6 курс / Кардиология / История_эпидемий_в_России_От_чумы_до_коронавируса
.pdfпонизиться, несмотря ни на какой прогресс врачебной науки», и потому медицина должна быть медициной предохранительной, руководствующейся основным положением гигиены, что всегда нужно действовать «против первоначального развития болезни». Но опытный и в практической области борьбы с инфекциями, наш замечательный патолог-мыслитель настоятельно указывал, что «сама зараза модифицируется и требует модификации средств[760].
Однако 4 года спустя другой корифей русской медицины С. П. Боткин сообщал в одном из своих частных писем: «Теперь я засел за литературные студии микробного мира, который действует на меня угнетающим образом, микробы начинают одолевать старого человека в буквальном смысле слова; на старости лет приходится ставить свои мозги на новые рельсы…»[761].
Поразительные успехи науки о микроорганизмах говорили сами за себя и настоятельно требовали пересмотра всех позиций в борьбе с инфекциями. Но уже на самой заре развития микробиологии возникла в русской медицине, носившей больше чем гделибо общественный характер под влиянием развития ее деятельности в земстве, та продолжавшаяся десятки лет дискуссия, которая в дальнейшем получила пресловутое название «спора пера и пробирки», поскольку борьба происходила между сторонниками использования в деятельности санитарных врачей преимущественно статистических методов исследования и теми, кто ратовал за необходимость широкого применения лабораторно-гигиенических и микробиологических исследований. В яркой форме такое ратоборство проявилось уже в 1887 г. между Ф. Ф. Эрисманом и И. И. Мечниковым[762].
В беспросветной нужде и духовной скованности русская деревня, т. е. значительная часть населения огромной страны, нуждалась, прежде всего, в просвещении. Недостатки последнего выразились трагическим образом в тех «холерных бунтах», которые, возникнув впервые еще в 1830 г., до конца прошлого века проявляли себя в разных местах как знамение народной темноты и общего недоверия к административно-чиновничьим мероприятиям. Организованная по постановлению V Пироговского съезда «Комиссия по распространению гигиенических знаний в народе» при Пироговском обществе врачей в Москве (1894), так много сделавшая в этом отношении за время своего существования, которое продолжалось до самой Октябрьской революции, возникла в результате этих «прискорбных событий во время холеры»[763]. Основной тематикой ее изданий – популярных брошюр, листовок, «памяток», наборов диапозитивов («теневых картин») и программ лекций, распространявшихся в миллионных тиражах по всей стране, – были заразные болезни.
Таков был в основном общий «эпидемиологический фон» России прошлого столетия. Становление и окончательное оформление эпидемиологии в самостоятельную отрасль медицины определялось, следовательно, всем развитием общественной жизни в нашей стране, богатейшим и вполне самостоятельным опытом русских врачей в борьбе с беспрестанными и разнообразными вспышками инфекционных заболеваний, а также блестящими достижениями микробиологии в последней четверти века.
* * *
Эпидемии холеры отвлекали внимание мировой общественности от чумной опасности, хотя на V Международной санитарной конференции в 1893 г. и была выработана
Рекомендовано к покупке и изучению сайтом МедУнивер - https://meduniver.com/
первая санитарная конвенция по борьбе с этой инфекцией. Однако год спустя возникла впервые после ветлянской эпидемии тревога при появлении первых сообщений о чуме в Гонконге. Эта быстро развившаяся в отдаленной от Европы английской колонии эпидемия составила эпоху в истории изучения чумы, так как во время ее существования был открыт возбудитель этой инфекции (одновременно Иерсеном и Китазато), изучены биологические свойства его и обращено внимание на значение грызунов в распространении чумы. Такие достижения науки впервые позволили организовать противоэпидемические мероприятия на действительно рациональной основе. Но эпидемия продолжала распространяться: из Китая проникла в Японию и на другие острова Тихого океана, а затем и в Индию, где чума и до этого проявляла себя нередкими вспышками.
