новые тексты+спецкурс Г. / Новые тексты / Мунтян Что такое глоб-ция

Что мир движется к состоянию все большей своей целостности, в этом нет сомнений ни у сторонников, ни у противников глобализации. Но будет ли целостный мир, как и до сих пор, разделен на богатых и бедных, выясняющих между собой отношения, или сначала произойдет «выравнивание», а затем уже единение? Этот вопрос только начинает занимать центральное место в схватках тех, кто выигрывает или теряет от развития современных глобализационных процессов. Сегодня уже очевидно, что регионализация, в том числе по показателям экономического развития и благосостояния, не противоположна глобализации, а представляет собой одну из естественных и необходимых форм этого процесса, составляет органическую часть глобализации. Если не исходить из того, что глобальный мир должен быть добрым для всех, то есть не наделять его свойствами идеала, то приходится констатировать, что факт его социальной дифференциации вовсе не противоречит тезису о становлении целостного мира. В таком случае следует признать, что глобализация в том значении, в котором ее понимает большинство исследователей, отнюдь не гарантирует построения Царства Божия на Земле, что глобализированный мир будет по-своему противоречивым и конфликтным, что он будет только одним историческим шагом человечества вперед, а не «концом истории» или исчерпывающим ее процессом. Глобализация должна восприниматься, по мнению Э. Гидденса, как «процесс неравномерного развития, одновременно расчленяющий и координирующий», или, иначе, распыляющий и консолидирующий, но, добавим, не как бесконечный, вечный, а имеющий собственное историческое пространство, свои исторические координаты [95].

В принципе, как это явствует из литературы, практически все ученые убеждены, что и решение конструктивных задач, и преодоление негативных последствий глобализации, в том числе и социальных, угрожающих стать основным источником мощных потрясений в ХХIвеке, требует установления глобального управления. Но одни из них полагают, что естественным следствием объективных процессов глобализации должно стать возникновение мирового правительства, которое будет призвано регулировать положение дел в различных сферах жизнедеятельности человечества [96]. «Функции глобального управления в международном масштабе те же, что и правительств отдельных государств у себя дома, - утверждает, к примеру, Л. Финкельстайн, - поэтому оформление глобализации требует последовательных шагов по созданию мирового правительства» [97]. Другие исследователи высказываются за создание международных органов и организаций, которые занимались бы координацией общечеловеческих усилий по решению глобальных проблем и направлению процессов в соответствии с интересами людей и опытом человеческой истории [98]. Немецкий профессор М. Цорн пишет о том, что процессы глобализации и интеграции увеличивают «потребность в международном управлении, которое должно контролироваться мировой общественностью», что «когда плотность транснациональных и международных организаций на территории, проблемы которой решаются, реально возрастает, заметно сгущается и политическая интеграция стран вокруг решения общей проблемы, и наоборот» [99]. В публикациях можно найти утверждения, что мировое правительство на деле уже существует («группа 7» или Совет Безопасности ООН). Равным образом множатся и аргументы в пользу той точки зрения, что мировое правительство невозможно создать, а если его создание и станет в какой-то момент возможным, то этот орган не избавится от своего принципиально реакционного характера. И все авторы, которые исследуют эту проблематику, соглашаются с тем, что противоречивость глобализационных процессов продолжает подпитывать существующие на этот счет разноречивые позиции.

Глобализация в этом смысле обременена многими внутренними несообразностями, противоречиями, конфликтами и испытывает ряд внешних воздействий, которые деформируют ее изначальные интенции и потенции. К первым относятся:

- превращение человеческого интеллекта в условиях информационного общества во «всеобщие производительные силы», основной источник экономического роста, что выдвигает в центр социального развития личность, самобытность, творческий потенциал, профессиональное мастерство каждого человека, наталкивается на унификаторскую тенденцию глобализации, стремящейся стандартизировать, усреднить все и вся;

- обнаруживаемый в мире объективный и динамичный процесс униформизации культуры противоречит историческому опыту, который обобщен в следующем признании глав «восьмерки» на саммите на Окинаве: «культурное многообразие, являющееся источником социального и экономического динамизма, способно обогатить человеческую жизнь в ХХI веке, поскольку оно способствует творчеству и стимулирует новаторский подход» ко всем проблемам человечества [100];

