Arkheologia_etnografia_i_yazyki_Kavkazav_nasledii_E_G_Pchelinoy_-_2019

Соционормативная сфера культуры осетин в материалах Е. Г. Пчелиной

заметки, библиографические выписки к статьям «Обряд

гостеприимства в Осетии» и «Родильные обычаи у осетин», опубликованным

в журнале «Советская этнография» соответственно в 1932 и 1937 гг.

[СПбФ АРАН. Ф. 1017. Оп. 1. Д. 496-498].

Известно, что нормативными составляющими являются правила

межличностного общения в социуме, а также определенный набор

нравственных качеств личности. В рамках различных аспектов со-

ционормативной культуры находят воплощение также и базовые

духовные ценности этноса. В процессе социализации происходит

ретрансляции культурных норм, в том числе передача этнически

обусловленных стереотипов совершенной/идеальной личности,

в образе которой воплощаются конкретные цели воспитания.

На протяжении всего жизненного цикла индивид приобретал

социокультурный опыт, связанный с дифференцированием

половозрастных ролей с соответствующими нравственными

установками, моральными принципами, стилем поведения, психическим

складом, типом темперамента, характерными для представителей

той или иной этнической общности. Эти традиционные нормы

представляют собой этнокультурное наследие, изучением которого

Е. Г. Пчелина занималась на протяжении 1920-1930-х гг., прежде чем

опубликовать свои работы.

Бесспорно, Е. Г. Пчелина относится к той блестящей плеяде

ученых-энциклопедистов, которые внесли неоценимый вклад в дело

изучения традиционной культуры народов России, благодаря, в том

числе, своему базовому образованию, широчайшему кругозору,

фундаментальному подходу к научным исследованиям. В статьях

«Обряд гостеприимства в Осетии» и «Родильные обычаи у осетин»

представлен полный спектр этнографических тем, от системы

жизнеобеспечения до религиозных воззрений. Подобный метод

(по сути монографический) является отличительной, характерной особенностью исследований Е. Г. Пчелиной, которая подходила

к сбору информации о культуре изучаемого этноса, исходя прежде

всего из необходимости максимально представить все ее

составляющие. Е. Г. Пчелина фиксировала этнографические сведения

с педантичностью археолога, тщательно «калькируя» даже

мельчайшие детали обрядового действа. Следует отметить, что и сбор,

и последующий анализ полевого материала автор осуществлял

весьма обстоятельно. Используя сравнительно-исторический метод, Е. Г. Пчелина выявляла как этнолокальную специфику явлений

традиционной культуры, так и универсалии в пределах этнического

173

Е. В. Колчина

сообщества, а также намечала подходы к кросс-культурным

исследованиям, позволяющим фиксировать сходные и различные черты

в традиционной культуре этносов, проживающих в рамках

единого региона. Таким образом, представляется очевидным, что через

темы, связанные с проблемами социализации, соционормативного

поведения, автор освещает практически все многообразие аспектов

традиционной культуры.

В черновых материалах к различным работам Е. Г. Пчелина

приводит подборки этнических терминов на осетинском языке, их

перевод на русский и толкование (в том числе в конвертиках,

названных ею «Терминологический словарик» и «Термины»). Однако

впечатном варианте к данным статьям термины приводятся только

втексте, а не отдельным блоком.

Еще одной из отличительных особенностей работ Е. Г. Пчелиной

является обращение к фольклорным источникам, позволяющим

находить аналогии этнографическим данным в произведениях

устного народного творчества. В своих трудах она предлагает, по сути,

междисциплинарный подход к анализу какой-либо культурной

составляющей. Это становится структурообразующим принципом ее

исследований. Проблемы начального этапа социализации в контексте

соционормативной культуры ученый-кавказовед рассматривает через призму этнографии, лингвистики, фольклористики, археологии.

Не имея, очевидно, технической возможности включать весь

собранный материал в основной текст статьи, автор приводит его

в примечаниях, научная ценность которых чрезвычайно высока.