В России приближающаяся опасность, в то время как не успела еще затухнуть последняя холерная волна, нашла широкое отражение не только в медицинской, но и в общей печати. Особый интерес представлял основательный труд о чуме уже упоминавшегося эпидемиолога М. И. Галанина, помещенный в «Вестнике общественной гигиены» (1892–1894)[764]. Вскоре стал издаваться и замечательный журнал профессора В. В. Подвысоцкого «Русский архив патологии, клинической медицины и бактериологии» (1896–1902) – наш первый печатный орган микробиологической мысли, много внимания уделявший вопросам инфекционной патологии. Тогда же возникло и «Общество для борьбы с заразными болезнями» (1896) с его отделениями в крупнейших городах. Интерес к чуме среди работников, пока еще немногочисленных, русских бактериологических лабораторий выразился, например, в том, что один из основоположников таких лабораторий, хорошо известный в истории отечественной микробиологии Г. Н. Габричевский (1860–1907), приступил уже в 1894 г., т. е. в самый год открытия Иерсеном возбудителя чумы, к разработке метода получения глицериновых экстрактов из чумных бактерий с целью использования их для изготовления противочумной сыворотки – мысль, делающая особую честь нашему передовому ученому. Этот опыт получения специфического биопрепарата производился в Москве одновременно с попытками получения такой сыворотки Иерсеном в парижском Институте Пастера.
Но настоящая «чумная гроза» разразилась в мире в конце 1896 г. при первых известиях об эпидемии чумы в Бомбее, важнейшем порту Британской Индии с населением свыше полумиллиона человек. Английские власти пытались сначала скрыть быстро развивавшуюся эпидемию, но в сентябре смертность достигла таких цифр, что умалчивать о чумной инфекции в портовом городе, имевшем постоянные связи с Европой, уже не было возможности. В нашей периодической печати сообщения об этой эпидемии появились в октябре и с тех пор в течение двух лет не сходили со страниц газет и журналов. Тревожные известия взволновали надолго и все мировое общественное мнение, трепетавшее перед опасностью заноса инфекции из далекой Индии в свои страны. Опасность же была достаточно реальна: бомбейская эпидемия в течение нескольких лет унесла сотни тысяч жизней, чума распространилась в аравийских странах, проникла в Средне-Азиатские владения России (вспышка в Азнобе
– см. далее), занесена была морскими путями в Португалию (г. Опорто, 1899) и в Англию (г. Глазго, 1900).
Русское правительство вынуждено было принять немедленно самые энергичные меры против возможностей заноса чумной инфекции через границы с Афганистаном,
Персией и Турцией, через порты на Черном и Каспийском морях и в особенности постоянным паломническим движением мусульман к священным для них местам в Аравии. При первых же сообщениях о появлении чумных заболеваний в пределах соседнего Афганистана (в январе 1897 г.) движение через все наши южные границы было прекращено и разрешалось лишь через врачебно-наблюдательные пункты, устроенные немедленно в определенных местах и портах, а также во Владивостоке.
11 января 1897 г. последовал царский указ правительствующему сенату об организации и «главных основаниях действия» «Высочайше учрежденной комиссии о мерах предупреждения и борьбы с чумной заразой» (сокрашенное название – «Комочум»). В состав этого особого оперативного органа здравоохранения, наделенного исключительными совещательными, организационными и исполнительными правами и существовавшего в течение последних 20 лет царского режима в России, входили министры внутренних дел, иностранных дел, финансов, юстиции, путей сообщения, военный и государственный контролер. Во главе этого собрания сановников был поставлен в качестве председателя комиссии родственник царя принц Александр Петрович Ольденбургский (1844–1920).
