1 К «Ревизору» примыкает драматическая сцена «Театральный разъезд после

представления новой комедии» (1842).

В апреле 1848 г. Гоголь вернулся на родину из паломнического пу-

тешествия в Иерусалим. Овладевшие им религиозные настроения в силу

духовной неопытности великого писателя осложнялись противоречи-

выми оценками себя самого и своего творчества. В последний год жиз-

ни он подпал под влияние протоиерея о. Матвея Константиновского,

чьи личные суждения о литературе, видимо, простодушно воспринимал

как мнение самой церкви. Тем не менее Гоголь продолжал работу над

вторым томом «Мертвых душ». У писателя прогрессировала болезнь,

которая так и не была точно определена тогдашними врачами, «лечив-

шими» его кровопусканиями и «мушками».

11 Февраля 1852 г. Гоголь сжег рукопись второго тома «Мертвых

душ», а через десять дней умер в Москве в доме на Никитском бульваре.

Н.В. Гоголь, подобно A.C. Пушкину, начав как романтик, стал од-

ним из основоположников русской реалистической литературы.

При всем заслуженном успехе «Вечеров на хуторе близДикань-

ки» в произведениях молодого прозаика современники заметили пере-

насыщение декоративной образностью, пристрастие к «красивостям»

(например, известное «Знаете ли вы украинскую ночь? О, вы не знаете

украинской ночи!.. Божественная ночь! Очаровательная ночь!» и т. д.),

сугубо городскую и притом книжно-литературную речь героев-кресть-

ян и т. п.

Особенно интересно, что, например, в начале «Вечера накануне

Ивана Купали» пасечник показывает книжечку, в которой эту исто-

рию уже опубликовал ранее слышавший ее от дьячка «панич в горохо-

вом кафтане». После этого рассердившийся на неверную передачу его

слов «сучьим москалем» дьячок Фома Григорьевич намеревается устно

перерасказать ее так, как надо. Однако, щегольнув в самом начале на-

родным оборотом «москаля везть» (лгать), Фома Григорьевич далее во

вполне литературной манере продолжает рассказывать о страшном

колдуне Басаврюке, соблазнившем спознаться с нечистой силой и от-

правиться за цветком папоротника работника Петруся, мечтавшего о

несметных богатствах.

Народность повествования и здесь, и в других первых произведе-

ниях Гоголя-романтика проявляется преимущественно в мастерстве

раскрытия характеров и использовании мотивов фольклорной малорос-

сийской сюжетики, которые он изощренно развивает, но в основном в

чисто литературном направлении.

Все повести, кроме «Ивана Федоровича Шпоньки», тут выстрое-

ны на мотивах романтической фантастики (впрочем, в финале «Соро-

чинской ярмарки» мистика обретает комически-бытовое разрешение).

247

Так, в «Майской ночи» сын местного головы Левко влюблен в де-

вушку Ганну, но на нее имеет виды и его собственный отец. Благодаря

вмешательству девушки-утопленницы, пострадавшей когда-то от ведь-

мы мачехи и ставшей русалкой, любовная коллизия благополучно раз-

решается: голова получает приказание от своего начальника «сей же

час» женить сына. пй ,>

В «Ночи перед Рождеством» есть не только ведьма, местная кре-

стьянка Солоха, но и черт, на котором сын Солохи молодой кузнец Ва-

кула летит в Петербург за черевичками для своей возлюбленной, кап-

ризной красавицы Оксаны. Эта повесть — самая «не страшная» среди

мистических сюжетов «Вечеров на хуторе близ Диканьки». Черт, ук-

равший месяц, здесь выписан как откровенно комический персонаж,

комична и линия разбитной Солохи, за которой приударяют одновре-

менно отец Оксаны богатый казак Чуб, дьяк, а также местный голова и

все тот же черт (на чисто комедийный эффект рассчитаны и сложные

перипетии с мешками, в которые их всех попрятала Солоха). Есть и

колдун — запорожец Пузатый Пацюк, к которому в рот сами прыгают

галушки.

Особой глубиной и масштабностью мысли отличается повесть

^Страшная месть»!. *щ

Начинается она с шумной казачьей свадьбы есаулова сына на «кон-

це Киева», где среди других веселился никому не знакомый казак:

«Когда же есаул поднял иконы, вдруг все лицо его переменилось:

нос вырос и наклонился на сторону, вместо карих, запрыгали зеленые

очи, губы засинели, подбородок задрожал и заострился, как копье, изо

рта выбежал клык, из-за головы поднялся горб, и стал козак — ста-

рик».

Он исчез, когда есаул возгласил: «Пропади, образ сатаны, тут тебе

нет места!»

На свадьбе присутствует с женой и сыном и друг есаула Данило

Бурульбаш, уже год как женатый на красивой Катерине, отец кото-

рой двадцать лет пропадал неведомо где и только что вернулся. Но-

чью семья пана Данилы возвращается со свадьбы на другую сторону

Днепра и видит страшную картину: на берегу встают из могил огром-

1 А. Белый сравнивал «Страшную месть» по силе художественных достиже-

ний с «Мертвыми душами».

