Нейсбит д. Мегатренды / д. Нейсбиг; Пер. С англ. М.Б. Левина. — м.: ооо «Издательство act»: зао нпп «Ермак», 2003.

[Извлечение]

1. ОТ ИНДУСТРИАЛЬНОГО ОБЩЕСТВА К ИНФОРМАЦИОННОМУ

Данная книга посвящена десяти главным трансфор­мациям, которые происходят в нашем обществе в дан­ный момент. И самая из них неуловимая и при том самая взрывная — это мегасдвиг от индустриального об­щества к информационному.

Я это говорю по опыту общения с разными людьми по всей Америке, с которыми я этот мегатренд обсуждал. Меня всегда поражало, как много людей страстно со­противляются понятию экономики, построенной на ин­формации, и отрицают, вопреки огромной массе при­знаков, что индустриальная эпоха закончилась. Я думаю, что корни этого чувства лежат в нашем коллективном нежелании прощаться с эрой величия.

Конечно, я не первый заговорил об информацион­ном обществе. Эта идея не нова. На самом деле это уже и не идея — это реальность.

Информационное общество началось в 1956 и 1957 годах, в десятилетие, олицетворяющеее индустриальную мощь Америки.

1956 год был годом процветания и промышленного роста Америки. Эйзенхауэра выбрали президентом вто­рой раз. Японию, все еще оправляющуюся после опустошений Второй мировой войны, приняли в ООН. Вошла в строй служба трансатлантического телефонного кабе­ля. А Уильям X. Уайт опубликовал книгу «TheOrganizationMan» («Человек организации») — описание квинтэссен­ции делового менеджмента индустриальной Америки.

Со стороны Соединенные Штаты казались процвета­ющей промышленной экономикой, хотя уже имелся один ключевой признак окончания индустриальной эпохи, тог­да не замеченный: в 1956 году впервые в истории Амери­ки количество «белых воротничков» на технических дол­жностях, на постах менеджеров и клерков превысило количество «синих воротничков» — рабочих. Индустри­альная Америка стала уступать место новому обществу, где впервые в истории большинство работает с инфор­мацией, а не с производимыми товарами.

Следующий год, 1957-й, отметил начало глобализации информационной революции: русские запустили спут­ник — тот самый технологический катализатор, которого не хватало для роста информационного общества. Истин­ное значение спутника — это не открытие космического века, это начало эры глобальной спутниковой связи.

Точно так же мы неправильно поняли значение ус­пешного запуска и эффектного возвращения первого шаттла в 1981 году. В период нашей жизни это собы­тие имеет куда большую важность для информацион­ного общества, нежели для любых будущих исследова­ний космоса.

Спутники обратили Землю лицом к самой себе.

Современный шаттл может выводить на орбиту 65 000 фунтов полезного груза — в 355 раз больше веса первого спутника и во много раз более сложного. В прошлые вре­мена сложные компоненты спутниковых систем должны были находиться на наземных станциях. Но новый шаттл позволяет запускать спутники большего размера, выпол­няющие функции, свойственные наземным станциям, а сами наземные станции теперь могут помещаться на кры­шах домов.

Шаттлы куда больше влияния оказывают на глобализацию экономики, нежели окажут — при жизни нашего поколения — на исследование космоса.

Я не хочу принижать значения первого спутника и шаттла «Коламбия», открывших для нас небеса. Но вот на что не было обращено должного внимания: спутники преобразуют землю в то, что Маршалл Мак-Люхан на­звал «глобальной деревней». Вместо того чтобы повер­нуть нас к космосу, спутниковая эра повернула Землю лицом к самой себе. (Мак-Люхан считал, что Землю пре­вратит в глобальную деревню телевидение, но мы теперь знаем, что это сделает спутниковая связь.)

Современные информационные технологии, от ком­пьютеров до кабельного телевидения, не породили новое информационное общество. Оно уже начало заметно раз­виваться в конце пятидесятых годов. Сегодняшняя изощ­ренная технология лишь ускоряет наш вход в информа­ционное общество, которое уже появилось.

Проблема в том, что наше мышление, наши пред­ставления и, следовательно, наши способы принятия ре­шений не угнались пока за реальностью. Как и в случае остальных девяти мегатрендов, о которых говорится в данной книге, изменения здесь настолько фундаменталь­ны и настолько притом неуловимы, что мы их стараем­ся не видеть, а если видим — отмахиваемся как от упро­щенчества и забываем.

Но при этом мы подвергаем огромному риску свои фирмы, свои собственные карьеры, всю нашу экономи­ку в целом. Например, нет смысла реиндустриализовать экономику, которая построена не на промышленности, а на производстве и распространении информации. Не учитывая те глобальные изменения, которые перестраи­вают наше общество, мы действуем на основании уста­ревших допущений. Потеряв связь с настоящим, мы об­речены на провал в грядущем.

И мы должны разорвать эту мертвую хватку прошло­го и думать о будущем. Следует понять и принять новое, информационное общество и те изменения, которые оно с собой несет. Надо пересмотреть концепции наших на­циональных и глобальных целей, чтобы они соответство­вали этой информационной экономике.

Годы 1956 и 1957 —это поворотный пункт, конец индустриальной эпохи. Сбитые с толку и не желающие расставаться с прошлым, даже наши лучшие мыслите­ли заходят в тупик, пытаясь описать наступающую эру. Гарвардский социолог Дэниел Белл назвал ее «постин­дустриальной», и термин прижился. Эры и движения всегда называют «пост-» или «нео-», если не знают, как их еще назвать.

Теперь уже ясно, что постиндустриальное общество — это общество информационное, и так я его и называю во всей этой книге. (Как бы там ни было, Дэниел Белл был одним из самых ранних и, наверное, самых лучших мыс­лителей, занимавшихся этой темой, и многое из того, что я буду говорить, основано на его работе.)

Постиндустриальное общество Белла понималось не­правильно. Снова и снова теоретики говорили нам, что постиндустриальная экономика будет основана на услу­гах. И мы продолжаем говорить об услугах. На первый взгляд такое понятие кажется логичным, поскольку мы традиционно мыслим об экономике в терминах товаров или услуг. Если большинство нас более не будут заняты в сфере производства товаров, логично предположение, что мы будем предоставлять услуги.

Но тщательное рассмотрение так называемой сферы ус­луг заставляет думать по-иному. Подавляющее большин­ство работников сферы услуг фактически заняты созданием, обработкой и распространением информации. Так называ­емый сектор услуг без работников информационной сфе­ры с начала пятидесятых годов постоянно занимает всего лишь около одиннадцати-двенадцати процентов всей ра­бочей силы. Изменился характер рабочих мест в сфере ус­луг — например, практически нет домработниц, и появи­лись тысячи работников ресторанов быстрой еды, но число их остается достаточно неизменным — примерно одна де­сятая рабочей силы Соединенных Штатов трудится в тра­диционном секторе услуг.

Реально увеличилось число работников, занятых в ин­формационной сфере. В 1950 году всего 17% американ­цев трудились на работах, связанных с информацией. Сей­час с информацией работает 65% всех работников — программисты, преподаватели, клерки, секретари, бух­галтеры, биржевые маклеры, страховые агенты, чинов­ники, юристы, банкиры и инженеры. И еще многие ра­ботники в производственных компаниях тоже заняты работой с информацией. Большинство американцев свое время посвящают созданию, обработке и распростране­нию информации. Например, работники банков, рынка акций и страхового дела все заняты работой с информа­цией. Дэвид Л. Бринч из MITсообщает, что на май 1983 года только 12% нашей рабочей силы были заняты в про­изводственных операциях.