Характеризуя статью «Обряд гостеприимства в Осетии», сама

Е. Г. Пчелина отмечала, что «заметки являются материалом к недо-

писанной главе неоконченной книги и касаются только одного вида

гостеприимства приема почетного гостя» [Пчелина, 1932, с. 140].

Подготовленные материалы дают полное представление об

обрядовых практиках в контексте института гостеприимства,

включающих особенности застольного этикета, регламентацию трапезы,

поведенческие модели, касающиеся вербальных и невербальных

средств общения, о половозрастной стратификации, об идеале

мужчины (сведения о том, какими он должен обладать

характеристиками, качествами).

В патриархальном этнокультурном сообществе

представлялось невозможным нарушение коммуникативных алгоритмов.

На каждом этапе обряда гостеприимства существовала целая

система обязательных к исполнению ритуалов. Начиная с момента

174

Соционормативная сфера культуры осетин в материалах Е. Г. Пчелиной

появления путника в селении и до этапа, когда гость его покидает, разыгрывается многоуровневое ритуализированное действо,

в которое по мере развития вовлекаются разные члены общины.

Евгения Георгиевна фиксировала данные о диетальной традиции

и об этнически обусловленной пищевой модели, о гигиенических

нормах и ритуальной чистоте. Пчелина обращает внимание на

Достаточно большой блок информации посвящен правилам

употребления алкогольных напитков и, соответственно,

произнесению тостов, что представляется структурообразующим элементом

обряда. Как отмечает исследователь, «пить спиртное без

произнесения тоста вообще не полагается, так как тогда и действо трапезы

не доходит до своего назначения» [Пчелина, 1932, с. 146]. Этикетные

нормы, актуализируемые в данном контексте, чрезвычайно строги.

Это касается и порядка произнесения тостов (каждый из которых

связан с адресным посвящением), и регламентации количества

выпитого (будь то рог с аракой или бокал с пивом). В ходе застолья

его участники должны были продемонстрировать лучшие мужские

качества и способности (согласно традиционным представлениям),

например ловко удерживать, не расплескав, емкости с напитками.

Яркими проявлениями маскулинности считались умения

поддерживать беседу (в рамках лингвистических компетенций апеллируя

к адресату коммуникации), импровизировать в ходе шутливого

диалога, иметь исполнительские (вокальные) навыки.

175

Е. В. Колчина

Отмечая значимость ритуальной трапезы, Е. Г. Пчелина

указывает, что «сидение за фынгом считается делом священным, почему

иимеется целый неписанный статут поведения за столом iron

fyndzu æhdau, незнание которого для осетина считается постыдным

и недостойным мужчины» [Пчелина, 1932, с. 145].

Также кроме основных исследовательских тем, контекстно

Е. Г. Пчелина приводит сведения о хозяйственных занятиях,

жилище, его убранстве, утвари, одежде, оружии, средствах передвижения

и пр.

Необходимо обратить внимание на то, что экспедиционная

работа в 1920-1930-х гг. в регионе была связана с особыми

обстоятельствами историческими, этнополитическими, ментальными.

Кажется удивительным, что женщина сумела столь тщательно

зафиксировать правила жизни закрытого для нее мужского

сообщества. Отчасти сама Е. Г. Пчелина дает разъяснение по этому вопросу,

сообщая в тексте, что женщине могут позволить присутствовать на

трапезе вместе с мужчинами, если она имеет какую-либо

профессию. Это относится к женщинам-инженерам, химикам,

минералогам и вообще ведущим практическую и

научно-исследовательскую работу в горах наравне с мужчинами. «К таким женщинам

население относится с большой предупредительностью, уважением

и несколько с удивлением, высказывая трогательное желание

бескорыстно помочь во всех перипетиях тяжелых условий жизни в горах»

[Пчелина, 1932, с. 161].

Возможно, благодаря подобной помощи Е. Г. Пчелиной удалось

получить ценнейший полевой материал, касающийся

начального этапа социализации. Впоследствии собранные сведения были

обобщены в статье «Родильные обычаи у осетин» [Пчелина, 1937,

с. 83]. В черновом тексте имеется помета Е. Г. Пчелиной о месте

завершения работы над рукописью «Северная Осетия, г. Алагир

29 июня 1934... печатаемая статья является одной из глав

неоконченной мною монографии об осетинах» [СПбФ АРАН. Ф. 1017. Оп. 1.