- глобализация, превращающая людей в «граждан мира», нацеленная на создание из них мирового «гражданского общества», одновременно вызывает возрождение национального сознания людей, которое «является защитной реакцией обществ против разрушительного влияния центробежных сил, связанных с глобализацией» [101];

- интеллектуализация труда, информатизация и автоматизация производства открывают путь к возникновению экономики практически без рабочих, плодят безработицу в таких масштабах, в которых она может означать смертный приговор цивилизации в той форме, в какой она сложилась в последние несколько тысячелетий. По расчетам американских экономистов, в нынешних условиях только незначительное меньшинство (около 20%) населения страны в той или иной мере может выиграть либо сохранить социальный статус в процессе реализации информационно-технологической революции, а подавляющее большинство рискует оказаться за пределами такого «прогресса», причем около трети уже ощутило на себе подобный негативный эффект. В этом смысле почти апокалиптически звучат слова американского ученого Дж. Рифкина: «Мы вступаем в новую эпоху глобальных рынков и автоматизированных производств. Путь к экономике без рабочих четко виден. Приведет ли этот путь в надежную гавань или к ужасной пропасти, будет зависеть от того, насколько хорошо цивилизация сумеет подготовиться к пострыночной эре, которая последует за третьей промышленной революцией» [102];

- наряду с признанием глобального распространения капитализма как системы организации экономики многие ученые полагают, что сам капитализм находится в системном кризисе, что он не способен решить усложнившиеся задачи выживания, вставшие перед всем человечеством. В частности, известный финансист и биржевой игрок Дж. Сорос, в 1996 г. написавший книгу «Алхимия финансов», в которой выступил в «роли мага, выводящего формулы благоденствия для цветущего капиталистического общества» [103], после азиатского кризиса 1997-1998 гг. издает книгу «Кризис мирового капитализма», где подвергает разбору все его основные структурные недостатки. Пророчества Сороса в этой связи неоднозначны, но практически все малоутешительны. Степень их пессимистичности варьируется от «я предвижу в будущем нестабильность» до предсказаний «неминуемого распада системы мирового капитализма». Наиболее опасным пороком, грозящим всей капиталистической системе крахом, как считает американский финансист, является то обстоятельство, что экономическая функция современного капитализма не просто начинает доминировать над остальными сферами общественной жизни, но и делает главной и чуть ли не абсолютной ценностью мотив получения прибыли. «В условиях быстрых перемен, когда традиции утратили былую власть, - пишет Сорос, - а людей со всех сторон осаждают предложения, разменные меновые ценности вполне способны заменить подлинные». Смысл всех критических высказываний автора книги в адрес капитализма вполне конкретен - конец уже виден, но его пока что еще можно предотвратить, в связи с чем и предлагается целый букет рецептов по преодолению слабостей, недостатков и пороков капитализма [104];

- ТНК и ТНБ, которые являются действительными «локомотивами» и глобальной экономики, и глобализации как процесса в целом, образуют некий новый мир транснациональных корпораций. В нем классический «рынок Рикардо», сохраняя свою сущность, трансформируется в направлении замены конкурентной борьбы за прибыль картельными соглашениями о разделе мирового дохода. «Мультинациональные ТНК, диверсифицирующие процесс производства и сбыта на обширных просторах планеты, используя при этом удобные условия в том или ином регионе: состояние социальной и промышленной инфраструктуры, производственные стандарты и местное законодательство, квалификацию рабочей силы, уровень ее социальной защиты и оплаты, устойчивую и солидную разницу между паритетом покупательной способности мягких валют и их обменным курсом по отношению к валютам твердым, близость к источникам сырьевых ресурсов, - отмечал А. Неклесса. - И даже такой фактор, позволяющий снижать в определенных ситуациях издержки производства, как благоприятный климат. Или действенно управляя широким спектром средне- и долгосрочных тенденций, например, путем планомерной организации спроса и предложения, либо приводя в действие другие рычаги воздействия, доступные сильным игрокам в умело организуемой мировой среде» [105]. Суть возникшего в этой связи в мире противоречия заключается в том, что высшее руководство ТНК в своей постоянной устремленности к получению сверхприбылей утрачивает чувство гражданской ответственности, приобретая черты «новых космополитов», безразличных к судьбам не только конкретных народов, но и человечества в целом;

