Arkheologia_etnografia_i_yazyki_Kavkazav_nasledii_E_G_Pchelinoy_-_2019

DOI:10.25990/archiveras.pchelina.OOc3-j666

А. В. Блажко

Санкт-Петербургский филиал Архива РАН

О публикации материалов Е. Г. Пчелиной

по исследованию Нузальской часовни

В обзоре характеризуются отдельные научные работы Е. Г.

Пчелиной, относящиеся к изучению Нузальской часовни в Северной

Осетии, подготовленные автором к изданию и оставшиеся

неопубликованными при ее жизни. Перечисляются их состав, объем,

время написания. Приводятся сведения об очерках в местной

прессе, освещавших раскопки памятника, и более поздних рукописях,

оставшихся незавершенными.

Ключевые слова: Евгения Георгиевна Пчелина, фонд Е. Г. Пчелиной,

Нузальская часовня.

А. V. Blazhho

St. Petersburg Branch ofthe Archive ofthe RAS

On the Publication of E. G. Pchelina's Research

Materials ofthe Nuzal Chapel

The review characterizes E. G. Pchelina's certain scientific materials relating to the study ofthe Nuzal Chapel in North Ossetia, prepared for publication by the author and remained unpublished in her lifetime. The review also lists their composition, volume, dates of writing.

It gives information of the essays in the local press, having covered the monument excavation, and of later manuscripts that remained

incomplete.

Keywords: Evgenia Georgievna Pchelina, E. G. Pchelina's Fond, Nuzal

Chapel.

114

О публикации материалов Е. Г. Пчелиной по исследованию Нузальской часовни

Знаменитая часовня, расположенная в селе Нузал Алагирского

ущелья Северной Осетии, известна прежде всего уникальными по

сохранности и художественному уровню фресками, исполненными

мастером грузинской школы XIH-XIV вв. Время ее постройки и

росписи до сих пор остается дискуссионным, решить споры могло бы,

вероятно, перекрестное датирование методами естественных наук.

Историографию памятника принято возводить к «Географии

Грузии» Вахушти Багратиони (1745 г.). Свод источников до 1946 г.,

составленный с характерной для Е. Г. Пчелиной исчерпывающей полнотой,

имеется в ее опубликованной спустя почти 70 лет после написания

статье [Пчелина, 2013, с. 25-27,28-30; СПбФ АРАН. Ф. 1017. Оп. 1. Д. 840.

Л. 2,5,7,8,10,11,16,18,20-23]. Более поздние издания, касающиеся

вопросов изучения памятника, а не просто упоминающие его, вплоть до

1990 г. перечислены в библиографии к соответствующей главе

образцовой по лаконичной емкости монографии В. А. Кузнецова [Кузнецов, 1990, с. 101-105]. Из непосредственно изучавших объект (в основном

конструкцию и фрески) в новейшее время исследователей следует

упомянуть Д. И. Белецкого [Белецкий, 2004], сделавшего отдельные

ценные замечания относительно публикаций материалов раскопок. Писавших о часовне за более чем два века ее известности ученых,

знатоков древностей и просто любителей насчитывается не один десяток. Но заслуга первого комплексного научного исследования

памятника бесспорно принадлежит Евгении Георгиевне Пчелиной.

Не слишком многочисленные ее публикации и прежде всего

архивные материалы свидетельствуют, что любой предмет изучения

она рассматривала масштабно, идя от частного вопроса к широким

историко-этнографическим обобщениям. Комплексный,

междисциплинарный характер исследований Е. Г. Пчелиной прекрасно охарактеризовал Л. А. Чибиров [Чибиров, 2016]. Число привлекавшихся ею в каждом случае источников поражает даже в информационную эпоху

(библиографические перечни в сотни наименований, тома выписок к каждому тексту). Описание чего-либо с фиксацией параметров/

свойств и приведением нескольких аналогий, поныне достаточное

для научности, виделось ей малой частью задачи. Пусть некоторые параллели выглядят сегодня натянутыми, прослеженное сходство

формальным — Евгения Георгиевна рисовала картину прошлого, а не

занималась вещеведением.