Это очень важно — осознать, какой работой мы заня­ты, потому что мы есть то, что мы делаем, и то, что мы делаем, и формирует наше общество.

Фермер, рабочий, клерк. Такова вкратце история Соединенных Штатов.

История изменения структуры занятости в США го­ворит о нас многое. Например, в 1979 году первое место в США занимали клерки, за ними рабочие, далее ферме­ры. Фермер, рабочий, клерк. Такова вкратце история Со­единенных Штатов. Фермеры, которые еще недавно, на рубеже девятнадцатого и двадцатого столетий, составля­ли одну треть всей рабочей силы, сейчас составляют ме­нее 3%. По сути, сейчас в наших университетах трудится больше народу, чем в сельском хозяйстве.

Вторая наибольшая категория после клерков — это специалисты, полностью соответствующие новому ин­формационному обществу, в работе которых знание — критически важный ингредиент. Спрос на специалистов существенно возрос по сравнению с 1969 годом, даже больше, чем спрос на клерков.

Специалисты — это почти все информационные работ­ники: юристы, учителя, инженеры, программисты, систем­ные аналитики, врачи, архитекторы, бухгалтеры, библио­текари, репортеры, социальные работники, медсестры и священнослужители. Конечно, каждому для выполнения своей работы нужны какие-то знания. Металлисты, меха­ники, сварщики, сортировщики руды достаточно много зна­ют о том, что они делают. Разница между ними и специа­листами в том, что у последних создание, обработка и распространение информации составляют суть их работы.

В 1960 году примерно 7,5 млн. специалистов состав­ляли пятую по величине категорию работников и при­мерно 11% всей рабочей силы. К 1981 году эта группа насчитывала около 16,4 млн. человек и составляла почти 17% всей рабочей силы (и почти половина этих работни­ков — женщины).

НОВЫЙ ВИД БОГАТСТВА - НОУ-ХАУ

В индустриальном обществе стратегическим ресурсом является капитал. Сто лет назад многие могли знать, как построить сталелитейный завод, но мало кто мог найти деньги на это строительство. Следовательно, таким об­разом ограничивался доступ к этой системе. Но в нашем новом обществе, как первый указал Дэниел Белл, стра­тегическим ресурсом является информация. Не един­ственным ресурсом, но самым важным. А если инфор­мация является стратегическим ресурсом, то доступ к экономической системе сильно упрощается.

Примером этого является создание широко известной корпорации Intel. Она образовалась в 1968 году, когда Ро­берт Нойс и Гордон Мур откололись от своего прежнего работодателя,FairchildSemiconductor. Стартовый капиталIntelсоставлял 2,4 млн. долларов, но технологический про­рыв, благодаря которому объем продаж фирмы вырос к 1982 году до 900 млн. долларов, был обеспечен интеллек­туальным ресурсом. Нойс считается одним из изобретате­лей интегральной микросхемы микропроцессораIntel.

И Нойс, основатель фирмы, отлично знает, какой ре­сурс является для него стратегическим.

«В отличие от стальной, автомобильной и некоторых других отраслей, эта отрасль никогда раньше не была оли­гополией, — говорит он о полупроводниковой промыш­ленности. — В ней всегда интенсивно использовался ин­теллект, а не капитал» (курсив наш).

Вот это и есть самая важная причина нынешнего взры­ва предпринимательства в Соединенных Штатах, колос­сального роста числа новых малых предприятий. В 1950 году новые предприятия возникали со скоростью 93000 в год. В настоящий момент возникает более 600000 новых компаний в год.

Периоды перехода от одного экономического уклада к другому — это периоды бума предпринимательства. Сейчас мы переживаем такой период.

Предприниматели, создающие новый бизнес, созда­ют и рабочие места для других. За семилетний период, окончившийся в 1976 году, мы увеличили рабочую силу на 9 миллионов работников — куча народу! И сколько этих рабочих мест были созданы самыми большими кон­цернами, входящими в список Fortune-1000? Ноль. Но 6 миллионов их созданы на малых предприятиях, боль­шая часть которых существовала к тому времени не более четырех лет. (Остальные были созданы в правительствах штата и местных, но не федеральных органах власти — существенная часть политической децентрализации, о которой пойдет речь в главе 5.)

Мы сейчас заняты массовым производством информации, как раньше массово производили автомобили.

В информационном обществе мы систематизировали производство знаний и усилили наш интеллектуальный потенциал. Применяя промышленную метафору, мы сей­час заняты массовым производством знаний, и эти зна­ния являются движущей силой нашей экономики.

Новый источник силы — это не деньги в руках немногих, но информация в руках многих.

В отличие от других природных энергий, знание не подчиняется закону сохранения: его можно создать, его можно уничтожить, но главное — знание синэргично, то есть целое, как правило, больше суммы своих частей. Как замечает Питер Дракер, «продуктивность знания уже стала ключевым моментом для производительности труда, конкурентоспособности и экономических дости­жений. Знание уже стало базовой отраслью, то есть та­кой, которая снабжает экономику существенным и цен­тральным ресурсом производства».

Нам необходимо выработать теорию прибавочной стоимости, создаваемой знанием, взамен устаревшей теории Маркса о прибавочной стоимости, создаваемой трудом.

В информационной экономике, следовательно, при­бавочная стоимость создается не трудом, но знанием. Марксова теория стоимости, рожденная в начальном пе­риоде индустриальной экономики, должна быть заме­нена теорией стоимости, создаваемой знанием. В инфор­мационном обществе прибавочная стоимость создается знанием, то есть трудом такого вида, который Маркс не имел в виду. Чтобы понять стоимость знания, достаточ­но посмотреть на один из главных наших видов экспор­та. В дни, когда внешние рынки США сокращаются, американские компании не испытывают затруднений при продаже своих ноу-хау, экспертных знаний, навы­ков управления. В 1980 году американские компании заработали 60 млрд. долларов на экспорте услуг — это 20% мирового рынка.

Тем не менее мысль, что знание может создавать эко­номические ценности, как правило, в большей части эко­номических анализов просто отсутствует, хотя есть не­которые признаки, что ее начинают принимать в расчет. Один экономист из министерства торговли США, Эд­вард Денисон, провел исследование, чтобы определить, какие факторы дали наибольший вклад в экономичес­кий рост за период с 1948 по 1973 год. Он пришел к выводу, что около двух третей экономического роста обя­заны своим возникновением возросшему уровню обра­зования рабочей силы и увеличению объема знания, до­ступного работнику.

Дэвид Берч из Массачусетского технологического ин­ститута показал, что из 19 млн. рабочих мест, созданных в США в семидесятые годы (это больше, чем за всю нашу историю), только 5% были созданы непосредственно на производстве и всего 11% относились к производствен­ному сектору. Значит, почти 90%, то есть 17 млн. новых рабочих мест, были созданы в непроизводственной сфе­ре. Как говорит сам Берч: «Мы уходим из производствен­ного бизнеса в мыслительный». Цифры Берча особенно достойны доверия потому, что они получены «снизу вверх» — компьютерным анализом миллионов компаний, а не «сверху вниз», простым (и традиционным) изучени­ем общих цифр.

ДРУГИЕ СДВИГИ: ВРЕМЯ И СМЫСЛ ЖИЗНИ

Перестройка Америки от индустриального общества к информационному вполне может оказаться столь же глубокой, как переход от сельскохозяйственного общества к индустриальному.

