мых потребностей и метаться от подозрений по поводу мотивов

инамерений тех, о ком они заботятся. Какими бы ни были пресле­ дующими или неадекватными их родители или другие опекуны дет­ ства, параноидные клиенты явно получили достаточно доступности

истабильности на ранних этапах жизни, чтобы быть способными к привязанности, пусть даже тревожной и амбивалентной. Их спо­ собность к любви делает терапию возможной, несмотря на их гипер­ реактивность, антагонизм и страхи.

Параноидное Я

Основные полярности в саморепрезентации параноидных людей — бессильный, униженный и презренный образ себя против всемогу­ щего, всегда правого и победоносного. Их внутренний мир напол­ нен напряжением между этими двумя образами. Жестокая правда

втом, что ни одна из этих позиций не приносит утешения: ужас на­ силия и презрения присутствует на слабой стороне полярности,

вто время как сильная сторона приносит неизбежный побочный эффект психологической власти — сокрушительное чувство вины.

Слабая сторона этой полярности заметна по степени страха,

скоторым хронически живут параноидные люди. Они никогда не чувствуют себя полностью в безопасности и тратят необычайное количество энергии на сканирование окружающего пространства

впоисках угроз. Грандиозная сторона заметна в их «идеях отноше­ ний»: всё, что происходит, каким-то образом относится лично к ним. Это наиболее очевидно на психотическом уровне паранойи, в слу­ чаях, когда пациент считает, скажем, что он является личной мише­ нью международной шпионской сети или получает скрытые посла­ ния во время телерекламы по поводу надвигающегося конца света. Но я также слышала, как достигшие многого и ориентированные на реальность клиенты непрестанно рассуждают, не является ли тот факт, что кто-то занял их привычное кресло, свидетельством того, что он вынашивает план по их изматыванию и унижению. Между прочим, такие клиенты часто не диагностируются как параноид­ ные во время первого интервью, и бывает поразительно слышать по прошествии нескольких сеансов проявление организующего убеж­ дения, что всё, что происходит с ними, отражает важность их лич­ ного существования для окружающих людей.

Мегаломания параноидных людей, бессознательная или от­ крытая, обременяет их невыносимым чувством вины. Если я всемо­ гущая, то во всех ужасных вещах виновата я. Плотную связь между виной и паранойей может интуитивно понять любой из нас, кто чув­ ствовал себя виноватым и волновался, что его разоблачат и накажут. Я замечаю, что когда один из моих студентов сдаёт работу с опозда­ нием, он по возможности избегает меня, будто единственное, о чём я думаю, — его проступок и моя планируемая кара. Моя пациентка, имевшая внебрачный роман, с удивлением рассказывала, что, когда она ехала со своим любовником в машине, держась с ним за руки, и заметила полицейскую машину впереди, она убрала свою руку.

Когда невыносимая установка отрицается или проецируется, последствия могут быть серьёзными. Связь между паранойей и от­ верженными гомосексуальными фантазиями была замечена клини­ цистами довольно давно (напр. Searles, 1961) и подтверждена не­ которыми эмпирическими исследованиями (напр. Aronson, 1964) несколько десятилетий назад. Не так давно Адамс, Райт и Лор (Adams, Wright & Lohr, 1996) провели серию экспериментов, ко­ торые показали, что чем больше мужчину возбуждали гомосексу­ альные фантазии, тем большую гомофобию он демонстрировал во время тестирования. Параноидные люди, даже их меньшинство, ко­ торое отыгрывало гомоэротичные чувства, могут считать идею од­ нополого влечения настолько болезненной, что для непараноидного человека это с трудом вообразимо. Для геев и лесбиянок, которым трудно понять, почему их сексуальная ориентация воспринимается такой угрожающей, гомофобия некоторых параноидных групп дей­ ствительно является угрозой.