Не так просто оценить по достоинству личность и деятельность этого вошедшего в историю русской эпидемиологии человека. Несомненно энергичный, искренне интересовавшийся, по отзывам близко знавших его деятелей нашей науки (Д. К. Заболотный, А. А. Владимиров, М. Г. Тартаковский и др.), блестящими успехами едва народившейся микробиологии, состоявший в личном знакомстве и в переписке с Пастером, организовавший на свои средства пастеровскую станцию в Петербурге вслед за открытием первой такой русской станции в Одессе (1886), он горячо содействовал организации «Императорского института экспериментальной медицины» (1890), устроенного в Петербурге вскоре же после открытия Пастеровского института в Париже и на год ранее Коховского института в Берлине и Листеровского в Лондоне. К руководству институтом он стремился привлечь И. И. Мечникова, хотя и безрезультатно. На правах «мецената от медицины» он тратил немало своих денег на это учреждение (он был «почетным попечителем» института, жена его Е. М. Ольденбургская – «покровительницей» «Общества для борьбы с заразными болезнями»), но еще больше и почти бесконтрольно, полагаясь на родственные связи с царем, он не стеснял себя в пользовании для этого и государственными средствами. Очень неуравновешенный и взбалмошный, руководствовавшийся прежде всего своими личными симпатиями и неприязнями к подведомственным ему работникам, этот «деятель» оставил о себе отрицательную память на посту «верховного начальника санитарной и эвакуационной части» во время первой мировой войны, прослыв пугалом военно-санитарных работников[765].
При председателе противочумной комиссии было учреждено с 1 февраля особое «Совещание» в составе директора Медицинского департамента, военного и морского врачебных инспекторов, директора Института экспериментальной медицины (профессор С. М. Лукьянов, известный патолог), представителей ряда министерств и лиц, особо избранных самим председателем. Обязанности последнего Ольденбургский выполнял три с половиной года, затем был освобожден по собственному желанию от этой работы в мае 1900 г., но в декабре, когда возникла чумная эпидемия во Владимировке (см. далее), его снова привлекли к руководству противочумной борьбой
Рекомендовано к покупке и изучению сайтом МедУнивер - https://meduniver.com/
на время эпидемии. Он сам выезжал на места чумных вспышек в Азнобе. Колобовке и Владимировке. Вместо него председательствовал в комиссии министр внутренних дел.
На первом же собрании (24 января) комиссия постановила: «1) командировать в Индию экспедицию из врачей-специалистов для изучения чумы; 2) прекратить временно паломничество русских мусульман в Мекку; 3) приступить к изготовлению противочумной сыворотки; 4) командировать в наиболее угрожаемые местности особо уполномоченных в сопровождении врачей, офицеров и гражданских чиновников для единообразного осуществления предуказанных комиссией мероприятий; 5) опубликовывать в «Правительственном вестнике» все без исключения достоверные сведения о ходе чумных эпидемий, сообщения о действиях комиссии и о принимаемых мерах»[766].
Это совершенно несвойственная организациям царского правительства «гласность» уже сама по себе свидетельствовала о крайней опасности надвигавшейся новой беды после голода и эпидемий холеры и тифов 1892–1894 гг. Комиссия регулярно печатала вплоть до 1916 г. подробные «Бюллетени» о появлении в разных частях мира заболеваний чумой, а затем и холерой, и желтой лихорадкой, с указанием цифр заболеваний и смертных случаев, а также публиковала списки местностей в России, «угрожаемых» и «неблагополучных» по этим заболеваниям. Такие сообщения перепечатывались из газеты «Правительственный вестник» в официальный орган «Вестник общественной гигиены», занимая в ежемесячных выпусках его по нескольку страниц. К сообщениям о «движении чумы и холеры» стали присоединяться с 1905 г. также сведения о заболеваниях в России сибирской язвой и эпидемическим цереброспинальным менингитом.
Располагая огромными денежными средствами (в некоторые годы казначейством отпускалось до 2 млн рублей, кроме непосредственно выданных городским и земским организациям на противоэпидемические нужды сумм), комиссия распоряжалась в сложной чиновничье-бюрократической машине царской администрации не только всей борьбой с чумой и холерой, но с 1908 г. на нее возложена и борьба с сыпным тифом, с осени 1911 г. – борьба с заразными заболеваниями «в постигнутых недородом местностях империи», а с октября 1914 г. – мероприятия по борьбе с инфекциями в подвергшихся нападению неприятелей губерниях. Комиссия пыталась даже сосредоточить в 1915 г. в своем распоряжении и все средства, отпускавшиеся во время мировой войны на противоэпидемические цели общественным организациям, возникшим в тот период (Всероссийский земский союз и Всероссийский союз городов).
