6 курс / Кардиология / История_эпидемий_в_России_От_чумы_до_коронавируса
.pdfЕвропы, Америки, Азии. В России в 1855 г. эпидемии описаны в Ново-Архангельском порту и Петербурге.
В1856 г. описана эпидемия гриппа в Забайкалье[649]. Она началась в ноябре–декабре 1856 г., болезнь быстро распространилась по всему краю, и не было ни одного дома или семьи, где не болело бы 2–3 человека.
Вянваре 1857 г. грипп появился в Самаре, в ноябре – в Петербурге и Курляндии. В Петербурге грипп протекал тяжело, с большой смертностью, обусловленной главным образом наступавшим после болезни воспалением легких. Из осложнений наблюдались также паротит, дифтерия глотки, гангрена всех конечностей.
В1858 г. снова эпидемия в Иркутске, протекавшая бурно; заболевания нередко сопровождались осложнениями, особенно тяжело болезнь переносили буряты[650].
С начала 60-х годов грипп снова приобрел пандемическое распространение.
В 1860 г. эпидемии гриппа зарегистрированы в Австралии, в 1861 г. – в Северной Америке (Филадельфия), в 1862 г. – на Бермудских островах, в Голландии, Южной Африке и Исландии, в 1863–1864 гг. – в Калифорнии, Франции и Швейцарии, в 1866– 1867 гг. Англии, Франции, Германии, Бельгии, в 1868 г. – в Константинополе.
Однако сведения о распространении гриппа в России в эти годы весьма скудны. Возможно, что грозные холерные эпидемии, охватившие в то время почти всю территорию России, полностью заняли внимание русских врачей, и эпидемии гриппа оставались неописанными. По крайней мере в медицинской литературе того времени есть указания только об одной эпидемии в Петербурге в 1862 г. Она началась в конце января и быстро распространилась по городу, но течение болезни было легким. Следующее описание относится к эпидемии 1870 г. в Царскосельском уезде. Грипп появился во второй половине января и продолжался в течение месяца без случаев смерти[651].
После этого до 1886 г. сведений об эпидемиях гриппа в России снова нет. Болезнь, очевидно, ограничивалась небольшими изолированными и легко протекавшими вспышками.
В 1886 г. появилось сообщение об эпидемии гриппа в Архангельске[652]. Следующая крупная пандемия гриппа разразилась в 1889–1890 гг. (табл. 18). Волна эпидемий, начавшись в Канаде, прокатилась по всем странам Азии, Европы, Африки, захватила Австралию и Америку.
Однако точно решить, где началась эпидемия гриппа в России в 1889 г. не представляется возможным. Специально исследовавшие этот вопрос авторы отчета о гриппозной пандемии в русской армии в 1889–1890 гг. указывали: «До сих пор почти все были основания на возможно строго проверенном фактическом материале, который с ясностью указал на киргизские степи, как начало эпидемий гриппа 1889– 1890 годов. К сожалению, при решении вопроса о том, откуда же взялся грипп в Киргизских степях, остается строить только гипотезы. Из таковых, по-видимому, наиболее вероятной будет та, которая пытается связать последнюю гриппозную пандемию, с одной стороны, с эпидемией гриппа, бывшей в Бухаре с мая по август
Рекомендовано к покупке и изучению сайтом МедУнивер - https://meduniver.com/
1889 г… а с другой, – переносят центр тяжести в вопросе о происхождении гриппа в Китай»[653].
В октябре грипп распространился по Западной Сибири, поразив почти все населенные пункты, лежащие в бассейне рек Оби, Иртыша, Ишима и Тобола. В первых числах ноября болезнь добралась до Петербурга, где переболело около 650 000 человек, т. е. 3/4 всего населения города, а к концу ноября эпидемией была охвачена уже вся европейская часть России, за исключением крайнего севера – Архангельской губернии и крайнего юга – Закавказья. В это же время пораженной оказалась также Средняя Азия, а на востоке – Енисейская и Иркутская губернии. В декабре эпидемия продвинулась на севере в Архангельскую губернию, на востоке в Забайкальскую, а на юге в Карскую область. В январе 1890 г. эпидемия гриппа повсюду начинает стихать, за исключением Астраханской губернии, Ферганской и Забайкальской области, где она даже усилилась. В феврале, марте, апреле территория России стала постепенно освобождаться от гриппа, но в то же время болезнь медленно продвигалась на восток, захватив Якутию, а в мае – Приморскую область и остров Сахалин.