Но тут есть одна существенная разница. Если пере­ход от аграрного общества к промышленному занял 100 лет, то произошедший переход от промышленного общества к информационному потребовал всего двух де­сятилетий. Изменения происходят так быстро, что не остается времени реагировать, и надо предвидеть бу­дущее заранее. Так что в новом информационном об­ществе меняется и ориентировка во времени.

В аграрном периоде существовала ориентация на про­шлое. Фермер из опыта прошлых лет узнавал, как па­хать, как собирать урожай, как его хранить. В индустри­альном обществе время — это настоящее время. Сейчас сделать, сейчас продать, решить вот эту задачу, короче, сухой остаток — и так далее.

Мы должны учиться у будущего точно так же, как мы когда-то учились у прошлого.

В нашем новом информационном обществе время ориентировано в будущее. Это одна из причин, по кото­рым мы так им интересуемся. Мы должны научиться пред­видеть будущее из настоящего. Когда мы сможем это де­лать, тогда поймем, что тренд — это еще не рок. Мы сможем учиться у будущего точно так же, как когда-то учились у прошлого.

Это изменение ориентации во времени объясняет на­блюдавшийся в семидесятых годах рост обывательского и профессионального интереса к будущему. Например, число университетов, предлагающих диплом по какой-нибудь ориентированной на будущее профессии, воз­росло от 2 в 1969 году до 45 и более в 1978-м. Количе­ство членов WorldFutureSociety(Общества Будущего Мира) выросло от 200 в 1967 году до более чем 30 000 в 1982-м, а число популярных и профессиональных пери­одических изданий, посвященных «снятию с мели» науки о будущем, резко увеличилось — от 12 в 1965 году до 122 и более в 1978-м.

Вполне возможно для отдельной страны находиться одновременно в аграрном, промышленном и информаци­онном обществе. Да, во всех трех цели жизни различны, как указал Дэниел Белл. В сельскохозяйственном периоде смысл жизни — это игра человека против природы. В про­мышленном — игра человека против искусственной при­роды. В информационном обществе, впервые за всю ис­торию цивилизации, игра состоит во взаимодействии с другими людьми. Количество личных взаимодействий ра­стет в геометрической прогрессии, причем по всем видам межличностных связей: телефонные разговоры, подписан­ные чеки, докладные записки, телеграммы, письма и мно­гое другое. Это одна из основных причин, почему необхо­димо будет сохранять общество с сильной тенденцией к судебному решению споров: при таком количестве лич­ных взаимодействий с необходимостью должны возникать конфликты, приводящие к росту числа судебных исков. Плохо здесь то, что адвокатов и крючкотворства стано­вится слишком много.

Адвокаты подобны бобрам: они находят главную струю и строят плотину поперек.

В 1960 году в США было 250 000 адвокатов. К 1983 году это число подпрыгнуло до 622 000, а к 1987 году их будет уже 750 000 — как предсказывает Американская ас­социация адвокатов. ААА утверждает, что в середине де­вяностых адвокатов в Америке будет уже миллион. Со­гласно отчету Бюро США по статистике рабочей силы от 1983 года, число среднего юридического персонала рас­тет еще быстрее — поскольку перегруженные адвокаты обнаружили, что юристы без дипломов могут работать не хуже, и притом дешевле. К 1990 году ожидается удвоение числа таких работников. И все же популярность юридических школ не падает. В 1982/83 учебном году в юриди­ческих школах, имеющих сертификат ААА, обучалось почти 128000 студентов.

ПЯТЬ КЛЮЧЕВЫХ ПУНКТОВ

Вот пять главных пунктов, характеризующих переход от индустриального общества к информационному, ко­торые следует запомнить:

• Информационное общество есть экономическая реальность, а не мысленная абстракция.

• Инновации в области связи и вычислительной техники ускорят темп изменения благодаря сведению к нулю времени передачи информации (informationalfloat).

• Новые информационные технологии сперва будут использоваться для решения старых задач промышленности, а затем постепенно породят новые виды деятельности, процессов и продуктов.

• В обществе с высокой грамотностью, где нам, как никогда, нужны основные навыки чтения и письма, наша система образования выпускает все более низкокачественный продукт.

• Технология новой информационной эры — не абсолютная гарантия успеха. Ее ждет успех или провал согласно принципу «технический прогресс — душевный комфорт».

Информационная экономика — реальность

Если мы собираемся говорить об информационной экономике, то нам надо иметь возможность как-то кон­кретно ее измерять. Какая доля национального богатства на самом деле производится в информационном секто­ре? Сколько нас зарабатывают себе на жизнь работой, связанной с информацией?

Без ответов на эти вопросы большинство из нас на­верняка предпочтут поклясться в верности той экономи­ческой реальности, к которой мы привыкли, индустри­альной эпохе, когда мы производили «реальные» товары с «реальными» ценниками. От информационной эконо­мики мы отмахнемся как от эфемерной бумажной вы­думки, существующей разве что как приложение к сфере производства товаров.

Да, документирование информационной экономики — задача заведомо трудная. Для конкретного исследования экономики создания, обработки и распространения ин­формации необходимо уметь количественно оценивать и классифицировать множество разнообразных мелочей.

К счастью, эти вопросы были поставлены и на них были даны подробные ответы в работе специалиста по информа­ции доктора Марка Пората, и эта работа была поворотным пунктом. При поддержке министерства торговли США По-рат усердно проанатомировал национальную экономику и установил критерии, по которым та или иная работа пол­ностью или частично относится к информационному сек­тору, производственному сектору или к чему-то другому.

«Точное указание, кто является работником инфор­мационной сферы, а кто нет, — рискованное утвержде­ние», — пишет Порат. Тем не менее его работа дает до­кументальное подкрепление его выводов, достаточное, чтобы убедить сомневающихся в существовании инфор­мационной экономики.

Порат, рассмотрев около 440 профессий в 201 отрас­ли промышленности, идентифицировал информацион­ные профессии и вычислил их вклад в ВНП. Профессии, относительно которых неясно, информационные они или нет, были исключены, так что ошибка в выводах воз­можна только в сторону недооценки.

Исследование Пората невероятно детально. Он на­чинает с очевидного выделения и подсчета экономи­ческого значения легко определяемых информационных профессий, таких как клерки, библиотекари, системные аналитики, и называет эту группу «Первичным Инфор­мационным Сектором». Согласно подсчетам Пората за 1967 год, 25,1% ВНП США было создано в Первичном Информационном Секторе, то есть в том секторе эко­номики, где создаются, обрабатываются и распростра­няются информационные товары и услуги. Сюда вклю­чается производство компьютеров, телекоммуникации, печать, средства массовой информации, реклама, бух­галтерский учет и образование, равно как и отрасли уп­равления рисками, в том числе частично — финансовые и страховые предприятия.

Но Порат в своей работе идет дальше к вопросам, которые ставили в тупик других исследователей. В ка­кую категорию следует отнести лиц, занимающихся ин­формационной работой в производственных и прочих не­информационных фирмах? Для ответа на этот вопрос необходимо «разделять фирмы (в смысле учета) на ин­формационную и неинформационную часть».

Порат создает новую группу, которую называет «Вто­ричный Информационный Сектор». Здесь количествен­но учитывается экономический вклад информационных работников в неинформационных фирмах.

Эти работники производят информационные товары и услуги для внутреннего потребления в производствен­ных и иных компаниях. На самом деле их информацион­ная продукция продается на фиктивный счет, относящийся к производящему сектору компании. Вторичный Инфор­мационный Сектор дает дополнительные 21,1% ВНП.

В работе Пората делается вывод, что таким образом информационная экономика доходит до 46% ВНП и дает более 53% дохода. И это все в 1967 году.