Практические мероприятия комиссии начались с отправки в феврале 1897 г. экспедиции для изучения чумы под началом известного патолога, бактериолога и эпидемиолога В. К. Высоковича (1854–1912) в Бомбей. Экспедиция в составе трех человек, и в том числе Д. К. Заболотного (1866–1929), выяснила в течение нескольких месяцев работы ряд важных в эпидемиологии и патогенезе чумы вопросов. На обратном пути Д. К. Заболотный посетил Аравию, в следующем году он же организовал по поручению комиссии экспедицию для обследования чумных эндемических очагов в Монголии, Китае и Забайкалье, в 1900 г. на вспышку чумы в г. Глазго (Шотландия), а на обратном пути посетил Португалию и Марокко[767].
В Индию же «для наблюдения за ходом эпидемии чумы и своевременного донесения наиболее интересных данных» командированы были в январе 1898 г. из России пять
врачей, через год – В. П. Кашкадамов, опубликовавший затем интересный и обстоятельный отчет, в 1900 г. комиссия направила на смену ему из Москвы Н. М. Берестнева (1867–1910)[768]. Кроме того, комиссия организовала и целый ряд обследовательных поездок эпидемиологов для выяснения причин эндемичности чумы в соседней с Россией Монголией и в Забайкалье. Так, кроме упоминавшейся экспедиции Д. К. Заболотного в 1898 г., были командированы: IO.Д. Талько-Гринцевич (1899), Ф. Ф. Скшиван (1900), профессор-эпизоотолог И. Н. Ланге и А. И. Подбельский (1900), Я. А. Пальчиковский (1902) и др.
Постановление комиссии об организации изготовления противочумной сыворотки в том же 1897 г. стало выполняться в эпизоотологическом отделе Института экспериментальной медицины, где до этого уже было организовано получение сыворотки против чумы рогатого скота. Это новое для науки того времени дело было поручено известным впоследствии деятелям в области отечественной эпидемиологии и эпизоотологии А. А. Владимирову (1862–1942) и ветеринарным врачам М. Г. Тартаковскому (1867–1935) и В. И. Турчиновичу-Выжнекевичу (1865–1904). С 1898 г. приступили там же и к изготовлению противочумной вакцины – «лимфы Хавкина»[769]. Иммунизируемые для получения сыворотки лошади находились сначала в конюшне собственной дачи Ольденбургского, но связанная с изучением чумной инфекции деятельность института уже настолько расширилась, что с 16 августа 1899 г. она была всецело перенесена в совершенно изолированное и специально приспособленное для такой цели помещение, носившее название (с середины 1901 г.) «Особой лаборатории Императорского института экспериментальной медицины по заготовлению противобубонночумных препаратов в форте «Александр I»»[770].
Вслед за тем комиссия категорически запретила производство исследований чумных материалов во всех остальных русских лабораториях в виду особой опасности такой инфекции. В самой же кронштадтской лаборатории произошло три случая внутрилабораторного заражения: заведующий лабораторией В. И. ТурчиновичВыжнекевич умер в январе 1904 г., прикомандированный врач М. Ф. Шрейбер погиб в феврале 1907 г.; при вскрытии его трупа заразился ветеринарный врач Л. В. Годлевский, но это заболевание закончилось выздоровлением[771].
Много внимания комиссия уделяла выработке общих санитарных правил и инструкций по борьбе с холерой и чумой, а также особых правил для железнодорожного и водного транспорта, для переселенцев, паломников и пр.[772] Вместе с тем следует принять во внимание, что в апреле 1901 г. при медицинском департаменте был учрежден «Особый эпидемический отдел», сосредоточивший в своем ведении «исполнительную часть по мероприятиям против заноса и по борьбе с холерой, чумой и желтой лихорадкой, а также и делопроизводство по мерам против заноса эпидемических болезней вообще».