Так и Нузальская часовня стала для нее отправной точкой

исследований осетинской и грузинской истории эпохи средневековья,

взаимосвязей двух народов в яркий период политического, хозяйственного

115

А. В. Блажко

и культурного расцвета перед выжегшим обе стороны Большого

хребта монгольским нашествием. А равно изучения склеповой

архитектуры, в традиции которой построена часовня, синкретизма

языческих и христианских верований, анализа сюжетно-композиционных

особенностей фресок, расшифровки сделанных буквами грузинского

алфавита надписей, прежде всего у ктиторских (светских) фигур, в

которых виделся генеалогический ряд династии Царазонта, алагирских правителей, с главным персонажем — Давидом Сосланом в центре.

За долгие годы работы на Кавказе, главным образом в Осетии,

Е. Г. Пчелина раскопала немало памятников. Однако двумя главными

ее«археологическими детищами» стали народное святилище Реком

вЦейском ущелье и небольшая церковка села Нузал. С публикацией

материалов ей не повезло в обоих случаях. По первому она писала

докторскую диссертацию, многократно переделывавшуюся, так и не

защищенную, в итоге оставила большой незаконченный текст. Ну-

зальским исследованиям были посвящены доклады, выраставшие

в статьи; в последние свои годы наряду с другими задачами Евгения

Георгиевна готовила по частям более крупный труд, оставшийся так

же в рукописях и черновиках. Работ, относящихся к Рекому, при ее

жизни не вышло. Материалы Нузальской часовни частично увидели

свет в изданиях других авторов.

Начиналось же все блистательно: откомандированная в 1946 г. из

Эрмитажа в Северную Осетию Е. Г. Пчелина в мае прочла доклад в Се-

веро-Осетинском научно-исследовательском институте (сокращенно

именовавшемся тогда СОНИИ [см., напр., СПбФ АРАН. Ф. 1017. Оп. 3.

Д. 65. Л. 6,17,24], иногда СЕВОСНИИ [СПбФ АРАН. Ф. 1017. Оп. 3. Д. 6S.

Л. 34])1. В нем часовня характеризовалась как склепово-культовый объект и аргументировалось уверенное предположение о погребении

в ней известного государственного деятеля Грузии конца XII

начала XIII в., мужа и соправителя царицы Тамары, осетина по

этническому происхождению Давида Сослана [СПбФ АРАН. Ф. 1017. Оп. 1. Д. 835.

Л. 41]. Для проверки сделанных выводов «археологу Пчелиной», как она

1 Институт с момента создания в 1925 г. не раз менял название и,

соответственно, аббревиатуру. В рассматриваемый период при указанном официальном

наименовании он сокращался как ОСНИИ быть может, по инерции

предшествующего времени, когда был Осетинским научно-исследовательским

институтом краеведения (ОСНИИК). Позже, с 1960-х по 1971 г. аббревиатура употреблялась в форме СОНИИ. В настоящее время учреждение именуется

Северо-Осетинский институт гуманитарных и социальных исследований

им. В. И. Абаева (СОИГСИ).

116

О публикации материалов Е. Г. Пчелиной по исследованию Нузалъской часовни

именовала себя в служебных документах, поручили раскопки

внутренней площади часовни. Практически сразу при их начале 2 июня 1946 г.

на небольшой глубине был обнаружен впущенный в земляной пол

каменный ящик, покрытый шиферными плитами и дубовыми досками.

На деле процесс раскопок шел сложнее, в два этапа после выявления гробницы работы были остановлены, об открытии сообщено

в местные органы власти, научно-музейные учреждения, а также доложено в Эрмитаж, для чего соответственно пришлось ехать в столицу СОАССР, тогда называвшуюся Дзауджикау [СПбФ АРАН. Ф. 1017.

Оп. 1. Д. 822. Л. 59]. Ввиду значимости открытия на место события

прибыла внушительная группа должностных лиц от предсовмина

республики до архитекторов службы охраны памятников, научных

работников и др., собственно раскопки производились 6-9 июня

[СПбФ АРАН. Ф. 1017. Оп. 1. Д. 822. Л. 8, 9]. Их ход оперативно был

освещен прессой, в лице корреспондента газеты «Социалистическая Осетия» Ант. Новиковой, по-видимому, тогда же прибывшей на место

событий [Новикова, 1946],

Евгения Георгиевна не стремилась к сенсациям, шумихе и

последующим дивидендам. Убежденная в своей идее, она осознавала

ответственность за тщательное исследование памятника, информирование

о работе соответствующих структур и общественности. А также, как музейный работник с большим стажем, искренне ратуя за просвещение

масс и рост их культурного уровня, считала нужной популяризацию историко-археологических достижений среди населения (рис. 1

представляет беседу с жителями селения Нузал перед началом раскопок).

