Хрестоматия Глобализация и идентичность / Часть 1 / Часть 1 -Уткин

Глобализация не смягчает, а усиливает мировое неравенство. Как пишут американцы Р. Кеохане и Дж. Най, «вопреки ожида­ниям теоретиков, информационная революция не децентрализо­вала мировую мощь и не уравняла государства между собой. Она оказала как раз противоположное воздействие». Процесс глоба­лизации отнюдь не разрешает проблему существующего разитель­ного глобального неравенства, он не размывает сложившейся к третьему тысячелетию иерархии богатства и бедности. Глобализа­ция создает дополнительные возможности крупным производите­лям (чаще всего транснациональным корпорациям, которые, пользуясь феноменально разверзшимся рынком, укрепляют свои позиции) за счет менее крупных и менее приобщенных к совре­менной науке и технологиям производственных коллективов во всех странах Земли. Этим менее эффективным производителям грозит исчезновение с лица планеты. Не составляет большого тру­да уже сейчас назвать всемогущих чемпионов глобализации XXI века и ее деморализованных жертв.

По мнению американца Дж. Грея, «глобализация является ошибочным и вредным политическим проектом, оказывающим непомерное влияние на глобальные экономические и финансо­вые институты. Он отражает предпочтение творцов американской внешней политики». Слабые государства становятся жертва­ми – попадая под пресс глобализации, «национальные прави­тельства начинают делить власть – политическую, социальную, военную – с кругами бизнеса, международными организациями, множеством групп граждан. И в результате они подрывают свои позиции в мировом сообществе, отдавая господство индуст­риальному Северу.[…]

Четвертое направление критиков глобализации обращает внимание на внутренние проблемы самих лидеров глобализации, на то, что в странах-чемпионах возникают обширные зоны произ­водства, которые самым непосредственным образом страдают от открытия границ конкурентам, способным производить сходные товары с меньшими издержками. В развитых странах уже раз­мышляют над судьбой текстильной промышленности, «дымных» отраслей промышленности, на наших глазах перемещающихся в зоны, где защита окружающей среды уступает инстинкту первич­ного выживания, уже создается организованное сопротивление. В таких странах, как Соединенные Штаты, становится очевид­ным, что игра по правилам глобализации окупаема далеко не для всех производителей, не для всех членов общества. […]

Пятое критическое направление возглавляется Ягдишем Багвати из Колумбийского университета (Нью-Йорк), Полом Крюгманом из Массачусетского технологического института и глав­ным экономистом Мирового банка Джозефом Стиглицем (в эту группу входит и Г. Киссинджер), которые считают, что следует стремиться к системе свободного рынка для товаров, но не капи­талов. (В эту группу входит и прежний идеолог «шоковой тера­пии» в России – Джеффри Сакс из Гарвардского университета. Теперь он наряду с другими решительно критикует МВФ за пред­писание рецессионной политики, которая вызвала коллапс реаль­ной экономики). Рынки капиталов нестабильны по своей при­роде и требуют государственного контроля как минимум над об­менными курсами. Некоторые критики из этой плеяды заходят так далеко, что выступают за закрытие МВФ, который, с их точки зрения, своей импровизацией и незнанием местных условий спо­собен потворствовать возникновению кризисных ситуаций.[…]

Особую (шестую) позицию занимают американские изоля­ционисты, красноречиво представляемые, в частности, П. Бьюкененом. Они воспринимают глобализацию как систему допуска на богатый и справедливый американский рынок демпинговых товаров из стран с почти рабским трудом, как уход свободного амери­канского капитала (очень необходимого своей стране) в зоны де­шевой рабочей силы, что лишает работы большие массы собствен­но американцев, разрушает американскую экономику, ослабляет в конечном счете международные позиции Америки. В этом смысле П. Бьюкенен назвал глобализацию «заменой коммуниз­ма» в качестве главного противника Америки.