Из России грипп быстро распространился по Западной Европе. В декабре болезнь проникла в Африку, в январе 1890 г. она была в Америке, в феврале – в Индии, Китае, Японии, в апреле – в Австралии.
По приблизительным подсчетам во время пандемии 1889–1890 гг. переболело около 50 % всего населения земного шара. На некоторое время болезнь буквально парализовала всю жизнь больших городов, но клиническая картина гриппа мало чем отличалась от описанной в прошлые годы. Представляет интерес работа Янсона, разбиравшего вопрос о влиянии эпидемий гриппа на повышение общей смертности[654]. Смертность в Петербурге в ноябре–декабре 1889 г. в связи с эпидемией гриппа значительно повысилась и достигла в ноябре 32,5 % против 22,8 % (средняя цифра в ноябре за десять предыдущих лет).
Увеличение смертности во время пандемии гриппа было особенно заметно для городов с более низкой, чем в Петербурге, общей смертностью. Так, в Лондоне коэффициент смертности во время эпидемии возрос с обычных 18–19 до 32,4, в Брюсселе – до 52,4 (обычно 18–19), в Париже – до 61,7 (обычно 20–22), в Амстердаме – до 62,1 (обычно 20), а в Брюне – даже до 78,2 (обычно 31).
В период пандемий 1889–1890 гг. у отечественных врачей накопился обширный материал эпидемиологических наблюдений, позволивших им сделать ряд важных выводов о природе и закономерностях распространения гриппозных эпидемий. Среди таких работ обращает на себя внимание исследование С. П. Верекундова, Е. И. Тарнавского и Д. М. Филиппова[655] и монография А.X. Кузнецова и Ф. Л. Германа[656].
Этими авторами было показано, что эпидемии гриппа начинаются обычно с единичных заболеваний, перерастающих затем в эпидемии, и что для распространения гриппа не столь важно расстояние между двумя географическими пунктами, сколько оживленность сношений между ними (в отдельных случаях удалось проследить движение эпидемии вдоль дорог). Выявленные закономерности позволили говорить о контактной передаче болезни и отвергнуть теории влияния космических и теллургических моментов. Было также показано, что грипп оставляет после себя иммунитет, который сохраняется до полутора лет.
Эти выводы имели огромное принципиальное значение, так как вскрывали одну из коренных причин возникновения гриппозных эпидемий – ослабление иммунитета у населения.
«Несомненно, что инфлюэнца оставляет после себя иммунитет, – писал известный клиницист М. И. Афанасьев, – но очевидно, что вызванная заболеванием инфлюэнцией невосприимчивость является только временной. Когда же приобретенный таким образом иммунитет с течением времени ослабеет или исчезнет, тогда заболевания инфлюэнцией, которые обыкновенно и не прекращались вовсе, учащаются и дело может дойти до развития новой эпидемии…»[657].
Этим же автором в 1891 г., т. е. на год раньше Пфейффера, выделен из мокроты больных гриппом микроорганизм, часто неправильно называемый палочкой Пфейффера и долго считавшийся возбудителем гриппа[658].
После пандемии 1889–1890 гг. до конца XIX века эпидемии гриппа на территории России не описано, но случаи болезни регистрировались в стране постоянно. Так, даже по официальным и, следовательно, неполным данным, в Европейской России зарегистрировано следующее число заболеваний гриппом: 1896 г. – 825 686, 1897 г. –
765 914, 1898 г. – 971 823, 1899 г. – 970 854, 1900 г. – 1 329 788[659].
