1 У «Песни о вещем Олеге» имеются связи с думой к.Ф. Рылеева «Олег ве-

щий». Эти связи проявляются даже в неоднократных чисто текстуальных переклич-

ках наподобие: «Их села и нивы за буйный набег обрек он мечам и пожарам...

(Пушкин) — «Горят деревни, села пышут...» (Рылеев); «Твой щит на вратах Ца-

реграда» (Пушкин) — «Прибил свой щит с гербом России К Царь-градским воро-

там» (Рылеев) и т. п.

«21

И в край далекий полетел

С веселым призраком свободы.

При этом, что очень важно, вместо того, чтобы (как обычно для

романтиков байроновской традиции) переносить действие в условные

экзотические земли, Пушкин нашел необходимую романтическую эк-

зотику непосредственно в России. «Край далекий» герой обнаружил

не столь уж далеко — на нашем Кавказе, где и попал в плен к черке-

сам.

Другие пушкинские сюжеты разворачиваются в Бессарабии, по

которой цыганы кочуют «шумною толпой», «за Волгой», где разбой-

ников «удалых шайка собиралась», в Крыму («Бахчисарайский фон-

тан») — то есть в понятных читателю и даже весьма «модных» тогда

в дворянской среде (как, например, Кавказ) местах1. Это придавало мно-

гим чертам пушкинских романтических произведений черты конкрет-

ности, зримости, создавало для российского читателя весьма полезный

для оптимизации эстетического восприятия эффект «сопричастности»

и как бы незримого личного «присутствия» в сюжете.

Трагический разворот сюжета в «южных» поэмах однотипен.

4$ «Кавказском пленнике», «Цыганах», «Бахчисарайском фонтане»

гибнет героиня, в «Братьях-разбойниках» — один из братьев. Однако

A.C. Пушкин, внешне отдавая в этом дань «ритуалу» романтической

сюжетики, всюду вводит поэтически уникальные мотивировки таких тра-

гических коллизий.

Юноша Алеко, которого «преследуетзакон», найден «за курганом»

и приведен в табор девушкой Земфирой. Он становится ее мужем. Про-

водит всего «два лета», и ветреная Земфира уже вызывающе поет при

#ем песню «Старый муж, грозный муж...». Обнаружив измену, потря-

сенный Алеко, выросший в иных, чем у цыган, понятиях, убивает и но-

гвого возлюбленного Земфиры, и ее саму. Наутро цыганы хоронят уби-

тых, и перед уходом табора старик говорит Алеко:

— Оставь нас, гордый человек.

Мы дики; нет у нас законов.

Мы не терзаем, не казним —

Не нужно крови нам и стонов —

Но жить с убийцей не хотим...

Ты не рожден для дикой доли,

1 Впоследствии именно так же будет поступать в своих романтических «кав-,

казских» поэмах М.Ю. Лермонтов.

222

Ты для себя лишь хочешь воли;

Ужасен нам твой будет глас —

Мы робки и добры душою,

Ты зол и смел — оставь же нас...

В «Бахчисарайском фонтане» также использован мотив убийства

из ревности. Грузинка Зарема убивает пленную польскую княжну Ма-

рию как соперницу — из-за хана Гирея (впрямую ее деяние не показа-

но, у Пушкина все дается в художественных намеках: есть угроза Заре-

мы, исчезновение Марии из гарема и казнь Заремы). Зато пушкинские

цыганы попросту не понимают побуждений, из которых Алеко совер-

шил убийство, и любой убийца для них «ужасен». В «Цыганах», пусть

и несколько романтически прямолинейно, «естественный» мир детей

шатров, «робких и добрых душою», противопоставляется автором стра-

стному и жестокому миру, из которого явился «злой и смелый» Алеко.

Это, кстати, также мир героя знаменитой пушкинской «Черной шали»,

где, как и в случае с Алеко, «булат загремел», «прервать поцелуя зло-

дей не успел».

Образ Гирея в «Бахчисарайском фонтане» выписан в байроновс-

ком роде (ср. поэму Байрона «Гяур»). Однако это полнокровный об-

раз, имевший (как и образ Марии) реальный исторический прототип,

это образ, поставленный в центр сюжета, разыгрывающегося в конк-

ретном месте на юге России, — замечательное порождение пушкинс-

кого художественного таланта.

Интересно, что автор довольно быстро убирает Гирея из сюжетно-

го действия, а когда он оказывается где-то «за кадром», перед читате-

лем развертывается противостояние двух героинь (Мария в нем фигу-

ра чисто страдательная: это кроткая девушка, проводящая время у

образа Божией матери.). Странности композиции поэмы были замече-

ны и даже обсуждались в современной критике. Так, В.Н. Олин писал в

«Литературных листках», что «в плане оной нет узла или завязки, нет

возрастающего интереса, нет развязки... ибо надобно только догады-

ваться... что Зарема убила Марию и что Гирей после сего велел уто-

пить Зарему. <...>...Хан слишком скоро исчезает со сцены действия, еще

не развернувшегося, <...> действует одна Зарема, и то весьма слабо, а

1 Интересна параллель сюжетов и сюжетных финалов, с одной стороны, «Цы-

ган» и с другой — написанной многим позже повести П. Мериме «Кармен». Ме-

риме знал и ценил творчество A.C. Пушкина, изучал русский язык, чтобы в под-

линнике читать русских писателей, и переводил пушкинскую прозу. См., напр.:

Виноградов А.К Мериме в письмах Соболевскому. М., 1928.

223

прочие выставлены единственно в рассказе, что не дает никакого дви-

жения повести»1. Олину возражал Ф.В. Булгарин, затем он отвечал

Булгарину и т. д., но сам вопрос о якобы «недостатках плана» пушкин-

ской поэмы возник не на голом месте.

В «Бахчисарайском фонтане» A.C. Пушкин отступил от последо-

вательно повествовательного принципа своих предыдущих поэм, ос-

нованного на непрерывном развитии сюжета с равномерным внимани-

ем к его деталям (что представлено и вообще в байронической

традиции). В «Бахчисарайском фонтане» осуществлен замечательный

опыт переключения с внешнего развития сюжета, повествования на

описание (обстановка гарема, внутренний мир героев — Гирей, Ма-

рия, Зарема). Само сюжетное действие стало фрагментарным, оно, по

сути, лишь намечено. Автор неоднократно прибегает к сознательным

«недоговоренностям», внося в содержание определенную загадочность.

Побуждая активно работать читательское воображение, Пушкин ис-

пользует даже внешние приемы — например, оставляет некоторые

строки незарифмованными, что опять-таки создает ощущение недого-

воренности. Например:

...Спасенный чудом уголок.

Так сердце, жертва заблуждений,

Среди порочных упоений

Хранит один святой залог,

Одно божественное чувство... (курсив мой. — ЮМ.)

Здесь после четырех строк с перекрестной рифмовкой следует пя-

тая, лишенная рифмы.

В итоге применения всех подобных приемов «Бахчисарайский фон-

тан» несет в себе своеобразный «импрессионизм», новый для литера-

туры пушкинского времени и для самого Пушкина. Забегая вперед,

следует упомянуть, что затем повествовательные тенденции в его твор-

честве возобновились («Граф Нулин», «Евгений Онегин», «Домик в

Коломне»).

В 1824 г. «Бахчисарайский фонтан» был издан П.А. Вяземским.

Интересно, что на фоне этого события A.C. Пушкин написал в Михай-

ловском такой цикл своих стихов, как «Подражания Корану». Созда-

ется впечатление, что перипетии выхода поэмы из печати вновь ожи-

вили в нем интерес к культуре Востока. ' j**^