Как демонстрирует быстрый триумф нацизма (а нацизм из­ брал мишенью гомосексуальных, психически неполноценных лю­ дей, а также цыган, равно как и евреев), когда параноидные тенден­ ции разделяются целой культурой или субкультурой, возникают ужасающие последствия. Исследователи волны нацизма (напр. Gay, 1968; Rhodes, 1980; Е Stern, 1961) находят его психологические ис­ токи в тех же событиях, которые клиницисты нашли в детстве па­ раноидных людей. Сокрушительное унижение Германии в Первой мировой войне и последующие карательные меры, которые вызвали быстро растущую инфляцию, голод и панику с минимальной реак­ цией со стороны международного сообщества, заложили фундамент для привлекательности параноидного лидера и организованной па­

ранойи, которой и является нацизм (за описанием роли паранойи

внедавней американской политике обращайтесь к Welch, 2008).

Вядре проживания Я параноидных людей находятся глубо­ кая эмоциональная изоляция и потребность в том, что Салливан (Sullivan, 1953) назвал «общность восприятия»88 со стороны «сво­ его» человека или что Бенджамин (Benjamin, 1988) позднее назвал «признанием»89. Для параноидных людей основным способом под­ держать самооценку является эффективное проявление силы про­ тив авторитетов и других важных фигур. Переживание возмездия и триумфа даёт им расслабляющее (хотя и недолговечное) ощуще­ ние защищённости и моральной правоты. Из этой потребности бро­ сать вызов и побеждать преследующего родителя происходит наво­ дящее страх сутяжничество параноидных людей. Некоторые люди

спараноидной личностью самоотверженно предоставляют свои ус­ луги жертвам притеснений и жестокого обращения, поскольку их предрасположенность к борьбе с авторитетами и к наказанию по­ беждённой стороны удерживает их на баррикадах намного дольше, чем других благонамеренных общественных активистов, чья психо­ динамика не защищает их подобным образом от выгорания.

Перенос и контрперенос с параноидными пациентами

У большинства параноидных пациентов перенос развивается бы­ стро, он интенсивен и часто негативен. Порой терапевт является реципиентом проецируемых образов спасителя, но чаще он рас­ сматривается как потенциально критикующий и унижающий. Па­ раноидные клиенты подходят к психологической оценке с ожида­ нием, что интервьюер намерен выявить их пороки и почувствовать своё превосходство либо преследует некую схожую цель, которая не имеет ничего общего с их благополучием. Они склонны произ­ водить на клиницистов впечатление мрачных, лишённых чувства юмора и готовых к критике. Они могут пристально следить за тера­ певтом характерным «параноидным взглядом».

88Англ, consensual validation.

89Англ, recognition.

Не удивительно, что специалисты, проводящие интервью, реа­ гируют чувством уязвимости и общей оборонительное™. Контрпе­ ренос обычно либо тревожный, либо агрессивный; в более редком случае, когда специалист воспринимается как спаситель, контрпе­ ренос может быть великодушно грандиозным. В любом случае, те­ рапевт обычно осознаёт сильные реакции, в отличие от более тонких реакций контрпереноса, которые обычно возникают с нарциссичны­ ми и шизоидными пациентами. Из-за сочетания отрицания и про­ екции, выталкивающих отвергнутые части Я, что и характеризу­ ет паранойю, терапевты параноидных пациентов часто осознают, что чувствуют тот аспект эмоциональной реакции, который клиент изгнал из своего сознания. Например, пациент может быть полон враждебности, в то время как терапевт чувствует страх, защитой от которого является эта агрессия. Или же пациент может чувствовать себя уязвимым и беспомощным, в то время как терапевт чувствует себя садистичным и властным.

По причине тяжести этих внутренних реакций в терапевте и того, насколько они выдают чувствительному человеку степень страдания, с которой пытается справиться параноидный человек, у многих терапевтов есть контрпереносная тенденция «провести разъяснительную работу» по поводу нереалистичной природы той опасности, в которую верит пациент. Большинство из нас, незави­ симо от объёма практического опыта, имели хотя бы одного клиен­ та, кто, казалось, просил о поддержке, но, получив её, начинал убеж­ даться, что мы являемся частью заговора и пытаемся отвлечь его от подлинной угрозы. Бессилие терапевта дать достаточную сию­ минутную помощь несчастному и подозрительному человеку, веро­ ятно, является самым ранним и наиболее пугающим барьером для установления такого рода отношений, которые со временем прине­ сут облегчение.

