книги из ГПНТБ / Путешествия за камнем академик А. Е. Ферсман Академия наук СССР. 1960- 54 Мб

/'uC ..» . {КАЯ

. -УЧН*-КХ|-,ИЧ{ЭИЛЯ Ви*ли<ш*а сосу

наши шесть матросов не справляются с настигающим нас валом. Надо было что-то предпринимать. Лодка была уже в значитель­ ной степени залита водой. Я решил, что необходимо действо­ вать, и, указав матросам на опасность положения, сказал, что только каким-то единым, общим порывом мы сможем спасти свои жизни. Опытному горному инженеру я предложил быть

нашим начальником, сам сел на дно лодки вычерпывать воду.

Мы все дружно взялись за дело. Инженер удачно направил лодку под защиту берегового утеса, и после двух часов отчаян­ ной борьбы мы были на берегу.

Усталость и нервное напряжение были настолько велики,

что, выбравшись на берег, многие из нас сейчас же уснули на теплом песке.

Это был последний вечер моего пребывания в Керчи. Мы про­ вели его на берегу Керченского пролива, любуясь дивной красо­ той осенней крымской ночи. На берегах горели огни рыбачьих хижин. Где-то на севере сплошным заревом светилась Керчь. Море, плескавшееся тихо у берега Камыш-Буруна, светилось

осенним фосфорическим светом. Мы прощались с Крымом, обсу­ ждали его будущее и вместе с местными инженерами предста­ вляли себе, какие огромные возможности сулит создание нового

центра металлургической промышленности здесь, в Керчи. Один из инженеров, только что окончивший политехниче­

ский институт, был горячим патриотом Керчи. Он мечтал о круп­ ной борной промышленности, о возможности использовать энер­ гию газовых струй. Он говорил о возможности открытия здесь

нефти, жаловался на невыносимые условия царского режима, мешавшие свободному развитию производительных сил края.

С тех пор прошло двадцать лет. В столице Чехословакии, в Праге, в 1936 году мы получили предложение осмотреть зна­ менитый серебряно-свинцовый рудник Пшибрам и старую Гор­

ную Академию в этом же городе.

На вокзале нас встретили торжественно. Нас посадили

не на автомобили, а в экипаж — в коляску, запряженную парой лошадей, с кучером, одетым в старую горную форму.

В рудник мы спустились на глубину 1300 метров на пре­ красном лифте, собрали богатую коллекцию серебряносвинцо-

вых руд. После осмотра рудника проехали в Горную Академию,

где нас ждал официальный прием.

Еще на лестнице нас встретили дежурные, которые, переда­ вая нас один другому, ввели в небольшой актовый зал, на поро­ ге которого стоял ректор Академии с большой золотой цепью на груди. В небольшой речи на чешском языке он приветствовал меня — ученого из советской страны. Он говорил об общении двух родственных народов — чехов и русских, об общих задачах

науки и хозяйства.

Я ответил ему по-русски, отметив наш глубокий интерес к горному делу Чехословакии и к исторической горной школе старой чешской Горной Академии.

Официальная часть закончилась. Ректор снял с себя цепь, подошел ко мне, похлопал по плечу и сказал на чистом русском языке:

— Ну, а теперь давайте говорить по-русски. Вы меня не узнаете? Я — тот инженер, с которым вы провели когда-то последнюю ночь на берегу Керченского пролива. Я вам гово­ рил,— не удержаться мне в царской России, а теперь... теперь я на своем новом посту креплю связь нашей чехословацкой

молодежи с советской наукой.

Я кончаю свои воспоминания о Крыме.

В годы советской власти мне снова довелось несколько раз побывать в Крыму и посетить многие месторождения. На моих глазах Крымский полуостров из сельскохозяйственного района

стал превращаться в настоящую горнопромышленную область.

Вырос мощный Керченский металлургический комбинат, ко­ торый не только получает прекрасный чугун, но и переводит

фосфор в ценное удобрение — томасовский шлак. Рассеянный

в сотых долях процента ванадий извлекается для нужд ванадие­

вой стали, необходимой для автомобильной промышленности.