Д. 497. Л. 3, 3 а]. Печатный же вариант начинается с этих слов. Далее

автор отмечает: «В своей статье о родильных обрядах у осетин, также

как и в ранее напечатанных статьях о жилище и гостеприимстве

у осетин, я даю, с одной стороны, результат личных многолетних

наблюдений, а с другой критическую проверку всего

литературного материала по данному вопросу» [Пчелина, 1937, с. 85].

Следует заметить, что с начала XX в. интерес к проблемам

традиционного воспитания, народной педагогики неизменно рос.

176

Соционормативная сфера культуры осетин в материалах Е. Г. Пчелиной

В России данную тему под разными углами зрения

рассматривали медики, психологи, педагоги, этнографы (Л. С. Выготский,

Е. А. Покровский, А. А. Макаренко, Г. С. Виноградов, А. А. Чарушин, Д. И. Успенский, В. П. Мурахтин и др.).

Зарубежная наука также предлагала свой исследовательский

вектор в рамках данной проблематики, отраженный, в частности,

в работах (по всей вероятности, знакомых Е. Г. Пчелиной)

американского социального антрополога М. Мид, которая развила

концепцию культурной социализации, «Совершеннолетие на Самоа»

(1928), «Взросление в Новой Гвинее: сравнительное исследование

первобытного образования» (1930).

В статье о родильном обряде Е. Г. Пчелина охватывает гораздо

более широкий тематический спектр. Это сведения, касающиеся

системы родства в осетинском обществе, семейно-брачных отношений, сохранение приватности которых представлялась этической

нормой. Ритуалы в ходе свадебного цикла были направлены на

обеспечение рождения здорового потомства. Бездетность

представлялась большим горем в семье, и это являлось основание для

двоеженства. Е. Г. Пчелина отмечает, что «двоеженство, вызываемое

бесплодностью первой жены, существовало в Осетии как у

христиан, так и у мусульман» [Пчелина, 1937, с. 88]. Блок сведений

включает материалы, связанные с народной медициной, обрядовыми

практиками, в том числе и обращением к местночтимым святым,

направленными на обеспечение способности молодой жены к

деторождению. Е. Г. Пчелина отмечала, что с момента наступления

беременности и до родов женщина должна была придерживаться

ряда запретов и определенных правил, руководствуясь

многочисленными приметами и поверьями. Соционормативные установки

традиционного общества моделировали особый тип поведения

будущей матери. В течение перинатального периода для членов

родственного коллектива были допустимы гадания (с помощью

квасцов, бараньей лопатки) о поле будущего ребенка. Известно, что для

традиционного общества характерно сохранение этно- и культурно

детерминированных стереотипов маскулинности и феминности,

которые закладываются системой воспитания. Таким образом, для

патриархального общества одним из важнейших является вопрос

тендерной социализации. В рамках своего исследования Е. Г.

Пчелина предпринимает первичный анализ архетипов, заложенных

в основу этнически обусловленной субстанциональной природы

мужского и женского в осетинском обществе, демонстрирующем

177

Е. В, Колчина

фаворитизм в отношении мальчиков. Евгения Георгиевна отмечает,

что новорожденный мальчик воспринимался как радость и гордость,

а девочка стыд и горе, поскольку мужчина являлся рабочей силой,

защитником, продолжателем рода, поддерживающим культ предков

[Пчелина, 1937, с. 90].

Останавливаясь на темах, связанных непосредственно с

родильным обрядом, Е. Г. Пчелина фиксирует народные практики

акушерства и педиатрии, отмечая, что после рождения младенца

над ним совершался ряд манипуляций санитарно-гигиенического

и магического характера. Послеродовые ритуалы были направлены

на обеспечение матери и малыша магической защиты, с

использованием амулетов, оберегов и предметов сакрализованного свойства

(например, чесалки приспособления для расчесывания шерсти

перед прядением) [СПбФ АРАН. Ф. 1017. Оп. 1. Д. 498. Л. 8-11].