Несмотря, однако, на все эти меры против заноса из Индии чумы, первая вспышка ее проявилась в конце 1898 г. среди жителей высокогорного селения Азноб Самаркандской области в виде легочной формы болезни: с августа и по конец октября из 387 обитателей кишлака заболело 244 человека и умерло из них 237. Эта эпидемия послужила «боевым крещением» противочумной комиссии, которая проявила в самом деле кипучую энергию: немедленно из Петербурга и Киева были посланы 72 врача (из них 15 женщин), 46 фельдшеров и 3 врача-бактериолога из числа побывавших в Индии (см. выше); на месте приняты были все необходимые мероприятия под общим
Рекомендовано к покупке и изучению сайтом МедУнивер - https://meduniver.com/
руководством самого Ольденбургского и с примеением в Росси впервые противочумной сыворотки и «лимфы Хавкина», а по окончанию эпидемии оставлены вокруг ликвидированного очага инфекции 12 врачебно-наблюдательных пунктов на 6 месяцев.
Виюне 1899 г. совершенно неожиданно вспыхнула эпидемия уже в европейской части России, в селении Колобовке (низовье Волги), в следующем году – вблизи от нее, во Владимировке. Это было началом почти беспрерывных и ежегодных вспышек чумной инфекции в Астраханкой губернии и в соседней с ней Уральской области, сделавших юго-восточную часть России с этих пор и на долгие годы одним из главнейших эндемических очагов чумы. Противочумная комиссия не только руководила всеми практическими мероприятиями борьбы с этими вспышками, но и организовала ряд специальных экспедиций для изучения причин такой эндемичности, в одной из которых принимал участие даже И. И. Мечников – светило мировой микробиологической мысли (1911). Особенно ценные результаты получены были экспедицией 1901 г., установившей наличие природной очаговости чумы в киргизских степях. Научные исследования этих экспедиций опубликованы комиссией в виде великолепно изданных «Сборников работ по чуме» (в I и II, СПб., 1907). В Астрахани была устроена для изучения чумы хорошо оборудованная лаборатория (1901), возглавлявшаяся выдающимся бактериологом и эпидемиологом Н. Н. Клодницким (1868–1939). В последующее время организован целый ряд противочумных пунктов с лабораториями в бассейнах нижних течений рек Волги и Урала (см. далее). Работники этих пунктов вместе с участниками упомянутых экспедиций производили всестороннее эпидемиологическое изучение эндемичности чумы в этом обширном крае. Чрезвычайно ценные результаты исследований опубликованы в виде многочисленных журнальных статей и специальных сборников печатных работ. В выполнении их принимали основное участие такие наши ученые-эпидемиологи (наряду с практическими работниками противочумных мероприятий), как Д. К. Заболотный, Н. Н. Клодницкий, И. А. Деминский (погибший в 1912 г. от лабораторного заражения), В. И. Исаев, И. В. Страхович и др.
ВИнституте экспериментальной медицины, кроме того, организовалось в 1912 г. постоянное бюро по исследованию эндемичности чумы в киргизских степях, а в 1918 г. (после 25-летия существования института) там же открыт и целый эпидемиологический отдел. Но чумная инфекция в обширном очаге не угасала:
в Астраханской губернии за годы 1899–1914 зарегистрирована 81 вспышка с 1931 заболеванием и 1779 случаями смерти (93 %; по другим данным, 124 вспышки с 3200 заболеваниями за 1899–1917 гг.); в Уральской области за 1904–1913 гг. чума наблюдалась в 52 очагах, где заболело 1127 человек и умерло 1114[773].