- в метаэкономике, как иногда экономисты называют современную глобальную экономику, обостряется опасная особенность мировой капиталистической системы, которая была замечена еще в начале ХХ века В. Паретто и названа им экономикой «финансовых пузырей». В ней количество финансовых сделок растет неизмеримо быстрее числа реальных товарных соглашений, финансовые спекуляции становятся более привлекательными, чем любая производственная деятельность. Современная финансовая глобализация - «одновременно и жизненная субстанция, и интегральный символ нового мироустройства» [106], - оказалась необычайно эффективной и жизнеспособной в условиях технологизации, компьютеризации и либерализации валютно-финансовых операций, раскрепощенных как в национальных границах, так и на обозначившихся просторах транснационального мира. По существу она создала тупиковую финансовую неоэкономику. «Некогда Новое время, освобождаясь от заскорузлой психологии «собирания богатств», формировало энергичную экономику, преображавшую, перестраивавшую мир, превращая золото, сокровища в деятельный капитал, - отмечал в одной из своих работ А. Неклесса. - И вот теперь капитал постепенно умаляет свою производственную составляющую, вновь трансформируясь в квазизолото финансово-информационных потоков. В подобной механике мира цели социального развития оказываются в какой-то момент подчинены корыстным и в общем-то конъюнктурным интересам финансовой олигархии» [107];

- различные уровни производительности труда в разных странах порождают в глобальной экономике явления, напоминающие действие гидравлического насоса, когда за счет «перепада давления» происходит перекачка природной ренты (в том числе и интеллекта) и капиталов в развитые страны, а экологически грязные производства и отходы текут в обратном направлении. «Такая ситуация... разводит народы все дальше друг от друга по шкале национального благополучия, - отмечали в своей статье академики Н.Н. Моисеев и Д.С. Львов. - И не только связывает, но и разрушает стабильность планетарного сообщества. Эту систему, которая возвышает возвысившихся и содействует дальнейшей деградации деградирующих, часто называют разделением труда и глобализацией»[108];

-          экономическая транснационализация мира и финансовая глобализация предъявили новые требования к роли государства в свершающихся переменах. В теории глобализации сосуществуют две основные точки зрения по этому вопросу. Большинство экономистов и немалое число ученых из других областей науки считают, что глобализация открывает эпоху отмирания национальных государств, которые не вписываются, противоречат логике развертывания планетарных процессов. Другие же убеждены, что государство останется одним из основополагающих элементов глобализирующегося мира, лишь приспособив свои возможности и функции к новым «вызовам истории». Как писал по этому поводу А. Неклесса, «раньше экономика была полем, на котором действовали национальные государства, сейчас же экономика превратилась в самостоятельный субъект, действующий на поле национальных государств» [109]. По мнению Л. Клепацкого, «глобализация должна иметь национальное и человеческое лицо и не быть безликим «чудовищем», которым пугают и с помощью которого протаскивают под ее прикрытием свои собственные интересы» [110]. Ради справедливости нужно отметить, что важнейший постулат глобализации - «одоление» государства надгосударственностью, вызывает сегодня и в США, и в других ведущих государствах мира больше сомнений, чем понимания;