Результатом стали две статьи в республиканской газете «Рэестдзинад»,

выходившей на осетинском языке, от 8 июня и 23 августа 1946 г. (рис. 2;

в архиве сохранились рукописные «исходники» по-русски). В них

доступно, но без примитивизации суммированы результаты работ в

часовне, описаны фрески, дана их трактовка, приведены выдержки из

грузинских источников о Давиде Сослане [Пчелина, 1946 а; авторский

оригинал см.: СПбФ АРАН. Ф. 1017. Оп. 1. Д. 833], изложены сведения

по истории Грузии XII в., освещающие период царствования Тамары

и Давида [Пчелина, 1946 б; оригинал см.: СПбФ АРАН. Ф. 1017. Оп. 1.

Д. 833]. Третий материал стал ответом на редакционную заметку в

тбилисской «Заре Востока» от 21 июня того же года, кратко повторявшую

репортаж А. Новиковой с добавлением мнения академика С. Н. Джа-

нашиа, в целом корректно и осторожно критиковавшего построения

ленинградской коллеги [Раскопки..., 1946]. Парирующий удар готовился

не один день, носил строго научный характер, с цитатами и ссылками,

117

А. В. Блажко

в исходной версии был оформлен машинописно и занял больше

половины третьей газетной полосы в номере «Раестдзинад» от I октября

[Пчелина, 1946 в; СПбФ АРАН. Ф. 1017. Оп. 1. Д. 836]. Стоит упомянуть,

что с этого обмена репликами ведется отсчет дискуссии о трактовке

нузальского погребения и происхождении Давида Сослана [см., в

частности, Ванеев, 1956, цит. по: 1989, с. 322; Кузнецов, 1990, с. 54; Чибиров,

2016, с. 38], точка в которой не поставлена по сей день.

Формально приоритет введения в оборот итогов раскопок и

основных положений теории был закреплен, хотя Пчелиной о том скорее

всего думалось мало. Знать, что при жизни о Нузале под ее именем не

появится больше ни строчки, находившаяся в расцвете сил, на взлете карьеры исследовательница не могла. И что ей придется дорожить

даже крошечной заметкой в газете «Вечерний Ленинград», включать

ее в библиографии [В Алагирском ущелье..., 1946]. Выйди эти статьи на

языке межнационального общения, ученые в последующем ссылались

бы на них. Точнее, для порядка ссылались, однако фактическим

источником сведений о раскопках на десятилетия остался пространный,

написанный живо, но содержавший неточности и приукрашения

журналистский очерк в «Социалистической Осетии».

Рис. 1. Беседа с жителями селения Нузал перед началом раскопок.

© СП6Ф АРАН. Ф. 1017. Оп. 1. Д. 831. Л. 5

118

А. В. Блажко

За отсутствием иных сведений о раскопках текст А. Новиковой

в пересказе той либо иной подробности стал мигрировать из

публикации в публикацию. Если 3. Н. Ванеев в брошюре 1956 г. близко

к оригиналу, но бессылочно привел его часть [Ванеев, 1956, цит. по:

1989, с. 321-32], то спустя много лет Л. А. Чибиров [Чибиров, 2016,

с. 38] воспринял это как личные воспоминания крупного ученого,

близко знавшего Е. Г. Пчелину в годы ее работы научным

сотрудником ЮОНИИ (1948-1952 гг.) в Отделе истории и этнографии,

который тот возглавлял с 1948 г. [Гаглоева, 1981, с. 28; СПбФ АРАН.

Ф. 1017. Оп. 3. Д. 76. Л. 12]. В, А. Шнирельман, привлекший огромное

количество литературы для монографии под броским названием

«Быть аланами», в эпизоде о раскопках использовал ту же заметку

[Шнирельман, 2006, с. 59], а по поводу взглядов Пчелиной суммарно

отослал читателей к работе В. А. Кузнецова [Кузнецов, 1990, с. 53-54].

Последний заметку знал, в библиографии привел, но данные об

исследовании памятника черпал из других источников.

