Ни единой эрекции

Я стараюсь подбирать метод психотерапии, чтобы он соответствовал индивидуальности пациента. Однажды ко мне пришел врач и сказал: "Первое половое сношение у меня произошло в публичном доме. Я испытал отвращение. Отвращение было настолько сильным, что за прошедшие с тех пор двадцать лет у меня не было ни единой эрекции. Я нанимал самых разных женщин, платил им большие деньга и говорил: "Сделайте так, чтобы у меня была эрекция". И ни одна из них не смогла этого сделать.

А теперь я встретил девушку, на которой хочу жениться. Я пытался спать с ней. Она очень добра и заботлива, но у меня нет эрекции".

Ясказал: "Мне нужно поговорить с девушкой и поговорить с глазу на глаз, а потом я поговорю с вами обоими".

Ясказал девушке: "Ложитесь с ним в постель каждую ночь, но будьте абсолютно холодны как женщина. Ни коим образом не позволяйте ему касаться вашей груди, вашего тела. Просто запретите это. Крайне важно, чтобы вы выполнили это указание".

Я позвонил доктору и сказал: "Я сказал Милдред, чтобы она ложилась с вами спать каждую ночь. Я сказал ей, чтобы она не допускала никаких попыток целовать ее, прикасаться к груди, к гениталиям, к телу. Я хочу, чтобы такая ситуация продолжалась три месяца. Затем вы придете, и мы с вами обсудим, что происходит".

В начале марта он потерял над собой контрой и "изнасиловал" ее.

Милдред была очень красивая женщина, с прекрасной фигурой. И когда он столкнулся с тем, что источник невозможности полового акта находится в Милдред, а не в нем самом, то это изменило систему отношений. Милдред делала сношение невозможным, а не он сам.

Таким образом, ему не нужно было концентрироваться на том, что у него нет эрекции. Милдред сделала это для него невозможным.

Поскольку первый половой опыт пациента в публичном доме вызвал у него отвращение, а попытки "самолечения" путем "найма" женщин только усилили стереотип неудачи, Эриксон определил, что его импотенция является результатом легко доступного секса. Поэтому Эриксон с помощью любящей пациента женщины создает противоположную ситуацию - в которой секс запрещен. Объясняя происходящее, Эриксон,

как обычно, говорит туманно. Когда в последнем предложении он говорит: "Милдред сделала это для него невозможным", мы (и в первую очередь пациент) задаемся вопросом, чем является "это", оказавшееся для него невозможным: половым актом? Фиксацией на том, что член не возбужден, т. е. мастурбацией без эрекции? Прежней импотенцией? В любом случае, ему удалось вывести "врага" из пациента и сделать его чем-то внешним по отношению к нему. И тогда, вместо того, чтобы злиться на себя, увеличивая тем самым невозможность эрекции, пациент смог направить агрессию на причину "невозможности", находящуюся вне его, на Милдред. Он делает это, "насилуя" ее. А получив однажды удовлетворительный опыт сексуальных отношений, лишенных тревожности относительно возможности достижения эрекции, он уже затем имеет возможность наслаждаться половыми отношениями без такого сильного элемента агрессии,

Соси, соси, соси

Пятнадцатилетняя девочка постоянно сосала палец. Ее родители позвонили мне и рассказывали об этом со слезами в голосе. Они говорили, что девочка весь день выводила их из себя своим сосанием пальца. Она сосала палец в школьном автобусе и водитель был сильно раздражен. И другие дети тоже. Учителя жаловались на то, что она сосет палец. Они говорили, что собираются привести ее ко мне.

Девочка вошла в кабинет, сося палец, громко и с вызовом. Ее родители сидели в соседней комнате и не могли слышать, что я ей говорил. "Я хочу сказать тебе, что ты очень глупо делаешь, сося палец ", - сказал я.

Она сказала: "Вы говорите так же, как и мои родители".

Я сказал: "Нет, я говорю разумно. Ты причиняешь сравнительно небольшое неудобство своим родителям и сравнительно небольшое неудобство водителю автобуса. Ты сосешь палец везде, в школе. Сколько тысяч ребят учится в школе? И ты сосешь палец перед всеми подряд. Теперь, если бы ты не была глупой, если бы ты была умнее, то ты сосала бы свой большой палец так, чтобы это по-настоящему засело бы в печенках у твоего папы.

