18 Января 1996 г. “Известия” опубликовали статью г. Чародеева об инциденте с российским судном

“Михаил Ольминский”, который преподнесен предвзято и односторонне, только на основании интервью с

несколькими членами экипажа.

С самого начала мне хотелось бы подчеркнуть: подобный единичный случай не может отразиться на

двусторонних индийско-российских отношениях, которые остаются теплыми и тесными. Однако

недопустимо, чтобы этой дружбой и симпатиями злоупотребляли отдельные, ложно их понимающие лица,

которые считают, что в результате можно нарушать закон.

По имеющимся на сегодня данным, обстоятельства дела “Михаила Ольминского” таковы: до прибытия

в Кочин в ночь с 4 на 5 декабря минувшего года “Михаил Ольминский” на протяжении свыше полугода

совершал почти каждый месяц рейс между Дубаи и Кочином. Поскольку имелись сведения, что его экипаж,

возможно, занимается контрабандой, в 2 часа ночи 5. 12. 1995 судно было встречено представителями

индийской таможни на въезде в гавань. Они увидели, что на судне нет освещения, и к нему подошло

несколько моторных лодок с местными жителями, что выглядело подозрительно. Заметив представителей

таможни, лодки быстро скрылись. Хотя индийские таможенники сообщили о своем прибытии на судно,

трап с него был спущен лишь через час. Состоящий из 22 человек экипаж представил декларации “личного

имущества”, в которых после их тщательной проверки были обнаружены многочисленные расхождения.

Так, например, было задекларировано 3 телекомбайна, а их оказалось 26! Более того, в свободных

кабинах, складских помещениях и зоне мачты найдено 310 музыкальных центров, а также значительное

количество телеи видеоаппаратуры и другой электронной техники. Ввиду их чрезмерного количества, а

также того, что электроника была совершенно новой, в заводской упаковке, вряд ли можно было ее

рассматривать как предметы, которые обычно находятся в личном пользовании членов экипажа. Когда

экипажу сообщили, что электроника подлежит сдаче на таможенный склад до решения вопроса о

дальнейшей судьбе этого имущества, он начал протестовать. 6 декабря таможенные власти прибыли на

судно, чтобы забрать электронику в таможню, но экипаж убрал сходни, чтобы помешать отгрузке,

отключил, создавая полную темноту, генератор и вообще оказал представителям властей физическое

сопротивление при выполнении теми официальных обязанностей, что само по себе является наказуемым

по закону деянием. Чтобы продолжить работу, таможенники вынуждены были прибегнуть к защите со

стороны полиции.

Поскольку заявление о якобы имевшем место избиении было впервые сделано членами экипажа лишь

по прошествии целых пяти дней после последнего осмотра судна индийскими таможенниками 6 декабря,

представляется, что это - запоздалая попытка увертки. Даже представитель российского Министерства

иностранных дел г-н Г. Карасин отметил, что капитан судна допустил непомерную задержку с

уведомлением генерального консула России в Мадрасе о его прибытии в Кочин и возможных жалобах. В

Индии превыше всего закон, и закон ко всем относится равно. Более того, Индия справедливо гордится

своей апелляционной и судебной системой, компетентность, независимость и непредвзятость которой

признана во всем мире. Дело, о котором идет речь, было незамедлительно рассмотрено высшим судом

штата Керала, который вынес предварительное постановление, на основании которого после внедрения

судовладельцем банковской гарантии с судна уже снят арест. Оно вновь курсирует по тому же маршруту.

По понятным причинам экипаж полностью заменен. Его члены никогда не содержались индийскими

властями под арестом.

Рассмотрение дела продолжается. Если в ходе расследования будет установлено, что представители

индийской таможни или полиции совершили нарушения или злоупотребили силой, против недостойных

служащих незамедлительно и и соответствии с законом будут приняты меры. Равным образом, если

нарушения будут установлены со стороны экипажа судна, ответ им также придется держать но законам

нашей страны.

Аджай Мальхотра, советник посольства Индии в России.

(“Известия”, 27 января 1996 г.)