Порат не хочет давать оценок, насколько выросла с тех пор информационная экономика, он лишь говорит, что она «выросла скачкообразно».

Исследование Пората почти не оставляет места для со­мнений. Более поздние изыскания Дэвида Берча утвержда­ют, что всего 5% новых рабочих мест, созданных в 1970 году, относились к производственному сектору (почти 90% рабочих мест связаны с информационной работой, знани­ями или услугами). Это еще более подчеркивает существен­ность того факта, что мы теперь — нация информацион­ных работников. Например, в то время, как численность всей рабочей силы выросла между 1970 и 1978 годом всего на 18%, число администраторов и менеджеров выросло в три с лишним раза сильнее — на 57%. Число администра­торов в сфере здравоохранения выросло поразительно — на 118%, государственных служащих —на 76%, банковс­ких работников — на 83%, системных аналитиков — на 84%. А вот число инженеров выросло менее чем на 3%.

В Нью-Йорке, бывшем когда-то маяком индустри­альной Америки, число рабочих мест в производствен­ном секторе уменьшилось по сравнению с 1947 годом вдвое. Только между 1977 и 1980 годом их число сокра­тилось на 40 000. Зато наблюдается бум роста инфор­мационных рабочих мест. По оценке RegionalPlanningAssociation, более половины валового продукта города Нью-Йорка теперь создается людьми, работающими в сфере информации. В последние годы юридические ус­луги стали главным предметом нью-йоркского экспор­та, сменив предметы одежды.

В нескольких штатах совершается попытка повторить этот переход от индустрии к информации, который, кажется, в Нью-Йорке произошел естественно. Ключевой стратегией является создание большего числа стимулов для высокотехнологических информационных компаний,

например:

• В 1980 году штат Северная Каролина вложил миллионы в новый научно-исследовательский центр по микроэлектронике. GeneralElectricтут же решила построитьрядом новый завод.

• Законодательное собрание штата Миннесота финансирует расширение отделения микроэлектроники университета штата, чтобы привлечь к сотрудничеству побольше высокотехнологичных информационных компаний.

• В Огайо организован пятимиллионный фонд для предоставления ссуд компаниям, занятым в сфере высоких технологий.

— В 1983 году университет штата Орегон обнародовал стратегический план «О виде взаимодействия, которое системе высшего образования необходимо иметь с децентрализованной (grain-type) промышленностью».

Города, штаты и предприятия, предвидящие новый информационный век, окажутся в выгодном положении, чтобы пожать его плоды. А плоды эти будут обильны.

Сегодня информационные компании выходят в чис­ло самых крупных в стране. В 1982 году валовой доход «AT&T» превысил 65 млрд. долларов, что больше ВНП многих государств. Среди других информационных ком­паний можно назвать IBM,ITT,Xerox,RCA, все банки и страховые компании, теле- и радиокомпании, издатель­ства и компьютерные фирмы. Почти все сотрудники этих фирм и предприятий заняты той или иной обработкой информации, и они создают добавленную стоимость, ко­торая приобретается на американских и международных рынках.

Сокращение времени передачи информации до нуля

Скорость изменений еще увеличится по мере того, как технологии связи будут сокращать время передачи инфор­мации. «Нить жизни» века информации — это канал свя­зи. Если говорить просто, для связи нужен отправитель, получатель и канал. Появление развитых информацион­ных технологий революционизировало этот простой про­цесс. Сети обеспечивают более быструю передачу инфор­мации по каналу, сближая отправителя с получателем или уменьшая время передачи информации, — время, в тече­ние которого информация передается по каналу. Если я пошлю вам письмо, вы его получите дня через три-четы­ре. Если я то же письмо пошлю по электронной почте, вы его получите через пару секунд. Это и есть сокращение времени передачи. Если вы на мое письмо ответите в те­чение часа, то мы договоримся за час вместо недели, что ускоряет жизнь и течение дел. Все изменения будут про­исходить намного быстрее.

Когда был убит президент Линкольн, эта весть была передана почти по всем США с помощью телеграфа, но так как телеграфной связи с Англией не было, то в Лон­доне об этом узнали только через пять дней. Когда про­изошло покушение на президента Рейгана, журналист Генри Фэрли, сидевший за машинкой в квартале от мес­та происшествия, узнал об этом по телефону из Лондона от редактора газеты Spectator, который увидел видеосъемку события почти сразу же.

Сокращение времени передачи информации можно сравнить с переходом человечества от меновой торговли к стандартным валютам. Только представьте себе, как это ускорило совершение сделок. Теперь, пользуясь элек­троникой для перевода денег в любой уголок земного шара со скоростью света, мы почти полностью устранили задержку при передаче денег. Переход от наличности к электронике настолько же изменит экономику, насколь­ко ее изменил переход от бартера к деньгам.

Для удобства и отправителя, и получателя новые технологии открывают новые каналы информации бо­лее широкого диапазона и с расширенными функция­ми. Они сокращают расстояние между отправителем и получателем и увеличивают скорость обмена инфор­мацией. Но что важнее всего — они устраняют задерж­ку информации.

Когда речь заходит об информационном обществе, впервые в истории мы говорим об экономике, ключевой ресурс которой не только возобновляемый, но и самопроизводящийся.

Теперь, через сто с лишним лет после изобрете­ния первых устройств обмена данными, мы стоим на пороге колоссальной коммуникационной революции. Объединение телефона, компьютера и телевизора со­здало единую информационно-коммуникационную си­стему, осуществляющую передачу данных и непос­редственное общение между людьми и компьютерами. Как наша транспортная сеть в прошлом переносила продукты индустрии, так эта возникающая телеком­муникационная сеть будет переносить продукты ин­формационного общества. Эта новая объединенная система связи будет энергией жизни нового инфор­мационного общества — каковы были электроэнер­гия, нефть и уран для общества индустриального и природные силы: ветер, вода, мускульная сила —для общества аграрного.

Впервые в истории ключевой ресурс экономики не толь­ко возобновляемый, но и самопроизводящийся. Нет проблемы, что он исчерпается, — есть проблема, что он нас затопит. Например:

• Ежедневно на свет появляются от 6000 до 7000 научных статей.

• Объем научной и технической информации растет на 13% в год, то есть каждые 5,5 лет удваивается.

• Но эта скорость в ближайшее время повысится до 40% в год благодаря новым, более мощным информационным системам и увеличению числа ученых. Это значит, что объем данных будет удваиваться каждые двадцать месяцев.

• К 1985 году объем информации в четыре —семь раз превысит тот, что существовал лишь несколько лет назад.

Мы тонем в информации, но испытываем голод по знанию.

С таким уровнем информационной насыщенности явно невозможно справиться современными средствами. Неконтролируемая и неорганизованная информация в информационном обществе уже не является ресурсом — она становится врагом информационного работника. Ученые, тонущие в массе технических данных, жалуют­ся на информационное загрязнение и утверждают, что меньше времени уходит на осуществление эксперимен­та, чем на поиск сведений, не был ли он уже поставлен ранее.

Информационные технологии вносят порядок в хаос информационного загрязнения и тем придают ценность данным, в противном случае бесполезным. Если пользо­ватели — с помощью информационных средств — полу­чат возможность отыскать нужную им информацию, они готовы будут за такую возможность заплатить. Поэтому суть информационного общества меняется и состоит не просто в получении информации, но в ее отборе.

Этот принцип лежит в основе работы современных электронных издательств, которые предоставляют пользо­вателям онлайновые базы данных и коммуникационные каналы для сортировки и отбора этих данных. Эти новые предприятия продают средства доступа, а не информа­цию как таковую.

