вместе как братья, нам ничто не грозит в будущем», его слова перепечатали все нацистские газеты.На заседании Международного военного трибунала, судившего главных военных преступников советский обвинитель Л.Н. Смирнов предъявил «приложение к распоряжению главного штаба вооруженных сил» (документ № 431), где говорилось: «В первый раз в этой войне немецкий солдат встречается с противником, обученном не только в военном, но и в политическом отношении, идеалом которого является коммунизм и который видит в национал-социализме своего злейшего врага». Совершенно справедливо оценивало советского воина командование вермахта, – пишет Евгений Долматовский, – хочу все же внести очень скромную поправку. Идеалам не обучают, идеалы и убеждения зреют в процессе бытия в человеческих душах и умах, и то, что советские люди утвердили для своего общества и для себя идеал, и помогло нам одолеть сильного и злобного врага. Советской власти шел двадцать четвертый год – новый мир успел стать реальностью.

А когда грянула Великая Отечественная война в первые блокадные дни стала складываться удивительная традиция. Вновь сформированные отряды ополченцев, проходя мимо памятника А.В.Суворову, замедляли шаг и слышали команду: «Равнение на памятник!», - как один, поворачивали головы в сторону бронзового «Марса Российского» (скульптор М.И. Козловский изобразил полководца аллегорически в виде юного бога войны Марса, поднявшего свой меч, так как задачей автора была не передача портретного сходства, а прославление таланта, мужества и воли полководца – А.К.) и шли дальше на фронт. Видно неслучайно во время блокады Ленинграда существовала примета: город не будет сдан врагу до тех пор, пока в монументы А.В.Суворова, М.И.Кутузова и М.Б.Барклая-де-Толли не попадет хотя бы один снаряд. «Античные» памятники стояли не укрытыми и оставались невредимыми даже во время самых страшных обстрелов на протяжении всей войны. Так следовал позабытым канонам социалистический Ленинград, напоминая предание о спартанской женщине, которой вестник принес сообщение о гибели ее детей.

-Я не о том спрашиваю, победили мы или проиграли?

-Победили.

-Значит, они погибли не зря.

Такие вот «странные» параметры поведения закладывала советская культура. Но не следует думать, что им следовали все, однако большинство следовало. В этом же самом ключе культурное развитие шло и незадолго перед ее падением.