книги / Майкл Джексон. Мадонна. Страницы жизни

Юность

Мой отец придерживался железной дисциплины: мы чуть ли не каждый день должны были ходить в церковь. Возвратившись домой из школы, переоде­ вались, занимались хозяйством, делали уроки и ужинали. Смотреть телевизор я начала лишь под­ ростком. Отец не хотел, чтобы мы зря тратили вре­ мя.

Если нам не задавали уроки на дом, он занимал нас домашней работой, настаивая на том, чтобы мы были трудолюбивы. Отец происходил из очень бед­ ной семьи, его родители были эмигрантами из Ита­ лии.

Младший из шести братьев, он был единственным из всех, кому удалось поступить в колледж. Поэто­ му для него было в высшей степени важно, чтобы мы тоже получили образование. И когда я сказала ему, что не буду учиться в колледже, а хочу уехать в Нью-Йорк, чтобы стать танцовщицей, он пере­ стал понимать этот мир. Танцы для него — пустая трата времени, а никак не то, чему можно было бы посвятить жизнь.

Когда я была совсем маленькой, бабушка посто­ янно заставляла меня любить Иисуса, не разрешала мне ходить с мальчишками и говорила, что я долж­ на быть хорошей девочкой. Я выросла между двумя образами женщин: девственницы и потаскухи.

Я чувствовала себя очень одинокой и потерян­

257

ной, даже если в комнате вместе со мной были мои братья и сестры. У матери была удивительной кра­ соты красная шелковая ночная рубашка, прикосно­ вение к которой запомнилось мне потому, что мгновенно погружало меня в сон.

Мама старалась все взять на себя и освободить нас от лишних забот. Однажды она сидела на ку­ шетке. Я копошилась на ее коленях и требовала: «Поиграй со мной!», но она не хотела. Или не мог­ ла. Я по-настоящему рассердилась, начала бить ее кулачками и кричать: «Почему ты не играешь?» Вдруг я заметила, что она плачет...

Мой отец — итальянский эмигрант первого поко­ ления. Мои бабушка и дедушка были простыми, не­ образованными людьми и, я полагаю, в определен­ ной степени представляли старый жизненный ук­ лад, с которым мой отец не хотел иметь ничего об­ щего. Он получил техническое образование и меч­ тал обеспечить нам лучшую жизнь.

Я унаследовала некоторые качества моего отца: я упряма и не люблю компаний. Если выхожу гулять с подругами, то чаще всего бываю первой, кто, не­ смотря на их протесты, хочет вернуться домой. Когда мы бывали у родственников, мой отец всегда предпочитал уехать домой, чем оставаться ночевать в гостях.

Уже с детства я знала, что могу достигнуть мно­ гого, если буду женственна и обаятельна, и я это здорово использовала.

Если бы мой отец не был так строг, то я не была бы той, какая есть. Пожалуй, именно благодаря его строгости я получила представление о дисциплине. Это заставило меня жестче работать ради успеха и ради свободы делать то, что я хочу.

В 17 лет я ушла из дому и потом бывала здесь очень редко. Прошло несколько лет, пока я снова установила тесные отношения с семьей. Долгое время ш едва разговаривали друг с другом. У меня не быт4 тогда ощущения, что отец меня поймет или соглас ^ся с тем, что я делаю. Сейчас я известная

25&

артистка, и, я думаю, мой отец понимает, чего мне это стоило.

Мадонна — это имя моей матери; она умерла, когда я была еще совсем маленькой. Я ее очень лю­ била, настолько, что даже имя ее для меня много значит. Она была очень любящей, удивительно красивой и очень прилежной. Иногда я себя спра­ шиваю, могла ли быть на нее похожей, но этого мне никогда не суждено узнать: мне многое при­ шлось бы переосмыслить и переиначить. Очень редко случается, чтобы итальянская мать-католич­ ка назвала дочь собственным именем, да еще таким необычным. И я думаю, что, возможно, было пред­ определено, чтобы она умерла, когда я была еще маленькой. Но каким-то образом ее душа продол­ жает жить во мне... Я не знаю, может ли она меня слышать, но я и сейчас мысленно рассказываю ей всякие вещи, которые девушка может рассказать только своей матери.

Одним из самых тяжелых испытаний в моей жиз­ ни была смерть матери, и я до сегодняшнего дня не могу от этого отрешиться.