Около Сак выросло крупное соляное хозяйство. Это не просто те горы соли, которые лопатами добывали из озера в старое время. Теперь используются все остатки рапы, магниевые соли,

а также калий и бром. С успехом используются и соли Сиваша. Потребности социалистического строительства выдвинули

необходимость грандиозных разработок декоративного и строи­ тельного камня, в том числе того прекрасного диорита, из кото­ рого слагались окрестности Курцов, Эски-Орды и Южный берег Крыма.

Я не буду перечислять самые разнообразные полезные иско­ паемые, которые открыты на территории Крыма: достаточно

указать, что в Крыму было открыто и изучено около двухсот месторождений полезных ископаемых, начиная с самоцветов для украшений и кончая ценнейшими известняками для обли­ цовки Московского метро и чистыми известняками для флюсов металлургических заводов.

Уже из этих данных мы видим, как своеобразна минеральная природа Крыма и как много нового и интересного откроет Крым,

когда исследования осветят все еще мало изученные уголки. Очень серьезными и до сих пор, в сущности, недостаточно

освещенными являются проблемы, связанные с бальнеологией и курортным делом. Воздух (с озоном, кислородом, перекисью

водорода), ионизация, радиоактивные эманации, особый химиче­ ский состав воздуха, насыщенного солеными брызгами моря,

18

соленые и минеральные источники, соленые озера, грязи и илы— все это представляет исключительные богатства; ведь многие сотни тысяч больных стремятся к берегам Черного моря, чтобы укрепить здоровье чистым воздухом и живительным морем.

Но у меня с Крымом всегда останутся связаны старые дет­

ские минералогические воспоминания. Крым был моим первым университетом.

Он научил меня интересоваться природой и любить ее. Он научил меня работать, раскрывать тайны природных богатств,

ине в быстром осмотре, проезжая на автомобиле или на лошади,

авот так, ползая на четвереньках в течение многих дней по од­ ной и той же скале, следя за всеми извилинами едва заметных жил, строя по отдельным мелочам и деталям картину прошлого

ифантазируя о будущем.

Лишь при таком знакомстве с природой, из горячих пережи­ ваний, которые испытывает детская душа от каждой находки

хорошо ограненного кристаллика горного хрусталя, и зарож­

дается истинное понимание природы.

И я с глубокой благодарностью вспоминаю ту прекрасную

школу, которую я прошел более пятидесяти лет назад в Крыму.

2*

ИЗ ДЕТСКИХ КОСПОМИНАПИЙ

(Греция. Австрия, Чехия)

окруживших пароход лодок, свист пароходиков и катеров, луч

яркого солнца, проникший через иллюминатор, разбудили меня, и я узнал, что мы уже в Константинополе. Я еще сейчас помню те горькие слезы, которые проливал я — маленький семи-

летний мальчик,— когда меня не разбудили перед входом в Бос­

фор. Я долго не мог успокоиться,— ведь обещали же разбудить! Не успокоили меня ни собаки, лежавшие сотнями на улицах Стамбула, ни большие туфли, в которые я влез вместе с ботин­ ками, для осмотра мечети Ая-София, ни обещания, что на Дар­ данеллы я смогу смотреть всю ночь.

Через день мы выехали в Грецию. Помню чарующее Мра­

морное море и первые рассказы отца о мраморе. Он увлекался

тогда архитектурой и рассказывал мне о тех произведениях

древнегреческого искусства, которые мы увидим в Афинах, о

разных сортах мрамора — белого, розового, желтого и зеленого.

Еще в знаменитой Ая-Софии он подводил меня к стенам из

полированного пятнистого зеленого македонского камня (verde antico), а на склонах Принцевых островов через бинокль издали

показал мне ломки розового мрамора. Слово «мрамор» сделалось для меня каким-то священным. Я не мог дождаться, когда же мы, наконец, доедем до Пирея. Но вот мы пристали к пцичалу и па извозчике поехали в Афины по пыльной дороге, обсаженной

.оливковыми деревьями.