Эти враги глобализации справа более всего боятся утраты ясно выраженного национального суверенитета. Культурные и национальные цели самой Америки, по их мнению, требуют под­держания сильного государственного механизма. Глобализация в этом плане видится здесь едва ли не главным противником рели­гиозных и семейных ценностей, общественной солидарности. Ре­лигиозное рвение отличает неоконсерваторов от либералов, и оно не позволяет им принять глобализацию – для них это вид неже­лательного космополитизма. Проклятием для правых было бы петь глобализации гимны как среде, которая в конечном счете породит некое мировое правительство, отнимающее у заокеанской республики атрибуты суверенности.

Неоконсерваторы непреложно подчеркивают, что США – страна с идеалами, что вера Америки в демократию является на­следием американской традиции, которую Г. Моргентау назвал «общенациональным универсализмом». Неоконсерваторам не нравится метафора – США как «шериф» хаотического мира во­круг. По этому поводу один из идеологов правых – Дж. Муравчик – замечает, что «полицейский получает приказы от стоящих над ним авторитетов, но в сообществе наций нет власти более высокой, чем Америка». Как это сопоставить с понятием эконо­мического порядка, основанного на идеях бессмысленности на­ционального суверенитета и национальных интересов в мире, где господствующую роль играют лишенные национальной принад­лежности многонациональные корпорации, не имеющие границ экономические системы и никем не регулируемые глобальные потоки капитала? […]

Седьмое направление. Противники глобализации слева прин­ципиально выступают против давящей гражданина эксплуататор­ской сути частного капитала. Они со всей страстью выступают против гигантов мирового бизнеса, сделавших весь мир ареной эксплуатации труда капиталом. Вырвавшийся на глобальные про­сторы капитал кровно заинтересован в том, чтобы создать такую мировую систему, которая гарантировала бы враждебное проти­востояние рабочих разных стран, возможности для транснацио­нальных монополий искать и находить те места и страны, где за­работная плата была бы минимальной, налоги незначительны, го­сударственное вмешательство неощутимо, субсидии создаваемым предприятиям максимальны. Для этих критиков глобализация представляет собой проявление корпоративной силы мирового ка­питализма.

С точки зрения левых, Всемирная торговая организация (ВТО) представляет собой самое последнее по времени олицетво­рение всей системы глобального корпоративного управления. Не­обходимо остановить эскалацию этого явления и ограничить дея­тельность таких инструментов корпоративного правления, как МВФ и Мировой банк. […]

Такие теоретики, как Дж. Грей, полагают, что идеология свободнорыночного фундаментализма не может продержаться долго – она противоречит высшим идеалам да и интересам боль­шинства государств. Но она будет диктовать свои правила доста­точно долго, чтобы привести в беспорядок весь мир. США ни при каких обстоятельствах не променяют свое глобальное всемогуще­ство на подчинение некоему глобальному (скажем, ооновскому) правительству. Мы находимся в начале трагической гоббсианской эры, на протяжении которой анархия рынка и истощение естест­венных ресурсов приведет к крупным геополитическим конфлик­там. Только создание сильных институтов глобального управле­ния, которые регулировали бы соотношение валют и защищали окружающую среду, могло бы предотвратить столь мрачное буду­щее. Это глобальное правительство относилось бы со всем уваже­нием к различию режимов, особенностям культуры, сложившим­ся местным экономическим укладам. Огромная сила мировой экономики была бы направлена на службу основным потребностям человека, а не достижению сверхдоходов нескольких моно­полий.

Глобализацию подвергают критическому анализу прежде все­го те, кто призывает реалистически ответить на два вопроса: не страдает ли от нее большинство мирового населения (1) и кому пре­жде всего выгодна глобализация (2)? В общем и целом глобализа­ция – не более чем политически востребованная рационализация применения непопулярной ортодоксии неолиберальных эконо­мических стратегов.

ПРОТИВОДЕЙСТВИЕ ГЛОБАЛИЗАЦИИ

Едва ли можно сомневаться в том, что практически ни одна сфера человеческой деятельности не избежит той или иной степени влияния глобализации. Гло­бальный охват конкуренции подстегнет производительность тру­да, поощрит научные разработки, привлечет капитал к зонам со­циальной стабильности. Но, как у каждого подлинно значимого явления, у глобализации, помимо позитивной, есть огромная не­гативная сторона – стоит лишь обратиться к примерам Мексики, Таиланда, Индонезии.

Глобализация весьма специфически интегрирует мир. Одни ин­теграционные усилия ведут к искомому объединительному ре­зультату, другие обнажают непримиримые противоречия. Есть все признаки того, что дифференциация мирового сообщества не только сохранится, но получит новые измерения – возможно, с элементами ожесточения. Фиксация неравенства (и, еще важнее, отсутствие обнадеживающей альтернативы) в век массовых ком­муникаций может очень быстро разжечь пожар несогласия и про­тивостояния.

Самым важным с политической точки зрения является то, что система международного разделения труда, основанная на выде­лении между развитой индустриальной «основой мира», полу­периферией индустриализирующихся экономик и периферией неразвитых стран в условиях глобализации, попадает в ситуацию абсолютного доминирования «глобальной триады» Северной Америки, ЕС и Восточной Азии. Здесь размещены главные про­изводительные силы мира и «мегарынки» мировой глобальной экономики, в которой центральную роль играют глобализирован­ные транснациональные корпорации. Значительно более двух третей торговых и валютных потоков осуществляются между эти­ми тремя центрами, удаляющимися от мировой периферии. Тот, кто не попал в новую систему разделения труда, оказался попро­сту за пределами мирового развития. «Политический и экономи­ческий выбор большинства правительств, – пишет американец Т. Фридмен, – резко ограничен тем, что в мире существует одна сверхдержава и правит в мире капитализм». Эта новая – жест­кая – постановка вопроса является важнейшей отличительной чертой глобализации нашего времени. Лишь примерно десяти развивающимся странам (среди них Турция, Китай, Индия, Таи­ланд, Индонезия – и нет России, большинства Восточной Евро­пы, Латинской Америки, Африки) удалось внедриться в единый глобализированный рынок XXI века.

Не забудем при этом, что глобализация, формируя острова за­житочности даже в Индии, Китае, Мексике, создает покинутый всеми огромный «четвертый мир». И финал драмы не предрешен. Он зависит от человечества в его стремлении не только к эффек­тивности, но и к состраданию, мировой солидарности, традиции гуманизма.

Суммируем основные характеристики глоба-лизирующегося мира.

1. Вопреки понижению барьеров на пути торговых потоков, лишь рынок капиталов является подлинно глобальным. Лишь ка­питал безо всяких препятствий мигрирует в места наиболее выгодного своего приложения. А капитал исходит не из бедных стран Юга, он плывет из сейфов богатых стран Севера. Карты на­ходятся в руках банков, трастовых фирм, консультативных компаний, корпораций северного индустриального полюса.[…]

2. Увы, не каждой стране дается шанс быть частью привилеги­рованной системы. Но практически все государства ставятся под пресс – они должны адаптироваться к вызову глобализации, к уровню наиболее успешных производителей среди частных компаний мира. Глобализацией практически не затронуты Африка, почти вся Латинская Америка, весь Ближний Восток ( за исключением Израиля), огромные просторы Азии. (Даже в отдельно взятых странах зона действия сил глобализации ограничена. Например, в Италии в сферу ее действия входит северная часть страны, а Меццоджорно – на юге – не подвластен ей.)

Глобализация может быть причиной быстрого разорения и ухода на мировую обочину развития вследствие всесокрушающей конкуренции. Под ее влиянием государства становятся объектами резких и быстрых экономических перемен, которые способны в короткие сроки девальвировать легитимность правительств. Под­данные своих стран оказываются незащищенными перед набором новых идей, противоположных по значимости главным догмам национальных правительств. Богатство у владельцев технологии и ресурсов возникает буквально на глазах – но столь же быстро опускаются по шкале благосостояния и могущества те, кто «за­мешкался», кто не посмел пожертвовать собственной идентично­стью.

«Свобода и ярость, – пишут американцы Менон и Вимбуш, – с которой правительства – по меньшей мере те, которые выразили свое желание участвовать в глобальной экономике, – могут обратиться к репрессиям, уменьшается драматически. Это увеличивает свободу маневра и самоизъявления прежде молчав­ших национальных меньшинств. Государства, в которых этниче­ские меньшинства размещаются географически концентрирован­но, теряют рычаги воздействия – их противодействие меньшин­ствам становится все более дорогостоящим, потому что данное государство теперь уже хорошо просматривается всем внешним миром».

«Исключение целых обществ из процесса глобальной модернизации увеличивает риск этно-национальных конфликтов, тер­роризма, вооруженных конфликтов».[…]

4. По-видимому, у развивающихся стран появляется шанс. Скажем, между 1990 и 1997 годами финансовый поток частных средств из развитых стран в развивающиеся увеличился драматически – с 44 млрд. долл. до 244 млрд. Примерно половину этихс средств составили прямые инвестиции, что, казалось бы, давало странам-получателям шанс. Но вскоре обнаружилось, что грандиозные суммы уходят так же быстро, как и приходят (одним нажа­тием клавиши на компьютере), как только экономическая ситуация в данной стране начинает терять свою привлекательность (исчезает потенциальная сверхприбыль). В кратчайшее время западные частные деньги покинули в середине 1997 года Таиланд, затем Южную Корею, затем Индонезию, вызвав в каждой из стран шок национального масштаба. Надо ли говорить, что терпение жестоко эксплуатируемого – и столь легко становящегося жертвой – незападного мира небеспредельно?

В случае с обращенными к глобализации правительствами основная масса населения может, так сказать, воспротивиться жестокому открытию, безжалостной конкурентной борьбе и дви­нуться в противоположную – обращенную в прошлое сторону. Вспыхивает традиционалистское восстание против чуждых цен­ностей (подаваемых как универсальные), против страшного раз­рыва богатства и бедности, против осквернения традиционных святынь и безразличия к потерпевшим. Уже сейчас жертвами по­добной глобализации стали осколки Советского Союза и, во мно­гом, азиатские государства – Китай, Пакистан, Афганистан, Ин­донезия. «Идентичность, основанная на мифе, языке, религии и культуре, может оказаться недостаточно крепкой для сохранения целостности этих государств перед лицом глобализации», – при­ходят к заключению американские исследователи Р. Менон и У. Вимбуш.

5. Глобализация требует фактической унификации условий. Но в реальной жизни такого не происходит. Скажем, в период азиатского экономического кризиса 1998–1999 годов западноев­ропейские страны страдали прежде всего от высокого уровня безработицы; Китай шел своим путем, а США били рекорды промышленного роста. Что общего между фантастически быстро растущими сборочными линиями и заводами на мексиканской стороне границы с США и теряющими работу голубыми ворот­ничками Детройта? […]

6. Идеологи глобализации утверждают, что рынок ныне становится глобальным. В строгом смысле это не подтверждается фактами. Страны крупных экономических параметров остаются на удивление ориентированными на внутренние рынки. Скажем, не вовлеченные во внешнюю торговлю и обмен отрасли и сектора американской промышленности охватывают 82% работающих американцев. В Соединенных Штатах «почти 90% работающих заняты в экономике и в сфере услуг, которые предназначены для собственного потребления». В трех важнейших экономиках со­временности – США, ЕС и Японии – на экспорт идет лишь 12% ВВП. Страны Бенилюкса могут чрезвычайно критически зави­сеть от импорта и экспорта, но не гигантские экономические комплексы ведущих промышленных держав. Может ли хвост вилять собакой, может ли мощная – но не преобладающая – сфера ориентированного на экспорт производства навязывать свою волю всему обществу?

7. В политическом плане фактом является то, что торжество глобализма означает прежде всего историческое поражение левой части политического спектра практически в каждой стране. Леве политические партии еще могут побеждать на выборах и делеги­ровать своих представителей в правительства. Но они уже не мо­гут реализовывать левую политико-экономическую программу. В результате они попросту председательствуют при распродаже сво­их левых ценностей. И этот кризис левых взглядов и сил, судя по всему, надолго.

И это при радикализации их традиционного электората. Сот­ни миллионов трудящихся оказались жертвами глобальных фи­нансовых шоков, непосредственными жертвами современных ин­формационных технологий. Часто попросту жертвами проходя­щих весьма далеко экономических процессов. При этом зримо видны очевидно отрицательные по значению плоды ускоренной глобализации: растущее неравенство в доходах, отсутствие гаран­тии долговременной занятости, резко возросшая острота конку­рентной борьбы – теперь уже в глобальных масштабах. Чувство беззащитности, ощущение себя жертвами громадных неподкон­трольных процессов, озлобление слепой несправедливостью жиз­ни, ощущение сверхэксплуатации – все это делает глобализацию ареной все более ожесточенной борьбы.

Массовой радикализации может содействовать многомилли­онное перемещение сельскохозяйственного населения в мегапо­лисы двадцать первого века. «Оскорбленное чувство самоуваже­ния, озлобление, ощущение превращения в жертву складываю­щихся обстоятельств могут в значительной мере укрепить силы, выступающие против глобализации, которая все больше будет восприниматься как благотворная лишь для США, – пишет быв­ший директор Международного института международных отно­шений (Лондон) Ф. Хейзберг. – Фашизм и милитаризм Герма­нии, Италии и Японии, самопровозгласивших себя «нациями-про­летариями», были во многом отражением популярных и широко распространенных в этих странах чувств, что они (эти страны) не получили всех выгод от экономического развития своего време­ни – тех выгод, которые поделили между собой другие страны». Семьдесят лет спустя подобные же чувства снова выходят вперед в весьма мощных странах.

8. Как признают западные исследователи, всемирное откры­тие барьеров выгодно прежде всего сильнейшему. Страной, более других получившей от мировой глобализации, являются Соеди­ненные Штаты. На протяжении 1990-х годов США получили от роста экспорта около трети прироста своего ВВП. Даже когда кризис поразил часть азиатских стран, потоки капитала неустан­но стремились на американский финансовый рынок, давая бес­ценную энергию буму американской индустрии и сельского хо­зяйства. […] Неудивительно, что США намерены выступать наиболее упорным и убежденным сторонником мировой глобализации. «Получая наибольшие блага от глобализации, – указывает амери­канский политолог Э. Басевич, – Соединенные Штаты использу­ют благоприятное стечение обстоятельств, их главная задача – выработка стратегии продления на будущее американской гегемо­нии».

9. Недооценивается фактор государственности. Государства не могут позволить, чтобы жизни их граждан попали в огром­ную и почти необратимую зависимость от глобальных экономи­ческих процессов, над которыми у них нет контроля. Эти государ­ства либо возведут барьеры, чтобы защитить себя, либо государст­ва начнут тесно сотрудничать между собой, чтобы не упустить остатки прежнего контроля, видя, что, скажем, финансовый кри­зис в Восточной Азии в конце XX века был вызван во многом от­крытием восточноазиатскими странами своих финансовых рын­ков.

Расходы на образование и медицинское обслуживание в раз­вивающихся странах, которые решат подчиниться глобализационной идеологии, будут вынужденно прекращены, что еще более увеличит рост безработицы в мире высокой технологии. Мекси­канские рабочие, скажем, входя в огромную Североамериканскую зону свободной торговли, потеряли после 1994 года более 25% своей покупательной способности. Удержалось ли допустившее это правительство?

БУДУЩЕЕ

Протесты против итогов и дальнейшей глобализации в Сиэтле (на форуме ВТО в ноябре 1999 года) были довольно ши­роко интерпретированы как начало могучего потока противодей­ствия процессу глобализации. «Крах встречи в рамках Всемирной торговой организации в Сиэтле, – пишут американцы Ф. Рандж и Б. Сенауэр, – показал, как много неверного происходит в ми­ровой торговле и насколько уязвимым стало будущее общей тор­говой либерализации. Воинственная американская односторон­ность оскорбила делегации со всего света и подорвала многокуль­турный характер встречи». В то же время представители банковской, торговой, распределительной сфер больше связаны с глобализацией действиями транснациональных монополий, для них сугубо американские интересы начинают растворяться в меж­национальных процессах.

«Мир вовсе не вступает, – пишет редактор журнала «Нэшнл интерест» М. Линд, – в эру гармоничной глобальной взаимозави­симости и подлинной либеральной демократии. Глобальная кон­куренция подстегнет геоэкономическое соревнование, включаю­щее в себя менее богатые, но значительные в военном смысле страны, такие, как Россия, Китай и Индия». Вопреки всем глобалистским лозунгам, огромная часть населения нашей планеты фактически отрезана от возможностей современной технологиче­ской революции.

Не будем впадать в крайность. Более внушительным, чем пла­каты жертв глобализации, аргументом в пользу продолжения это­го процесса является тот факт, что, вопреки финансовому кризи­су 1997–1998 годов, государства мира не повернулись «внутрь», к частным строго национальным проблемам, а продолжили дви­жение к некоей мировой экономике, к интеграции в максимально широкий рынок.

Но неизбежно возникнет вопрос другой стороны: согласится ли мировое большинство в обмен на обещанную стабильность и долю участия в мировом прогрессе отдать ключи от национальной судьбы лидерам – это самый большой вопрос будущего. Встает кардинальный по важности вопрос: удовлетворится ли преобла­дающая часть мирового населения ролью объекта мировой гео­экономики, ролью бессильного потребителя товаров, создаваемых другими, ролью деградирующего свидетеля подъема немногочис­ленных чемпионов экономического роста? Мировая история зна­ет случаи пассивного смирения, но она же дает образцы активно­го несогласия с уготованной другими судьбой, образцы восстания против несправедливостей системы, где «победитель получает все», а не занявший призового места лишается геополитической значимости.

[… ] Согласится ли мир на господство союза чемпионов эффек­тивности из индустриальных зон развитых стран и космополити­ческого капитала их финансовых столиц? Как пишут американ­ские исследователи Дж. Модельски и У. Томпсон, «возможность создания глобальной организации вокруг ядра США – ЕС имеет черты реальности, но проявляет себя и возможность ожесточения в грядущем столетии интенсивной борьбы за лидерство». [… ]

По мнению американского исследователя Р. Гилпина, поли­тические основания экономической открытости драматически ослабли за последнее десятилетие, а фактически «взрывное» развитие торговли и инвестиций создало невиданное напряжение у глобальных институтов. После всемирно освещенных средства­ми массовой информации протестов против глобализации в ходе заседания Всемирной торговой организации в Сиэтле в1999 году, в Вашингтоне и Сиэтле в 2000 году, требования противников гло­бализации в ее антигуманном аспекте не могут более откровенно игнорироваться. Попытки подобного игнорирования могут при­вести лишь к новому подъему изоляционизма в глобальных мас­штабах. Это означает, что огромная волна глобализации не сопро­вождается абсолютно необходимой сменой политических инсти­тутов.

Уткин А. И. Мировой порядок XXI века.

— М.: Изд-во Эксмо, 2002.

С.38 – 75.