В тот момент, когда я осознаю, что моя мама не успела полностью реализовать себя в материнской роли, она все равно передает мне свою жизненную энергию. Тоска по матери часто заполняет мою ду­ шу, мешая признать близким человеком мою маче­

ху.

Старшей девочке в семье всегда предназначено быть нянькой для младших братьев и сестер. Неже­ лание провести юность в няньках, собственно гово­ ря, и вынудило меня рано покинуть дом, где я была Золушкой.

Вшколе я очень старалась хорошо учиться, так как за это отец выдавал нам вознаграждение. Сама учеба меня не очень интересовала. Но отец давал по 25 центов за каждую хорошую оценку, и я про­ сто хотела иметь столько денег, сколько можно бы­ ло заработать.

Вдетстве у меня часто возникало желание стать

259

«черной». Дело в том, что мы жили тогда в Понтиа­ ке (штат Мичиган), и в нашем квартале почти не было белых. Все мои друзья чернокожие, и я слу­ шала только негритянскую музыку. Я была настро­ ена по отношению к моим чернокожим подругам невероятно ревниво, так как они могли заплести свои волосы таким образом, чтобы они торчали в разные стороны. Однажды я подвергла себя чудо­ вищной пытке: вплела себе в волосы проволоку, чтобы они торчали точно так же. Я сделала себе африканские локоны и вообще все возможное, что­ бы походить на негритянку. Но быть действительно «черным» — это значит иметь в крови «соул», осо­ бую музыкальность. И я почувствовала, что у меня это есть, поверила, что я «черная» в лучшем смыс­ ле этого слова.

Мы жили в квартале, где смешаны все расыч Мы были одной из немногих белых семей. Подростки слушали шум города, рев мотоциклов и «черную» музыку. Они устраивали на задворках танцплощад­ ки и под маленькие пластинки на 45 оборотов, ко­ торые лежали стопками здесь же, танцевали в подворотнях и глухих дворах...

Я хотела всего, что мне запрещалось строгими семейными нравами. Я не смела подкрашиваться, я не смела носить нейлоновые чулки, я не смела под­ резать волосы, я не смела гулять, я не могла ни ра­ зу сходить в кино с моими подругами.

Каждый в семье должен был научиться играть на каком-нибудь музыкальном инструменте. Мой отец настаивал на этом. В результате примерно около года я обучалась игре на фортепиано, кое-как мне удалось уговорить отца разрешить мне брать уроки танца. Наконец я прекратила эти скучные уроки игры на фортепиано, которыми уже давно была сы­ та по горло. Но в нашем доме всегда звучала музы­ ка: либо крутили пластинки, либо играло радио, ли­ бо кто-нибудь пел в ванной...

Я могла наблюдать, какими поблажками пользу­ ются мои братья. Им было разрешено допоздна ос­

260

таваться на улице, посещать концерты, играть с со­ седскими ребятами. Раньше мне тоже можно было гулять, пока я не подросла и не начала заниматься танцами. Но большинство моих партнеров оказа­ лись гомосексуалистами, и мне ничего не остава­ лось, как довольствоваться одиночеством. Иногда мне кажется, что где-то глубоко во мне сидит не очень уверенный в себе юноша. Может быть, поэ­ тому мне всегда нравилось проводить время с от­ цом. Чаще всего это были обыкновенные прогулки взад и вперед. Мой отец всегда был не особенно словоохотливым человеком, и в этом смысле я уж точно удалась в него. Он никогда не говорил, о чем думает. И я больше всего нуждалась в признании отца. Он безумно любил меня, и я отвечала ему тем же. И пусть сегодня он иногда воображает себе, что я в нем не нуждаюсь. На самом деле он мне очень нужен.

Учителя считали меня славней девочкой, потому что мне всегда можно было пожаловаться на тех, кто им не подчиняется. И я любого из своих одно­ классников могла поставить на место.

Детройт, город моего детства, — ужасно скучная, задымленная трущоба. Кроме мотогонок, там не бывает ничего путного. Правда, есть одна прилич­ ная джазовая сцена, но на этом все и кончается.

261

Восхождение

Я думаю, что у моих родителей сложились невер­ ные представления о жизни, которые не лучшим образом повлияли на нас, детей. Можно ли на паль­ цах объяснить, что такое любовь, брак? Это может понять лишь тот, кто пережил все сам и получил при этом жестокий урок.