Втечение этого же времени были отдельные вспышки с небольшими жертвами в Батуми (1900–1901), Одессе (1901, 1902, 1907, 1910), Семиреченской области (1907, 1910), Забайкалье (1908), Донской области (1913). Русские эпидемиологи еще с 1863 г. с постоянной тревогой взирали на частые вспышки подозрительных заболеваний, находившихся в связи с заболеваниями распространенных в степях Забайкалья, Монголии и Маньчжурии грызунов-тарбаганов и, как уже упоминалось, в этих местах был произведен целый ряд обследований. Огромная эпидемия чумы в Маньчжурии, когда только в русской полосе отчуждения Китайско-Восточной железной дороги заболело легочной формой чумы и умерло с октября 1910 г. по март 1911 г. 2473
человека и в том числе 39 медицинских работников, подтвердила основательность этих опасений в слишком убедительной форме. Противочумная комиссия организовала и там широкие мероприятия по борьбе с эпидемией одновременно с выяснением вопросов эпидемиологии чумы под руководством Д. К. Заболотного (последний, затем выступал представителем России на международной конференции в Мукдене, посвященной этой эпидемии). Однако лишь после такой огромной вспышки устроена постоянная противочумная лаборатория в Чите (1913), а на Иркутскую пастеровскую станцию возложены наблюдательные функции в отношении чумной инфекции на обширнейших пространствах Восточной Сибири.
Беспрерывно возникавшие в разных частях вспышки чумы служили объектами обсуждений на ряде пироговских съездов врачей, начиная с VI съезда (1896). Они же побудили организовать и первые противочумные съезды: в Астрахани (1910), в Иркутске (1911) и в Самаре (1914).
Особенно угрожаемым, в отношении чумной инфекции и как постоянный эндемический очаг чумы, признан был уже в первые годы текущего столетия юговосток Европейский России. Поэтому особое внимание уделялось на этих съездах и совещаниях вопросам борьбы с дикими грызунами – распространителями инфекции. На территории Астраханской губернии и соседней с ней Уральской области возникла целая сеть противочумных лабораторий, являвшихся районными пунктами для наблюдения за проявлениями чумной инфекции среди людей и грызунов, а также и для принятия первых мероприятий при появлении чумных заболеваний. Такие лаборатории, кроме возглавлявшей их астраханской лаборатории (1901), устроены были в следующих местах: Ханская ставка (ныне г. Урда, 1909), Новая Казанка (1912), Джамбейта (1912, затем в Уральске), Царицын (затем Сталинград, сейчас Волгорад, 1913), Новоузенск (1913, затем в г. Александров-Гай), Калмыков (1913), Заветное (1914), Владимировка (1914). Эти лаборатории служили в то же время и местами изучения неясных вопросов в эпидемиологии чумы. Они внесли много света в эту область науки благодаря исследованиям С. М. Никанорова (1885–1942), А. А. Чурилиной
(1882–1940), Н. А. Гайского (1884–1947), И. А. Деминского (1864–1912), Г. И. Кольцова
(1875–1920), И. И. Шукевича (1869–1919) и многих других.
Начавшаяся летом 1914 г. мировая война резко снизила деятельность всей противочумной организации дореволюционной России, но на заре молодого социалистического государства заложены были и совершенно новые основы рациональной борьбы с инфекционными заболеваниями вообще и с чумой в частности.
С законной гордостью оглядываемся мы теперь на пройденный отечественной эпидемиологией путь. Даже в затхлых условиях дореволюционной России, с ее неизбывным бюрократизмом и вековой боязнью всякого проявления общественных сил, наша наука сумела выйти на свою собственную широкую дорогу. И никакая иная страна в мире не отдала только сил на борьбу с чумой и не создала в своей истории такой обширной и всесторонне действующей системы противоэпидемических мероприятий, как наша. Так, результаты многолетней деятельности известной «Английской чумной комиссии» в Индии, где за 1898–1948 гг. чума унесла свыше 12,5 млн жизней под благосклонным наблюдением колониальных властей, остаются по своим научным и практическим достижениям позади работ русских исследователей в Нижнем Поволжье, Забайкалье, Маньчжурии – отечественные достижения и в этой
Рекомендовано к покупке и изучению сайтом МедУнивер - https://meduniver.com/
области инфекционной патологии и эпидемиологии отличаются широтой, многообразием и исключительной ценностью.