Индустрия отбора информации в режиме он-лайн до­стигла уже оборота в 4 млрд. долларов в год. Примерно 80% провайдеров дают пользователям прямой доступ к ресурсам (базы данных — источники), а остальные двад­цать процентов (библиографические базы данных) ука­зывают пользователям, где найти то, что они ищут. Даже список некоторых из этих ресурсов дает возможность де­лать выводы. Например, диалоговая система компании Локхид дает доступ к ста с лишним отдельных баз дан­ных, и пользователь получает возможность обратиться к таким различным источникам информации, как NationalAgricultureLibrary,FoundationGrantIndex,MaritimeResearchInformationService(MRIS),SocialScienceCitationIndex(SSCI) иWorldAluminumAbstracts(WAA).

Несмотря на возникающий энтузиазм, очень немно­гие американцы владеют компьютерами, но число вла­дельцев растет потрясающими темпами.

• В начале, в восьмидесятом году, существовал лишь 1 миллион компьютеров — по оценке президента компании CommodoreInternational, одного из главных производителей персональных компьютеров. Сейчас такое количество продает одна только фирмаCommodore.

• Компания по исследованию рынка Dataquest,Inc. из Купертино, штат Калифорния, дает следующую оценку. В 1983 году было продано более 1,5 млн. персональных компьютеров, а к 1990 году их будет продаваться около 11,5 млн. ежегодно.

• Фирма Apple, пионер в области персональных компьютеров, продала более четверти миллиона компьютеров с момента своего возникновения в 1977 году, а сейчас продает около 20 000 ежемесячно.

• В 1977 году было лишь 50 магазинов, обслуживающих любителей компьютеров, в 1983 году их 30 000.

Проникновение персональных компьютеров в наши жилища пока еще сдерживается недостатком хорошего программного обеспечения. Улучшение качества про­граммного обеспечения приведет к повышению продаж аппаратного обеспечения (компьютеров), а это, в свою очередь, вызовет написание новых видов программного обеспечения. Это будет как с электропроигрывателями. Сначала было мало программ (записей), но рос рынок аппаратуры, и вырос настолько, что стало выгодно со­здавать новые записи. Когда стало можно купить чудес­ные новые записи, вырос и рынок оборудования (проиг­рывателей). После некоторого критического момента аппаратура и программы стали друг друга поддерживать, как будет и с компьютерами.

За наступившим бумом домашних компьютеров вскоре последует питающий его бум программного обеспечения.

Планируется, что к 2000 году стоимость домашней компьютерной системы (компьютер, монитор, модем и так далее) будет равна примерно цене системы телефон — магнитола телевизор. До этого количество компьютеров достигнет некоторой критической массы, прежде всего в Калифорнии. Будут работать информационные службы городского масштаба. В какой-то момент в каком-то го­роде Соединенных Штатов (очень вероятный кандидат — Сан-Диего) наберется персональных компьютеров достаточно, чтобы местная газета, скажем, SanDiegoUnion, перестала публиковать таблицы сотен акций, тратя все дорожающую газетную площадь, и предложила каждый день передавать избранные котировки на компьютеры пользователей по индивидуальным заказам. Благодаря та­кой услуге возрастет продажа компьютеров, а это вызо­вет появление новых подобных программных предложе­ний. Это опять-таки сдвиг от снабжения информацией к ее отбору.

В будущем не редакторы будут нам говорить, что читать, — мы сами будем говорить редакторам, что мы хотим прочесть.

В 1980 году Энтони Смит в книге «Прощай, Гутенберг!» (GoodbyeGutenberg) указал, что мы сейчас находимся в начале периода, когда «суверенитет над текстом» перехо­дит от автора к получателю. Сотни лет авторы и редакторы решали, что вложить в пакеты, которые они для нас созда­ют — журналы, газеты, телепрограммы, — а мы из них вы­бирали, решая, что хотим читать или смотреть. Теперь, имея новые технологии, мы сами будем составлять себе пакеты, господствовать над текстом. Это произойдет не вдруг, но накапливающееся влияние людей, господствующих над тек­стом, несомненно, окажет сильное воздействие на то об­щество, которое мы сейчас формируем.

Три стадии технологии

Сначала технологические процессы будут применяться к прежним индустриальным задачам (вторая стадия тех­нологических новшеств).

Развитие новой технологии проходит три стадии. На первой стадии технология или инновация идет по линии наименьшего сопротивления. На второй она использует­ся для совершенствования прежних технологий (и эта стадия может длиться долго), а на третьей открываются новые направления ее использования, вырастающие из самой сути этой технологии.

На первой стадии технология или инновация идет по линии наименьшего сопротивления, то есть применяется таким образом, чтобы она никому не угрожала. Это умень­шает шансы, что технология будет резко отвергнута.

Классическим примером этой стадии является реак­ция общества на появление микропроцессоров. Первым применением микропроцессоров стали игрушки. Кто мог бы возразить? Роботы вначале использовались для ра­бот, которые считались опасными или слишком грязны­ми для людей. Кто мог бы возразить? Роботы (для опас­ных работ) и игрушки — это и был никому ничем не грозящий путь наименьшего сопротивления.

В то же время на этом пути выросли дети, уже осво­ившиеся с компьютером. Молодежь, которая через пять лет вольется в состав рабочей силы, уже держала в руках информационные устройства — от калькуляторов и элек­тронных игр до кнопочных телефонов.

Сегодня мы переходим ко второй стадии развития: микропроцессоры используются для совершенствования того, что у нас уже есть: автомобилей, производства, швейных машин. Сегодняшний текстовый процессор, на­пример, — это не что иное, как усовершенствованная пишущая машинка, и есть еще много примеров, когда компьютеры улучшают существующую технику.

— Федеральное правительство использует компьюте­ры для сопоставления соискателей работы и вакансий. Это делается в рамках экспериментальной программы мини­стерства труда, которая, как сообщает PortlandOregonian, «скоро будет работать от океана до океана». Конгресс вы­делил 30 млн. долларов на первом этапе для установки этой системы в отделениях службы контроля занятости в каждом штате.

• В Кристал-Сити, штат Вирджиния, компьютер фирмы IBMуправляет расходом электроэнергии в жилом доме на 481 квартиру. Как утверждает управляющий, система стоимостью 110 000 долларов экономит электричества на 50 000 долларов в год.

• Конторы по недвижимости в Калифорнии снабжают потенциальных покупателей немедленной информацией о продаваемых домах, финансовых условиях, истории владения. Сами дома и участки показываются на видеокассетах.

Этот список можно продолжать бесконечно. Однако, вероятно, пройдет еще некоторое время до того, как мы перейдем на третью стадию, когда начнут создаваться вещи, вызванные к жизни самим микропроцессором, изобретения и применения, которые сейчас невозможно себе представить.

Общество охотно восприняло эту технологию — до не­которой степени потому, что мы уже миновали первую стадию. Только сейчас эта технология начинает исполь­зоваться для выполнения прежних промышленных за­дач — управления предприятиями с помощью информа­ции, а не работников, и это использование посылает сейсмические волны в рабочее движение, уже ослаблен­ное самим переходом к информационной экономике от индустриальной.

Профсоюзы были вынуждены сопротивляться авто­матизации как в промышленности, так и в сельском хо­зяйстве, иногда принимая ее в обмен на гарантию рабо­чих мест.

Местные союзы типографов один за другим дают ру­ководству газет согласие на автоматизацию при условии, что за ньщешними членами союза будут сохранены их рабочие места. В газете MinneapolisStarandTribuneпроф­союз утвердил десятилетний контракт, который требует, чтобы компания сохранила рабочие места для 130 печат­ников, в то время как почти 400 мест печатников подле­жат временному или постоянному сокращению.

