36. Проблема раздвоения русской культуры.

Тенденции дуализма рельефно наметились в культуре со второй половины XVII в. Усиленные расколом, они нарастали и к началу XVIII в. получили ускорение вследствие петровских реформ.

В определенной мере дуализм культуры в России XVIII столетия напоминает тот, что был на Руси после крещения, с той разницей, что поворот в сторону Европы в первом случае расценивался потомками как однозначно положительное явление, тогда как во втором — суждения существенно разошлись. При этом современные славянофилы и западники относятся к петровским преобразованиям даже более требовательно и критично, чем их предшественники в XIX в. Так, с точки зрения неозападников, Петр был недостаточно решителен и последователен: он прорубил всего лишь «окно» в Европу, тогда как нужно было ломать «стену». Неославянофилы в свою очередь предъявляют царю-реформатору счет за удушение старинных демократических ценностей: традиций земства, народного представительства и т. д.

При всем очевидном культурном отчуждении между, условно говоря, народом и знатью утверждение о том, что начиная с XVIII и вплоть до начала XX в. в России как бы параллельно существовали две противоположные культуры, представляется явным преувеличением и отголоском классового подхода.

Несмотря на различия, дворянская и народная культуры были составляющими единой русской национальной культуры, сформировавшейся к середине XVIII века. Она впитала в себя как черты допетровской Руси, так и элементы европейского Просвещения. Две эти "струи" не были изолированы, а существовали в одном пространстве и времени, взаимодействуя и обогащая друг друга. Сословные барьеры не были непреодолимыми: дворянство осваивало народную культуру, а низшие сословия приобщались к европейским веяниям, хоть и медленно и противоречиво. Как дворянство постепенно принимало новый уклад, совмещая его со старым, так и в культуре происходило взаимопроникновение и слияние разных традиций.

После дворянства к новой культуре постепенно приобщались и другие слои населения, особенно купечество. Конечно, доступ к элитарной дворянской культуре был ограничен, особенно в условиях крепостничества. Тем не менее, она оказывала влияние и на простых людей, которые продолжали жить традиционным укладом.

Примеры Ломоносова и Шубина показывают, что выходцы из народа могли достичь вершин в науке и искусстве. Русский человек был восприимчив к новому, а дворянство, в свою очередь, испытывало на себе влияние народной среды.

В подтверждение взаимопроникновения культур можно привести распространение домашних театров и других видов искусства в дворянской среде, где часто служили талантливые крепостные..

При Петре идейно обновляется теория «Москва — Третий Рим». Собственно говоря, в XV-XVII вв. русскому миру ясно дано понять, что греческий берег перестал быть путеводным маяком, ибо турецкая неволя подорвала былой авторитет Константинополя, исказила сам дух Евангелия. В XVIII в. роль Третьего Рима начинает играть Санкт-Петербург, и оскудевшую святость во многом заменяет активно культивируемый прагматизм. Примелькавшиеся параллели новой столицы России с Венецией и Амстердамом несколько скрадывают, что на город на Неве падал сакральный отсвет Царьграда. Принимая титул императора, царь вполне определенно давал понять, что Российская империя призвана заместить погибшую под ударами турок Византию, и в развитии доктрины «Москва — Третий Рим» архитектором империи роль нового Константинополя была уготована Санкт-Петербургу

Бессмысленно отрицать, что единой русской культуры в XVIII в. не было, но вряд ли верно и принимать застарелый миф о том, что после Петра I она была целиком и полностью повернута на Запад. Две линии ее развития при всех антагонизмах между ними не исключали друг друга: общеевропейские черты и особенности не перечеркивали и не обрывали наследие старой России. Западные инновации накладывались на выверенные временем традиции, создавая базис для складывающейся русской национальной культуры.