Танцам я выучилась сама. Еще маленькой девоч­ кой я пыталась подражать Ширли Темпл. Я стави­ ла пластинку, танцевала в подвале и в свои пять лет учила танцевать подруг. Позже к нам присоедини­ лись и мальчики. Я уже тогда понимала, что на пер­ вом же занятии этим типчикам нужно прокрутить эротическую песенку в исполнении популярной группы, и все будет о’кей.

Меня всегда выводил из себя тот образ жизни, который ведет большинство известных мне танцо­ ров и танцовщиц. Они соблюдают жесткий режим: рано встают, их день начинается уроком танца, за­ тем репетиция... Они постоянно сидят на диете. И так — каждый день. Они не в состоянии насладить­ ся ни музыкой, ни искусством. Они вообще лишены всяких чувств и абсолютно невежественны.

Большая часть «козочек» в нашем балетном классе были маленькими чванливыми девицами, которые целыми днями вертелись перед зеркалом. В конце концов я стала замечать, что и сама ста­ новлюсь такой же. Это было тогда, когда я жила в Детройте. Я взбунтовалась и больше не захотела быть такой, как они.

Все эти девицы приходили на занятия в черных трико, ярко раскрашенных колготках и с малень­ ким цветочком в пучке волос. У меня, разумеется,

262

все было наоборот: короткая стрижка, губной по­ мады столько, что она отслаивалась кусками, на колготках специально спущенные петли, а спереди на животе разрез, который закалывался английской булавкой. И все только ради того, чтобы показать им всем: «Я не такая как вы, понятно? Я беру уро­ ки танцев, но мне с вами не по пути». В конце кон­ цов я сказала себе: «О’кей, если тебе что-нибудь не по вкусу, Мадонна, то делай так, как ты считаешь нужным». С этого момента меня перестали интере­ совать всякие пустяки, и я серьезно решила занять­ ся танцем.

Каждый день я уходила из школы пораньше и до­ поздна пропадала в танцевальном классе. Я убеж­ дена, что именно мой первый хореограф пробудил во мне страсть к сценическому танцу. Он был глу­ боко верующим католиком и очень дисциплиниро­ ванным человеком. Он сумел внушить это и мне. Я постоянно слышала: «Ты не такая, как все» и «Ты прекрасна». Он никогда не утверждал, что из меня вырастет великая танцовщица. Он был просто убежден: «Ты — нечто особенное».

Уже заканчивая школу, я познакомилась с насто­ ящей балериной. Она производила гораздо большее впечатление, чем все остальные девицы. Я пристро­ илась к ней, и она взяла меня с собой в настоящий балетный класс. Там я познакомилась с Кристофе­ ром Флином, который стал моим подлинным на­ ставником, освободившим меня от кошмара сред­ ней школы. Я любила его. Он был для меня воспи­ тателем и отцом, моим возлюбленным в грезах...

Он внушил мне мысль уехать в Нью-Йорк. И убе­ дил меня в том, что я в состоянии сотворить все, что захочу.

Явсегда являлась в танцкласс позже всех и не­ пременно в разорванном и скрепленном англий­ ской булавкой трико. Мне доставляло удовольствие наблюдать, как при этом все таращат на меня глаза.

Ябезумно любила экстравагантно одеться и про­ дефилировать по улице. У меня тогда не было денег

263

на такси, и поэтому я часто ездила на метро. Я ис­ пытывала безумное удовольствие, чувствуя себя в центре внимания. Сегодня я лишена этого преиму­ щества. Когда я иду по улице, у меня такое ощуще­ ние, будто я не интересую людей как личность, ибо все видят во мне только Мадонну.

Еще ребенком я была уверена в том, что мир принадлежит мне, что это бескрайняя детская пло­ щадка, где можно играть во что угодно. И я думала, что стоит только вырваться в этот мир — и можно достичь всего, чего пожелаешь.

Когда я ушла из дома и узнала, что такое нужда, то ради экономии часто покупала кукурузные хлопья. Если у меня заводился хотя бы доллар, я тратила его на кукурузные хлопья, кефир и арахи­ совые орешки. Кукурузные хлопья стоят дешево и вполне заменяют завтрак или ужин. И сегодня это мое любимое лакомство.

Когда я отправилась в Нью-Йорк, мне довелось впервые в жизни сесть в самолет, а затем в такси. С каждым такое бывает впервые. А я приземлилась в незнакомом городе с тридцатью пятью долларами в кармане, и это было самое отчаянное решение, ко­ торое я принимала когда-либо в жизни. Я хотела завоевать Нью-Йорк и верила, что добьюсь своего.

Мне было ясно, ради чего я отправилась в НьюЙорк, и все же я набрала полную грудь воздуха, сжала губы так, что на глаза навернулись слезы, и сказала себе: «Я это сделаю. Я должна это сделать, потому что у меня нет иного выхода».

Когда отец однажды навестил меня в Нью-Йорке, он пришел в ужас. По стенам моей комнаты полза­ ли черные тараканы. Весь дом был пропитан запа­ хом ночлежки, каким-то прокисшим пивом.

Я тогда подумала: «Кто сейчас самая яркая звез­ да в музыкальном бизнесе и кто у нее менеджер? Я хочу, чтобы он был у меня». Я вкалывала до полу­ смерти, прежде чем стала той, какая есть. И я бук­ вально голодала, иной раз добывая пищу из мусор­ ных ящиков, пока, наконец, не прорвалась...

264

Мне хотелось танцевать в Нью-Йорке, но все из­ вестные шоу-группы были заполнены. У меня не было ни желания, ни времени ждать своего шанса много лет, и поэтому я начала борьбу за музыкаль­ ную сцену. Однажды меня повезли в Париж, пред­ ставляли каким-то жутким типам, таскали по доро­ гим ресторанам, показывали везде, где надо и где не надо, кого они вытянули из сточной канавы Нью-Йорка. Когда я приходила в бешенство, они совали мне деньги, чтобы у меня снова поднялось настроение. Я чувствовала себя несчастной и смер­ тельно усталой.

Долгих семь лет я буквально лезла из кожи, что­ бы добиться успеха. И все, чего я достигла, сделано без чьей-либо помощи, заработано своим трудом.

Все эти годы во мне жило ощущение того, что я обитаю в джунглях. У меня никогда не было доста­ точно денег и я не ощущала чьей-либо поддержки. Если хочешь выжить и добиться успеха, работай не только головой, но и локтями. Я так и делала.' Не потому ли многие считают, что все это превратило меня в стерву?

Я всегда говорила, что хочу стать знаменитой, и никогда не говорила, что хочу стать богатой.

Уже с пяти лет я знала, что я не такая, как все. Отец постоянно убеждал меня, что нужно все время карабкаться наверх.

Я хочу владеть миром. Всякий раз, когда я дости­ гаю новой вершины, перед моими глазами уже мая­ чит другая, на которую я должна взобраться. И так без конца. Возможно, я должна успокоиться и удовлетвориться достигнутым, но я так не могу. Я должна идти дальше. Почему? Не знаю. Знаю толь­ ко, что должна это сделать.

И еще знаю, что надо быть сдержанной. Но это не для меня.

265

Цена успеха

Деньги не играют для меня никакой роли. У меня никогда не было желания зарабатывать миллионы. Но в то же время не хотелось бы иметь денежные проблемы. Чем больше у тебя денег, тем больше проблем. Сначала я вообще почти ничего не зара­ батывала, потом появились деньги, причем нема­ лые, и это было единственное, что породило про­ блемы. Все казалось проще, когда не было денег, когда их хватало только на то, чтобы выжить.

Фотографии моего обнаженного тела не предназ­ начались для публикации в каких-либо журналах. Снимки делались для специальных фотовыставок. В то время я была еще никому не известна и не могла даже представить, каким скандалом это обер­ нется для меня впоследствии. На протяжении мно­ гих лет я позировала в качестве обнаженной моде­ ли в художественных школах. К тому времени я уже работала в танцевальных шоу. У меня была от­ личная фигура и вес несколько ниже нормы, так что мое тело отлично смотрелось. Я была у фото­ графов одной из самых излюбленных моделей. И получала десять долларов в час за позирование в обнаженном виде. Бывало, что платили всего-на­ всего доллар и пятьдесят центов. Но я говорила се­ бе: «Искусство требует жертв».

Я считаю изображение обнаженного тела полно­ правным жанром изобразительного искусства. Я не вижу ничего порнографического в Микельанджело. Само собой разумеется, я бы предпочла, чтобы эти фотографии не публиковались, и я понимаю людей, которые, рассматривая их, задаются глубокомыс­ ленным вопросом: «Что это все значит?» И если

266