Анатомия «кулачества»
В истории нашего Отечества вряд ли сыщется другой такой многострадальный класс, как крестьянство. В эпоху крепостничества, по образному описанию Пушкина, «барство дикое», без чувства, без Закона присвоило себе насильственной лозой и труд, и собственность, и время земледельца». После отмены крепостного права наиболее деятельные и трудолюбивые мужики не успели ещё по сути стать на ноги, как получили обидную кличку «кулаков». О том, что случилось с этими мужиками в годы коллективизации, хорошо известно: с корнем были вырваны из родных гнёзд и высланы в тайгу, в Сибирь, на верную гибель. Тех же, кого не высылали, загнали в колхоз, в новое «крепостное право»
Слово о мужике
Если мужику не везло в жизни, то крупно повезло в художественной литературе. Трудная и горькая судьба крестьянина не могла не поразить писательского воображения. Не только Пушкин, но и Некрасов, Тургенев, Толстой, множество других художников слова отдали свою длань «крестьянской теме». О том, как относился к мужику, например, Лев Толстой, оставил любопытное свидетельство писатель Скиталец: «И Толстой стал говорить мне о мужиках. Странно говорил он о них. Говорил с такой любовью, как будто бы они были муравьями и ползали у него на ладони, а он рассматривал их, следил за их работой, беготней, как они двигают головками, шевелят усиками, думают, строят что-то, радовался и как бы приговаривал: «Я их очень люблю! Посмотрите, какие они умные, какие хорошие, как правильна их жизнь! Вот так и нужно жить, как они!». Мужика он неизменно представлял себе пашущим землю. О том же, что мужики давно хотят быть не только мужиками, но ещё и людьми, что им надоело быть трудолюбивыми муравьями, божьими пчелками, то есть работать на кого-то неработающего, и тысячу лет попусту хлопать в рукавицы; что там, в многомиллионном их улье, происходит какое-то необыкновенное движение, которое скоро – это и тогда чувствовалось – может разрешиться величайшим потрясением, об этом Толстой, как будто не то что не знал, он был твердо убежден, что ничему этому быть не следует. Когда в маленькой реплике у меня сорвалось выражение «о близости революции», то Толстой с болью на лице и в голосе прервал меня словами: «Не надо желать революции», и тотчас же встал развивать свои дальнейшие мысли». Не будем вдаваться в специальный разговор о том, были ли правы или неправы в их суждениях о мужике Толстой и Скиталец. Отметим лишь то, что ко времени их встречи жил уже человек в России, не только страстно желавший революции, но и развернувший во имя её свершения кипучую деятельность. Имя этого человека – В.И. Ульянов (Ленин). Крестьянству Ленин уделил внимания едва ли не больше, чем все писатели вместе взятые. Но не найдем мы у него и в помине интеллигентного сюсюканья по поводу мужика. Вопрос ставился им, что называется ребром, главным образом в одной практической плоскости: может ли стать крестьянство союзником пролетариата в буржуазно-демократической и, особенно, в социалистической революции? Да что крестьянство – все явления и факты российской действительности стали рассматриваться этим величайшим из всех революционеров сквозь вполне определенную призму. Например, тот же Толстой, по своим морально-этическим воззрениям не поддерживал взгляды Ленина, прежде всего – «зеркало русской революции».