Терапевтические следствия диагноза параноидной личности

Первый вызов, с которым сталкивается терапевт параноидного па­ циента, — это создание надёжного рабочего альянса. Хотя установ­ ление таких отношений необходимо (и иногда вызывает трудно­ сти) для успешного лечения любого клиента, они особенно важны

вработе с параноидными людьми из-за их проблем с доверием. Мой начинающий студент, когда его спросили о плане работы

сочень параноидной женщиной, прокомментировал: «Вначале я сделаю так, чтобы она поверила мне. Затем я буду работать над на­ выками ассертивности». Неправильно. Когда параноидный чело­ век действительно поверит терапевту, уже, наверное, пройдёт мно­ го лет и лечение возымеет огромный успех. Но студент был прав

водном: должно быть некоторое первичное допущение клиентом возможности, что терапевт имеет добрые намерения и компетен­ тен. Это не только требует значительной выдержки от терапевта, но и некоторой способности спокойно говорить о негативном пе­ реносе, а также понимания идеи, что клиницисту следует ожидать направленную на него выраженную ненависть и подозрительность. Спокойное принятие терапевтом интенсивной враждебности взра­ щивает в пациенте чувство защищённости от расплаты, облегчает страх, что ненависть уничтожает, и подаёт пример, как аспекты Я, которые пациент рассматривал как зло, являются обычными чело­ веческими качествами.

Этот раздел будет больше, чем в других главах, поскольку эф­ фективная работа с параноидными клиентами существенно отли­ чается от «стандартной» психоаналитической практики. Хотя она имеет те же цели, которые заключаются в понимании самого глу­ бокого уровня, осознании неизвестных аспектов Я и развитии са­ мого полного принятия собственной человеческой сущности, она по-иному достигает этих результатов. Например, интерпретация «с поверхности в глубину» с параноидными клиентами обычно невоз­ можна по причине большого количества радикальных трансфор­ маций их изначальных чувств, предшествующих их манифестным заботам. Человек, который стремится к поддержке со стороны чело­ века одного с ним пола и бессознательно ошибочно расценивает это стремление как сексуальное желание, отрицает его, проецирует на кого-то другого, смещает и переполняется страхом, что у его жены роман с его другом, не доберётся до своих реальных проблем, если терапевт просто будет предлагать ему свободно ассоциировать от идеи неверности его жены.

«Анализ сопротивления до содержания» может подобным об­ разом потерпеть неудачу. Комментирование поступков или реплик параноидного клиента только заставляет его чувствовать, что его осуждают или препарируют, как лабораторную крысу (Hammer,

1990). Анализ защит отрицания и проекции вызывает ещё более ко­ варное использование тех же защит. Общепринятые аспекты психо­ аналитической техники — такие, как скорее исследование, чем отве­ ты на вопросы, рассмотрение аспектов поведения пациента, которое может выражать бессознательное или сдерживаемое чувство, обра­ щение внимания на оговорки и так далее, — были разработаны для того, чтобы нарастить доступ пациентов к внутреннему материалу и поддержать их мужество говорить о нём более открыто (Greenson, 1967). С параноидными людьми такие практики могут вызвать эф­ фект бумеранга. Если стандартные способы помочь клиентам от­ крыться вызывают только совершенствование параноидной сенсибильности, как же им помочь?