Что же произошло, в чем причины такой ситуации? Быть может,

исследовательница не подготовила хотя бы кратких статей,

отвлеченная другими задачами? Да, она писала медленно в смысле доведения

текстов до совершенства, хотя прорабатывала горы литературы,

делала выписки (подчас в размер источника) и набрасывала заметки стремительно, размашистым почерком, не отвлекаясь на знаки препинания. Каждая работа должна была учесть все, что имело отношение

к предмету рассмотрения, поэтому требовала серьезных временных затрат даже при кипучей энергии Евгении Георгиевны. Тем не менее

46-й «нузальский» год отличался урожайностью. Прежде всего был

оформлен майский доклад с обоснованием тезиса о

часовне-усыпальнице. Как таковой в архиве исследовательницы он не выявлен, но

сохранился текст на 12 узких листах с двусторонней машинописью

под названием «Нузальская часовня „Нузалы аргуан"» [СПбФ АРАН.

Ф. 1017. Оп. 1. Д. 834] (правильно «аргъуан», как дано в публикации

2013 г. [Пчелина, 2013, с. 14]). По-видимому, некогда у автора она

находилась в самодельной папке из плотной бумаги вместе с другим

текстом, речь о котором впереди (рис. 3), и соответствует первому

пункту надписи на ней: «1) 1946 г. 1ый вариант статьи и доклада в

Осетии» [СПбФ АРАН. Ф. 1017. Оп. 1. Д. 839. Л. 1]. Рукопись помещена

в индивидуальную самодельную обложку, помеченную: «1946 г. 1ый

вариант статьи о Нузале (доклады)» [СПбФ АРАН. Ф. 1017. Оп. 1. Д. 834.

Л. 1] (рис. 4); отличаясь редкой систематичностью, Евгения Георгиевна широко использовала подручные материалы для всевозможных

120

А. В. Блажко

папок, сгибок, конвертов, оберток, помогавших структурировать бесчисленные материалы. Это полноценная статья с

Л. 2], созданная до раскопок (с. 24 машинописи: «Раскопка археологом

пола часовни ответит на ряд вопросов...») [СПбФ АРАН. Ф. 1017. Оп. 1.

Д. 834. Л. 13 об.]. Указанные данные позволяют осторожно

предполагать, что статья была зачитана (с сокращениями?) как тот самый

доклад или расширена из его несохранившегося текста, но в любом

случае положила начало всей последующей

научно-исследовательской эпопеи.

Актуальность ее публикации после открытия снизилась либо вовсе

сошла на нет, а содержание было использовано в более поздних

текстах. Первый экземпляр, по-видимому, остался в СОНИИ. Внешняя

ссылка на майский 1946 г. доклад Е. Г. Пчелиной нами выявлена один

раз, в работе В. А. Кузнецова, причем в тексте название не

упоминается, в библиографии дан только архивный шифр [Кузнецов, 1990,

с. 53-54,101]. В предисловии к сборнику избранных трудов своей

учительницы он пояснил, что статья о Нузальской часовне приводится

по неопубликованной рукописи из его архива [Кузнецов, 2013, с. 7].

В монографии «Реком, Нузал и Царазонта», остающейся по сей

день за отсутствием авторских публикаций лучшим сводом данных

о работах Е. Г. Пчелиной в часовне и святилище, В. А. Кузнецов

сообщает о втором докладе, сделанном ею вскоре после раскопок

[Кузнецов, 1990, с. 54, библиогр. опис. с. 101]. Возможно, это

имеющийся в фонде текст в пять машинописных страниц с заголовком

от руки «Доклад Е. Пчелиной 1946 г.» и небольшой правкой (рис. 6) [СПбФ АРАН. Ф. 1017. Оп. 1. Д. 835. Л. 1]. Уже из начальных

абзацев следует, что он написан после раскопок, и тогда относится,

возможно, ко второй половине июня июлю, так как не позже

6 августа 1946 г. автор уже возглавила экспедицию в Зругское ущелье

[СПбФ АРАН. Ф. 1017. Оп. 3. Д. 87. Л. 8], а 25 сентября отчитывалась

о научной поездке на Большой Зеленчук [СПбФ АРАН. Ф. 1017. Оп. 3.

Д. 6S. Л. 34]. Доклад кратко обосновывает атрибуцию погребения

как принадлежащего Давиду Сослану и, по всей видимости,

соответствует упомянутому В. А. Кузнецовым сообщению. Близко

знавший Е. Г. Пчелину, хотя и не разделявший многих ее идей Владимир Александрович сделал больше всех для издания избранных

работ из наследия ученого. Неточности в его подаче материалов

нузальских раскопок, выявленные более молодыми коллегами

122