В Калифорнии, где механизация быстро вытесняет сель­скохозяйственных рабочих, союз UnitedFarmWorkersпод­верг критике Университет штата Калифорния за разработ­ку сельскохозяйственных машин, заменяющих людей.

Потенциал микропроцессоров потрясает. Автомати­зация заводов и контор, когда-то футуристическая опи­умная греза, становится реальностью.

И не приходится удивляться, что компьютеры стали внушать суеверный страх рабочим с того самого момен­та, как появились.

Для информационного века компьютерная техноло­гия — это то, чем была механизация для промышленной революции. Это угроза, поскольку она берет на себя фун­кции, ранее выполнявшиеся рабочими.

В недавней истории есть самый яркий пример, когда использование роботов перешло во вторую стадию раз­вития. Применение роботов вышло за пределы опасных работ на рынок квалифицированной и неквалифициро­ванной рабочей силы. В компании FordMotorроботы применяются для испытания двигателей. И в десяти пра­вительственных ведомствах роботы разбирают и достав­ляют почту.

«Роботы придут, вопрос лишь в том когда. И это бу­дет означать сокращение возможностей поиска работы во всей индустрии», — сказал президент международной организации UAWИрвинг Блюстоун.

В отличие от луддитов — организации рабочих, кото­рые выступали против машин и разрушили около 1000 мель­ниц в Англии в начале девятнадцатого столетия, — совре­менные'рабочие пока что ограничиваются ненасильственной борьбой против грядущей компьютерной революции. В Ав­стралии микропроцессоры названы «убийцами рабочих мест», а в Англии телевизионная программа TheChipsAreDownрисует картины массовой безработицы и экономи­ческого хаоса из-за применения микроэлектроники.

rfoпока что худшие опасения безработицы из-за ав­томатизации не оправдались. В шестидесятых и семиде­сятых годах потеря работы была связана с временными рецессиями и с тем, что зрелая промышленность разви­тых стран стала уступать в конкурентоспособности про­мышленности Японии и других развивающихся стран.

Однако сейчас планировщики трудовых ресурсов снова скрипят зубами и отряхивают пыль с мрачных сценари­ев—в основном из-за пришествия микропроцессора.

• В докладе французского правительства предсказывается утрата 30% рабочих мест в банковском и страховом бизнесе в ближайшие десять лет.

• Британские профсоюзы требуют, чтобы новая технология не могла вводиться руководством в одностороннем порядке.

• В переговорах с компанией Fordв Соединенных Штатах объединенный профсоюз рабочих автомобильной промышленности (UAW) потребовал права забастовки по технологическим вопросам. (Право предоставлено не было.)

Почему микропроцессор вызвал такую повсеместную озабоченность? Причина проста: его широкая примени­мость. Прежние компьютерные технологии могли при­меняться, например, в производстве некоторых промышленных продуктов, в электронике, для офисной аппара­туры обработки информации в больших масштабах, но больше нигде. Микропроцессоры могут улучшить почти все и везде — поэтому они представляют собой куда бо­лее серьезную угрозу.

Фактически нет ни одного сектора экономики, где не могли бы работать микропроцессоры. Как пишет Колин Норман, автор статьи в WorldWatchInstitute: «Ни одна технология за всю историю человечества не имела тако­го широкого спектра применений на рабочем месте».

Британское издание NewScientistпредлагает более точные оценки: «Рынок приложений микропроцессор­ной технологии составляет около 38% современной ми­ровой экономики».

По оценке журнала Newsweek, «от 50 до 75 процентов всех фабричных рабочих США могут быть заменены ин­теллектуальными роботами до конца столетия».

Заметим, что все эти примеры относятся ко второй стадии промышленного развития — применению техно­логического новшества к прежним задачам индустрии. Ясно, что мы находимся все еще на второй стадии и что внесение технологии на рабочие места противоречит ин­тересам основной рабочей силы, организованной или нет.

Профсоюзы не замедлили нарисовать жуткие картины отрицательных последствий дегуманизации в результате технологических новшеств. Статья с такой основной иде­ей появилась в профсоюзной газете социалистической ори­ентации InTheseTimes, издаваемой институтомInstituteforPolicyStudies.

В статье описывается работа местной телефонной ком­пании, где после введения новой технологии рабочие мес­та были реорганизованы таким образом, что исключены были ответственность, инициатива и человеческие контак­ты — короче, почти все, что делает работу интересной. Работа стала механической рутиной — тот стереотип, которо­го мы все теперь боимся: рабочие получают сменное зада­ние от компьютерного терминала и почти весь день зани­маются нудным присмотром. У этих машин нет движущихся частей, поэтому они редко ломаются. Если происходит се­рьезная неполадка, дело берут в свои руки ремонтники, занимающиеся более интересной работой. Идея статьи ясна: по мнению профсоюзов, мы все к этому движемся.

Может возникнуть искушение отмахнуться от этого как от социалистической риторики. Но проблема в том, что подобный сценарий постоянно возникает в работах экспертов, над которыми не висит дамоклов меч потери работы из-за автоматизации.

Один из таких экспертов — Роберт Ланд, заместитель директора и старший научный сотрудник Центра поли­тических альтернатив Массачусетского технологическо­го института (MIT). Ланд недавно выполнил для Бри­танского министерства промышленности исследование о влиянии микропроцессоров.

Он обнаружил, что рабочие места в производстве и сфере услуг «деквалифицируются» при вводе в строй но­вой технологии. «С другой стороны, — пишет Ланд, — бо­лее серьезные требования возникают к работе инженера и контролера»,

Харли Шейкен из MIT, выступающий со стороны на­емного труда, заключает: «Если труд не найдет способ контролировать технологию, руководство с помощью тех­нологии будет управлять трудом».

Очевидно, что в грядущем десятилетии автоматизация будет ключевым вопросом в отношениях труда и менедж­мента. Впрочем, пока что многие споры основываются на старой индустриальной парадигме этих отношений. Труд считает технологию последним средством менеджмента для эксплуатации рабочих.

Отсталость образования

В отчете министерства образования США и Нацио­нального научного фонда от 1980 года говорится, что боль­шинство американцев катится «практически к научной и технической безграмотности». В отчете утверждается, что школьные программы США по математике и естествен­ным наукам отстают от программ СССР, Японии и Гер­мании. Частично эта проблема связана с нехваткой ква­лифицированных учителей. Но еще более сильная нехватка наблюдается среди преподавателей кибернетики и техни­ческих дисциплин на уровне колледжей.

При шестнадцатилетнем постоянном ухудшении ре­зультатов SAT(приемные тесты колледжей), отчет пред­лагал американцам фальшивое утешение, что лучшие вы­пускники школ, по-видимому, проходят эти тесты не хуже, чем было всегда, хотя большинство их знает все меньше и меньше. Но не прошло и шести месяцев, как новые данные показали, что лучшие выпускники следуют при­меру своих менее одаренных соучеников. Результаты луч­ших и самых талантливых также начали ползти вниз.

Сегодняшнее поколение выпускников средних школ Америки — первое в американской истории, знающее меньше своих родителей.

В апреле 1983 года Национальный комитет по отли­чию в образовании в своем отчете «Нация в опасности» объявил о «приливе посредственности» в нашей системе образования — термин, который разошелся по цитатам.