При подготовке к написанию статьи Е. Г. Пчелина тщательно

фиксировала любые сведения, которые могли быть в дальнейшем

использованы в работе. Это, прежде всего, библиографические

материалы, терминологический словарик, сведения о ритуальных

практиках на разных этапах социализации ребенка (выходящих

за рамки собственно родильной обрядности) и заметки на темы:

«Рождение ребенка в хлеву», «Кто может быть при родах»,

«Кормление грудного ребенка», «Колыбель», «Привязывание к колыбели»,

«Детские игры» и др. [СПбФ АРАН. Ф. 1017. Оп. 1. Д. 498. Л. 59-65, 68,

69,13-18,19-21,2-7].

Равно как и в статье об обряде гостеприимства, Е. Г. Пчелина

тщательнейшим образом отмечает все артефакты, контекстно

связанные с заявленной темой, применяя фактически

междисциплинарный подход к анализу материала.

Научное наследие Е. Г. Пчелиной в настоящее время требует

дальнейшего изучения и осмысления. Социокультурный

потенциал ее трудов неоспорим. С одной стороны, она демонстрирует

классику полевой работы по сбору этнографического материала,

когда исследователь, не замыкаясь в рамках узкой темы, комплексно

фиксирует информацию, тем самым представляя широкое поле бытования традиции. С другой стороны, обработка и анализ материала

ведется также в классических традициях использования

сравнительно-сопоставительных методов. Такая методика является базовой

в этнографии, своеобразной школой для молодых исследователей,

которые делают первые шаги в науке.

178

DOI:10.25990/archiveras.pchelina.8dd3-jz53

Е.А.Анненкова

Санкт-Петербургский филиал Архива РАН

Е, Г. Пчелина: в поисках города Дедякова

Статья рассказывает о работе, проведенной Е. Г. Пчелиной в области

изучения и поиска исторического местоположения древнего алан-

ского города Дедякова (по материалам фонда № 1017 СПбФ АРАН).

Ключевые слова: Е. Г. Пчелина, город Дедяков, «Ossetica».

E.A.Annenkova

St. Petersburg Branch ofthe Archive ofthe RAS

E. G. Pchelina: in Quest ofthe City ofDedyakov

The article tells about the work carried out by E. G. Pchelina while studying and searching the historical location of the ancient Alan city of Dedyakov (covering the materials of SPbB ARAS, Fond № 1017).

Keywords: E. G. Pchelina, city of Dedyakov, „Ossetica".

Дедяков древний аланский город, предположительно

существовавший на Северном Кавказе в X-XIV вв. Были и другие варианты

названия города: Титяков, Тетяков, Тютяков, Дадаков. Письменные

свидетельства о существовании города имеются в русских летописях.

Точная локализация Дедякова до сих пор неизвестна. Вопросом его

местонахождения интересовались многие ученые, в том числе

Евгения Георгиевна Пчелина.

Автору этой статьи довелось обрабатывать документы фонда

Е. Г. Пчелиной в СПбФ АРАН (фонд № 1017), содержащие информацию

об изучении вопроса о местоположении города Дедякова. Е. Г.

Пчелина занималась этим исследованием на протяжении ряда лет,

в 1950-1960-х гг. По результатам проведенной работы была написана

и в 1963 г. опубликована статья «О местонахождении ясского города

180

Е. Г. Пчелина: в поисках города Дедякова

Дедякова по русским летописям и исторической литературе»

[Пчелина, 1963]. Публикация статьи сопровождена следующим

комментарием редакционной коллегии сборника: «Статья Е. Г. Пчелиной является

разделом подготавливаемой ею к печати работы „Места расселения северокавказских алан-асов-ясов-осов" и излагает взгляд автора на

вопрос о местонахождении Дедякова; публикуется в порядке

обсуждения. Ред.» [Пчелина, 1963, с. 152]. Ровно полвека спустя, в 2013 г.,

данная статья о Дедякове в той же редакции была переиздана в

сборнике избранных статей Е. Г. Пчелиной «Ossetica» [Пчелина, 2013].

Интересно происхождение названия города Дедякова. В статье

1963 г. Е. Г. Пчелина утверждает, что он стоял на реке Сунже, в

местности со смешанным населением, следовательно, говоря о

происхождении его названия, следует рассматривать толкования в рамках

разных языков. Таким образом, существуют осетинское, чеченское и кабардинское объяснения. Осетинское толкование сводится к

следующему: окончание -ков в названии Дедяков произошло от

осетинского слова -хъоеу («село, поселение»), в русском написании —кау,

что в дальнейшем преобразовалось в -ков. В осетинских названиях

селений вначале использовалось имя основателя, а за ним слово хъсеу.

Таким образом, Дедяков (Тетяков) образовался из названия Дедя-хьау

(Тетя-хьау), где Дедя или Тетя имя основателя поселения. Чеченское

толкование подразумевает происхождение названия «Дедяков» от

местности Дяттахо (встречается в топонимике чеченского фольклора).

И, наконец, кабардинское объяснение заключается в происхождении

названия города от кабардинского имени Дедеко (рис. 1).

Рис. 1. Заметка Е. Г. Пчелиной. Автограф

© СПбФ АРАН. Ф. 1017. Оп. 1. Д. 358. Л. 48

181

Е. А. Анненкова

E. Г. Пчелина проводит подробный анализ гипотез о

местонахождении Дедякова, выдвинутых разными исследователями, как

ее современниками, так и учеными старших поколений. Первая

попытка установления местоположения Дедякова была сделана

еще в XVIII в. М. М. Щербатовым, который, не отождествляя

названия Дедяков и Титяков, предположил, что Дедяков находился

в Молдавии, на Днестре, а Титяков — в Южном Дагестане,

вблизи Дербента. По Н. М. Карамзину, Дедяков-Титяков располагался

в Южном Дагестане. В. Б. Пфаф считал, что город стоял в Северной

Осетии, на реке Фиагдон, левом притоке Терека, в Куртатинском

ущелье. М. А. Караулов также полагал, что Дедяков находится на Фи-

агдоне и отождествлял его с осетинским селом Теттикау. Академики

Ю. Г. Клапрот, X. Д. Френ, В. Ф. Миллер, Н. П. Кондаков и другие

ученые связывали Дедяков с городищем хазаро-аланского времени,

лежавшим к югу от Владикавказа на правом берегу Терека. П. Г. Бут-

ков был первым, кто предположил, что Дедяков находился там же,

в Северной Осетии, но в Верхнем Джулате-Татартупе, на левом

берегу Терека. Позднее с его мнением соглашались Л. И. Лавров,

М. Г. Сафаргалиев, Е. И. Крупнов и Б. В. Скитский. В. О. Ключевский

и Н. Ф. Яковлев предполагали, что Дедяков был расположен на реке

Сунже, правом притоке Терека.

Е. Г. Пчелина акцентирует внимание на том, что в поисках

Дедякова нужно ориентироваться исключительно на указания русских

летописей, и основная ошибка ее коллег состоит в том, что они

искали город, не считаясь с их данными. Сама Евгения Георгиевна

считала, что Дедяков следует искать на Тереко-Сунженской

равнине: «...незыблемыми ориентирами, по которым можно отыскать

Дедяков, остаются указания летописи: „за Тереком на реке Сунже,

вблизи Кавказского хребта, у одной из таможенных застав, имевшей

железные ворота"» [Пчелина, 1963, с. 158].

Анализируя сведения летописей, Пчелина приходит к

следующим выводам: «1. Дедяков находился на трассе военно-торгового

пути, пролегавшего по равнинной части Северного Кавказа и

связывавшего бассейны Черного и Каспийского морей...; 2. Дедяков

находился в местности, используемой для кочевий, богатой ранней

весной тучными травами...; 3. Дедяков был торговым городом, так

как по летописи 1319 г. там был „базар великий". Город имел

смешанное разноплеменное население, среди которого имелись и русские.

Население его состояло... из „торговых, гулящих и воровских людей",

которые торговали, ловили рыбу, охотились, грабили путников

182