См.: Белый Андрей. Мастерство Гоголя. Исследование. М.; Л., 1934.

См. также, напр.: Лотман ЮМ. Из наблюдений над структурными принци-

пами раннего творчества Гоголя// Ученые записки Тартуского государственного

университета. 1970. Вып. 251.

94A

ные мертвецы. Рядом с кладбищем замок, в'котором, по преданию,

живет колдун.

Наутро вдруг разгорелась ссора Данилы с тестем, который вошел

«рассержен, нахмурен, с заморскою люлькою в зубах». Они стали бить-

ся на саблях, а сломав их, взялись за мушкеты. Отец жены ранил Да-

нилу в левую руку, но Катерина после этого умолила мужа не браться

за пистолет, а отца — помириться.

Вечером Данила с верным хлопцем решил осмотреть расположен-

ный неподалеку старый замок. Они увидели и отца жены, который в

красном жупане направлялся как раз туда. Затем в замке засветилось

верхнее окошко. Взобравшись на дуб, Данило увидел колдующего тес-

тя, который вызвал душу дочери и требовал, чтобы Катерина его полю-

била, но не как дочь, а как жена.

Пан Данило заковал колдуна в цепи и запер в подвал, чтобы пре-

дать казни, но тот умолил Катерину тайно выпустить его. Тут напали

ляхи, и во время боя Данило увидел, как тесть-колдун «целит в него

мушкет»: «Вылетела козацкая душа из дворянского тела; посинели уста.

Спит козак непробудно».

В эту действительно страшную историю «пасечника Рудого Пань-

ка» вдруг вклинивается ставшее знаменитым отличающееся ярким ги-

перболизмом лирическое отступление, воспевающее красоту и сказоч-

ную мощь Днепра. «Чуден Днепр при тихой погоде», «Редкая птица

долетит до середины Днепра. Пышный! ему нет равной реки в мире».

«Когда же пойдут горами по небу синие тучи, черный лес шатается до

корня, дубы трещат и молния, изламываясь между туч, разом осветит

целый мир — страшен тогда Днепр!» и т. д.

Колдун ночью неведомым образом убивает своего маленького вну-

ка, а Катерина сходит с ума от горя. Потом появляется некий казак,

«статный собою, в красном жупане, и осведомляется о пане Даниле».

В нем Катерина узнает отца, кидается на него с ножом — но тот сам

убивает «безумную дочь свою».

Между тем повествование на миг переносится куда-то за Польшу,

где расположились «высоковерхие горы»: «Чуден и вид их: не задор-

ное ли море выбежало в бурю из широких берегов, вскинуло вихрем

безобразные волны, и они, окаменев, остались недвижимы в воздухе?»

Какой-то «богатырь с нечеловечьим ростом» ночью по ним «едет

на огромном вороном коне».

Вскоре «за Киевом показалось неслыханное чудо. Все паны и геть-

маны собирались дивиться сему чуду: вдруг стало видимо далеко во все

концы света. <...>

Тут показалось новое диво: облака слетели с самкой высокой горы,

249

и на вершине ее показался во всей рыцарской сбруе человек на коне, с

закрытыми очами, и так виден, как бы стоял вблизи.

Тут, меж дивившимся со страхом народом, один вскочил на коня и,

дико озираясь по сторонам, как будто ища очами, не гонится ли кто за

ним, торопливо, во всю мочь, погнал коня своего. То был колдун». Но

«вдруг конь на всем скаку остановился, заворотил к нему морду и —

чудо, засмеялся!»

После этого колдун убил «святого схимника», который отказался

молиться за него, «неслыханного грешника»: «Что-то тяжко застона-

ло, и стон перенесся через поле и лес. Из-за леса поднялись тощие,

сухие руки с длинными когтями; затряслись и пропали».

Куда бы ни скакал теперь колдун, «его жгло, пекло, ему хотелось

бы весь свет вытоптать конем своим, взять всю землю от Киева до Га-

лича с людьми, со всем и затопить ее в Черном море. Но не от злобы

хотелось ему это сделать; нет, сам он не знал отчего». Вопреки своей

воле он прискакал к Карпатским горам, где тот всадник «ухватил» его

рукою и поднял на воздух:

«Вмиг умер колдун и открыл после смерти очи. Но уже был мерт-

вец и глядел как мертвец. Так страшно не глядит ни живой, ни воскрес-

ший. Ворочал он по сторонам мертвыми глазами и увидел поднявшихся

мертвецов от Киева, и от земли Галичской, и от Карпата, как две капли

воды схожих лицом на него». Всадник бросил его в пропасть, где в него

вцепились другие мертвецы.

Затем в городе Глухове старец бандурист поет про «давнее дело»,

как завистливый Петро когда-то столкнул названного брата Ивана и

его маленького сына в пропасть. Потом душа Ивана испросила у Бога

для брата-предателя страшную казнь, налагающую проклятие на всех

его потомков, последний из которых должен стать невиданным злоде-

ем. Будут вечно грызть его собственные прадеды, кроме Петра, кото-

рый будет лишь ворочаться подземлей, сотрясая горы, «хотеть отмстить

и не мочь отмстить».