- повышение роли глобальной экономики в определении путей развития и отдельных стран, и человечества в целом поднимает в очередной раз проблему соотношения в общественном развитии экономических и политических средств и механизмов регулирования. В научной литературе зафиксировано немало позиций авторов из различных стран мира, согласно которым глобализация отказывает в праве на существование геополитике и высказывается в пользу геоэкономики, которая будто бы приходит ей на смену. Но доминирование в процессах глобализации на современном ее этапе экономических явлений отнюдь не свидетельствует об отсутствии или маргинализации политических факторов. Пол Херст и Грэм Томпсон в предисловии к своей книге «Глобализация под вопросом» предупреждают: «В этой книге - изрядная доля скептицизма по отношению к самостоятельному развитию глобальных экономических процессов и оптимизма по поводу возможности контролировать развитие международной экономики и действенности национальной экономической стратегии. Когда мы обращаемся к экономическим переменам, существенно более сложным и противоречивым, чем это утверждают ультраглобалисты, то видим, что сохраняется возможность проведения политической стратегии и осуществления контрольных действий со стороны национальных и международных органов в отношении рыночных хозяйств с тем, чтобы реализовать социальные цели» [111]. Отзываясь о нигилистических оценках роли политики в глобализирующемся мире, экс-президент ФРГ Р. Херцог писал: «Нельзя допустить, чтобы политика превратилась в остаточную величину глобальных экономических процессов, в мастерскую по корректировке отрицательных явлений экономического развития» [112];

- глобализация, которая с экономической точки зрения представляет собой универсализацию принципов рыночного хозяйствования, а с общественно-политической - распространение в мире демократии либерального толка, способна сыграть с западной демократией злую шутку.

Она претерпевает серьезную деформацию, преподнося рынок и либеральную демократию в качестве непреложных и конечных для человечества истин и ценностей, ибо становится антидемократическим отрицанием всемирности как всеобщности. «И все же турбокапитализм (так американский экономист Эдвард Луттвак в 1995 г. назвал ускоривший темпы своего развития современный капитализм - авт.), который в мировом масштабе ныне представляется непреодолимым, разрушает свой собственный фундамент, поскольку подрывает демократическую стабильность и способность государства функционировать. Изменения и перераспределение власти и богатства столь интенсивны, что разъедают старые общественные институты быстрее, чем может быть установлен новый порядок. Страны, до сих пор наслаждавшиеся процветанием, сейчас пожирают социальную составляющую своей структуры даже быстрее, чем они уничтожают окружающую среду... Идет ли речь о социальной справедливости или охране окружающей среды, ограничении всевластия средств массовой информации или борьбе с международной преступностью, отдельное государство-нация всегда оказывается бессильным, а попытки скоординировать международные усилия столь же регулярно проваливаются. Но если ни по одной из жгучих проблем будущего правительства не могут предпринять ничего, кроме как ссылаться на непреодолимые ограничения международной экономики, то политика в целом становится спектаклем бессилия, а демократическое государство утрачивает свою легитимность. Глобализация оказывается западней для самой демократии, - так полагают Ганс-Петер Мартин и Геральд Шуман, авторы книги «Западня глобализации. Атака на процветание и демократию» [113];

- можно считать, что, несмотря на все противоречия глобализационных процессов, в 90-е гг. в основном утвердился новый международный порядок. Во-первых, вместо принципа разрешительности (laisez-faire), который со времен Вестфальского мирного договора 1648 г. считался системообразующим и предусматривал неограниченную свободу суверенных государств во внутренней политике, появился принцип «избирательной легитимности», которым международное сообщество начинает руководствоваться de facto. В соответствии с этим принципом США и их союзники по НАТО присвоили себе право не только определять, насколько легитимны внутриполитические действия независимых стран, но и определять пределы их государственного суверенитета. ООН и другие международные организации все чаще обсуждают вопросы «законности» правительственной политики в тех или иных странах. Во-вторых, сложилось ясное соотношение сил и возможностей, определяющих четкую иерархию государств в мировой политике. В-третьих, большинство стран мира, не соглашаясь или соглашаясь с фактическим положением дел, принимают его в расчет при определении своей внешней политики. В-четвертых, в мире существует, хотя и слабый, и несовершенный, но все же согласительный механизм, благодаря которому ведущие страны при желании могут улаживать, пользуясь услугами ООН, возникающие противоречия и конфликты. В-пятых, институты реального регулирования международных отношений (G 7) отчасти остаются полуоткрытыми. Формально в них может участвовать Россия, идут разговоры о привлечении к саммитам «семерки» Китая и возможно Индии.