Совет Фонда Карнеги по исследованиям в политике высшего образования сообщил, что «из-за дефицитов в нашей системе общественных школ около одной трети молодежи недостаточно образованны, работают на пло­хих работах и не готовы к жизни в американском обществе». Оценка числа функционально неграмотных в Со­единенных Штатах дается в пределах от 18 до 64 миллио­нов человек.

Что еще более тревожит — это растущий отсев из сред­них школ.

• В лидирующем штате Калифорнии отсев вырос на 83% в семидесятые годы и сейчас в 3 раза превышает средний по стране.

• Совет граждан Огайо по школам сообщает, что за последние пять лет отсев резко вырос.

• В Бостоне, Нью-Йорке, Кливленде, Вашингтоне, Балтиморе и Новом Орлеане наблюдаются хронические прогулы, которые обычно ведут к повышению цифр отсева.

• В штате Висконсин отсев увеличился на 50% в течение семидесятых годов. Как сообщает MilwaukeeJournal, губернатор Ли Дрейфус «потрясен» такими данными. «Это же население целого города размером с Мэдисон, и этих людей придется кормить в течение всей жизни».

Поскольку школы поставляют все худший и худший продукт, корпорациям приходится самим заниматься об­разованием людей. Примерно 300 самых больших корпо­раций страны организовали курсы ликвидации безграмот­ности по математике и английскому языку для вновь поступающих сотрудников, как сообщает ConferenceBoard. Для работы в офисах требуются более квалифицирован­ные люди — например, чтобы обращаться с текстовым процессором, — а получить можно лишь выпускников, которым придется еще попотеть, овладевая навыками ра­бот, которые уже технологически устарели.

Но даже в таких печальных новостях есть хорошая сторона. Возникнет огромный спрос на учителей для преподавания «учащимся», работающим в частном бизнесе. Бывшие учителя с предпринимательской жилкой найдут себе в новом обществе широкое применение в консуль­тационных службах. (Вот и ответ на вопрос, что делать с избытком учителей, возникшим из-за беби-бума).

Но сможем ли мы приобрести необходимые навыки достаточно быстро? Технология помогает управлять ин­формационным обществом лишь в той степени, в кото­рой его члены умеют ею пользоваться.

Возникает мощная аномалия: мы движемся в сторону общества, где требуется хорошая грамотность, а наши школы выдают все ухудшающийся продукт. Оценки SATуже более десяти лет подряд снижаются. В 1981 году был достигнут минимум за все времена: 424 по языку и 466 по математике — это по сравнению с 473 и 496 в 1965 году, за год до того, как оценки рванулись вниз.

Все более и более очевидно, что молодые выпускни­ки средних школ, и даже колледжей, не умеют писать по-английски или выполнять простые арифметические действия. Впервые в американской истории во взрос­лую жизнь входит поколение, знающее и умеющее мень­ше своих родителей.

Неизбежным результатом отсутствия этих базовых зна­ний будет компьютерная безграмотность. Оказаться в но­вом информационном обществе без компьютерных навы­ков будет как блуждать по огромной библиотеке размером с Библиотеку Конгресса, где книги расставлены как по­пало — без универсальной десятичной классификации, без каталога и уж точно без любезного библиотекаря, готово­го дать справку.

По некоторым оценкам, к 1985 году 75% всех работ будут требовать использования компьютера в тех или иных целях, и люди, которые не умеют с компьютером обращаться, окажутся в очень невыгодном положении.

Национальный совет преподавателей математики ут­верждает, что «компьютерная грамотность — существен­ный результат современного образования. Каждый уча­щийся должен приобрести понимание возможностей и ограничений компьютера на собственном опыте и в раз­личных применениях». Гарвардский университет требует теперь от абитуриентов умения написать простейшую компьютерную программу.

Некоторые наблюдатели считают, что компьютерную неграмотность следует ликвидировать широкомасштаб­ной кампанией внедрения компьютерной грамотности и провести эту кампанию сверху вниз. Такой подход не может не потерпеть неудачу. И кроме того, это вряд ли будет необходимо. К счастью, компьютеры создаются так, чтобы с ними было просто работать, и будут когда-ни­будь программироваться на английском языке. Тем вре­менем дети вырастают, взаимодействуя с компьютерами, играя с компьютерами и привыкая к компьютерам, при­чем сами этого не осознают. Более того, компьютер мед­ленно пробивается в систему общественных школ. Хотя для большинства школьных округов его цена является неодолимым препятствием, использование компьютера в школах растет по разным причинам.

Во-первых, оно дает эффективный по затратам, хотя и требующий капитальных вложений, способ индивиду­ализации образования. Во-вторых, компьютеры упроща­ют ведение подробных записей, необходимых для инди­видуализированных инструкций. В-третьих, знакомство с компьютером сейчас рассматривается как серьезное про­фессиональное преимущество, как навык, на который есть

спрос.

И наконец, компьютер — это невероятно универсаль­ный инструмент, который можно использовать самыми разными способами в зависимости от потребностей и име­ющихся ресурсов.

• Школьники аляскинской глуши изучают историю Аляски и английский язык с помощью микрокомпьютеров, подключенных к телевизору. Этот пилотный проект — пример использования компьютера в отдаленных районах.

• В Гаррисбурге, штат Пенсильвания, компьютер используется для выдачи ученикам инструкций и для обучения программированию. Почти все методические материалы получены бесплатно из школьного округа Осбери-Парк в Нью-Джерси.

• В Уилмингтоне, штат Делавэр, существуют центры послешкольного образования, где учат работать на компьютерных терминалах, подключенных к банку данных Университета штата Делавэр.

• Система независимых школ Хьюстона заявляет, что к 1985 году намеревается использовать не менее 30 000 микрокомпьютеров,

• В семи средних школах штата Арканзас используется мощный компьютер, помогающий учащимся выбрать путь в жизни. В этот компьютер вводится информация о склонностях, сильных и слабых сторонах каждого ученика. В нем хранится информация о 875 профессиях, почти 5 000 колледжей и 300 стипендиях.

• Считается, что 95% всех школьников Миннесоты имеют доступ к услугам образовательных компьютеров благодаря консорциуму MinnesotaEducationalComputingConsortium, который утверждает, что эта его компьютерная сеть — самая большая в мире из тех, которые работают в режиме разделенного времени.

Хотя сейчас применение компьютера в обществен­ном образовании еще находится в колыбели, школы по всей стране начинают понимать, что в информационном обществе будут два необходимых языка: английский и компьютерный. На университетском уровне к осени 1983 года по всей стране наблюдались толпы, рвущиеся на компьютерные курсы.

В деловой среде изучение компьютера также цветет и ширится. Руководители сами учатся программировать, по­тому что слишком долго ждать, пока это сделают сотруд­ники компьютерного отдела. В результате они стадами за­писываются на компьютерные курсы. По оценке WallStreetJournal, 5% «белых воротничков» имеют компьютеры и пользуются ими. Консультант по компьютерам Артур Лер-ман из Калифорнии подсчитал, что десять—двадцать ча­сов опыта практической работы с компьютером дают лиш­ние 1000 долларов в год на рынке труда.

Ассоциация AmericanManagementAssociationsпрово­дит компьютерные курсы для некомпьютерщиков, и эти курсы настолько популярны, что проводятся восемьдесят раз в год. В Бостонском университете 20% учащихся на компьютерных курсах — бизнесмены, желающие овладеть новой технологией. Этот бум повышения компьютерной грамотности объясняется несколькими причинами. Биз­несмены не только хотят получать информацию сразу и непосредственно, они еще жалуются на непонимание со стороны специалистов по компьютерам, которые могут за­тратить несколько недель на создание программы, а по­том выясняется, что это не та программа, которая была нужна. Так что не удивительно, когда многие руководите­ли сами берутся за программирование. По некоторым оцен­кам, целая треть персональных компьютеров, проданных в 1980 году, стоят в офисах руководителей.

Тем не менее многие руководители отказываются иметь дело с компьютерами. Это — наследие индустри­альной эпохи, когда руководители считали ниже своего достоинства сами печатать на машинке. Такое отношение должно перемениться у тех, кто хочет выжить в ин­формационном обществе, где компьютеры и клавиатуры станут инструментами профессионала.

Человеческий фактор в высоких технологиях

Многие наблюдатели предсказывают, что основные из­менения в работе клерков коснутся места работы, а не ее содержания. Терминалы и текстовые процессоры будут под­ключены к офисам, находящимся за несколько миль от них (так по сценарию), и тогда секретари и клерки завт­рашнего дня почти наверняка решат работать дома. Так же поступят сотрудники, занятые созданием, обработкой и рас­пространением информации в таких отраслях, как банков­ское и страховое дело. Пилотные проекты, направленные на достижение этой цели, запущены в таких компаниях, как ControlDataиContinentalBankв штате Иллинойс (банк отказался от этой программы в начале 1983 года).

Реакция работников не однозначна. Да, приятно на время вырваться из ежедневных жерновов, это несомнен­но. Но проходит время, и человеку начинает недоставать сплетен и теплоты взаимоотношений на рабочем месте. Душевного комфорта не хватает. В одиночестве компью­теризированного коттеджа человек испытывает изоляцию высокой технологии. Все равно, конечно, остаются поло­жительные стороны — например, возможность проводить больше времени с семьей, работать по вечерам, а для тех, кто этого хочет — исключить из своего лексикона слово­сочетание «ездить на работу». Из собеседований с теми, кто испробовал «телекомьютинг» (работу на расстоянии), и с их начальниками (которые, как предполагается, про­являют недюжинную гибкость) следует, что люди стара­ются это сочетать: подписываются на аккордную работу дома, а потом на время возвращаются в офис.

По сообщениям работодателей, установка терминала дома у сотрудника стоит примерно 1700 долларов. Посколь­ку цены продолжают падать, финансовый вопрос при по­переменной работе в офисе и дома перестает быть значи­мым. Сотрудники, которые желают получать задания на дом, могут даже пойти на установку подключения за свой счет, а компания потом оплатит расходы ограниченному числу постоянных надомных работников. Среди них мо­гут найтись люди с физическими ограничениями, для ко­торых домашний терминал послужит средством повысить самообеспеченность и финансовую независимость. Глав­ное в том, что не все мы будем работать дома.

Мое личное чувство таково, что не очень многие из нас захотят работать на дому. Люди хотят общаться с людь­ми, а потому пожелают приезжать в офис. (Этот вопрос, относящийся к сочетанию высоких технологий с душев­ным комфортом, полностью рассмотрен в главе 2.) Даже пророки-энтузиасты электронных коттеджей считают, что к 1990 году только 10% всех нас будут работать на дому.

И последнее: переход от индустриального общества к информационному не означает, что производство пре­кратится или утратит свою важность. Разве с промыш­ленной эрой закончилось сельское хозяйство? Нет, но в сельскохозяйственную эпоху 90% населения производи­ло 100% продовольствия, теперь же 3% производят 120%.

Информация так же необходима для GeneralMotors, как и дляIBM. В информационную эру центр тяжести производства сместится от физических функций к более интеллектуальным, от которых эти физические функции зависят.

Информация есть экономическая сущность, поскольку ее производство требует затрат и поскольку есть люди, желающие за нее платить. Ценность — это то, за что люди хотят платить. Так что если даже экономика, построен­ная на информации, кажется менее реальной, чем по­строенная на автомобилях и стали, это не важно, пока люди будут платить за информацию или за знания.

В какой-то момент восьмидесятых годов электроника — несомненно, информационная отрасль промышленности — достигнет оборотов в 400 млрд. долларов, то есть станет самой крупной отраслью в истории планеты. Тогда, навер­ное, даже скептики впервые осознают реальность — и чу­десность — нового информационного общества.

В новой информационной эпохе все информацион­ные профессии будут расти и развиваться достаточно дол­го. Число системных аналитиков, программистов и об­служивающего персонала вырастет не менее чем на 100% еще до начала 1990 года.

Но работаете вы с компьютером или нет, необходимо освоиться с этой машиной и приобрести компьютерную грамотность, потому что не останется профессии, где ком­пьютер не будет использоваться. Эта резкая перемена так­же означает, что не следует рассчитывать сохранить ту же самую работу или профессию на всю жизнь, даже если ваша работа связана с информатикой. Грядущие переме­ны заставят вновь и вновь проходить переподготовку. И основную роль в этом возьмут на себя предприятия, по­добно тому, как сейчас IBMтратит на обучение и обра­зование служащих примерно 500 млн. долларов в год.

Вместо эры узких специалистов, профессия которых вскоре устареет, нас ждет эра универсалов, которые умеют адаптироваться.

Все мы знаем, что компьютеры приду г в наш дом и на рабочие места. Но разве кто-нибудь из hiс думал, что их появление скажется на семейной жизни? Одна моя знакомая говорит, что на ее вечерние компьютерные курсы бо­лее трети слушателей пришли только потому, что их суп­руги купили домашний компьютер. Компьютер вполне мо­жет превратиться в третье действующее лицо, которое нарушит тонкое равновесие брака.

Что до нашей национальной экономики, важно не впадать в мрачность по поводу последних неутешитель­ных цифр — они оценивают лишь индустриальную часть экономического благоденствия. Информационные отрас­ли и другие восходящие секторы экономики чувствуют себя хорошо. И в них сейчас надо вкладывать средства. Акции небольших восходящих компаний следует пред­почесть огромным заходящим; покупать ComputerSoftwareи продаватьU.S.Steel.

Если, как это прогнозируется, электронная промыш­ленность сменит у нас автомобильную в качестве наи­важнейшей для нашей экономики, придется ли нам по­купать домашний компьютер раньше, чем автомобиль? Стивен П. Джобе, один из основателей AppleComputers, сказал: «Мы работаем на тот режим, когда каждый захо­чет иметь собственный компьютер». Пусть это звучит от­даленным прогнозом, но посмотрим на уже произошед­шие перемены: сначала мы покупали автомобили для забавы, теперь мы покупаем их ради экономии бензина на пробег, как средство передвижения, а компьютеры по­купаем для забавы. Автомобили нам нужны, потому что мы построили вокруг них наше общество, когда пятьде­сят лет назад решили (или Детройт решил за нас?), что раз экономика будет строиться на автомобилях, каждый человек старше шестнадцати лет должен нуждаться в ав­томобиле и хотеть его иметь. Но что внес в наше обще­ство автомобиль, кроме нового средства передвижения? Если бы его не было, ушли бы мы так далеко в сторону и создали бы такой негодный общественный транспорт?

Конечно, автомобили нужны. Но нужно ли семье иметь три автомобиля, да еще такой семье, которая живет в большом городе? Автомобиль — не только средство пе­редвижения, но источник загрязнения воздуха, пример­но 50 000 смертей на дорогах в год, страховых взносов и штрафов за парковку. По сравнению с этим компьютер выглядит весьма невинно. Компьютер существует для того, чтобы дать человеку возможность повысить свою интеллектуальную мощь, облегчить повышение образо­вания и обучение на собственном опыте.

В компьютерный век мы имеем дело с концептуальным пространством, объединенным электроникой, а не с физическим пространством, соединяемым моторными экипажами.