Тем самым, в финале повести читателю открывается, что произве-

дение имеет своего рода «перевернутую композицию»: начало его «уп-

рятано» в конец. *ч-' •**> ли ул

Трагический сюжет «Страшной мести» насыщен философско-ми-

фологической символикой (коллективная родовая вина и отмщение все-

му роду за давний поступок одного его члена), которой дано великолеп-

ное художественное претворение. Колдун, «наследственно» обреченный

быть злодеем, губить своих родных и маниакально ненавидеть людей —

жуткая фигура. Это образ, наполненный глубоким и сложным смыслом,

образ, перерастающий рамки романтической беллетристики.

9RO

Трагичен образ Данилы Бурульбаша. Сам он не принадлежит по

крови к роду колдуна. Однако на его любимую жену Катерину и ма-

ленького сына распространяется древнее проклятие. Данила погибает

в самом начале повести, после первых же попыток спасти семью от

страшного тестя: смертному человеку не дано остановить предопреде-

ленное свыше.

В мистической фантастике Н.В. Гоголя повесть «Страшная месть»

занимает центральное место.

Повесть «Вий» из сборника «Миргород» по обилию сюжетных

ужасов едва ли не превосходит ее, но в «Вие» все же нет аналогичной

философской масштабности. Панночка — красавица дочь сотника и

одновременно старуха-ведьма — напоминает гибрид несчастной пан-

ночки (тоже дочери сотника) и ее мачехи-ведьмы из «Майской ночи».

Нечисть, которая до первых петухов безбоязненно хозяйничает в пра-

вославном храме и в конце концов убивает бурсака Хому Брута, хотя

он читает там Святое Писание, — все это вообще вызывало бы зако-

номерное читательское недоумение. Но Гоголь подчеркивает, что изоб-

ражает церковь, где «давно уже не отправлялось никакого служения».

Несчастный бурсак Хома готовился в священнослужители, а жил сугу-

бо земными интересами. В итоге он оказался беззащитен перед «чуди-

щами».

«Иван Федорович Шпонька и его тетушка», «Старосветс-

кие помещики» и «Повесть о том, как поссорился Иван Иванович

с Иваном Никифоровичем» — повести бытового характера. В «Ста-

росветских помещиках» с проникновенным лиризмом изображена

жизнь пожилой малороссийской дворянской пары. Афанасий Ивано-

вич Товстогуб и его жена Пульхерия Ивановна трогательно любят друг

друга. Вскоре после смерти жены Афанасий Иванович тоже уходит из

жизни, причем ему показалось, что та зовет его. В повести о нелепой

ссоре двух приятелей Ивана Ивановича и Ивана Никифоровича, из ко-

торых у первого голова «похожа на редьку хвостом вниз», а у второ-

го — «на редьку хвостом вверх», бьет ключом великолепная гоголевс-

кая ирония. Юмор, оборачивающийся едкой сатирой, пронизывает здесь

все, начиная со структуры речевых образов и заканчивая перипетиями

сюжета. Спустя двенадцать лет постаревшие приятели продолжают су-

диться из-за того, что один когда-то назвал другого «гусаком».

Гоголь с образцовым тщанием работал над своими текстами. Это

проявилось не только в том, что некоторые его произведения («Тарас

Бульба», «Портрет») имеют по две творчески самостоятельных редак-

ции. Мемуарист вспоминает, как Гоголь в дружеском кругу сам описы-

вал принципы и обычный ход своей стилевой работы:

251

от?^«Сначала нужно набросать все, как придется, хотя бы плохо, водя-

нисто, но решительно все, и забыть об этой тетради. Потом, через ме-

сяц, через два, иногда и более (это скажется само собою) достать напи-

санное и перечитать: вы увидите, что многое не так, много лишнего, а

кое-чего и недостает. Сделайте поправки и заметки на полях — и снова

забросьте тетрадь. При новом пересмотре ее — новые заметки на полях,

а где не хватит места — взять отдельный клочок и приклеить сбоку. Ког-

да все будет таким образом исписано, возьмите и перепишите тетрадь

собственноручно. Тут сами собой явятся новые озарения, урезы, добав-

ки, очищения слога. Между прежних вскочат слова, которые необходи-

мо там должны быть, но которые почему-то никак не являются сразу. И

опять положите тетрадку. Путешествуйте, развлекайтесь, не делайте

ничего, или хоть пишите другое. Придет час: вспомнится заброшенная

тетрадь: возьмите, перечитайте, поправьте тем же способом и когда сно-

ва она будет измарана, перепишите ее собственноручно. Вы заметите

?при этом, что вместе с крепчанием слога, с отделкой, очисткой фраз —

как бы крепчает и ваша рука; буквы становятся тверже и решительнее.

Так надо делать, по моему, восемь раз. <...> Конечно, следовать постоян-

но таким правилам нельзя, трудно. Я говорю об идеале»1.