Уменя не осталось почти никаких впечатлений от поездки

аГрецию. Помню лишь, как я скатился с дивана во время до­

20

вольно сильного землетрясения, которое произвело на меня

огромное впечатление, и как долгое время я не мог ни от кого получить убедительного ответа на мои вопросы,— отчего, по­ чему, где и когда происходит землетрясение.

Помню еще картину Элевксинской бухты чарующего Среди­

земного моря и плоские камешки, па которые журча набегали ти­

хие волны. Я собрал целую коллекцию этих камешков в малень­ кую коробочку, и эти первые сборы детства хранились у меня до тех пор, пока я не передал мою коллекцию первому Народ­ ному университету имени Шанявского в Москве, в котором я

был первым лектором по минералогии.

Среди этих плоских камешков были и мраморы разных цве­ тов, и змеевики, известняки, кремни и агаты.

Но вот, наконец, мы поехали осматривать Акрополь; по по­

луразрушенным каменным лестницам поднялись мы к Парфе­

нону. Здесь все было из мрамора — колонны, ступени, стены, вокруг лежали обломки полупросвечивающего белого искристого

камня.

— Вот видишь, здесь написано,— сказал мне отец,— что строго запрещается брать хотя бы кусочек камня. Имей это в

виду, Саша.

Но разве я мог не взять кусочка мрамора! И пока отец и ого

спутники восторгались Эрехтейоном, я незаметно положил в карман три обломочка мрамора разных цветов. Долго не пока­ зывал я их родителям, и только когда мы покинули Грецию, я не без гордости сознался, что стащил целых три куска мрамора.

Снова отдельные отрывочные картины — Корфу, Адриатика с ее пестрыми парусами, Южная Италия, где нас окружили це­

лые толпы нищих; ее грязные желтого цвета дороги... Венеция

сее каналами, черными, мрачными гондолами и... замечатель­ ным венецианским стеклом, поражающим чистотой и яркостью красок и сочетанием прозрачности с блеском.

Яникак не мог понять, чем отличается стекло от природного камня, почему я не должен собирать кусочки стекла, когда они еще более красивы и блестящи. Но мать, хорошо знакомая с геологией и минералогией, строго запретила мне собирать их, говоря: «Да не бросайся ты на все, а то, я вижу, у тебя глаза

завидущие не только на камни, на кораллы в итальянских без­ делушках, на раковины в заморских магазинах, на ветви поли­ пов, но и на стекло. Так нельзя. Как мы все это повезем домой?

Ведь на таможне отберут!»

Истрах перед таможней, как перед каким-то страшилищем, останавливал меня.

Пролетели картины альпийских озер, сказочное озеро Гарда

снависшими скалами, первые снежные вершины, ледники с их белыми языками. Блестящие слюдяные сланцы уже лежали в

21

моей коллекции, завернутые в вату, с бумажкой, на которой крупным детским почерком было написано: «озеро Гарда».

Эти картины были очень мимолетными, и у меня о них не со­ хранилось почти никаких воспоминаний.

Но вот доехали мы до цели нашего путешествия — богемско­ го курорта Карлсбада, куда моя мать ездила ежегодно лечиться от тяжелой болезни печени. После этого первого путешествия еще десять раз сопровождал я ее в этот минералогический рай, а

через сорок лет мне пришлось снова начать паломничество в этот город, но уже для своего собственного лечения.

Карлсбад — ныне чехословацкие Карловы Вары — наложил огромный отпечаток на мою жизнь, определил мои интересы. Здесь, в этом модном, роскошном курорте, я познакомился впер­ вые с большим разнообразием камней, с их красотой и... ценой.

Это были годы расцвета горного дела в Богемии: еще добы­ вали в Рудных горах оловянные и вольфрамовые руды, и чуд­ ные щетки касситерита, шеелита, кварца аккуратно вынимали из жил и продавали курортникам.

Вмагазинах можно было найти урановую смоляную руду —

вте годы просто дешевый отброс для приготовления желтых красок для фарфора и кирпичей,— чудные щетки горного хру­ сталя из Альп, соль из Каннергута. Парные иголочки актино­ лита с темно-зелеными эпидотами привозились из Тироля.

Среди всего этого разнообразия — сказочные камни самого Карлсбада, осадки его горячих источников — гороховидные кам­ ни, арагонитовые натеки, целые букеты цветов, покрытые карлсбадским камнем, шкатулочки, ножики из камня...

Вкрасивых витринах магазинов лежали на стеклянных по­ лочках кристаллы, друзы, щетки и рядом с ними виднелись мел­ кие цифры — цена...

О, сколько детских волнений переживал я из-за этих цифр! Как много нужно было накопить сбережений, чтобы купить себе

шарики родохрозита на штуфе бурого железняка или дымчатый

кварц с вершины Сен-Готарда!

На гулянье вдоль речонки Тепла камни можно было купить дешевле. Здесь продавались красиво разложенные на черном бархате карлсбадские двойники полевого шпата, кусочки каоли­ на, из которого делали знаменитый чешский фарфор, оливино-

вые бомбы it пироксены из базальтов Родисдорфа.

, Я изучал каждый камень, выставленный в магазине. Я еще и сейчас вспоминаю о тех нескольких штуфиках кальцита из Кемберленда, которые я купил и, о ужас, уронил по дороге и разбил. Заливаясь горькими слезами, я мог только разглядеть

спайность 1 кальцита,— и как же я проклинал эту спайность,

1 Спайность — свойство кристаллов раскалываться по определен­ ным направлениям.— Прим. ред.

22

когда мать сказала мне, что если бы ее не было, то камень, по­ жалуй, не сломался бы.

Когда я несколько подрос, я стал сам собирать минералы

около Карлсбада, сам выбивал двойники полевого шпата из гра­

нита, собирал вулканические бомбы из потухшего четвертичного вулкана Каммербюль, около Эгера, и шестигранные столбики биотита в базальтовых туфах Гиссюбля. Но больше всего меня поражали карлсбадские натеки. На высоту в 9 метров била го­

рячая струя источника Шпруделя. Целыми потоками вылива­ лась она из чаши, отлагая на дне ее бурые натеки арагонита, которые обволакивали зернышки кварца и превращали их в ша­ рики, горошины, крупинки.

«Как же это так? Значит, камни тоже растут?» — спрашивал я с недоумением родных. Должен сказать, что я так и не по­

лучил удовлетворительного ответа, и мне оставалось совер­ шенно непонятным различие между ростом камня и ростом растения.

Иногда мой дядя-химик и его товарищ, известный впослед­ ствии профессор А. И. Горбов, пытались объяснить мне основы химических процессов и рост карлсбадского камня. Я, как сей­ час, помню их мудрые споры на химические темы, в то время как я аккуратно выписывал названия минералов и под их дик­ товку записывал, из чего камень состоит.

Их беседы на химические темы оставались для меня совер­ шенно непонятными, но я в них видел что-то такое важное и мудрое, что моим самым большим удовольствием было слушать их споры о сложных органических реакциях и химических пре­ вращениях эфиров и спиртов.

Совершенно иные беседы вел со мною отец. Мне еще не было десяти лет, когда он заставлял меня читать вслух Гёте, его лю­

бимого поэта, и старался объяснить мне ряд очень трудных сти­ хов, мне совершенно непонятных и, откровенно говоря, совер­ шенно неинтересных. Единственное, что примиряло меня с Гёте,

это то, что он тоже любил камни и был минералогом. Отец рас­ сказывал о том, что свои минералогические и геологические ис­ следования Гёте начал в Карлсбаде, что он приезжал туда много раз лечиться в первые годы XIX столетия, что он первый изу­ чил граниты здешних мест и объяснил их происхождение из расплавленных масс; что, несмотря на то, что лечение требовало массу времени — 10 стаканов воды утром и 6 вечером и трехча­ совое сидение в ваннах Шпруделя,— он все же успевал с мо­ лотком в руке, с котомкой для ботанических сборов за плечами, посещать месторождения, ломки камня и рудники. Здесь впер­ вые родилась его теория происхождения цветов, позднее опро­ вергнутая успехами волновой теории света и лишь пыне снова восстановившая свое значение в истории науки.

23

В эти же годы в Карлсбаде произошло крупное научное со­ бытие, которое я, конечно, не мог оценить тогда и лишь много

позднее понял его значение.

В 1895 году на съезде врачей в Карлсбаде знаменитый геолог Эдуард Зюсс, под впечатлением мощи богемских терм и Шпру-

деля, впервые выдвинул теорию о ювенильных водах — о тех водах, которые впервые из глубин изливались на поверхность к свету, к солнцу,— водах охлаждающихся расплавленных под­ земных очагов. Э. Зюсс с присущим ему своеобразием и глуби­ ной мысли положил начало новым идеям в области изучения минеральных вод; и хотя многие из его идей сейчас уже выли­

лись в новые формы, тем не менее мысль о связи горячих терм с расплавленными глубинами, с рудными жилами и тек­ тоническими разломами сыграла огромную роль в истории науки.

Но эти высоты науки были недоступны двенадцатилетнему мальчику, на всю свою жизнь полюбившему камень.

...Обратно из Карлсбада мы всегда возвращались домой в

Одессу через Вену. Это была старая, яркая, нарядная Вена — первый большой заграничный город, который я увидел и кото­ рый произвел на меня неизгладимое впечатление.

На Ринге — широкой площади против дворца — красовались два грандиозных здания. Десятки миллионов рублей были за­ трачены на создание этих двух исключительных дворцов-музеев.

И для меня не было ничего лучшего па свете, как один из них и даже не весь этот музей, а его первые громадные залы. Пройдя обширный вестибюль и поднявшись на лестницу, мы попадали

взалы с знаменитым собранием камня. В те годы это был пер­ вый музей в мире; сейчас он уступил первое место Британскому музею. В красивых залах камень царил. Не на полочках витрин

вскучном порядке, а под огромными стеклянными колпаками лежали целые леса белоснежных «железных цветов» из Штирии,

грандиозные, в несколько метров, щетки прозрачных, как стек­

ло, кубов соли Величии (около Кракова), опалы Венгрии. Навер­

ху на стенах — картины рудников и месторождений. Отдельный зал был отведен для огромных метеоритов — камней, падающих с неба; дальше — залы руд и полезных ископаемых.

Что могло быть прекраснее этого музея! Для меня в Вене ни­

чего больше не существовало. Со скучающим видом ходил я за

отцом по залам живописи, только несколько оживлялся, когда он объяснял мне архитектуру тянущихся к небу готических храмов, и испытывал подавляющее чувство скорби перед мра­ морной гробницей Августинской капеллы... Нет, только музей, только музей!..

Аккуратно завернув свои минералы в бумагу и вату и еще весь горя воспоминаниями о бриллиантовом букете Марии-Те-

24 ‘

рези или о прекрасных сталактитах пещер, я возвращался до­

мой в Одессу, чтобы снова мечтать о камне, о музее, чтобы со­ бирать голыши на Ланжероне, ножичком прослеживать жилки горного хрусталя в порфиритах Симферополя.

И в детских и юношеских мечтах мне рисовались картины будущего: большие экспедиции за камнем,— мы находим целые

гроты горного хрусталя, таинственные сталактитовые пещеры ведут нас к подземным рекам, щетки аметистов выстилают гро­ мадные жилы. Мы едем в далекие неведомые страны, на вер­ блюдах, в повозках, запряженных буйволами. На подводных

лодках капитана Немо опускаемся в глубины океана за жем­ чугом... Сверкают коллекции привезенных нами камней. Ученые поздравляют нас с открытиями новых минералов, новых кри­

сталлов и пород... Около моей кровати стоит шкафик с моей маленькой коллекцией, и я засыпаю в этих мечтах, навеянных Жюль Верпом, Купером, Эберсом, воспоминаниями о Вене, Карлсбаде, навеянных царством камня.

