книги из ГПНТБ / Блок М. Апология истории или ремесло историка

почти всякая латинская грамота или запись представляет собой результат транспозиции, которую нынешний историк, желающий докопаться до истины, должен проделать снова в обратном порядке» з э .

За этой фразой скрыты огромные методические и исследовательские усилия, воодушевляемые стремлением установить контакт с сознанием людей средневековья, понять их мысли и намерения, зашифрованные в доку­ ментах, написанных на языке, на котором эти люди не говорили и не думали. К сожалению, приходится признать: мало историков, ставящих перед собой подобную задачу и знающих, как ее решать,— в той мере,

содержат немало убедительных опытов терминологического анализа, веду­ щего к более точному и глубокому постижению социальной действитель­ ности, скрывающейся за источниками.

Не будем останавливаться на примерах такого анализа, но не откажем себе в удовольствии вкратце изложить содержание маленького очерка о посвящении в рыцари, который мы находим в одной из гЛав I I тома «Феодального общества»: это своего рода образец социального иссле­ дования обряда. Начиная с середины X I в. французские тексты все чаще упоминают действия, сопровождавшие вступление в число рыцарей: юно­ шу опоясывают мечом, он получает от сеньора удар мечом плашмя по плечу, вскакивает затем на коня и поражает цель копьем. Существенным моментом этого акта считалось физическое соприкоснове­ ние посвящаемого юноши и посвящающего сеньора — таким путем один мистическим образом влияет на другого, так же как епископ — на посвя­ щаемого им в сан священника. Блок сближает этот ритуал с инициациями молодых людей в примитивных обществах; несомненна связь его с древнегерманскими обычаями.

Констатацией подобной преемственности и ограничивались предшествен­ ники Блока. Для него же здесь проблема только начинается. Ибо «с изменением социальной среды соответственно изменилось и человеческое

явлений. Общественные отношения и трудовая деятельность, формы со­ знания и коллективные чувства, правотворчество и фольклор — в этих ракурсах выступает человек в работах Блока. Изучение техники, эконо­ мики, сельского пейзажа, политических или правовых учреждений не долж­ но скрывать людей, которые их создали или на них воздействовали и использовали. «Кто этого не усвоил, тот, самое большее, может стать чернорабочим эрудиции»4 6 . История призвана охватить общественную жизнь людей в ее полноте, в их взаимосвязях, со всех сторон.

Иронизируя над эрудитами, «для которых крестьянин прошлого существует лишь для сочинения удобных юридических диссертаций» («Их крестьяне,— поддерживает эту мысль Февр,— обрабатывали только кар­ тулярии, притом хартиями вместо плугов»4 7 ), Блок настаивал на том, что человек давних времен не должен оставаться «пустым фантомом». Историк стремится к точности изображения изучаемой им эпохи. Но «быть точным — значит быть конкретным». Обнаруживаемые в средневековых до­ кументах крестьяне, утверждал Блок, «должны предстать существами из плоти и костей, которые работают на подлинных полях, испытывают

сать историю, в которой действуют живые люди,— таково требование, трудно выполнимое, но императивное. Как этого добиться?

Прежде всего, по мнению Блока, необходимо по возможности изу­ чить среду, в которой существовали люди: природные условия, средства коммуникации, обмен, состояние техники. «Наивно претендовать на пони­ мание людей, не зная, как они себя чувствовали» 4 9 . Историк не может не поставить вопросов о плотности населения в изучаемую эпоху, о про­ должительности жизни, физическом состоянии человека, о гигиенических условиях, в которых он жил. Новый для исторической науки вопрос — человеческая чувствительность. «Взрывы отчаяния и ярости, безрассуд­ ные поступки, внезапные душевные переломы доставляют немалые труд­ ности историкам, которые инстинктивно склонны реконструировать прош­ лое по схемам разума; а ведь все эти явления существенны для всякой истории и, несомненно, оказали на развитие политических событий в фео­ дальной Европе большое влияние, о котором умалчивают лишь из ка- кои-то глупой стыдливости» .

Мыслители прошлого исходили из уверенности, что во всех перипе­ тиях истории в ней оставалось нечто неизменное — человек. Историки охотно рядили своих современников в костюмы разных периодов, при-

ные коллективные психические состояния (паники, массовые психозы, эпи­ демии покаяний, самобичеваний, охота на ведьм и т. п.) и повышенную неустойчивость человеческой психики.

Структура феодального общества, строй его экономики, вся сумма ма­ териальных условий жизни, включая и отношение к природе людей сред­ невековья, равно как и господство религии в духовной жизни, порожда­ ли, как показывает Блок, особое восприятие времени, а последнему со­ ответствовали специфические формы коллективной памяти — исторические знания, эпос, обычное право. Противоречивость выражений даже в юри­ дических документах, связанная с билингвистическим дуализмом (латынь — универсальный язык письменности — противостояла множеству нефикси­ рованных и текучих народных говоров), неточность счета, отсутствие стан­ дартизированных мер, расплывчатость в определении времени — черты* резко отличающие средневековую цивилизацию от современной. Все они отражают особенности сознания людей феодальной эпохи.

