книги из ГПНТБ / Блок М. Апология истории или ремесло историка

научную методику, сделать более тонкими и эффективными орудия, с по­ мощью которых это познание только и мыслимо.

Нужно и нечто большее — изменение самих умственных установок ис ­ ториков. Конфликт между старым и новым направлениями в историогра­ фии, отраженный в «Апологии истории»,— это конфликт двух стилей мышления: мышления фактографа, копирующего документ, исторический;

в которых усматривает девиз последователей Сильвестра Боннара: «Зада­

III

Нет нужды пересказывать взгляды Блока, четко и пластично изло­ женные в его книге. Однако научные принципы историка трудно уяснить, если рассматривать их изолированно от его исследований. Общее не су­ ществует для Блока вне теснейшей связи с конкретно-историческим, по­ мимо анализа источников и синтеза полученных результатов. Для того чтобы смысл «Апологии истории» выявился более выпукло, попытаемся, наметить характерные черты метода Блока.

Нельзя не заметить, что в обширном списке трудов французскогомедиевиста нет работ, посвященных политической истории или отдель­ ным историческим персонажам. Блока, очевидно, мало занимал тот план истории, в котором движутся герои и совершаются события, иначе го­ воря,— план неповторимого. В этом отношении он отличался от своего

и Реформации представляли интерес прежде всего с точки зрения про­ явления в их индивидуальных деяниях «духа времени», общественного со ­ знания выдвинувшей их эпохи. Но Февр шел к общему от единичного, уникального.

Блок же и в тех случаях, когда он, подобно Февру, обращается к истории культуры, общественной психологии, изучает ее, исходя не из анализа мысли отдельных индивидуумов, а в непосредственно массовых проявлениях 1 6 . Например, в книге «Короли-чудотворцы» на основе дан-

средневековья, утверждали романисты. Древнегерманские леса, в которых жили воинственные племена тевтонов с их боевыми дружинами, возглав­ ляемыми королями,— был ответ на этот вопрос германистов. В обоих слу­ чаях обнаружение в римской или в германской древности отдельных черт общественных отношений, которые в средние века получили всеобщее рас­ пространение в Европе, рассматривалось представителями этих научных школ как решение вопроса о происхождении и существе феодализма. Не говоря уже о явной политической и националистической тенденциозности подобных взглядов (романизм не случайно процветал во французской ис­ ториографии, а германизм в немецкой), ясно, что при таком подходе к проблеме развитие по сути дела элиминировалось: характерный для сред­

ход от древности к средним векам знаменовался лишь постепенным и медленным преобразованием или укреплением тех порядков, которые сло­ жились намного раньше. Качественные сдвиги в истории Европы, проис­ шедшие на грани античности и средневековья и вызванные взаимодей­ ствием германских и других варварских народов с населением империи, которую они завоевали и заселили, игнорировались.

Блок сознавал опасности, которые несет с собой попытка объяснения сложных исторических феноменов посредством разыскания одних лишь их корней. «Идол истоков», «мания происхождения» — так называл он «на­ важдение», которому поддались авторы многих -исторических исследований. Возможно ли объяснять социальные явления простой отсылкой к более ранним состояниям? «Из желудя рождается дуб. Но он становится и остается дубом лишь тогда, когда попадает в условия благоприятной сре­

своих отцов». Он с основанием предупреждает против смешения преем­ ственной связи с объяснением. По поводу теорий германистов и романи­ стов он выдвигает важное общее соображение: «Европейский феодализм в своих характерных учреждениях не был архаическим сплетением пере­ житков. Он возник на определенном этапе развития и порожден всей социальной средой в целом» 2 0 .

Хотят узнать, как возникло данное явление? Но сперва необходимо вскрыть его природу, а это возможно лишь при знакомстве с ним в его зрелом, наиболее завершенном виде. «Можно по праву спросить, не лучше ли было бы, прежде чем погружаться в тайны происхождения, определить черты законченной картины?»2 ! Ведь, помимо всего прочего, наиболее удаленное от историка во времени обычно и хуже всего известно и слабо отражено в источниках. Поэтому нередко для истолкования далекого прош­ лого надо обратиться к более близким временам и «бросить на предмет

Итак, объяснение природы социального организма заключается не в одних только поисках предшествующих состояний, но — прежде всего — в изучении его в той фазе, когда в наибольшей степени раскрываются содержащиеся в нем возможности. Исторической науке пришлось пройти длительный и мучительный путь, пока она усвоила эту истину. Правда, следует признать, что и ныне проблема сочетания этих двух подходов, которые можно обозначить как генетический и структурный, порождает немалые трудности и продолжает возбуждать ожесточенные споры в науке.

Одной из характерных сторон Блока-историка было то, что он мыслил историческими структурами: представляя себе социальное обра­

историческую перспективу, включавшую позднюю античность, с одной сто­ роны, и новое время (вплоть до революции X V I I I в.), с другой.

Блок не считает свою задачу выполненной, после того как он пред­ ложил истолкование существа социального строя и набросал историю его становления. Всякий раз, дав картину того или иного общественного ин­ ститута средних веков в его «законченной редакции», он стремится по­ казать многообразие этого института в различных странах или областях одной страны. Не только для того, чтобы созданная им первоначальная картина не производила впечатления всеобщей распространенности и еди­ нообразия, но и по другой важной причине. Генерализация сопряжена с упрощением, выпрямлением, живая ткань истории куда сложнее и проти­ воречивее. «Вне сомнения, участь всех систем человеческих институтов — никогда не реализовываться иначе, как в несовершенной форме»2 5 . По­ следовательно сопоставляя обобщенную характеристику исторического яв­ ления с его вариантами, Блок обогащает ее, делает более гибкой и на­ сыщенной конкретным содержанием. Вслед за главами о вассалитете и фьефе в книге «Феодальное общество» идет глава «Обзор европейского горизонта», в которой показана гетерогенность развития разных областей Франции и выявлена специфика вассально-феодальных связей в Италии, Германии, Англии, Испании и других странах. Выяснив существо фран­ цузского серважа, Блок обращается к сопоставлению (и противопоставле­ нию) его с формами крестьянской зависимости в Германии и в Англии.

Сравнительному методу Блок отводил особое место среди средств со­ вершенствования исторических знаний. При помощи его можно обнару­ жить наиболее типичное, повторяющееся и закономерное. Компаративи­ стика играет в работе историка роль эксперимента. Этот метод позволя­ ет устанавливать такие связи между явлениями, которые невозможно най­ ти иным путем2 6 . Но в истории, по убеждению Блока, сравнительный метод служит, помимо типизации, также и индивидуализации: он приво-

чиях.

Блок считает необходимым сопоставлять не изолированные факты и институты, ибо такой поверхностный поиск аналогий легко может приве­ сти и приводит к ложным выводам, но именно целостные системы, со­ циальные комплексы, в которые включены эти институты и от которых

Однако сравнение социальных систем представляет столь сложную за­

и плодотворность ее исследования и ограничивается беглым сопоставле­ нием Европы и Японии, которое дало ему основание предположить типо­ логическую близость европейского феодализма и общественного строя средневековой Японии 2 7 .

От зрелой формы — к ее предпосылкам и истокам, от демонстрации магистральной линии развития — к выявлению вариантов и многообра­ зия — таков путь рассуждений Блока. В результате создается картина внутренне связного и обладающего собственной логикой движения соци­ ального строя средневековой Европы.

Блок всегда мыслит большими масштабами. Эта масштабность неотде­ лима от склонности ученого к обобщающим построениям. Вот каким ут­ верждением открывается его книга «Характерные черты французской аграр­ ной истории»: «В развитии науки бывают моменты, когда одна синте­ тическая работа, хотя бы она и казалась преждевременной, оказывается полезнее целого ряда аналитических исследований, иными словами, когда гораздо важнее хорошо сформулировать проблемы, нежели пытаться их разрешить»2 8 . Блок хорошо знает, что книга, ставящая широкие проб­ лемы и богатая обобщениями, неизбежно вызовет критику специалистов,

да подразумевать, что в науке всякое утверждение является лишь гипо­ тезой?»). Его это не смущает. Предлагаемые им гипотезы должны быть проверены специальными изысканиями, и даже если они будут в даль­ нейшем отвергнуты, они сослужат полезную службу, ибо стимулируют других исследователей. Поэтому нет и тени рисовки или унижения в словах Блока: «Если в тот день, когда благодаря более углубленным ис-

ложения. Историков-марксистов труды Блока по истории средневековой Европы привлекают прежде всего богатством ценных и тонких конкрет­ ных наблюдений и выводов. Особого же внимания заслуживает его оригинальная исследовательская методика.

I V

Метод историка находит свое выражение и в отборе источников, и в способе их интерпретации. Блок примыкает к ученым, решительно пор­ вавшим с традицией старой историографии, которая читала историю прош­ лого вслед за хрониками. Обратимся к тому же Альфану. «Достаточно отдаться, так сказать, в распоряжение источников, читая их один за дру­

Блок же сравнивает историка с судебным следователем. Подобно сле­ дователю, который не довольствуется версией обвиняемого и даже призна­ ниями его, но ищет улики и старается раскрыть все обстоятельства дела, историк-исследователь тоже не полагается на одни лишь прямые выска­ зывания источников, лежащие, так сказать, на поверхности. Он задает им все новые и новые вопросы. Вопросник, если он умно составлен,— «магнит для опилок документов», выделяющий из них существенное. Что­ бы добыть историческую истину, необходимо максимально активное обра­ щение с памятниками. «Всегда вначале — пытливый дух» 3 1 .

Но это пытливый дух строгого ученого. Книги Блока богаты идеям» и гипотезами. Однако он неизменно следовал им же сформулированному «закону честности, который обязывает каждого историка не выдвигать никаких положений, которые нельзя было бы проверить» 3 2 . А вот одно из многих применений этого «закона честности». Остановившись перед трудным вопросом социальной истории средневековья и не решаясь дать на него ответ, Блок заявляет: «Я прошу извинения у читателя, но бы­ вают обстоятельства, когда исследователь должен первым долгом сказать: «Я не нашел». Здесь именно такой случай, когда нужно признаться в незнании; но это в то же время является призывом продолжать исследо­ вание...» 3 3 .

Любой исторический памятник может стать источником важных све­ дений, если знать, как к нему подойти, какие вопросы задать. «Все, что человек говорит или пишет, все, что он изготовляет, все, к чему он при­ касается, может и должно давать о нем сведения» 3 4 . Исследование на-

первых рук. Мы познаем их сами. «Здесь нет надобности призывать в качестве толмача ум другого,— говорит Блок.— Вовсе неверно, будто ис­ торик обречен узнавать о том, что делается в его лаборатории, только с чужих слов. Да, он является уже тогда, когда опыт завершен. Но если условия благоприятствуют, в результате опыта наверняка получится оса­ док, который вполне можно увидеть собственными глазами» 3 6 .

Таким образом, ученый вполне способен получить нечто из истории в «чистом виде», помимо интерпретаторов прошлых времен. И это «нечто» совсем не так незначительно, как казалось когда-то. Прямые остатки ми­ нувших эпох не играли существенной роли в историческом познании до тех пор, пока историки сосредоточивались на политической истории, на рассказе о событиях. Но коль скоро предмет истории изменился и центр тяжести исследования сместился в область социальной истории, истории экономики, культуры, явлений массового сознания, реальные объекты про­ шлого, будь то орудия труда, формы поселений или языки, фольклор, приобрели новое значение. Это та чувственная реальность, к которой со­ циальный историк может прикоснуться непосредственно и истолкование ко­ торой менее спорно, чем прямые высказывания источников, содержащие оценку событий их современниками и участниками. Блок в этом смысле противопоставляет свидетельства «намеренные» свидетельствам «ненаме­ ренным», «невольным», отдавая предпочтение последним: «Только этим путем удалось восстановить целые куски прошлого: весь доисторический период, почти всю историю экономики, всю историю социальных структур» .

Иными словами, переоценка сравнительной важности разных видов ис­ торических свидетельств тесно связана с переориентацией исторической науки. Переместив главное свое внимание с описания политических собы­ тий на изучение глубинных социально-экономических и культурных про­ цессов, она обратилась к иным категориям исторических источников, ко­ торые по < воей природе оказываются более достоверными, более точно и однозначно интерпретируемыми, чем источники, излюбленные традицион­ ной историографией. «По счастливому единству... самое глубокое в исто­ рии — это также и самое в ней достоверное» 3 8 .

Однако добыть это «достоверное» подчас исключительно трудно. В ме­ диевистике в особенности. Вот пример. Вплоть до X I I I в. почти все юридические документы, столь важные для социального историка, состав­ лялись на латинском языке. «Но факты, память о которых они старались сохранить, первоначально бывали выражены не на латыни. Когда два се­ ньора спорили о цене участка земли или о пунктах в договоре о вас­ сальной зависимости, они, по-видимому, изъяснялись не на языке Цице­ рона. Затем уже было делом нотариуса каким угодно способом облечь их соглашения в классическую одежду. Итак,— заключает Блок,— всякая или