Подобный международный порядок, как признает А. Богатуров, «не кажется надежным. Слишком много стран отчуждены от участия в регулировании, и слишком откровенно его поборники полагаются на силу. В этом смысле концепция «избирательной легитимности» не внушает оптимизма, ибо изменение правил в ходе игры редко кончается всеобщим удовлетворением. Стремление Запада устанавливать эти правила, полагаясь на свой интерес, в современной ситуации рискованно. Оно терпимо лишь постольку, поскольку у ведомых мировым обществом остальных членов мирового сообщества нет ресурсов сопротивляться или они полагают, что неудобная роль младшего партнера все же лучше других мыслимых альтернатив. Но такая ситуация противоречит структуре мира-конгломерата, она искусственна, уязвима и неизбежно противопоставляет международное сообщество мировому обществу» [114]. Итальянский профессор из университета Венеции Витторио Страда не разделяет точек зрения тех специалистов, которые рассматривают саму глобализацию как определенный международный порядок. Он склоняется ко мнению, что «фаза глобализационно-постмодерного осовременивания» является лишь частью становления «нового комплексного универсализма» и на этой стадии мирового развития «все в мире становится взаимозависимым благодаря сети взаимосвязей, соединивших многочисленные параллели развития, но с сохранением глубокого неравенства в их уровнях при западной, главным образом американской, гегемонии. С другой стороны, присущие миру модерности (автор трактует понятие модерности как все то, что дала Европа миру в Новое время, имея в виду прежде всего распространившийся по всей планете капитализм - авт.) дробление и деиерархизация ценностей достигли крайней степени нигилизма, граничащего с хаосом» [115].

Внутренние противоречия, о которых до сих пор шла речь, не просто деформируют и обесценивают для многих людей и целых народов процессы глобализации на начальном этапе их развертывания, но и, создавая поле планетарного напряжения, питают современное мировое развитие потребной для него энергией. Между тем наряду с ними существуют и внешние факторы, создающие для глобализационных процессов определенные рамки и выдвигающие перед ними собственные требования. Большинство из них проявляются в остром экологическом кризисе, которым природа предупреждает о том, что человечество в производственной для себя и разрушительной для окружающей среды деятельности перешагнуло ту грань, за которой открывается перспектива если не гибели, то, по крайней мере, «болезненного угнетения всего органического мира на Земле» [116]. Глобальный эффект целого ряда угроз, вставших перед людьми в связи с хищническим разбазариванием ресурсов, лишивших природу возможности самовосстановления, заставил человеческий род задуматься о восстановлении коэволюции системной целостности человек - общество - природа, разрабатывать стратегии развития, не только учитывающие и защищающие интересы природы, но и предусматривающие жертвование некоторыми потребительскими интересами человека.

Выдвинутая в этой связи концепция устойчивого развития человечества за полтора десятилетия своего существования обрела популярность, стала основополагающей для мироориентирования большинства государств планеты, способствовала рождению национальных стратегий природно-охранных действий, постоянно поддерживаемого, регулируемого экономического развития, создания социоприродной системы, способной решать такие сложные противоречия, которые возникли между природой и обществом, экологией и экономикой, развитыми и развивающимися странами, настоящими и будущими поколениями людей, между богатыми и бедными народами и странами, между глобальными требованиями перехода к устойчивому развитию и национальными интересами и т.д. Российские ученые, разрабатывая собственные концепции устойчивого развития, связывают их с идеей В.И. Вернадского о сфере разума (ноосферы), полагая, что эпоха становления ноосферы и переход мирового сообщества к устойчивому развитию взаимосвязаны между собой, по существу представляя собой процессы одного и того же плана и порядка. Н.Н. Моисеев, рассуждая о роли «Коллективного Разума» в преодолении глобального экологического кризиса путем обеспечения коэволюции биосферы и общества, писал: «Если человечество сможет однажды перешагнуть порог эпохи ноосферы, то общество должно приобрести черты общества информационного. Верно и обратное: естественное движение к информационному обществу - это одна из основных опор для надежды на то, что Человек преодолеет препятствия на пути к такой цели. Вот почему уместен вопрос: сумеет ли Человек преодолеть свой эгоизм, свою агрессивность, все то, что ему досталось в наследство от охотников на мамонтов, для того, чтобы создать информационное общество и обеспечить свое существование в течение будущих тысячелетий?» [117].