Бесспорно, что эти данные весьма приблизительны и что под диагнозом фигурировали иногда совершенно иные заболевания. Тем не менее они свидетельствуют о широком распространении болезни в странен в межэпидемический период.
В первые десятилетия XX столетия грипп занимал в России второе место (после малярии) по степени распространения среди всех инфекционных болезней. Правда, нужно оговориться, что под диагнозом «грипп» тогда, очевидно, часто проходили и всевозможные простудные заболевания, сопровождающиеся повышением температуры и катаральными явлениями со стороны верхних дыхательных путей.
Однако, анализируя официальные данные о заболеваемости гриппом в России с 1900 по 1911 г., можно заметить значительное увеличение количества зарегистрированных заболеваний в 1908–1910 гг., что не может быть объяснено только увеличением количества простудных заболеваний. Так, в 1905 г. в России зарегистрировано 1 626 510 больных гриппом или 112,5 на 10 000 населения, а в 1908 г. этот коэффициент уже равнялся 200,5, в 1909 г. – 193,9, в 1910 г. – 200,0. Можно предполагать, что это увеличение количества больных было обусловлено эпидемией вирусного гриппа.
Глава 25. Проказа
Сведения о распространении проказы в России в первой половине XIX века очень скудны.
Даже в районах, где болезнь издавна встречалась, – в Прибалтике, в бассейне Дона и низовьях Волги, на Северном Кавказе – она редко привлекала к себе внимание врачей, и только по отрывочным данным, собранным более поздними исследователями, можно судить о распространении болезни в то время.
Рекомендовано к покупке и изучению сайтом МедУнивер - https://meduniver.com/
Наиболее полные данные сохранились о землях донских казаков, где, как уже говорилось выше, проказа встречалась в XVIII веке. Ее называли «крымской болезнью» или просто «крымкой».
Плахов, изучавший проказу на Дону, привел рапорт, датированный 1795 г.[660]
В этом рапорте сообщалось, что «…войсковой Васильевский дом вследствие увеличения в нем больных, одержимых крымской болезнью, сделался тесен, и от давнего построения пришел в ветхость, разрешили бы выстроить новый, более просторный дом, с разделением его на два отделения: мужское и женское».
Г. Н. Минх по этому поводу справедливо заметил, что для того, чтобы здание пришло в ветхость, требуется не менее 50 лет. Следовательно, проказа существовала на Дону еще раньше и была настолько распространенной, что даже заставила войсковую администрацию принимать некоторые меры против ее распространения.
Вработе, выполненной в 30-х годах XIX века, среди болезней жителей донских станиц указана и проказа: «Лютейшая из них есть так называемая здесь крымская болезнь. Медицинский совет признал ее одинакового свойства с известной в древностии проказою (lepra); но здешние медики, по собственным наблюдениям, находят в ней наследственную или запущенную любострастную болезнь, соединенную со скорбутом, другой же вид ее без признаков скорбута. К счастью, она весьма редка и доселе являлась только на простом и нечисто живущем пароде, в местах сырых и болотистых»[661].
Вположении об управлении Донского войска 1835 г. был специальный раздел под названием: «Больница для одержимых проказою». В нем, между прочим, указывалось, что больница эта учреждена не только для того, чтобы «…доставлять сим несчастным возможное облегчение, но чтобы других от того предохранить по причине скорой прилипчивости оной болезни, даже через одно прикосновение больного к здоровому человеку».
Заболевшие проказой подлежали немедленной изоляции «без малейшего промедления», а за укрывательство их назначался значительный для того времени штраф в 5 рублей[662].
В 1849 г. расположение больницы для больных проказой около Старо-Черкасской станицы было признано неудобным и ее перевели под Аксайскую станицу, присвоив ей название «Кутейниковой». Судя по отчетам Донского приказа общественного призрения, в середине XIX века максимальное число больных в больнице составляло 23 человека в год.
Возможно, что с распространением проказы на Дону связано появление ее и в Астраханской и Оренбургской губерниях. В Астраханской губернии проказу называли «крымской болезнью», а в Оренбургской – «черной немочью», но, по данным Палласа, это была одна и та же болезнь.
В 20–30-х годах XIX века болезнь встречалась уже во многих казачьих станицах Астраханского войска. Население сознавало опасность заражения проказой и принимало некоторые меры по изоляции больных.
В этом отношении интересен приведенный Минхом документ, датированный 1827 г., с просьбой поместить в больницу Приказа общественного призрения заболевших проказой жен двух казаков, «ибо они могут заразить не только семью, но и других»[663]. Однако рассмотрев присланный рапорт, астраханская врачебная управа отказала признать целесообразность изоляции заболевших. В своем весьма пространном ответе она, между прочим, писала, что в Астраханской губернии, как и в самой Астрахани, можно отыскать «…значительное количество людей, одержимых проказой», но так как таких больных очень много и для них нужна была бы большая больница, каковой в Астрахани не имеется, то «таковых больных с лучшею удобностью оставить можно на попечение родственников, если оные не откажутся оных держать у себя, и сие удобство потому более, что оная болезнь не прилипчивая…». «Однако же, – оговаривалась управа далее, – для успокоения народного предубеждения она находит нужным, чтобы оные больные, кои по самой наружности своей производят отвращение, были отделены от сообщения со здоровыми».
Затем последовала длительная переписка, из которой следует, что администрация казачьего войска не соглашалась с врачебной управой и добивалась изоляции больных, так как без этого «…сия пагубная болезнь может распространяться более и более». Но управа упорствовала. Было исписано много бумаги и приведено много красноречивых доводов, но они не смогли повлиять на укоренившиеся у казаков убеждения в заразительности болезни и, не получив просимого разрешения на помещение заболевших в больницу, они устроили в 1827 г. отдельные помещения для больных проказой.
В 1850 г подобный же дом был устроен для 4 больных проказой около Ветлянской станицы[664].
Интересные сведения сохранились также о существовании проказы на Северном Кавказе. Исследуя распространение проказы в Терской области, Г. Н. Минх отметил, что болезнь проявилась там главным образом среди пришлого населения, у коренных же жителей она почти отсутствовала. «Я не хочу сказать, – указывал этот известный исследователь, – чтобы между последними не попадались отдельные случаи заболеваний, хотя я таковых не видал. Указывая на это отсутствие, я имел в виду то, что ни в литературе, ни путем личных справок, я не мог найти даже отдельных указаний на существование у туземцев гнезд проказы, которые могли бы дать повод заподозрить ее давность и, следовательно, дать право искать в туземном населении источник развития проказы в наших станицах»[665].
Предполагают, что проказа в Терской области появилась с момента заселения Моздокской линии. По крайней мере еще в 1771–1773 гг. Гюльденштадт, описывая горячие ключи между Тереком и Сунджею, упомянул, что он наблюдал результаты лечения их водами сорока больных разными болезнями, в том числе и одного, страдающего проказой.
Так же как и в других местах, жители сами принимали некоторые меры по изоляции больных. Для больного проказой где-нибудь в лесу строили домик, пищу приносили родственники, но, боясь заразы, клали ее в некотором отдалении от жилища больного.
В 40-х годах на проказу обратил внимание штаб-лекарь Чистяков. Он донес старшему доктору войск Кавказской линии, а тот просил в 1844 г. командующего войсками
Рекомендовано к покупке и изучению сайтом МедУнивер - https://meduniver.com/
отправить семь больных проказой на Старо-Юртские минеральные воды и организовать для них отдельный госпиталь. Просьба, очевидно, была удовлетворена, так как при полковом лазарете близ станицы Наур в 1850 г. была открыта лечебница на 15 человек. Средств на Наурскую лечебницу отпускалось мало, и больные, чтобы прокормиться, вынуждены были собирать милостыню. Поэтому больные шли в больницу весьма неохотно: в 1862 г. поступило два больных, а в 1863 г. – всего один, хотя в станицах больных проказой было значительно больше.
Тем не менее Г. Н. Минх считал эту лечебницу все-таки положительным явлением и указывал: «…чтобы сделать оценку условий жизни больных в лечебнице более справедливо, нужно вспомнить о прежде существовавших приютах, одиночно стоявших в лесу или скитах в виде землянок, сравниваемых с свиными хлевами»[666].
В 1827 г в Медицинский департамент Министерства внутренних дел поступило первое донесение о случаях проказы в Якутской области[667].
Заведовавший Вилюйской больницей врач сообщал, что там находятся одиннадцать больных какой-то болезнью, весьма сходной с проказой. В 1832 г. этих больных обследовал другой врач и тоже нашел, что эта накожная болезнь похожа на проказу. В 1836 г. инспектор врачебной управы видел в Вилюйской больнице десять больных проказой.
В 1835 г. Якутский губернатор доносил в Иркутск, что дом, в котором размещена Вилюйская больница для больных проказой, пришел в ветхость и совершенно не пригоден для размещения в нем больных. Началась длительная бюрократическая переписка, в результате которой в 1840 г. были составлены план и смета для постройки новой больницы.
Для принятия решения потребовалось 20 лет. Только в 1864 и 1865 гг. были построены четыре больницы – в Олекамске, Верхоянске и Вилюйске.
Больше сведений о распространении проказы в первой половине XIX века в России нет. Но это едва ли может свидетельствовать о ее отсутствии, скорее всего ее часто смешивали с другими болезнями, в том числе с сифилисом.
В медицинской литературе XIX века наблюдается интересный метаморфоз во взглядах на заразительность проказы.
Как известно, в середине века, когда проказа приняла повальное распространение в Европе, никто и не сомневался в ее заразительности. Был издан ряд строгих законов, по которым больные проказой изгонялись из общества и считались по существу умершими. Закон запрещал им входить в церковь, посещать базары, площади и вообще места, где собирается народ, мыть руки в родниках и ручьях. Они не смели прикасаться к вещам, которые хотели купить, а указывали на них палкой и при разговоре должны были вставать против ветра и говорить не иначе как закрыв рот плащом.
Уже в V–VII веках во многих западноевропейских странах появились лепрозории, куда помещали больных проказой. Выходить из лепрозория больной мог только с особого разрешения, получая при этом специальную одежду. Во Франции это была особого фасона шляпа и серый плащ, с левой стороны которого нашивалось подобие гусиной
лапки из красного сукна (символ мутиляции конечности), в руки же давалась трещотка и колокольчик, которыми больной оповещал о своем приближении.
В результате строгой изоляции больных проказа стала постепенно исчезать, а лепразории закрываться. В XVIII и начале XIX века о проказе уже почти ничего не было слышно. По крайней мере в середине XIX века, для того чтобы познакомиться с проказой, Гебра и Вирхов ездили в Норвегию, где в это время были уже выявлены большие очаги болезни[668].
Вместе с исчезновением болезни постепенно стирался и накопленный веками опыт борьбы с ней. Более того, среди врачей стал упорно дискутироваться вопрос, заразительна ли проказа. Нужно сказать, что над этим вопросом ломали голову только представители научной медицины, народ же тех стран, где проказа гнездилась, давно не сомневался в ее заразительности и принимал меры по изоляции больных. Однако большинство представителей официальной медицины считали это совершенно излишним.
Под влиянием таких взглядов стали закрываться больницы для больных проказой на Дону и в Терской области. В 1864 г. инспектор врачебной управы Донской области, ссылаясь на медицинские авторитеты, а также на свои личные наблюдения и мнение четырнадцати врачей, служивших в военных госпиталях области, ходатайствовал о закрытии Кутейниковской больницы (см. выше), и больница для больных проказой на Дону была закрыта. Вскоре после этого той же участи подверглась и Наурская лечебница в Терской области. Инициатором ее закрытия был лекарь Козловский, командированный в Терскую область для «исследования проказы».
В результате этой поездки появилось довольно обстоятельное сочинение, в котором автор утверждал, что проказа не заразительна, а передастся по наследству. В доказательство незаразительности болезни Козловский приводил примеры, когда супружеское сожительство с больным проказой не вызывает заражения, а также ссылался на отсутствие заражения прислуги в течение 15-летнего существования Наурской лечебницы и, наконец, указывал на то обстоятельство, что сам автор не заразился, хотя осматривал больных и вскрывал трупы умерших. Правда, Козловский высказывает предположение, что, может быть, проказа может передаваться, как сифилис, при оспопрививании и с молоком матери, но эти предположения, по его мнению, могут быть приняты только с большой осторожностью. Автор полагал, что главной мерой пртив проказы является запрещение браков больных проказой со здоровыми. Он считал, что больница в Терской области не нужна.
Результатом такой точки зрения, очевидно, вполне разделявшейся высшим медицинским начальством, было закрытие Наурской лечебницы в 1872 г. Больные были распущены по домам, а борьба с проказой всецело предоставлена самому населению.
Что же касается больниц для больных проказой в Якутии, то при существовавших тогда порядках в медицинском управлении они довольно быстро пришли в полное запустение.
Рекомендовано к покупке и изучению сайтом МедУнивер - https://meduniver.com/
Расправившись таким образом с учреждениями для лечения больных проказой, медицинская администрация в России в течение нескольких десятилетий пребывала в счастливой уверенности, что проказа в стране отсутствует.
Однако когда во второй половине XIX века в мировой литературе стали, в связи с работами Вирхова и его школы, появляться сообщения о случаях проказы во многих частях земного шара, отечественные врачи все чаще начали вспоминать о ней.
Интерес к проказе сильно подогревался горячими спорами по поводу ее заразительности. При решении этого вопроса исследователи делились на два лагеря: на контагионистов и антиконтагионистов.
Первый лагерь, весьма немногочисленный вначале, значительно вырос после того, как в 1872 г. Ганзен открыл возбудителя проказы. Это открытие быстро подтвердилось работами многих исследователей.
«Все исследователи находили палочку проказы, – указывал Д. Ф. Решетилло в своем обширном труде, – и мудрено ее не найти, так как нет другой такой болезни, при которой было бы такое обилие палочек не только в кожных узлах, но и во всех органах тела, как отмечено при проказе»[669].
Антиконтагионисты долго еще не сдавались, и окончательно вопрос был решен только в 1897 г. на Берлинской конференции, посвященной проказе.
Этот спор имел, несомненно, положительное значение, так как стимулировал изучение проказы.
В 70-х годах, после более чем двухсотлетнего перерыва, снова заговорили о проказе в Прибалтике. За первыми находками, сделанными Ваксмутом, Бергманом, Валем и Дегио, больные проказой стали обнаруживаться среди населения Прибалтийских губерний вначале десятками, а затем и сотнями. Достаточно сказать, что Галлат в 1877 г. нашел в Лифляндии и на острове Эзель 217 больных, в северной Курляндии – 46 и в одной части Эстляндии – 26, т. е. всего 289 больных проказой[670].
Бергман с 1870 по 1890 г. в Риге обнаружил 9 больных проказой, с 1880 по 1890 г. – 91, а в последующие шесть лет – уже 122.
Очень много для изучения проказы и установления степени ее распространения в России делал выдающийся русский ученый, один из основоположников отечественной эпидемиологии Г. Н. Минх[671]. Он был крупнейшим знатоком проказы, изучавшим ее около 15 лет. С этой целью Минх посетил главные очаги болезни в стране: Астраханскую губернию, Область войска донского, Северный Кавказ, Туркестан. В результате этих экспедиционных исследований перед медицинскими кругами России открылась неожиданно безрадостная картина широкого распространения болезни. Были обнаружены очаги, где число больных превосходило количество их в наиболее крупных гнездах болезни в Норвегии.
В 1880 г. Минх обнаружил в Астраханской губернии ряд селений, в которых количество больных проказой составляло более 1 % жителей, а общее количество больных в губернии равнялось, по его мнению, не менее 100 человек.
В1883–1884 гг. Минх совершил большую поездку по Дону и Северному Кавказу. За короткий период пребывания на Дону им было обнаружено 56 больных, в Терской области осмотрено 50 больных, в Карачаевских аулах собраны данные о 89 больных, в Кубанской области зарегистрировано 17 больных[672].
В1888 г. О. В. Петерсен впервые сообщил о случаях проказы в Петербурге. Он собрал данные о 43 больных, диагностированных им в Петербурге за 16–17 лет. Наиболее подробно были обследованы 28 больных, при этом оказалось, что более 50 % из них проживали в Петербургской губернии[673].
Девяностые годы были периодом интенсивного изучения проказы в России. Кроме работ Минха, опубликованы исследования Горбацевича, Гринфельда, Дегио, Паптюкова и др.
В1891 г. Пантюков напечатал первое сообщение о распространении проказы в Закавказье. Очаги проказы были обнаружены сначала по границе с Персией и Турцией в Ленкоранском, Даралагском, Нахичеванском и Карском округах, а затем и в Сванетии. Сваны считали ее несомненно заразительной и изгоняли заболевших из своих селений.
В1901 г. Гундадзе сообщил об очаге проказы в Эриванской губернии, где случаи болезни обнаружены в 28 аулах.
В1895–1898 гг. проведен ряд подробных исследований о распространении проказы на юге России. Горбацевич обнаружил проказу в 17 селениях Уральского казачьего войска, а общее количество выявленных им больных составляло 40 человек. Гринфельд выявил 173 больных проказой на 380 000 человек населения обследованного им Ростовского округа Донской области, а Горшкевич обнаружил 46 больных в 6 городах Херсонской губернии.
В90-х годах опубликованы также данные о распространении проказы в Туркестане Минхом, посетившим в 1894 г. этот край. Проказа в Туркестане была известна с незапамятных времен. Местные жители считали ее бесспорно заразительной и исключали больных из своей среды. Одним из главных признаков болезни считалось появление светлых пятен на коже, но так как эти пятна являлись чаще признаком другого своеобразного заболевания кожи, известного под названием «песь» (vitiligo), больных проказой часто путали с больными песью. Страх перед такими больными был даже больше, чем перед прокаженными, и их также удаляли из общества. Прокаженные и больные песью жили обособленными колониями в так называемых махау-хонах (йахау – проказа, хон – двор)[674].
Число больных песью, как правило, превосходило число прокаженных. Так, по данным Минха, осмотревшего ряд махау-хонов Туркестанского края, больных песью было 184 человека, а больных проказой – 96. Естественно, что это только приблизительные цифры, ибо далеко не все больные попадали в махау-хоны, а находившиеся там старались укрыться от осмотров.
Назаров так описывал махау-хона: это участок земли, обнесенный глинобитным забором и застроенный убогими саклями. Обычно он помещался в удалении от населенных пунктов, но вблизи больших дорог. Основным источником существования больных были подаяния и пожертвования, но так как этого часто не хватало, то больные голодали и вынуждены были ходить по базарам, выпрашивая милостыню.
Рекомендовано к покупке и изучению сайтом МедУнивер - https://meduniver.com/
Только один Ташкентский кишлак-махау в конце XIX века стал получать небольшую субсидию из средств Общества Красного Креста.
Что же касается общего количества больных проказой в Средней Азии, то его никто не знал. Неизвестно было даже общее количество махау-хонов[675].
Публикуются данные о случаях проказы в Сибири и в ряде центральных губерний России.
Накопившиеся в конце XIX века материалы позволили говорить о довольно широком распространении в стране проказы.
В 1889 г. в докладе, прочитанном на 61-м съезде естествоиспытателей в Кельне, О. В. Петерсен[676] определил общее количество больных проказой в России в 817 человек, но при этом оговорился, что «…число прокаженных в России, как это доказывается всеми исследователями, гораздо значительнее»[677]. И действительно, уже в 1899 г. Петерсен на VII Пироговском съезде в Казани увеличил цифру до 1669. Как это видно из приводимой таблицы, случаи заболеваний были рассеяны по всей территории страны.
Проказа в России в конце XIX века (данные О. В. Петерсена):