Глубоко оправданы слова непременного участника всех этих работ на протяжении 30 лет его деятельности – академика Д. К. Заболотного – в выступлении его на Первом всесоюзном противочумном совещании (Саратов, 1927), что благодаря исследованиям наших ученых «стройное здание учения о чуме высится на прочных устоях, но нуждается в дальнейшей отделке, освещении и дальнейшем приспособлении для жизненных целей профилактики…».
С тех пор прошло много лет, но советские ученые и практики с честью выполняют этот завет своего учителя. Советское здравоохранение справедливо гордится своей мощной и стройной противочумной организацией с ее комплексными санитарнопрофилактическими мероприятиями, подобной которой нет ни в какой иной стране мира.
От «испанки» до коронавируса. 1918–2020 годы
Клим Дегтярев
Одно из великих достижений системы советского здравоохранения – ликвидация, в прямом и переносном смысле этого слова, угрозы эпидемий особо опасных заболеваний на территории Советского Союза.
Рассмотрим, например, ситуацию с чумой. После открытия чумного микроорганизма Александром Йерсеном в 1894 году окончательно определились пути борьбы с чумой, началось активное её исследование. Противочумная лаборатория Дмитрия Заболотного, находившаяся на Аптекарском острове в Санкт-Петербурге, в 1899 году ввиду её опасности для города была перенесена в изолированный форт «Император Александр I» на острове Котлин, была создана «Особая лаборатория по заготовлению противобубонночумных препаратов ИИЭМ». Здесь разрабатывались противочумные вакцины и сыворотки.
После революции часть оборудования и культуры возбудителя были перевезены в Саратов, на тогдашнюю окраину страны, где осенью 1918 года на базе кафедры микробиологии Саратовского университета был создан Краевой институт микробиологии и эпидемиологии Юго-Востока РСФСР, впоследствии – будущий институт «Микроб» (Научно-исследовательский институт микробиологии и эпидемиологии Юго-Востока СССР (Саратов)). В январе 1920 года институт получил устав Наркомздрава, в соответствии с которым он приобрел статус краевого государственного учреждения, полностью независимого от университета. Быстрое становление института было обусловлено острой необходимостью борьбы с эпидемиями чумы и холеры, бушевавшими в стране после гражданской войны.
В 1934 году были созданы ещё два научно-исследовательских противочумных института (НИПЧИ): в Ростове и Иркутске (после войны появились еще три – Среднеазиатский, в Волгограде и Ставрополе), а также более двадцати противочумных станций (ПЧС). Головной организацией являлся институт «Микроб». В 1930–1980 годах
противочумная служба СССР не только проводила исследования Yersinia pestis (и других возбудителей особо опасных инфекций) и производила сыворотки и вакцины, но и вела активную практическую деятельность по мониторингу старых («спящих») природных очагов чумы и выявлению новых. С этой целью почти ежегодно проводились полевые экспедиции, в ходе которых отлавливались суслики и суркитарбаганы и проводились бактериологические исследования. Разумеется, проводится контроль и над другими зоонозными инфекциями (туляремия и пр.).
Результаты предпринимаемых мер иллюстрирует статистика количества заболеваний чумой в СССР:
1917–1926 годы – 1956 человек;
1927–1936 годы – 1037 человек;
1937–1946 годы – 415 человек;
1947–1956 годы – 53 человека;
1957–1966 годы – 42 человека;
1967–1976 годы – 30 человек;
1977–1986 годы – 9 человек;
1987–1989 годы – 5 человек.
Итого с 1917 по 1989 год чумой заболело 3956 человек. Из них 3259 умерли[774]. Согласно данным из другого источника: «с 1920 по 1989 год чумой заболели 3639 человек, умерли 2060».
Справедливости ради отметим, что причина снижения количества летальных исходов – успехи фармакологии. Если до войны от чумы умирали сотни, то с середины 40-х годов, когда начали лечить людей сульфидином, противочумной сывороткой и синькой (раствор метиленовый синий – антисептик), смертность исчислялась десятками, а с конца 50-х, когда стали использовать стрептомицин, – единицами.