Изучая религиозную жизнь средневекового общества, Блок, вопреки традициям старой историографии, подчеркивает не господство благочестия, а глубокую противоположность между официальным богословием и под­ линными народными верованиями и суевериями, подчас не имевшими ни­ чего общего с христианской теологией. Такая постановка вопроса объяс­

и чувства, влияние которых на социальное поведение было, по-видимому, особенно сильным»5 3 . Внушаемый церковью страх перед адом — «один из великих социальных фактов того времени» 5 4 .

Культурные идеалы и ценности неразрывно слиты в представлении Блока с социально-экономическими институтами. Идеалы порождаются об ­ щественной практикой, но одновременно они и оказывают на нее свое воздействие, тем самым включаясь в нее. Нормой поведения рыцаря была щедрость, тогда как стяжание богатств и скопидомство презирались как признаки простолюдинов. «Широта натуры» феодала временами доходила до безудержного расточительства и уничтожения материальных ценно­ стей. В книге «Феодальное общество» Блок приводит яркие иллюстрации; подобного поведения членов благородного сословия, которые «из самохваль­ ства» сжигали свои конюшни вместе с дорогостоящими лошадьми, засе­ вали поле серебряными монетами и топили кухню восковыми свечами* Такие экстравагантности, естественно, не были нормой, но они ценны для историка как крайние проявления психологии феодала, стремившегося ут­ вердить свой престиж в глазах окружающих, утрируя требования рыцар­ ской этики. Они проливают свет на человеческую личность, поставленную в исторически определенные условия, в силу которых оценка ее собрать­ ями по классу имеет в ее же глазах большую силу, чем собственная оценка (вернее, последняя целиком зависит от «общественного мнения»).

Природа понятия чести — одна из «демаркационных линий между челове­ ческими группами».

Конституирование общественного класса, пишет Блок, сопровождается формированием специфического классового самосознания. Поэтому историк не может пройти мимо проблем идеологии и социальной психологии

Блок придавал исключительное значение истории крестьянства. Но ис­ тория сервов, по его убеждению, не может ограничиваться установлением их социально-экономического и юридического статуса и его трансформа­ ции, изучением их повинностей, материального положения, способов воз­ делывания земли и т. д. Это также история определенного коллектив­ ного понятия, а именно — личной свободы и ее утраты. Изучение диа­ лектики категорий свободы и несвободы — важный ключ к пониманию со­ циальной действительности средних веков 5 6 .

Общественные институты порождают стереотипы мышления и чувств. Вот пример «вездесущности вассальных чувств». Рыцарь выражает свое любовное влечение к прекрасной даме в понятиях, заимствованных из фео­ дального словаря. И этот сдвиг значения-—не чисто словесный: «Смеше­ ние любимого существа с сеньором соответствовало ориентации коллек­ тивной морали, присущей феодальному обществу»

Блоку в целом ряде случаев удается нащупать, как различные течения

представляя его существенную сторону, мимо которой исследователь не может проходить. В доказательстве этой идеи — важная заслуга Блока.

Сближение исторической науки с социальной психологией, взаимопро­ никновение обеих дисциплин — несомненное завоевание наук о человеке. Общественные процессы — единство объективного и субъктивного, и имен­ но в качестве этого единства они должны быть изучены. Под влиянием Блока и Февра проблемами социально-исторической психологии занялся

словом они обозначают то «умонастроение», то «умственные способности», то «психологию» и «склад ума», а может быть, и весь тот комплекс ос-

данной эпохи и, следовательно, проливающим свет на их поведение. При этом, естественно, памятники искусства и литературы, отражающие коллек­ тивные представления и идеи, фольклор, данные этнографии, мир ритуа­ лов и жестов приобретают особую важность для историка культуры, ко­

и мыслей», широко распространенные и вульгаризированные религиозные представления, коллективную память, отношение к природе, восприятие времени и т. п. Это именно те вопросы, которые обходили стороной пред­ ставители традиционной историографии.

Обращение Блока к проблемам общественной психологии, таким обра­ зом, непосредственно связано с пристальным его интересом к социальной истории, к анализу общественных структур, неотъемлемым параметром ко­ торых он считал формы сознания и мировосприятия, присущие входив­ шим в них людям. То, что принято называть субъективным планом ис­ торической жизни, включается в план объективного функционирования общества: общественное сознание во всех его формах рассматривается в качестве одной из детерминант человеческого поведения и, следовательно, приобретает значение для понимания жизни социального целого и его ча­ стей.

В конечном счете преобразование исторического знания, намеченное Блоком и Февром, было направлено на преодоление разобщенности со­ циальных наук, на объединение всех отраслей истории вокруг общей цели. Из частной гуманитарной дисциплины, одной из многих, занимающихся человеком, историческому знанию надлежит превратиться во всеобъемлю­ щую науку об общественном человеке. Для этого историки должны сот­ рудничать с географами и экономистами, социологами, этнографами и пси­ хологами, искусствоведами, лингвистами и историками литературы, истори­ ками науки и техники и статистиками. Необходимо изучать историю с самых разных точек зрения, и прежде всего с точки зрения экономиче­ ской и социальной, с тем чтобы получить широкий синтез.

ный современный историк Фернан Бродель — повторил по существу ту же мысль: «Я настаиваю: могут быть различные истории, но лишь однаединственная — научная история» 6 7 .

минувшие эпохи к своему времени и модернизирует их (напротив, Блок неустанно предостерегал против опасности переноса понятий, применяемых