Прошли годы гимназического учения. Увлечение минерала­ ми росло. После первого юношеского знакомства с минералогией, после «Истории земли» Неймайра — книги, с которой я не рас­ ставался, после увлечения собственной коллекцией, постепенно выросшей в прекрасное минералогическое собрание, располо­ женное по всем правилам науки,— я готовился поступить в университет или в горный институт и уже твердо наметил свой жизненный путь. Мимолетные увлечения стихами Горация или Софокла не мешали моим сборам минералов в Крыму, на Кав­

казе. Целыми часами я работал молотком, зубилом, киркой над

отдельными жилками с кальцитом и палыгорскитом в Курцах, просматривал нарядные цеолиты в мелафирах Саблов и горные хрустали в меловых породах северных склонов Таврических гор. Эти часы наблюдений оставили неизгладимое впечатление. Опи научили меня понимать детали, научили очень трудной и сложной обязанности естественника — наблюдать.

Мне было двенадцать лет, когда я начал записывать своп на­ блюдения, и, несмотря на бесхитростность и необоснованность этих записей, они сослужили мне большую службу, когда в

1903 году я писал одну из первых своих научных работ — «Ми­ нералогия окрестностей Симферополя».

Поступление в Новороссийский университет, однако, чуть было не привело к крушению моей мечты.

Не удовлетворенный лекциями по минералогии профессора Р. А. Пренделя, разочаровавшись в этой скучной описательной науке, я начал увлекаться лекциями по истории искусств, по политической экономии, которую так блестяще читал профессор

25

Только позднее я понял, какое огромное впечатление, сохраня­

ющееся па всю жизнь, производит хорошо построенный и хоро­ шо проведенный курс университетских лекций. Нет никакого

сомнения, что своим интересом к строению вещества, к пробле­ мам молекулярной химии я обязан прежде всего Борису Петро­ вичу Вейнбергу и профессору Петру Григорьевичу Мелико­ швили.

Еще с детских лет я запомнил исключительную фигуру про­ фессора Меликошвили, одного из заслуженнейших деятелей об­ новленной Грузии. Когда Петр Григорьевич навещал наш дом, я забивался в уголок в столовой и слушал, конечно не понимая, его рассказы о новых течениях науки. Из его рук я получил пер­ вый рентгеновский снимок лягушки. Я жадно впитывал его объяснения о разных волнах света, звука, тепла и осторожно

расспрашивал, что такое капля, все ли капли одинаковы, почему полевой шпат называется полевым и как можно осуществить

мою давнишнюю мечту — достать кусочек метеорита.

И он сам принес мне его — маленький невзрачный кусочек небесного камня — гордость моей коллекции!

В университете он первый очень резко восстал против моего увлечения историей искусств, пробрал меня за то, что я запу­

стил лекции по минералогии и особенно ботанике и по-отечески строго напомнил мне, что я не должен отходить от минералогии и от химии; для него не было границ между этими двумя наука­ ми, и он требовал от меня упорных занятий химией.

Но я не мог оторваться от затягивавших меня лекций Орнат-

ского, революционера Орнатского, как мы говорили. Не мог от­ казаться от своего увлечения практическими занятиями с ка­ пиллярами у Вейнберга и, может быть, совершенно забыл бы о

минералогии, если бы не резкий перелом в моей жизни — отца перевели в Москву, и я перешел в Московский университет, о котором с таким благоговением отзывался Меликошвили.

Не без страха пришел я в минералогический кабинет Мос­ ковского университета. Я так волновался, что не мог говорить,

а профессор, смотрящий через свои большие очки, казался мне таким строгим! Он направил меня в небольшую 12-метровую комнату — минералогическую лабораторию — к своему еще бо­ лее страшному ассистенту. Мне отвели место в углу, около печ­ ки, и дали изучать кусочек минерала ярозита с острова Челекен.

Так началась моя многолетняя работа у профессора Влади­ мира Ивановича Вернадского и его ученика, трагически погиб­

шего, Павла Карловича Алексата.

Так начались замечательные пять лет моей университетской жизни в Москве, в дружной семье минералогов. Это были годы расцвета минералогических работ Владимира Ивановича. Нас было немного в его кабинете. В лаборатории мы работали не ме­

26