Во-первых, стоит обратиться к чувству юмора. Многие мои учи­ теля советовали не шутить с параноидными пациентами, чтобы они не чувствовали, будто их дразнят или насмехаются над ними. Это предостережение актуально, но не исключает моделирования тера­ певтом установки на самоиронию, шутливое наблюдение за иррацио­ нальными сторонами мира и другие не принижающие формы юмора. Он незаменим в терапии — вероятно, в высшей степени с параноид­ ными клиентами, — поскольку шутка — это проверенный временем способ разряжать агрессию безопасным путём. Ничто не приносит облегчения и пациенту, и терапевту больше, чем вспышки света за мрачным грозовым облаком, которым окружён параноидный чело­ век. Лучший способ подготовить сцену для взаимного удовольствия от юмора — смеяться над собственными причудами, претензиями и ошибками. Параноидные люди ничего не упускают; ни один дефект терапевта не уйдёт от их внимания. Мой друг заявляет, что в совер­ шенстве овладел «зеванием через нос», бесценным подспорьем при проведении психотерапии, но я готова поспорить на свою кушетку, что даже ему не удастся обдурить хорошего параноика.

Женщина, чью историю я описала ранее в этой главе, не про­ пустила ни одного моего зевка независимо от того, насколько не­ подвижным оставалось моё лицо. Я реагировала на её первые кон­ фронтации по этому поводу, признавая с извиняющимся видом, что она вновь меня подловила, и сетуя, что не могу ничего скрыть от неё в её присутствии. Этот тип реакции углубил нашу совмест­ ную работу куда эффективнее, чем мрачное, лишенное юмора ис­ следование того, какой была её фантазия, когда она думала, что я зеваю. Естественно, нужно быть готовым извиниться, если человек

принимает остроумие за насмешку, но идея, что работа с гиперсен­ ситивными пациентами должна проводиться в атмосфере гнетущей серьёзности, кажется мне несколько притянутой за уши и несколь­ ко снисходительной. Разумное поддразнивание, направленное на то, чтобы сделать фантазии всемогущества эго-чуждыми, особенно после установления надёжного альянса, что может занять месяцы или годы, может быть весьма полезно для параноидного человека. Джул Нидз (Jule Nydes, 1963), у которой был дар работы со слож­ ными клиентами, приводит следующие интервенции:

Один пациент ... был уверен, что его самолёт разобьётся по пути во время заслуженного отпускного путешествия в Европу. Он почувствовал сильное удивление и облегчение, когда я замети­ ла: «Вы думаете, что Бог настолько бессердечен, что Он пожерт­ вует жизнями сотни людей только чтобы добраться до вас?»

Ещё один подобный пример — та молодая женщина ... у ко­ торой развились сильные параноидные страхи незадолго до предстоящей свадьбы, которую она бессознательно считала выдающимся триумфом. Это было в то время, когда «сумас­ шедший бомбист»90 закладывал своё смертоносное оружие в ва­ гоны метро. Она была уверена, что погибнет из-за бомбы, и по­ этому избегала метро. «Разве вы не боитесь „сумасшедшего бомбиста"?» — спросила она меня. И прежде чем я успела отве­ тить, съехидничала: «Конечно нет. Вы же ездите только в так­ си». Я уверила её, что я езжу в метро и что я не боюсь по той простой причине, что знаю, что «сумасшедший бомбист» хочет добраться до неё, а не до меня.

Хаммер (Hammer, 1990), который подчёркивает важность кос­ венных, «сохраняющих лицо» способов разделения инсайтов с па­ раноидными людьми, рекомендует следующий анекдот как способ интерпретации недостатков проекции:«Человек шёл к дому своего соседа, чтобы позаимствовать газонокосилку, и думал о том, какой хороший у него друг, что оказывает ему такую услугу. Однако, пока он шёл, его начали грызть сомнения. Возможно, его сосед не захочет

90 Англ, mod bomber. По-видимому, имеется в виду Джордж Метески (George Р.

Metesky), получивший такое прозвище за то, что в середине XX века терроризировал НьюЙорк, взрывая бомбы в людных местах.

дать ему газонокосилку. К тому моменту, как он подошёл к дому, со­ мнения пробудили ярость, и когда его друг появился в дверях, че­ ловек крикнул: «Знаешь, что сделай со своей чёртовой газонокосил­ кой? Засунь её себе подальше!»91

Терапевтическое воздействие юмора, особенно готовности сме­ яться над собой, вероятно, заключается в том, что для пациента он означает ощущение себя «реальным», а не играющим роль и следу­ ющим секретному плану игры. В историях параноидных людей, повидимому, столь мало базовой аутентичности, что прямая эмоцио­ нальная честность терапевта становится откровением о том, как люди могут общаться друг с другом. За некоторыми исключениями, о которых я скажу ниже и которые связаны с поддержанием чётких границ, я советую быть с параноидными клиентами довольно откро­ венными. Это означает отвечать на их вопросы честно, а не придер­ живать ответы и исследовать мысли, стоящие за вопросом; по моему опыту, когда уважительно обращаешься к главному содержанию бес­ покойства параноидного человека, он скорее становится более распо­ ложенным рассматривать содержащиеся в нём латентные проблемы.

Во-вторых, можно «подкопаться», «обойти» или «совершить обходной манёвр» (в зависимости от того, какая метафора вам по душе) вокруг сложной параноидной защиты в направлении аффек­ тов, против которых она была возведена. В случае человека, погло­ щённого размышлениями о возможной измене жены, может ока­ заться полезным комментарий о том, как одиноко, наверное, он себя чувствует и как ему не хватает поддержки. Поразительно видеть, как быстро может затухнуть паранойяльная тирада, если терапевт просто позволяет ей длиться, избегая искушений деконструировать извилистый защитный процесс, и затем эмпатически обраща­ ется к отвергаемым проецируемым чувствам, изначально вызвав­ шим гневный настрой.

Часто лучшей подсказкой о чувстве, от которого человек защи­ щается, становится собственный контрперенос; параноидных людей весьма точно изображают как буквально физически проецирующих свои непризнанные установки на терапевта. Таким образом, когда пациент пребывает в неослабной, мощной, праведной ярости, а тера­ певт чувствует в результате этого угрозу и беспомощность, глубоко поддержать клиента могут такие слова: «Я знаю, что вы чувствуете

91 С. 142.

сейчас, как сильно вы злитесь, но я ощущаю, что помимо этого гнева вы боретесь с глубокими чувствами страха и беззащитности». Даже если это не так, клиент услышит, что терапевт хочет понять, что же создаёт такое сильное беспокойство.

В-третьих, часто пациентам, страдающим от усиления парано­ идных реакций, можно помочь, выявляя, какие недавние события расстроили их. Такие триггеры часто включают сепарацию (ребё­ нок пошёл в школу, друг переехал, родитель не ответил на пись­ мо), неудачи или — что парадоксально — успех (неудачи унижают; успех влечёт за собой всемогущую вину и страх перед завистливы­ ми нападениями). Один из моих пациентов имеет тенденцию раз­ ражаться длинными паранойяльными тирадами, и я обычно только через 20 или 30 минут могу понять, на что он так реагирует. Если я старательно избегаю конфронтаций с его параноидальными прояв­ лениями и вместо этого комментирую, насколько он может недоо­ ценивать истинную степень своей обеспокоенности чем-то, что упо­ мянул вскользь, его паранойя склонна сходить на нет вообще безо всякого анализа этого процесса. Обучение людей замечать состоя­ ния возбуждения и искать триггеры часто предотвращает параноид­ ный процесс. И я обнаружила, что паранойя может испариться сама, особенно если удаётся достучаться до лежащей в её основе печали и мягко признать боль клиента.

Обычно стоит избегать прямой конфронтации с содержани­ ем параноидных идей. Параноидные люди остро восприимчивы к эмоциям и настрою; путаются они на уровне интерпретации зна­ чения этих проявлений (Josephs & Josephs, 1986; Meissner, 1978; D. Shapiro, 1965; Sullivan, 1953). Когда их интерпретации оспарива­ ют, они склонны скорее полагать, что их считают сумасшедшими изза того, что они видят то, что видят, чем допустить, что неправильно поняли смысл увиденного. Таким образом, хотя и возникает иску­ шение предложить альтернативные интерпретации, если сделать это слишком резко, пациент почувствует уязвлённость и пренебре­ жение, будто у него отбирают его проницательные наблюдения, ко­ торые стимулировали параноидную интерпретацию.

Когда параноидный клиент достаточно смел, чтобы прямо спро­ сить, согласен ли клиницист с его пониманием ситуации, терапевт мо­ жет предложить другие варианты интерпретации с соответствующей осторожностью («Я понимаю, почему вы думаете, что этот человек вас подрезал, но, возможно, у него мог быть конфликт с начальником,

и он вёл машину как маньяк, не обращая внимания на тех, кто ещё был на дороге»). Заметьте, что терапевт в этом примере не замещает мотив параноидного человека, основанный на идее отношения, бо­ лее благообразным мотивом («возможно, он маневрировал, чтобы не сбить какое-то животное»), поскольку, если параноидные люди дума­ ют, что вы пытаетесь «причесать» намерения бесчестных, по их мне­ нию, людей, они начинают тревожиться ещё больше. Заметьте также, что комментарий сделан между прочим, поэтому пациент может либо принять его, либо отбросить. С параноидными пациентами не следу­ ет прямо просить принимать или отвергать идеи терапевта. С их точ­ ки зрения, принятие может приравниваться к унизительному подчи­ нению, а отвержение может повлечь наказание.

В-четвёртых, можно повторно проводить различие между мыс­ лью и действием, воспринимая самые чудовищные фантазии как примеры замечательной, достойной восхищения творческой извра­ щённости человеческой природы. Способность терапевта ощутить удовольствие во враждебности, жадности, похоти и подобных дале­ ко не райских тенденциях без отыгрывания их вовне помогает паци­ енту снизить страх перед неподконтрольным, злым нутром. Ллойд Сильверман (Lloyd Silverman, 1984) выделял общую ценность того, чтобы пойти дальше интерпретаций чувств и фантазий к рекомен­ дации наслаждаться ими, — это особенно важное измерение работы с параноидными людьми. Иногда без этого аспекта лечения пациен­ ты начинают думать, что цель терапии — заставить их выдать такие чувства и унизиться или помочь им избавиться от этих чувств, а не принять их все как часть человеческой природы.

Когда моей старшей дочери было около трёх лет, воспитатель­ ница в детском саду провозгласила, что добродетель означает «ду­ мать хорошие мысли и совершать хорошие поступки». Это озадачи­ ло мою дочь. Она почувствовала облегчение, когда я заметила, что не согласна с воспитательницей и считаю, что думать плохие мыс­ ли — это очень весело, особенно когда можно совершать хорошие поступки, несмотря на плохие мысли. В течение многих месяцев по­ сле этого, особенно когда она пыталась не обижать свою сестрёнку, на её лице появлялось вредное выражение, и она объявляла: «Я со­ вершаю хорошие поступки и думаю очень плохие мысли!» Хотя она научилась намного быстрее, чем человек, всю жизнь путающий фан­ тазию и реальность, я пыталась передать ей то же сообщение, кото­ рое целительно для параноидных клиентов.

В-пятых, нужно быть чрезвычайно внимательным к грани­ цам. В то время как при работе с пациентом другого типа иногда можно дать взаймы книгу или спонтанно восхититься новой при­ чёской, такое поведение в общении с параноидным человеком чре­ вато осложнениями. Параноидные клиенты вечно переживают, что терапевт выйдет из роли и использует их для какой-то цели, не свя­ занной с их психологическими потребностями. Даже те, кто раз­ вивает интенсивный идеализирующий перенос и настаивает, что хочет «реальной» дружбы с терапевтом — возможно, особенно эти клиенты, — могут реагировать ужасом, когда терапевт своим пове­ дением, как им кажется, необычно активно распространяет влия­ ние своего Я.

Для чувства безопасности параноидного человека критически важна стабильность; нестабильность стимулирует фантазии о том, что желания имеют слишком большую власть. Не столь важно, ка­ кие конкретно индивидуальные границы у терапевта (например, как терапевт реагирует на пропущенные сессии или звонки домой), важно, насколько надёжно он за ними следит. Для параноидного человека намного терапевтичнее злиться и печалиться из-за огра­ ничений отношений, чем переживать, что терапевта можно на са­ мом деле совратить или испугать, что заставит его выйти из своего привычного настроя. В то время как внезапное отклонение, прояв­ ляющее заботу терапевта, может стать лучом надежды для депрес­ сивного человека, оно может зажечь пламя тревоги у параноидно­ го пациента.

В этой теме мне стоит упомянуть о риске бурь псевдоэротического переноса у параноидных пациентов. Терапевты одного с ними пола должны быть ещё более корректны и профессиональны, чем те­ рапевты противоположного пола, с учётом подверженности многих параноидных людей гомосексуальной панике, но и те и другие мо­ гут внезапно почувствовать себя мишенью интенсивного сексуали­ зированного голода или гнева. Комбинация крайней психологиче­ ской депривации и когнитивного замешательства (страсти и секса, мыслей и действий, внутреннего и внешнего) часто создаёт эроти­ зированные заблуждения и страхи. Лучшее, что может сделать тера­ певт, — восстановить терапевтическую рамку, выдержать вспышку, нормализовать чувства, лежащие в основе этого всплеска, и прове­ сти различие между чувствами и поведенческими ограничениями, которые делают психотерапию возможной.

Наконец, критически важно, чтобы терапевт транслировал па­ раноидным клиентам личную силу и недвусмысленную искрен­ ность. Поскольку они так полны враждебных и агрессивных стрем­ лений, не уверены в том, где заканчиваются мысли и начинаются действия, столь измучены чувством деструктивного всемогущества, их главное волнение в психотерапии связано с тем, что их пагубные внутренние процессы повредят или разрушат терапевта. Им нуж­ но знать, что человек, который лечит их, сильнее, чем их фантазии. Иногда важнее не то, что терапевт говорит параноидному челове­ ку, а насколько уверенно, откровенно и бесстрашно он это делает.

Большинство специалистов, которые писали о реальном опыте лечения параноидных людей (в противоположность более обшир­ ной литературе, которая теоретизирует об истоках параноидных процессов), подчёркивали важность уважения, целостности, так­ та и терпения (Arieti, 1961; Fromm-Reichmann, 1950; Hammer, 1990; Karon, 1989; MacKinnon et al., 2006; Searles, 1965). Некоторые, осо­ бенно те, кто работал с психотичными клиентами, советовали при­ соединяться к реальности пациента с целью развития достаточного признания, чтобы пациент начал избавляться от параноидных кон­ струкций, которые терапевт и клиент теперь как будто бы разделяют (Lindner, 1955; Spotnitz, 1969). Большинство авторов, однако, пола­ гают, что можно передать уважение к картине мира клиента, не за­ ходя так далеко.

По причине мучительной чувствительности параноидных пациентов к оскорблениям и угрозам при их лечении невозмож­ но избежать некоторых неудач. Периодически, когда клиент будет совершать то, что Салливан (Sullivan, 1953) назвал «злокачествен­ ными трансформациями», он будет превращать терапевта в монстра (Reichbart, 2010) и внезапно воспринимать его как опасного или безнравственного. Иногда терапевтическая работа похожа на бес­ конечную тренировку по антикризисным мерам. В краткосрочной перспективе приходится терпеть затяжное чувство, что работаешь в одиночку, поскольку люди с параноидной психологией не склон­ ны поддерживать ваши усилия в попытках понять их ни вербаль­ ными подтверждениями, ни заметными внешними проявлениями. Но самоотверженный, в меру скромный, честный практик за годы работы может радикально изменить параноидного человека и обна­ ружит за всей яростью и негодованием клиента глубокий колодец тепла и благодарности.