Вот несколько примеров локальных вспышек чумы на территории СССР после окончания Великой Отечественной войны. 1945 год – юг Волжско-Уральского региона, Средняя Азия; 1946 год – Прикаспийская зона, Туркмения; 1947–1948 годы – Астраханская область, Казахстан; 1949 год – Туркмения; 1953, 1955, 1958 годы – Средняя Азия; 1970 год – Приэльбрусье; 1972 год – Калмыкия; 1975 год – Дагестан; 1979 год – Калмыкия; 1980 год – Прикаспийская зона; 1981 год – Узбекистан, Казахстан[775].
Если рассматривать ситуацию с чумой в мире, то она за последние 100 лет улучшилась. С 2010 по 2015 год в мире было зарегистрировано 3248 случаев заболевания чумой, в том числе 584 случая смерти. Самая неблагоприятная эпидемиологическая обстановка отмечается в Республике Конго, на Мадагаскаре и в Перу. Отдельные случаи заболеваний фиксируются в Китае и Монголии, но там вспышки удается оперативно локализовать.
Рекомендовано к покупке и изучению сайтом МедУнивер - https://meduniver.com/
Если рассматривать ситуацию с нейтрализацией чумы и других инфекционных заболеваний на территории Советского Союза, то на основе опыта Гражданской и Великой Отечественной войны, а так же мирных десятилетий, к началу шестидесятых годов была отработана стратегия и тактика реагирования на вспышку любой эпидемии на территории СССР. И не только чумы, но и, например, холеры или оспы.
Возьмем другой пример – натуральная оспа. Несмотря на то, что в Российской империи к концу XIX века проводилась прививочная компания, тем не менее от оспы ежегодно умирало около 50 тыс. человек. Обязательная вакцинация была введена в стране только после прихода советской власти – в 1919 году, а последняя вспышка отмечалась в 1935 году.
Испанский грипп или «испанка»
1918–1919 годы
Вся территория РСФСР
В XIX веке грипп был хорошо известен как «английская болезнь» из-за его активности в промозглую и холодную погоду, но серьезно к нему не относились: куда больше в то время врачей занимал туберкулез.
Скорее всего, родиной «испанки», как и родиной текущей эпидемии коронавируса, стал Китай или Юго-Восточная Азия в целом. Там симптомы «испанского гриппа» появились у жителей китайских деревень еще в 1917 году. Историк и кандидат биологических наук Федор Лисицын объясняет, что вирус инфлюэнцы был открыт еще в 1904 году. Но тогда его никто не ассоциировал с болезнями людей, поскольку тогда его открыли как вирус чумы кур. «Дело в том, что вирусная болезнь «грипп» в природе существует как болезнь водоплавающих птиц, в основном уток. В Китае, в провинции Гуандун есть огромное болото. Там живут несметные популяции уток. Среди этих уток ходит столетиями и тысячелетиями, как минимум с ледникового периода, если не раньше, возбудитель болезни, которая вызывает смертность среди кур. Если этот возбудитель попадает в человека, то начинается эпидемия гриппа. Мы и птицы болеем одним и тем же. <…> Это был тот самый вирус «испанки». Но никто не связал эти события и даже не догадался» – говорит эксперт[776].
В начале прошлого века жителя Китая отправлялись на заработок в США. Высока вероятность того, что именно они стали причиной вспышки «испанки» в начале 1918 года в штате Канзас. 11 марта 1918 года на американской военной базе в Форт-Райли, где находился военно-полевой госпиталь, солдат Альберт Гитчелл обратился к врачам, жалуясь на боль в горле, сильный кашель и озноб. Медики подумали, что имеют дело с простудой. Однако через несколько часов с похожими симптомами стали обращаться десятки других бойцов, и вскоре в лазарете кончились места для больных. Первая неделя с момента зафиксированного случая унесла порядка 500 жизней. Те, кто выживал, страдали три-четыре дня, затем выздоравливали.
Одновременно из Китая «испанка» попала в Европу. Британская армия нуждалась в дешевой рабочей силе для строительства фортификационных сооружений, рытья окопов и т. п. Сотни тысяч китайцев отправились на заработок в Европу. Еще в пути некоторые из них жаловались на плохое самочувствие.