Разговаривая с твоими родителями, я понял, что послеобеденное время у вас построено по четкому графику. Твой папа читает свежую газету. Он садится и читает ее от корки до корки. Я взял с твоих родителей обещание, что они ни слова не скажут тебе относительно твоего сосания пальца. Они вообще не будут ничего тебе говорить об этом.

Поэтому сделай, пожалуйста, вот что. Возьми часы. Сегодня вечером после ужина ты сядешь рядом со своим папой и целых двадцать минут будешь заниматься только сосанием своего большого пальца, а маме, которая очень пунктуальна по натуре, дашь возможность вымыть посуду. Она любит сшивать из лоскутков разные вещи. Вымыв посуду, она всегда садится за шитье. Пососав палец рядом с папой, ты усаживаешься рядом с мамой. Заметь время и соси свой большой палец - соси хорошенько, чмок, чмок, чмок.

Я взял с твоих родителей слово, что они не скажут тебе ничего на то, что ты сосешь палец. И ты сможешь понаслаждаться тем, что внутри их это будет бесить. И они ничего не смогут сделать.

Что касается водителя автобуса - так ты его видишь только два раза в день. Ребят в школе ты видишь каждый день. В субботу и в воскресенье ты не видишь ни ребят, ни водителя. Поэтому просто не обращай на них внимания. Как правило, девочка недолюбливает кого-то из учеников конкретно, мальчика или девочку. Вот и воспользуйся тем, что ты сосешь палец. Каждый раз, когда этот ученик посмотрит на тебя, засовывай палец в рот. И по-настоящему соси его. И, конечно, каждый ученик не любит кого-нибудь из учителей. Не расходуй свой палец попусту на всех учителей подряд. А каждый раз, когда ты увидишь этого конкретного учителя, засовывай большой палец в рот и начинай сосать".

Менее, чем через месяц она обнаружила, что существует масса других занятий. Я сделал ее сосание большого пальца обязателъным, а она не любит делать что-либо по обязанности.

Когда Эриксон указывает на "четкую регламентацию" времени родителей, он косвенным образом привлекает внимание девочки к навязчивому характеру ее привычки сосать большой палец. Он предлагает ей перестать быть "глупой" (т. е. действовать без осознания или бесцельно). Вместо этого она может намеренно выражать свою враждебность более эффективным образом. Ее поведение, связанное с сосанием пальца, переструктурируется. Оно уже не является просто "привычкой", неподвластной контролю. Теперь оно становится полезным средством общения - выражением враждебности.

В этой истории, как и во многих других рассказах Эриксона о лечении детей, он начинает со слов: "Я попросил родителей выйти и стал говорить с ребенком". На одном уровне, он уважает ребенка как индивидуальность, независимую от родителей. На другом уровне, он обращается к ребенку в каждом из нас. Родители, которые часто воплощают силы принуждения, нетерпимости и недостаточное принятие, изгоняются. Они не должны вмешиваться в психотерапию. На этом уровне Эриксон говорит нам, что необходимо отложить притязания нашего слишком жестко организованного суперэго, чрезмерно строгие мотивы долженствования и позволить детским структурам личности проявлять себя и развиваться. Полагаю, он советует нам не умерщвлять наши детские импульсы - нашу спонтанность, наше любопытство, нашу непосредственность, нашу импульсивность и так далее, - а управлять ими и направлять "разумно". Когда, подобно этой девочке, мы получаем возможность увидеть связь между нашими действиями и реакциями других людей (например, раздражением), тогда в наших силах оказывается прекратить конкретный вид поведения.

Надо полагать, что этот тип "предписания симптома)" является практическим применением взглядов Альфреда Адлера на психотерапию. Адлер однажды сказал: "Психотерапия похожа на плевок в чей-то суп. Человек может продолжать есть его, но он не может им наслаждаться". Сделав сосание пальца обязательным, Эриксон как раз и "наплевал этой девочке в суп".