Недавно ушедший из жизни академик признавался, что он не знает ответа на этот вопрос. Он не рисковал выдвигать бездумно оптимистические суждения на этот счет, ибо сознавал всю сложность и радикальность перемен и свершений, которые должен реализовать человек, утверждая устойчивое развитие в качестве средства восстановления бессмертия своего рода. Действительно, если глобализация представляет собой форму универсализации постиндустриально-информационного общества, для которого устойчивое развитие станет стратегией продвижения в век ноосферы, то человечеству предстоит осуществить, по крайней мере, несколько крупных перемен в своей жизни:

- во-первых, добиться того, чтобы потенциалы всех - каждой отдельной личности, всех видов и ступеней социальных объединений людей, цивилизационных идентичностей и мирового сообщества - были сконцентрированы на решении проблем выживания и дальнейшей самореализации человечества в условиях все возрастающей дефицитности возобновляемых и невозобновляемых природных ресурсов. Немалое число обществоведов полагает, что осуществить это в рамках доминирующей и в настоящее время конфликтно-конфронтационной модели мирового развития е представляется возможным;

- во-вторых, по мере углубления процессов глобализации появляется все больше свидетельств того, что на базе рыночной экономики вряд ли можно обеспечить коэволюцию человека, общества и природы, гармонизировать все виды общественных отношений, гарантировать дальнейший прогресс человечества. Неоэкономика, о неизбежности прихода которой все чаще задумываются и пишут как зарубежные, так и в особенности отечественные ученые, должна стать экономикой человеческих способностей, когда совокупность научных знаний, профессионально-квалификационных навыков, таланта всех людей становится двигателем все более разнообразного и все менее энергоемкого и материалоемкого общественного производства. Она будет содействовать тому, что, по словам А. Лефевра, «не дух, как у Гегеля, не класс, как у Маркса, не нация, а человек в единстве с окружающей средой должен рассматриваться в качестве главного действующего лица Истории» [118]. Парадоксальность же ситуации состоит в том, что подобная постэкономика должна одновременно решать две прямо противоположные задачи: с одной стороны, предоставлять людям новые экономические возможности для их саморазвития и самовыражения, и, с другой, - максимально снижать давление общества на окружающую среду;

- в-третьих, переход к новым принципам в экономической деятельности станет возможным, если человек сумеет отказаться от жизни в «цивилизации желудка», обуздать разбуженные «обществом потребления» инстинкты стяжательства и приобретательства, избавиться от желания господствовать над природой ради удовлетворения своих ничем не лимитируемых потребностей. Глобализация лишь тогда сможет избавиться от негативных социальных последствий своего развертывания в современном мире, когда люди изменят свои жизненные ценностные ориентации с «иметь» на «быть» [119]. Создатель и первый президент «Римского клуба» Аурелио Печчеи писал в этой связи: «Именно в человеке заключены источники всех наших проблем, на нем сосредоточены все наши стремления и чаяния, в нем все начала и все концы, и в нем же основы всех наших надежд. И если мы хотим ощутить глобальность всего сущего на свете, то в центре этого должна стать целостная человеческая личность и ее возможности. Именно в их развитии заключено не только возможное разрешение всех его проблем, но и основа общего самоусовершенствования и самовыражения всего рода человеческого» [120];

- в-четвертых, творимый глобализацией мир, если он ориентирован на устойчивое развитие, неизбежно будет определяться на основе двух его основных признаков - антропоцентричности и биосфероцентричности. Но существует и третий центр, вокруг которого сгущаются человеческие интересы и заботы и который, так или иначе, вступает в противоречие с первыми двумя. Это - созданная им техносфера, искусственная среда жизнедеятельности, без которой и вне которой человек уже не представляет своего существования, ибо за счет использования высокоразвитых техники и технологии он может обеспечивать себе комфортный и достаточно высокий уровень жизни. «Обуздание» техносферы, вызываемое потребностями установления более гуманного баланса отношений человека с природой, наталкивается, по крайней мере, на три препятствия: